В дверях Сычев лоб в лоб столкнулся с ординарцем и чуть не был внесен обратно в кабинет его могучим напором - молодой подпоручик запыхался, глаза очумели от радости.
- Наши пришли! Наши…
- Отставить крик, вы же офицер, а не коробейник, что залежалый товар сбывает! Доложите, как положено!
Суровый голос генерала словно мокрой тряпкой стер с лица ординарца улыбку - юноша вытянулся, щелкнув каблуками:
- Ваше превосходительство! Только сейчас доложили с пристани - наша эскадра зашла на рейд. Прямо перед городом на якоря встали! Монитор под адмиральским флагом!
- Заждались!
Сычев стартовал с места, будто заправский рысак на Петербургском ипподроме, за считаные секунды спустившись с лестницы и оказавшись перед подъездом. Придерживая шашку, атаман чуть сбавил темп, памятуя одну аксиому, хорошо знакомую всем служивым: бегущий генерал в мирное время вызывает смех, а в военное - панику.
Свернув за угол здания и слыша за спиной топот сапог - адъютант и ординарцы уже пристроились следом, - Сычев быстро пошел к реке. Обогнув таможню, генерал увидел синюю гладь Амура, подсвеченную золотистым блеском восходящего солнца.
- Иптыть! Ну и силища! Не было полушки, а тут не алтын занюханный, целый червонец кинули!
Ефим Георгиевич испытывал жгучее желание протереть собственные глаза - настолько был поражен долгожданным прибытием подкрепления. Да какого - на речном рейде, напротив города, встала на якоря целая эскадра, расцвеченная колыхающимися на ветру флагами.
Особенно выделялся своими мощными длинноствольными пушками, торчащими из массивных башен, флагманский монитор, пять минут назад салютовавший из них городу. На палубе сновали матросы, спуская на воду катер. На мостики и у носовой башни чинно стояли флотские офицеры в белых кителях.
- "Шквал"!
Сычев усмехнулся, прочитав название, молча оценив мощь флагмана - восемь пушек 120-миллиметровых в двух орудийных башнях. Мониторы с однопушечными установками количество стволов подменяли качеством - на них были 152-миллиметровые, то есть шестидюймовые, пушки. Атаман не ошибся, определив пять минут назад калибр по звуку, просто морские орудия бьют намного мощнее, чем полевые. Грохота от них больше!
Сычев хорошо знал, что этот бронированный тысячетонный мастодонт не имеет равных на всем протяжении реки. У китайцев только вооруженные пароходы имеются на Сунгари, которые могут быть разбиты в хлам всего одним залпом. Полевая артиллерия совершенно не страшна гигантскому по речным меркам кораблю, ее клыки не прокусят толстую стальную шкуру.
- Теперь партизанам не сладко придется, будут штанишки от страха поддергивать, - с нескрываемым злорадством прошептал генерал, видя, как от монитора отвалил к берегу катер под флагом.
Никак кто-то из большого начальства пожаловал, но кто?
Их было два - командующий флотилией контр-адмирал Федосеев и командир единственной бригады мониторов (корабли "плохой погоды", как шутили, обыгрывая их имена, флотские острословы) контр-адмирал Старк. Местные флотоводцы: всю гражданскую войну первый на Амуре провел, а второй морскими стрелками в армии Колчака командовал. В любом случае, кто бы из них ни прибыл, подчиниться флотский ему обязан. Тут он, генерал-майор Сычев, главный!
Во Владивостоке иные адмиралы бал заправляли, спешно с Черного моря прибыли - тех атаман не знал. Однако гадать по двум кандидатурам перестал - картина расположившейся на реке эскадры поневоле притянула его внимание.
И она того стоила…
Омск
- Ваше высокопревосходительство, - перед Константином Ивановичем вытянулся чиновник в мундире Министерства путей сообщения, в фуражке с красной тульей, с выправкой бывшего офицера.
