Так у меня в руках оказалось письмо Её Африканского Величества королевы Бонни. Оно адресовано Её Британскому Величеству. Однако поскольку ни королева Анна, ни её министры не владеют языком многочисленных британских подданных на Карибских островах, Её Африканское Величество направили письмо мне с тем, чтобы я перевёл его на английский. Сие я исполнил, однако веемой попытки отправить письмо Её Британскому Величеству закончились безуспешно. Сколько я посылал его, столько оно возвращалось с пометкой: "Получатель отказывается платить". Я заключаю, что пропажа денег, вызвавшая такую шумиху в Вестминстере, затронула и Сент-Джеймский дворец. Посему, стремясь оказать Её Британскому Величеству услугу, я принял решение опубликовать послание Её Африканского Величества в надежде, что порыв ветра занесёт какой-нибудь из листков в Сент-Джеймский дворец, избавив правительство Её Британского Величества от непосильных почтовых расходов.
Письмо начинается так:
Досточтимая сестра, Лучи Просвещения, исходящие от Вашей особы, столь сильны, что мои подданные, прежде бледные, как сироты в ирландском работном доме, загорели до черноты…
[Примеч. переводчика: здесь я опущу различные извинения, комплименты и прочая и перейду непосредственно к основной части письма Её Африканского Величества.]
Дошло до меня известие, что некие деньги, причитающиеся Вашему Величеству как законная прибыль от работоргового промысла, не попали в Вашу казну, и никакими силами сыскать их не удаётся. Новость сия воистину примечательна, ибо сходные недостачи отмечены на двух других сторонах торгового треугольника. Как то: предполагается, что на Карибские острова доставят определённое количество моих подданных. В невольничьих фортах на побережье Гвинеи капитаны принимают их по строгому счёту и вносят в списки. Тем не менее несколькими неделями позже те же корабли прибывают на Ямайку, Барбадос и прочая наполовину пустыми; немногие выжившие невольники, выгружаемые из зловонных трюмов, находятся в столь жалком состоянии, что значительную часть бросают на берегу, ибо ни один плантатор не хочет их покупать. Подобные же упущения я могу наблюдать из своего королевского двора в Бонни. Нам внушили, что торговля принесёт Африке цивилизацию, христианство, просвещение и прочие блага. Вместо цивилизации мы каждодневно получаем целые корабли белых дикарей, которые свирепствуют в наших краях, словно орды викингов в женском монастыре; вместо христианства нам экспортируют языческий взгляд, оправдывающий рабовладение тем, что оно было у римлян. Вместо света просвещения нас окутывает тьма бесчинств и пороков.
В рассуждение того, что ни одна из сторон торгового треугольника не действует, как положено: цивилизация не попадает в Африку, рабы - в Америку, а деньги - в казну Вашего Величества, предлагаю списать затею как неудачную и немедленно положить ей конец.
Честь имею оставаться Вашего Британского Величества смиренная слуга, но (пока ещё) не покорная раба,
БОННИ
Даниель с улыбкой поднял глаза и уже хотел зачитать листок вслух, но был парализован змеиным взглядом мистера Тредера.
- Завтра же я принесу сюда Библию короля Якова, - объявил тот, - чтобы доктор Уотерхауз мог последовать достойному примеру своего единоверца, - (быстрый взгляд в сторону мистера Орни), - и перейти от пасквилей к Писанию!
Даниель отложил листок и некоторое время смотрел в окно. Минут пять спустя он различил еле заметное движение на фасаде Бимбар-ямы. Что-то изменилось в одном из окон верхнего этажа. Даниель медленно встал, не решаясь отвести взгляд; так огромна была панорама Лондона, гавани и Саутуорка, открывавшаяся с балкона, что эту йоту потерять было легче, чем пузырик в штормовом море. На то, чтобы раздвинуть, навести и сфокусировать подзорную трубу, ушла целая вечность. Тем не менее в итоге Даниелю удалось чётко увидеть окно, почти целиком завешенное парусиной, но с человеческой рукой, по виду существующей отдельно от тела; она держала занавесь и принадлежала, как это свойственно рукам, человеку; он стоял спиной к к окну и придерживал парусину, надо думать, с целью впустить в комнату свет. Затем рука исчезла, занавесь вновь закрыла всё окно. Тут многие повернулись бы, чтобы бросить какое-нибудь замечание товарищам, и потеряли бы окно, на которое смотрели. Однако Даниель из умственной дисциплины, выработанной пятьдесят лет назад, не шелохнулся, пока не запомнил некоторые особенности искомого окна: шов на парусине в верхнем правом углу и два более светлых кирпича в подоконнике. Только после этого он повернул трубу вбок, заставив изображение двигаться со скоростью, казавшейся значительно больше из-за увеличения, и сосчитал окна до края здания (три); затем повёл её назад и убедился, что сможет вновь отыскать нужное окно. Лишь теперь он оторвал глаз от окуляра и сообщил остальным о том, что увидел.
