Бедных грызунов вскоре полностью истребили на просторах от Большой Солёной воды до озера Онтарио, а потому ирокезы принялись занимать охотничьи угодья соседних племён, разгорались настоящие бобровые войны.
Ну а ежели соседи были неуступчивы, то их истребляли, как могикан. Ну не настоящие ли гадюки?
- Пора, ребятки, - сказал Олег. - Я в гости, а вы занимайте места в партере. Свою трубу я вам оставляю. Смотрите во весь глаз!
Когда я увижу Гли-Гли, то подниму лук - типа, приветствую, а вы замечайте, в каком доме её держат.
Если у меня не получится днём, попробуйте вы - ночью…
- Мы помним про план "Б", - буркнул Пончик и насупился.
- Повторение - мать учения. И… работаем.
Нагруженные мушкетами, корсары побрели скрадом, выходя на поросший лесом склон, что поднимался совсем близко к ирокезскому селению.
Олег вскочил на чалого, имея с собою лишь нож в чехле, лук да колчан. И полотняную торбу, расшитую сушёными ягодами да иглами дикобраза.
Подбодрив коня пятками, он направился к воротам деревни.
Всякое могло статься с ним, но Олег надеялся на свои навыки да на кой-какие познания о варварах. А варвары везде одинаковы.
Вон те же древние аланы, знать не знающие, что кроме их степи существуют какие-то европы с америками, точно так же, как сиу, украшали поводья своих коней скальпами врагов.
Деревенские не выставляли дозорных, полагаясь на страх, испытываемый чужаками перед своим именем. Ирокезами пугали детей в селениях даже сильных чероки.
О, заметили!
Индейцы резко оживились, углядев одинокого конника, и высыпали наружу, за ворота.
Потом все так же организованно вернулись, видимо исполняя чьё-то ценное указание.
Олег миновал ворота и двинулся по своего рода улице между двух рядов овачир, здорово смахивавших на бараки в каком-нибудь колымском лагпункте. Только крыши были полукруглые, заделанные корою вяза.
Толпа любопытствующих жалась к стенкам, но, как только Сухов проехал к подобию центральной площади, ирокезы потопали следом.
Олег не оборачивался, вид имея непринуждённый, но и неприступный. Лишь один раз к нему подскочил индеец, длинный как жердь, и ухватился за повод.
В руке у Сухова, словно из воздуха, появился нож, чьё лезвие было мгновенно приставлено к горлу наглеца.
- Kaгo! - сказал он с властным превосходством. - Не тронь!
Этим Олег почти исчерпал свой словарный запас, но на длинного подействовало.
А вот, кажется, и вождь явился…
Со стороны такой же овачиры, как у всех, величественно двигался индеец средних лет, кряжистый и плотный.
Близость к народу выражалась и в его одежде - вождь носил такие же ноговицы, что и простые воины, а задницу прикрывал повязкой, смахивавшей на миниюбку, одетую поверх штанов.
Воины, следовавшие за своим вождём, были без рубах, их голые торсы украшали лишь ожерелья из клыков и когтей медведя, а вот у Хайовентхи на плечах лежала накидка из покупного бархата, расшитая бисером и украшенная по краю хвостами горностаев.
Ирокезы из свиты вождя выглядели весьма свирепо и пугающе, они смотрели на Сухова так, будто собирались его съесть, только не знали, с чего начать, с какой стороны обгладывать - с головы или с ног?
Олег вовремя вспомнил, как однажды очутился в окружении монгольских нукеров. Прояви он тогда малодушие - всё, никогда бы ему не стать эльчи, личным посланником самого Батыя. Срубили бы ему голову, и всего делов.
Оглядев жестокие лица краснокожих, Сухов улыбнулся и рассмеялся тихонько. Ей-богу, как дети… Пугают.
Спешившись, он обратился к вождю, поднимая перед собой правую руку, открывая ладонь - древний символ мира и добрых намерений:
- Приветствую тебя. Я вижу перед собой Хайовентху, великого воина и вождя ходинонхсони!?