Хотя слово "бывший" не совсем подходило - просто путейцев правительство полностью военизировало, службу военных сообщений, или ВОСО, как ее привыкли называть, влили отдельным департаментом в МПС, удалив тем самым опасную двойственность управления жизненно важными транспортными артериями. А "красные шапочки" дожили и до конца века - их носят только дежурные по станциям. Впрочем, женщинам в постсоветской России ввели красные пилотки.
- Ваше высокопревосходительство! Литерный "Б" прибывает на второй путь через десять минут!
- Хорошо, - отозвался Арчегов. - Благодарю, вы свободны!
ДПНС приложил ладонь к фуражке, и этот жест ярче всего говорил о его армейской службе. Константин четко козырнул в ответ, ибо хамство в погонах было для него недопустимым делом, хотя иной раз, к великому стыду, приходилось…
Через стекло было видно, что на вокзале жизнь текла в привычном русле - сновали по делам путейцы, суетились пассажиры, дождавшиеся наконец отправления поезда на Читу, да пару раз с безмятежным видом прошлись жандармы, демонстрируя всем присутствие власти. Однако вид их, нарочито спокойный, генерала в заблуждение не ввел - наметанный взгляд как бы независимо, сам по себе, вырывал из толпы людей, что невидимо разбили перрон на сектора.
- Ох, рано встает охрана, - промурлыкал генерал слова знакомой с раннего детства песенки из мультфильма про бременских музыкантов. Он наблюдал через окно за двумя молодыми "шпаками", что как бы невзначай пристроились к служебной двери, что вела на перрон, а потом на дощатую платформу, за которой вытянулся его "литер".
Стояли, горячо обсуждая и тыкая длинными пальцами в развернутую газету. Ни дать ни взять какие-то мелкие чинуши или помощники присяжных поверенных, настолько правдоподобно они выглядели на неискушенный взор какого-нибудь обывателя.
Вот только длинный сюртук одного, не совсем уместный в теплом августе, скрывал что-то длинноствольное и скорострельное, по контурам походившее на "хлыст" с укороченным вполовину рожком; второй "адвокат" был как минимум вооружен, и неплохо, сразу двумя стволами. Причем одним серьезным - или германским маузером, или испанской "астрой".
Судя по всему, царская охрана и местное ГПУ серьезно подготовились к встрече царя, тем паче что его прибытие в Омск было делом чрезвычайно тайным, потому торжественных встреч с оркестрами, почетными караулами и празднично разодетыми подданными на всем пути от Иркутска не было. Зато негласная охрана присутствовала на каждой станции, а литерные поезда сопровождали новые БМВ, хищно уставив по сторонам орудийные стволы и ощерившись пулеметами.
Но тут понятно - кому нужно, тот и ведал…
Константин Иванович заблаговременно выехал из сибирской столицы, опередив императора на два дня, литерным поездом, который специально подготовили для дальней поездки в "белокаменную". Путешествие являлась полуофициальным, так как по пути в Первопрестольную военный министр принимал на ходу доклады атаманов Иркутского, Енисейского, Алтайского и Сибирского казачьих войск о состоянии дел.
Впрочем, работать пришлось крайне серьезно, без шуток, приходилось решать массу проблем, ибо первые три войска были созданы совсем недавно и полгода назад имели численность населения, равную паре-тройке хороших станиц. Зато теперь головной боли навалилось - по тридцать-сорок тысяч инородцев добавилось, чуть ли не в половину численности. И как прикажете к единому знаменателю их всех привести?
- Нужен минимум год, чтобы хоть какую-то реальную силу создать. Пока они "сырые" настолько, что годятся только против партизан, - пожал плечами генерал, решительно открыв дверь. Быстро пересек перрон, миновал по дощатому настилу два пути и встал на пустынной платформе, перед своим собственным вагоном.