Партри вернулся через полчаса, а Сатурн - на десять минут позже. Они заранее условились, что Партри пойдёт один, а Сатурн - на некотором отдалении, чтобы проверить, не увяжется ли за ним кто-нибудь на обратном пути. Итак, Сатурн отыскал трактир напротив Бимбар-ямы и дождался, пока выйдет Партри. Посидев ещё несколько минут, он увидел, что за Партри и впрямь идут двое мальчишек; однако на профессиональный взгляд Сатурна то были не шпионы Джека или мистера Нокмилдауна, а всего лишь предприимчивые карманники, которые, совершив одну сделку в Бимбар-яме, присмотрели Шона Партри как следующую перспективную жертву. Сатурн знал обоих по прошлым делам, о которых не стал перед клубом распространяться. Как бы случайно подойдя к ним на мосту, он мимоходом обронил, что сейчас в "Грот-салинг" вошёл сам знаменитый поимщик Шон Партри, так-то одетый. Мальчишки, услышав его, немедля отправились на поиски менее опасной добычи.
Партри рассказал о своём визите в Бимбар-яму - быстро, потому что ничего особенного не произошло. Внизу есть своего рода "приёмная", где подают напитки; Партри высказал догадку, что пока посетители ждут там, их разглядывают через дырки в стенах. Он изложил цель своего визита; спустя какое-то время его провели к некоему Роджеру Роджерсу, помощнику мистера Нокмилдауна. Тот объяснил, что хозяин сейчас в одной из своих факторий ниже по реке, но оставил распоряжения на случай нынешней ситуации, каковые распоряжения Роджерс и выполнил. По ходу дела Партри пришёл к выводу, что до сих пор ещё ни один взломщик не откликнулся на объявление, сделанное Джеком много недель назад. Итогом стала череда комических недоразумений. Роджерс водил Партри по Бимбар-яме, ища место для арабского аукциона и натыкаясь то на несметную сокровищницу краденых часов, то на шлюху, ублажающую разом трёх накачанных джином одиннадцатилетних карманников. Партри принялся рассуждать вслух: комната должна быть светлой, чтобы покупатель смог рассмотреть предложенный товар. Хорошо бы окнами на реку, чтобы туда не заглядывали с улицы. Лучше на верхнем этаже, чтобы не вводить во искушение воров. Предлагая такие советы всякий раз, как Роджерс оказывался в растерянности, Партри незаметно добился того, чтобы его привели в комнату верхнего этажа, окнами на реку, и даже чтоб Роджерс отодвинул занавеску. Партри рассчитывал, что это увидят из засидки в "Грот-салинге", и не ошибся.
Итак, первая заявка на арабском аукционе была сделана. Дальше беседа стала очень скучной, что обнадеживало, поскольку именно в такого сорта скучных делах люди вроде Тредера или Уотерхауза особенно сильны. Слежку за Бимбар-ямой предстояло вести круглосуточно. Сатурн вызвался ночевать в засидке, что заметно ускорило обсуждение и дало Сатурну возможность откланяться. Составили расписание, по которому Орни, Кикин, Тредер и Уотерхауз разделили между собой дневные часы. Остались дыры; члены клуба надеялись, что их заткнёт Ньютон или даже Арланк. Партри следовало заглядывать в Бимбар-яму раз или два на дню, смотреть, не оставил ли что-нибудь покупатель, затем, покружив по улицам и убедившись, что нет слежки, идти в "Грот-салинг" и отчитываться перед дежурным. Тот должен был внести запись в журнал, дабы остальные члены клуба знали, что происходит.
Таким образом весь ход "охоты", сколько б она ни продолжалась, можно было за несколько минут проследить по журналу. Первая запись от 12 июля просто излагала предшествующие события. Её сделал Даниель, взявший на себя первое дежурство от ухода остальных до появления на лестнице Сатурна, толкавшего впереди себя свёрнутый матрас.
13 июля, утро
Ночь провёл приятнее, нежели ожидал. Дабы скоротать время, закрепил подзорную трубу мистера Партри так, чтобы она была постоянно направлена на искомое окно. Увы, даже отблеск свечи не вознаградил моё неусыпное бдение. Будем молить Небо, чтобы всё закончилось до зимы, ибо по ночам здесь холодно даже в теперешнее время года, чем дополнительно объясняется манера бывшей постоялицы проводить в постели круглые сутки. С наступлением темноты летучие мыши выбираются из убежищ под кровлей и летают между половицами. Однако вас, ведущих дневной образ жизни, сказанное смущать не должно.
Питер Хокстон, эсквайр
13 июля, день
Ничего.