Вождь приосанился, горделивое выражение на его плосковатом лице укрепилось ещё более.
Он медленно проговорил, обращаясь к Сухову:
- Мы удивлены, что белый человек не побоялся явиться к нам. Как твоё имя… и откуда у тебя лошадь храброго воина Аххисенейдея?
Сухов усмехнулся. "Мы, Николай Вторый…"
- Бледный Бендиго наверняка передал тебе моё имя, вождь. Я тот, кто пришёл за Гли-Гли.
Ирокезы, знакомые с языком бледнолицых, сделали перевод, и по толпе прошёл ропот.
- А лошадь я отобрал у Аххисенейдея, - неторопливо продолжил Олег, - убив всех. Человек десять или больше, не помню уже.
Едва знатоки передали эти слова толпе, индейцы вскричали как один.
Все разом шагнули к Сухову, угрожая томагавками, копьями, дротиками, резными дубинками. Олег мягко улыбнулся в ответ.
Хайовентха крикнул, поднимая руку, и воины отступили.
- Мы требуем доказательств твоих подвигов, Длинный Нож! - резко сказал вождь.
- Да ради бога! - фыркнул Сухов. "Длинный Нож… Хм. Неплохо. Это из-за палаша, что ли? Будем считать, Олег Романович, что тебе оказан респект…"
Развязав торбу, он высыпал прямо на землю груду скальпов.
Да-а… Надо было видеть ирокезов в этот момент!
Немая сцена в финале гоголевского "Ревизора" - просто праздник жизни.
Ирокезы стояли как громом поражённые, минута за минутой, и лишь затем кто-то из них крикнул что-то яростное.
- Что ещё? - нетерпеливо спросил Олег.
Хайовентха зловеще улыбнулся.
- Легко казаться воином, имея "колдовское железо"! - проговорил он.
Сухов стянул с плеча лук и вынул нож.
- Вот то оружие, которым я поразил воинов Аххисенейдея! Он напал на меня и убил моего друга. За его смерть я отомстил и Аххисенейдею, и его людям. Я и мой воин Хиали - он убил пятерых, и тоже не касаясь "громовой палки".
Хайовентха помолчал, принимая вид настолько надменный, что становилось понятно - вождь находится в растерянности.
Индейцы с уважением и почтением относятся к мужественным врагам, но этот-то белый…
Когда Хайовентха заговорил, он обращался то к Олегу, то к сашемам, старым, но преисполненным достоинства:
- Мои люди должны убедиться, что железо, поразившее Аххисенейдея, не было волшебным. Лишь после этого мы признаем тебя великим воином, Длинный Нож.
- Я подожду, - сказал Сухов. - А не ответит ли мне вождь, где ныне обретается подлый хорёк, по недоразумению носящий имя Бледного Вендиго?
Хайовентха уловил насмешку и презрение в Олеговых словах и ответил в том смысле, что Бледному Вендиго было недосуг ожидать прихода Длинного Ножа.
Он ушёл сам и увёл своих чёрных воинов.
Олег скривил губы:
- Шогодайя!
Вождь встрепенулся, но ничего не сказал.
- Тогда, может, я зря пришёл? - прохладным голосом спросил Сухов. - И Гли-Гли тоже нет в твоей деревне?
- Скво здесь.
- Покажи мне её.
- Ты нам не веришь?! - вознегодовал Хайовентха.
- Ну ты же не поверил в то, что мои подвиги одержаны в честном бою? - резонно заметил Олег.
Вождь не нашёлся что сказать и только руку вытянул, указывая дорогу.
Идти пришлось недалеко.
Обычный "длинный дом", у входа в который сидели рядком старухи-индианки, имевшие весьма большую власть у ирокезов. Настоящие матриархи.
Хайовентха почтительно испросил у бабусек разрешения, те милостиво кивнули и вывели на свет Гли-Гли, живую и невредимую.
- Это ты! - просияла индианка. - Ты пришёл!
Сухов улыбнулся и вскинул повыше свой лук.
Видно его? Должно быть видно…
- Приветствую тебя, Гли-Гли! - сказал он церемонно.