Такое положение им выбиралось не случайно - теперь настил попадал посередине между двумя литерными поездами, и таким образом возможная угроза покушения существенно уменьшалась, падала чуть ли не до нуля. Если, конечно, гипотетические злоумышленники не рассчитали с помощью телепатии и не поместили под настил пудов десять динамита или тротила.
Кто их знает, этих заморских затейников?!
Царский экспресс приближался, уже сбрасывая ход и протягивая вагоны вдоль платформы. Мимо Константина, дав гудок, проскрежетал паровоз, за ним медленно потянулась длинная цепочка вагонов. Искомый, седьмой, встал почти рядом с генералом - то ли невероятная случайность, то ли машинист экстра-класса постарался.
Дверь вагона тут же отворилась.
- Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, - поприветствовал военного министра свитский офицер с цепким взглядом сторожевого пса. - Государь вас давно ожидает!
Арчегов быстро поднялся в тамбур - внутренняя дверь была открыта, за ней стоял вооруженный автоматом казак лейб-конвоя с белой портупеей. Генерал целеустремленно, мимо купейных дверей, пошел прямо в салон, что служил монарху в дороге рабочим кабинетом.
- Рад тебя видеть, Костя.
Михаил Александрович с серым, чуть землистым от усталости и бессонных ночей лицом, с припухшими и красными глазами встретил его у стола, протянув руку. Арчегову хватило мимолетного взгляда, чтобы все понять - на столе распласталась набитая окурками пепельница, да и густой табачный дым, пропитавший воздух, о многом говорил.
- Я тоже рад тебя зреть, Мики. - Рукопожатие было крепким, и генерал кивком показал на стол.
- Вижу, что эти четыре дня пути ты провел в мучительных раздумьях. Надеюсь…
- Я подписал все указы, Костя. - Монарх вытер платком широкий лоб, покрытый мелкими капельками пота. И вымученно улыбнулся: - Хотя мне далось это нелегко.
- В нашей жизни трудно принимать решения, которые зачастую опрокидывают старые представления и служат сильным давлением на совесть. - Арчегов вымученно усмехнулся, но не обидно, а очень устало. - Одно может тебя успокоить - раз к прошлому возврата нет и не будет, то, по крайней мере, нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы наше будущее было намного лучше прежней жизни.
- Я тоже так подумал.
Михаил уселся за стол и подтолкнул к генералу толстую сафьянную папку с золотым императорским орлом.
- Мне она ни к чему, государь, - вымученно улыбнулся Константин - эти несколько дней он не находил себе места, гадая про себя, подпишет ли Мики судьбоносные для будущего бумаги. Он не был в том полностью уверен - недаром Михаил Александрович пожелал поехать другим литерным поездом, взяв время на раздумья. И генерал дважды нажал красную кнопку на тумбе массивного письменного стола, накрытого зеленым казенным сукном.
- Пригласите чиновника из управления делами, - коротко приказал Арчегов флигель-адъютанту, и тот, видя, что монарх сидит молча и даже смотрит в другую сторону, принял приказ молодого генерал-адъютанта, а в таком случае тот становился для него прямым и непосредственным начальством, к немедленному исполнению.
Прошло несколько минут, как дверь в салон отворилась и зашел секретарь в мундире правительственной канцелярии. Константин Иванович протянул ему толстую папку:
- Здесь указы его величества. Через два часа отправляется скорый поезд до Иркутска - вам и охране отведен первый вагон. Документы передадите лично в руки Петру Васильевичу. Идите!
Отправив чиновника, Арчегов только сейчас разрешил себе закурить длинную папиросу, с немалым облегчением затягиваясь душистым дымком. Искоса глянул на отрешенное лицо Михаила Александровича - с этого часа будущее России стало немного проглядывать сквозь грязную, мутную пленку печального настоящего…
Благовещенск
Чуть левее и впереди флагманского монитора застыла на синей речной глади канонерская лодка "Бурят". Таких канонерок было построено на Амуре десять, на две больше, чем речных линкоров. Водоизмещением раза в четыре меньше, а потому и слабее - всего две пушки в 75 миллиметров, но с броневыми щитами. Защиту из стальных листов имели рубка и машинное отделение, а десяток пулеметов делали этот корабль смертельно опасным для любого противника, не имеющего под рукою артиллерии.
Вот только мало осталось в строю "инородцев" (названия давались по именам населяющих Сибирь туземных народов), добрая половина которых пока неподвижно осела на главной базе флотилии в Осиповском затоне у Хабаровска, а "Орочанин" затопили красные в 1918 году.
Рядом с канонеркой, почти теряясь на ее фоне, стояли три маленьких бронекатера - на носу круглая пулеметная башенка, похожая на шайбу, на корме мелкокалиберная пушка Гочкиса на тумбе - такие вещи генерал Сычев видел сразу, ведь глаз был натренирован видеть это долгой службой. И тут атаман усмехнулся - увиденная картина чуть всколыхнула память. Он негромко пробормотал:
- Словно кошка с котятками на синем половичке.
На середине широкой реки маневрировали катера большего размера. Три незнакомых, с такой же не очень серьезной артиллерией, а вот третий генерал узнал с ходу - бронированное посыльное судно с горной пушкой со щитом на тумбе да два пулемета в качестве десерта. Серьезный кораблик, несмотря на столь малые размеры и водоизмещение в 30 тонн, способный обратить в бегство хоть батальон повстанцев - пулеметы и винтовки последних не могли причинить ему существенного вреда.
Столь солидный боевой эскорт сопровождал настоящий транспортный караван, какой генералу не приходилось еще видеть в жизни - два десятка пароходов, буксиров и барж, на палубах которых разминали ноги, в ожидании схода по вываленным на берег трапам, сотни молчаливых и крепких солдат в трехцветных маскировочных халатах.
- Лейб-егеря, - прошептал Ефим Георгиевич, моментально опознав форму по описаниям - видеть новую императорскую гвардию атаману еще не приходилось. Но слухами земля полнится…
Набережная наполнялась народом, радостно галдящим, как гуси на лугу. Впору было удивляться, откуда набежало столько обывателей в столь ранний час. Все ликовали, лишь Сычев, горделиво встав в позу Наполеона (должен же он показать адмиралу, кто в этих краях хозяин) у старого бревенчатого пирса, к которому рыбаки привязывали свои дощатые баркасы, жадно поглощал глазами прибывшие подкрепления.
- Однако, - только и вымолвил генерал, всем существом чувствуя, что дела вскоре начнутся крайне серьезные. Егерей было много, никак не меньше восьми сотен, полный батальон. Да еще три сотни морских пехотинцев, вооруженных новыми "хлыстами". Несколько таких автоматов было в гарнизоне города, но тут счет шел на десятки, если не сотни, с учетом егерей.
Еще он увидел два погруженных на баржи броневика с парой круглых пулеметных башенок, взвод из двух короткоствольных 48-мм линейных гаубиц да целую батарею из четырех горных орудий. На пологом берегу уже копошились саперы да неспешно строились в ротные колонны уверенные в себе гвардейцы.
- Иптыть! Никак арчеговский дружок пожаловал?!
Сычев от удивления потряс головою - нет, не померещилось, не поблазилось, так оно и есть. Прямо к нему ходко шел по речной волне катер с вице-адмиралом Смирновым, бывшим морским министром при Колчаке, а ныне командующим военно-морскими силами и помощником военного министра генерал-адъютанта Арчегова.
Ефим Георгиевич проворно спустился на пирс, приготовившись встречать Смирнова. Деваться было некуда, приходилось придерживаться субординации. И недовольство свое прятать подальше, натянув на лицо самую любезную улыбку. Этот морской выскочка генеральские склоки пресекал железной рукою, намертво вышибая "местничество". А делаться "сычем" Ефим Георгиевич очень не хотел, памятуя о тех днях в Иркутске, когда сам управлял военным министерством.
- Какой же я дурак! Собственными руками карьеру им сделал. Эх, знать бы раньше…
Омск
- Вы, Владимир Оскарович, в отличие от меня, грешного, академию Генштаба закончили. - Арчегов мысленно усмехнулся, глядя на несколько удивленное лицо командующего 4-м Сибирским армейским корпусом генерал-лейтенанта Каппеля. Тот, словно хорошая охотничья собака, тут же насторожился, чувствуя подвох со стороны военного министра. И взгляд стал нехорошим, оценивающим. Потому таких недоверчивых генералов нужно сразу огорошивать.
- Вы помните, как начиналась прошлая война с германцами? Поэтапно для нас.
- Конечно, Константин Иванович! Началась с объявления мобилизации, через неделю началась переброска войск, к концу месяца и мобилизация, и перевозки основной массы были закончены! Вот и все…
- Заодно и проиграли войну, - усмехнулся Арчегов.
- Это почему же, Константин Иванович?
- Да потому что, начиная ее, нужно с первых же часов нанести страшный упреждающий удар по противнику, не дать ему не то что провести развертывание, вообще сорвать всю мобилизацию! Углубившись на сотню верст вглубь за неделю!
- Константин Иванович, нашими скудными силами всего в пятнадцать кавалерийских и казачьих дивизий сорвать мобилизацию в приграничной полосе у германцев и австрийцев тогда было невозможно…
- Разве я говорил о кавалерии, Владимир Оскарович? Я имел в виду пехоту - царицу полей!
- Позвольте, Константин Иванович, сказать, - усмехнулся Каппель. - Наши дивизии имели треть от штатного состава, едва усиленный полк. Он бы просто растаял в первые дни, и вливать запасных было бы некуда.
- Позвольте мне говорить с вами откровенно, Владимир Оскарович, предельно даже откровенно?! Без чинов, как положено говорить двум старым сослуживцам, если не по полку, то по дивизии.
- Конечно, Константин Иванович.
Арчегов наклонился над столом, положил на него ладони и, пристально глядя в глаза собеседника, заговорил:
- Вот смотрите, какая вырисовывается картина: о том, что представляет из себя германская боевая машина, о ее способности к быстрой мобилизации в нашем Генштабе было хорошо известно. И давно. Об этом знали все: от последнего юнкера до маститых генералов, что по ветхости своей помнили рассказы чуть ли не со времен Очакова и покорения Крыма. А потому начали то самое злосчастное наступление в Восточной Пруссии раньше окончания мобилизации, дабы спасти Францию от разгрома.
- Все это так, Константин Иванович, - генерал Каппель согласился, но некую осторожность Арчегов уловил сразу - его собеседник не спешил высказывать собственные мысли. И потому он решил заставить Владимира Оскаровича заговорить начистоту.
- Я еще прошлой осенью думал на досуге и решил, что у нас была неправильная военная организация. В империи в мирное время было под ружьем полтора миллиона человек, порядка 70 дивизий и 20 бригад, не считая кавалерии. Еще три миллиона отмобилизовали, укомплектовали войска до полного штата и развернули из запасных еще четыре десятка дивизий в течение трех месяцев. Чудовищная сила! Вот только в этом и было наше бессилие. Сейчас я вам постараюсь обосновать свою точку зрения.
- Для меня будет интересно ее выслушать. - Голос Каппеля был сдержан, без насмешки, глаза смотрели серьезно.
- В каждой нашей дивизии было 48 орудий, 6 батарей против 12 германских. Что наши имели на 2 пушки больше, роли не играет. Против наших 16 батальонов германская дивизия имела 12. Вывод таков - наши солдаты превращались в пушечное мясо для немецких пушек!
- Но это аксиома для всех, и для меня тоже. К семнадцатому мы перешли тоже на 12 батальонов, хотя германцы уже имели по 9 на дивизию.