Кикин
13 июля, вечер
В четыре часа пришёл Партри с места аукциона. Доложил, что рядом с линзами оставлен медный жетон наилегчайшего веса. Я отправил записку доктору Уотерхаузу. Следующий ход наш. Господа?
Тредер
13-14 июля, ночные раздумья
Он мог бы не предложить нам ничего, а предложил что-то. Мне затруднительно постичь истинный смысл смиренной медяшки. Однако, считая летучих мышей ночь напролёт, я пришёл к следующему умозаключению: Джеку (либо его представителю) не нужны линзы. Посему он предложил оскорбительно малую плату. Тем не менее он желает продолжить аукцион. Теперь нам следует добавить к куче что-нибудь ещё.
Питер Хокстон, эсквайр
14 июля, день
Согласен с гипотезой Сатурна (см. выше). Принёс чертёж летательного аппарата, найденный в стене Бедлама. Кто следующий увидит мистера Партри, попросите его отнести чертёж в Бимбар-яму и забрать линзы.
Др. Уотерхауз
14 июля, вечер
Воистину дикарский способ заключать сделки. Разобрал инструкции, оставленные братом Даниелем, и зачитал их неграмотному мистеру Партри. Он отбыл с чертежом и, Бог даст, вернётся с линзами. N. B. Вечерние дежурства весьма тягостны ввиду того, что посетители "Грот-салинга" поют и курят табак. Готов обменять моё вечернее дежурство 17-го числа на утреннее в любой день, кроме завтрашнего.
Орни
15 июля, утро
Вчера наш Меркурий возвратил линзы в целости и сохранности. Около полуночи я наблюдал свет из интересующего нас окна. В подзорную трубу удалось различить увеличенную и сильно искажённую человеческую тень на холщовой занавеси. Разумно предположить, что в помещении горел фонарь либо свеча. Сожалею, что не могу подробно описать того, кто отбрасывал тень. Через несколько минут свет погас.
В два часа постучал некто, рассчитывавший найти содомита. Вынужден был его разочаровать.
Питер Хокстон, эсквайр
15 июля, день
Ни пения, ни содомитов, ни Меркурия.
Кикин
15 июля, вечер
Повторяю просьбу избавить меня от гнусных пороков, свободно практикуемых внизу. Готов обменять вечерние часы на утренние по выгодному курсу.
Партри доложил, что за чертёж нам предложили серебряный пенни в хорошем состоянии. Я отправил записку брату Даниелю.
Орни
16 июля, утро
Вчера в пять минут десятого уже привычное мне одиночество было скрашено нежданным, тем не менее весьма приятным появлением доктора Уотерхауза. Он получил записку мистера Орни и видит в сегодняшних новостях подтверждение тому, что Джека либо его представителя более интересуют Гуковы писания, нежели изделия его рук. Он привёз бювар с химическими рецептами, записками и прочая, найденными в стенах Бедлама, и предложил положить их на место чертежа летательного аппарата. Результат покажет (заимствуя выражение из детской игры), теплее это или холоднее.
Питер Хокстон, эсквайр
16 июля, вечер
Готов взять на себя завтрашнее вечернее дежурство мистера Орни, если взамен он отдежурит за меня 18-го и 19-го днём.
Тредер
P. S. Ничего не произошло.
P. P. S. Нашёл пение и прочая вполне невинным и даже подпевал.
17 июля, ночь
Около семи часов вечера мы с мистером Орни и мистером Партри случайно оказались здесь в одно время. Мистер Партри забрал химические записки и отбыл по направлению к Бимбар-яме в 19.04, сказав, что скоро вернётся. Однако когда колокола св. Олафа и св. Магнуса-мученика вновь заспорили о времени, его ещё не было. Ведя наблюдения, я отметил, что занавеска на интересующем нас окне полностью отдёрнута, впуская остатки вечернего света, и в подзорную трубу различил рыжеволосого человека, который расхаживал по комнате. Полагаю, что это был мистер Нокмилдаун. За столом сидел человек в тёмном платье и методично перебирал содержимое бювара, из чего я заключил, что мистер Партри доставил бумаги по назначению. Движимый отчасти тревогой за нашего поимщика, отчасти надеждою лучше рассмотреть человека в чёрном (ибо через окно мало что увидишь), я в 20.10 вышел из "Грот-салинга", оставив на посту мистера Орни, и двинулся на юг по Лондонскому мосту. До парадной двери Бимбар-ямы, ведущей в приёмную, я добрался примерно к 20.13. Опасаясь любопытных глаз, я не стал входить, а некоторое время прогуливался по соседним улочкам (опыт, который я никому из членов клуба не рекомендовал бы повторять, ибо проулки вблизи факторий мистера Нокмилдауна кишат грабителями и прочая, как скотобойня - мухами), пока в 20.24 из тупика, образуемого тремя строениями Бимбар-ямы, не показался экипаж (наёмный, без каких-либо примет). Я следовал за ним до Больших каменных ворот, каковые он миновал в 20.26.30. Отсюда я смотрел, как экипаж едет через мост. Он оставил позади церковь св. Магнуса-мученика (другими словами, исчез в Лондоне) в 20.29.55: довольно быстро, поскольку движение по мосту было свободным. Примечательно, что от Лондонского Сити до штаб-квартиры мистера Нокмилдауна всего двести секунд: материал для проповеди, который я охотно уступаю всем желающим гомилетикам. По пути к Бимбар-яме я встретил на Тули-стрит мистера Партри с чертежом летательного аппарата под мышкой и, следуя нашему обыкновению, сделал вид, будто мы незнакомы. Дав крюк по соседним проулкам, я последовал за ним, на некотором отдалении, в "Грот-салинг".