Девушка тоже вернула на лицо чопорное выражение, лишь в глазах её прыгали чертенята.
Хайовентха проводил Олега обратно и ввёл под сень собственного "длинного дома", где горел костёр. Дым вытягивался через дыру в крыше, а вокруг огня лежали медвежьи шкуры.
Вождь сел у костра сам и пригласил Сухова.
В круг у огня попали несколько сашемов, или сахемов, пожилых воинов, победивших немало врагов, а кое-кем из них и отобедавших - в знак почтения.
Скучал Олег недолго. Посланцы вождя на трёх лошадях - больше в деревне не водилось - унеслись в горы и вскоре примчались обратно.
Один из коней вёз на себе печальный груз - мёртвое тело Аххисенейдея.
Женщины тут же подняли вой и крик. Вагономин, вагономин!
Хайовентха молча выслушал торопливый доклад молодого воина и отослал его.
Вполголоса переговорив с сахемами и получив их согласие, вождь велел принести калумет из особого шатра священной трубки.
Это была не знаменитая трубка мира, ибо Хайовентха не вёл войну с племенем Длинного Ножа.
Индейцы выкуривали трубку в честь замирения и успешной торговли или в знак принятия неких судьбоносных решений.
Трубку с длинным чубуком, украшенным перьями, вождь лично набил табаком, смешанным с травами.
Втянув в себя дым, он передал трубку Сухову, держа её в обеих руках. Тот почтительно принял калумет, размышляя, не крепок ли индейский табак.
К тому же неясно, что ирокезы добавляют в него…
Но нет, дымок показался ему приятным и сладковатым, как у сигарет "Мальборо".
Выпустив струю к огню, Олег пустил трубку дальше по кругу. Сахемы поглядывали на него одобрительно.
Ритуал не слишком затянулся - выкурили табачок, и всё, обряд окончен.
Молодой воин отнёс трубку обратно в шатёр, а вождь толкнул длинную речь, то и дело переходя с плохо усвоенного "инглиша" на свой родной язык, так что Сухов понимал с пятого на десятое.
Смысл её сводился к тому, что великий воин Аххи-сенейдей сразился с великим воином по имени Длинный Нож и погиб. Однако трубка выкурена, стало быть, инцидент исчерпан.
Что же касается скво по имени Гли-Гли, то вождь не станет её отдавать Длинному Ножу, поскольку женщина была похищена самим Бледным Вендиго.
Стало быть, это его добыча. Разве можно брать чужое?
Тут вождь малость хитрил, путая обычаи бледнолицых и краснокожих.
Заповеди "Не укради" для индейца не существует.
Напротив, удачливый конокрад и грабитель, тот, кто ворует невест, пользуется почётом - и вниманием девушек.
- Бледный Вендиго не просто вор, - подбирая слова, сказал Олег, - он крадёт у своих, а это позор. Он украл Гли-Гли, а я пришёл за нею. Когда я найду Бледного Вендиго, я сниму с него скальп, а пока… А пока, о храбрый Хайовентха, давай меняться. Будем меняться? Я отдам за Гли-Гли две "громовые палицы".
Такое щедрое предложение вызвало немалое оживление среди сахемов, и они начали торговаться.
Сошлись на том, что племя вернёт скво Длинному Ножу за пять мушкетов вместе с порохом и пулями.
Сухов же выговорил для себя "аренду" пары лошадей, чтобы довезти до Потомака Гли-Гли и прочее имущество.
Для этого с бледнолицыми отправится молодой воин Унствита - он и приведёт коней обратно.
Обмен состоялся за воротами деревни.
Олег торжественно передал Хайовентхе пять мушкетов, пороховницы и мешочки с пулями.
Подумав, он подарил вождю шестой ствол.
Впечатлённый, Хайовентха отдарился, вручив Сухову ту самую трубку мира, ещё попахивавшую выкуренным табаком.
Теперь можно было не беспокоиться за обратную дорогу - никто из индейцев не нападёт на отряд, который находится под священной защитой калумета.
Тем не менее отходили бледнолицые в немалом напряге.
Лишь за перевалом все дали волю чувствам.
Акимов вцепился в Гли-Гли, девушка подлащивалась к нему, посылая жаркие взгляды Олегу. Тот с улыбкой погрозил ей пальцем.
- Шикарно! - сиял Виктор, тиская любимую. - Буду должен, конечно же!
- Ну ты даёшь, командор, - восхитился Пончик. - С настоящими ирокезами! Угу… Пр-рывет, Гли-Гли!
- Длинный Нож! - ухмыльнулся Быков. - Звучит как титул!
- Оле! - пророкотал Шанго. Тут слова у ассанте кончились, и он замотал кучерявой головой.
- С повышением, господин командор! - расплылся барон де Сен-Клер и тут же скуксился, вздохнул.
Олег хлопнул его по плечу.
- Мы взяли за смерть Анри хорошую мзду, - сказал он. - Индейцы ещё долго будут петь песни о том бое. Это самое… Давайте-ка шустрее, надоели мне эти тёмные леса да высокие горы!
Усадив Гли-Гли на одного из непарнокопытных, а другого нагрузив оружием, корсары двинулись по тропе на восток.
Индеец, посланный вернуть лошадей, следовал далеко позади, не рискуя приближаться до поры до времени. Ну и ладно.
Сухов глубоко вдохнул. К морю! Наконец-то к морю!
Глава 7, в которой Олег выходит "на субботник"
Вечером на четвёртый день пути ван Хоорн устроился на ночлег у Нанабожо, вождя "коварных мингов". Ирокезы всегда были на ножах с гуронами и чиппева, те отвечали им той же враждебностью.
Но Бледного Вендиго привечали и там и там.
Налопавшись печёной и варёной оленины, Алберт вышел на берег полноводной Огайо.
Река несла свои тёмные воды, далеко на западе сливая их с Миси-зииби.
Завтра утром он покинет "мингов", и ходкие каноэ унесут его. Белых страшит этот край, страна краснокожих воинов.
Меж тем, при условии, что ты хорошо знаешь индейцев, а они хорошо знают тебя, прожить на этих землях можно легко и без особых забот.
Это притом, что добрая треть его верных "чернецов" - индейцы или метисы.
Лёгкие каноэ понесут его вниз по Великой реке и вынесут к владениям испанцев куда быстрее, чем галеоны Олегара де Монтиньи, идущие против течения.
Длинный Нож…
Цепочка ассоциаций замкнулась в кольцо, назойливо кружась в голове.
Когда ван Хоорн покинул селение Хайовентхи, он не сразу двинулся на запад.
Сутки Альберт провёл в горах, отдыхая и охотясь, и этого времени хватило, чтобы Капитан Эш истребил отряд Аххисенейдея и забрал Гли-Гли. Об этом поведал запыхавшийся индейский мальчишка, которого и поджидал Бледный Бендиго всю ночь и целый день.
Известия не слишком впечатлили ван Хоорна и не принесли огорчения.
Напротив, он был доволен, что его размышления позволили сделать верный вывод: Олегар очень не прост и очень опасен. Наскоком его не извести, даже если за "мокрое дело" возьмутся ирокезы.
Что ж, давненько у него не было достойного противника… А победа в этой необъявленной войне не только спасёт его подмоченную репутацию, но вознесёт на пик известности.
Все колонисты, испанцы, индейцы, пираты и даже чернокожие невольники будут передавать из уст в уста ошеломительную весть о победе над грозным корсаром, благоговея перед тем, кто её одержал. Перед ним, Альбертом фон Горном.
Да о такой славе можно только мечтать!
А слава для успеха его великого дела - главное слагаемое.
Какой индеец не склонится перед Бледным Вендиго, одолевшим самого Длинного Ножа?
Кто из белых воспротивится повелителю, потопившему "Феникса" с "Симургом", повесившему Капитана Эша и оприходовавшему пиратские сокровища?
Да никто! И путь к трону будет расчищен…
Фон Горн вздохнул.
Когда он был ребёнком и одолевал школьные премудрости, то учитель, старый священник Йорген Кранц, сказал его матери: "Альбертик вырастет или великим негодяем, или великим человеком!"
Ну негодяя из него не вышло, остаётся заделаться великим человеком…
А^иси-зииби поражала ширью - могучий поток плавно катил мутные воды, разделяя далёкие берега.
Порою река обнажала отмели. Некоторые из них держались годами, успевая зарасти травой и даже деревьями.
Эти зыбкие островки каждую весну меняли очертания, бывало, что и вовсе пропадали из глаз или делились надвое.
Иногда мимо каноэ проплывали обкорнанные стволы, лишённые сучьев и ветвей, подмытые где-то в верховьях.
А вот по правую руку леса редели, редели, да и вовсе отошли к северу.
С этого берега стелилась плоская, бесконечная равнина, заросшая высокой травой.
Ветер клонил злаки, словно волны подгонял, - широкими разливами колыхались травы, и по этому зелёному морю брели бизоны.
Неисчислимое количество буйволов, горбатых и косматых, мотая лобастыми головами, шло трусцой, и их стадо было необозримо. Миллионы смрадных туш толклись от горизонта до горизонта, над ними стелилась туча пыли, и воздух дрожал от жара могучих тел.
Это буйство жизни поневоле подавляло, внушая великое почтение.
Неделю за неделей сплавлялся Альберт фон Горн, и на всём его пути простирались пустынные земли, непаханые и нехоженые.
В низовьях Миси-зииби разливались и кисли обширные болота, кишащие аллигаторами.
Испанцы называли Великую реку по-своему - Рио-дель-Эспириту-Санто, "Река Святого Духа".
Но это больно уж отдавало фарисейством. Нельзя же весь божий мир уместить меж страниц Священного Писания!
На правом берегу Рио-дель-Эспириту-Санто имелось крошечное селение, основанное ещё де Сото.
Сложно сказать, везением ли объясняется то, что на всём пути следования фон Горна и его "чернецов" никто не потревожил. Возможно, причина крылась в их знаниях и умениях, в опыте и навыках.
Однако застать испанский галеон в занюханной, богом забытой деревушке было истинной поблажкой Фортуны.
Старый галеон "Пуэрто Кристиано", заглянувший в здешние нездоровые места за грузом крокодильих шкур, уже поднимал выгоревшие паруса, когда к его выпуклому борту приблизились четыре индейские пироги.
Бледный Вендиго не спеша поднялся на борт, властно отстраняя солдата с ржавой алебардой, и громко спросил на прекрасном испанском:
- Кто капитан этого корабля?
Из дверей кормовой надстройки показался загорелый идальго в костюме из потёртого бархата, не ведавшем стирки, и оглядел незваного гостя.
- Меня зовут Антонио де Окендо, - сказал он с лёгкой надменностью. - Я здесь капитан. С кем имею честь?
Фон Горн с достоинством поклонился.
- Дон Альберто де Корон, - представился он. - Могу я узнать, куда следует ваш галеон, сеньор?
- В Гавану, сеньор. Генерал-капитан дон Хуан Фад-рике де Толедо-и-Оссорио отдал мне приказ следовать сюда за грузом…
- Вас послал сам Господь! - обрадовался фон Горн. - Дон Хуан в Гаване! Надеюсь, и вся Армада Эспанья с ним?
- Тридцать пять больших галеонов и четырнадцать навио!
- Отлично… Если вы подбросите меня и моих людей до Гаваны, я оплачу ваше гостеприимство, сеньор.
- Друг сеньора Толедо - мой друг, - выспренне ответил де Окендо. - Вы можете располагать мною и мои кораблём, дон Альберто.
Они ещё долго расшаркивались, но дело было сделано.
А ближе к полудню "Пуэрто Кристиано" отчалил и лёг на курс.
Свежим, искристым утром галеон проходил в виду кубинского берега, волнистых холмов с опушью зелени. А вот и Гавана, испанцами названная куда более цветисто - "Ла Вилла де Сан-Кристобаль де ла Хабана".
Взять этот город с моря - трудная, почти невыполнимая задача.