Мистер Партри объяснил, что наш аукцион подобен колесу: сперва его заедало, теперь оно разогрелось и крутится как следует. Раньше покупатель приходил осматривать товар лишь через день-два. Однако сегодня, когда мистер Партри менял чертёж летательного аппарата на химические записки, он встретил самого мистера Нокмилдауна, и тот шепнул, что если мистер Партри посидит и пропустит стаканчик-другой, он сможет недолгое время спустя зайти в аукционное помещение и увидеть ответ. Мистер Партри отправился ждать, но не в приёмную, а в уютный маленький бар, предназначенный для личных гостей злочестного руководства, и в 20.23 (ибо я научил его определять время и снабдил часами, сверенными с моими), получив знак одного из служащих, вернулся в аукционную комнату. Там он увидел, что содержимое бювара просмотрено и рядом оставлен золотой луидор. Партри его не взял, давая понять, что в ближайшие день-два добавит к нашей куче что-то ещё.
Мистер Орни отправился к доктору Уотерхаузу, чтобы лично сообщить новость. Перед уходом он поделился со мною следующим щекотливым делом: мистер Орни считает, что предложение мистера Тредера обменять вечерние часы на утренние по курсу один к двум не заслуживают даже презрения, а уж тем более вежливого ответа. Он не знает, как довести это до сведения мистера Тредера. Поскольку я человек исключительно невежливый, никто лучше меня не справится с такой задачей, что настоящим и выполняю.
Питер Хокстон, эсквайр
18 июля, утро
Попрошу членов клуба не засорять журнал дрязгами по поводу времени дежурств. Расписание всё равно нарушено вчерашними событиями. Я посоветовался с сэром Исааком. Он полагает, что угадал желания покупателя, и я с ним согласен. Однако мы не хотим продавать оригинал документа этому человеку, кто бы он ни был, посему заняты сейчас изготовлением копии, с некоторыми изменениями, так что она будет совершенно бесполезной (документ представляет собой химический рецепт, написанный на своего рода философском языке, то есть практически шифром; я достаточно знаю этот язык, а сэр Исаак - алхимию, чтобы вместе мы могли создать вполне убедительную подделку). Тем временем мистеру Хокстону поручено изготовить две неотличимых с виду шкатулки, посему ближайшие дни, а буде понадобится, и ночи он проведёт в Клеркенуэлл-корте.
Остальных членов клуба я бы попросил договориться между собой, кто какие часы возьмёт, не прибегая для этого к журналу.
Др. Уотерхауз
18 июля, вечер
Провёл здесь почти сутки в одиночестве. На царской службе приходилось терпеть и не такое.
Кикин
18 июля, полночь
(Писано без подготовки.) Наброски следует вверять черновым тетрадям, где их не увидит чужой глаз. Я взял себе за твёрдое правило многократно переписывать документы, которые намерен представить вниманию других лиц либо коллег. Однако обстоятельства, приведшие к возникновению клуба, членом коего я с недавних пор имею честь состоять, столь необычны, что извиняют неотшлифованность моих торопливых строк.
Доктор Уотерхауз (который, пока я пишу, спит на полу возле) и я извлекли из долгого бдения господина Кикина неоспоримую пользу: мы изготовили документ в несколько страниц, с виду неотличимый от оригинала, составленного в 1689 году покойным мистером Гуком, сиречь написанный на такой же бумаге, сходными чернилами и сходным почерком, в тех же величавых, но туманных каденциях философского языка и теми же скупыми знаками истинного алфавита. Подобно исходному тексту мистера Гука, который документ по большей части воспроизводит, это якобы рецепт лекарственного эликсира столь сильного, что он способен воскрешать мёртвых, включенный в рассказ о странных событиях под куполом Бедлама. На самом деле рецепт бесполезен по двум нижеизложенным причинам: