Наверное, захоти я, и смог бы заполучить собственную шайку скандинавских разбойников. Однако я тут же отмёл эту мысль как глупую до идиотизма. Что мне с ними потом делать? На большую дорогу выходить?
Скандинавы не спешили бросать оружие. Они уходили, готовые к удару в спину, со щитами и мечами в руках. Вот только я отлично знал, что направляются они прямиком в расставленную вильдграфом ловушку. Выбора им правитель Шварцвальда не оставил. Сбиваясь в плотные группы, скандинавы направлялись к задней части крепости, откуда было лишь две дороги. В глухую чащобу, где засели шотландские стрелки и личная дружина вильдграфа. Или к старым вырубкам и тракту, где ждали рейтары капитана Курцбаха.
Я отлично знал, что отправляю большую часть скандинавов на верную смерть. Но они были врагами, и каждый из них без зазрения совести прикончил бы меня. У них даже был шанс сделать это, но никто им не воспользовался, предпочтя унести ноги, поджав хвост, будто побитые собаки. Ну так собаке собачья смерть – выживает сильнейший, и уж эту-то истину разбойники из Скандинавии должны бы усвоить на отлично. Как выяснилось, далеко не все.
- Молодчина, официал! – хлопнул меня по плечу вильдграф. – Вот уж не ожидал, что ты мне бой выиграешь!
Он не снял шлема, лишь поднял забрало, и теперь я мог видеть только почти скрытые тяжёлыми надбровными дугами глаза.
- Я и сам от себя этого не ожидал, - честно ответил я.
- И чего же ты хочешь теперь за такую услугу? – подозрительно уставился на меня вильдграф.
- Ничего, - устало пожал плечами я, - кроме того, что ты уже обещал инквизиции.
- Ну, как Курцбах управится со скандинавами он – твой, хоть со всеми своими рейтарами, - заявил вильдграф. – До моста через Рейн, конечно, - тут же уточнил он, решив, что я могу слишком вольно трактовать его слова.
Я поблагодарил его и направился к лагерю, шагая рядом с вильдграфом и его оставшимися в живых телохранителями. Сейчас у меня было только одно желание – рухнуть и не подниматься как можно дольше. Я был вымотан настолько, что думать больше ни о чём не мог, кроме постели и отдыха.
Безо всякого мытья и услужливых девиц.
Глава 4.
Чуткий нос и белый воротничок.
Я лежал в постели и терял время. Последнее ощущалось особенно остро, как будто заточенный до бритвенной остроты нож ворочался где-то между рёбрами, не давая покоя. Но поделать я ровным счётом ничего не мог. Вот уже третий день, как я не в силах был подняться с постели.
Пары недель отдыха в картезианской обители Шанмоль, что близ Дижона, и последовавших за ними дней в особняке инквизитора Фюрстенберга, которые я провёл в праздности, оказалось недостаточно, чтобы я восстановился после путешествия в Шварцвальд и того, что приключилось со мной там. Я загнал себя, будто коня на скачках, и теперь вынужден был расплачиваться за это вынужденным бездельем.
Проснулся я после схватки с главарём скандинавов даже относительно отдохнувшим, и чувствовал себя довольно бодро. Вот только вся бодрость моя закончилась ровно в тот момент, когда я попытался подняться с постели. У меня это попросту не получилось. Я не был привязан к кровати, просто тело отказалось слушаться. На меня навалилась слабость, руки и ноги были вялыми, словно все мышцы разом обратились в тесто.
Я сумел выдавить из себя лишь несколько слабых стонов. Пострадавшее в схватке с главарём скандинавов лицо опухло и я не чувствовал половины его, а потому едва ворочал языком.
Меня никто не услышал, и лишь спустя пару часов такой вот постыдной беспомощности в дверь постучались. Я издал настолько громкий и разборчивый стон, на какой только достало сил, и тут же дверь отворилась. На пороге замерла знакомая служанка. Она уставилась на меня, явно не зная, что делать и куда бежать: за врачом, которого тут в округе вряд ли сыщешь, или сразу за священником – отпевать меня. Я не мог видеть себя, однако был уверен, что сейчас выгляжу так, что краше в гроб кладут.
- Что с вами, господин? – выдавила она наконец, не решая переступить порог.
Я сумел достаточно внятно произнести имя капитана рейтар, благо оно было коротким. Оставалось надеяться, что вильдграф сдержит слово и оставит Курцбаха с отрядом при мне. Надежды мои оправдались, не прошло и пяти минут, как в комнату ввалился Курцбах, причём с взведённым пистолетом наперевес. За спиной его маячило бледное личико служанки, на котором испуг смешивался с любопытством.
- Вот же дьявол, - выпалил Курцбах, опуская оружие. – Эта девица наплела мне тут невесть что, я уж думал, что вместо тебя застану в комнате чумное отродье. Хорошо, сразу не выстрелил.
Он подошёл к моей постели и присел на табурет.
- Ставни открой, - велел он служанке, не спешившей переступать порог комнаты. – Да шевелись ты! – прикрикнул на неё капитан, и лишь этот окрик заставил перепуганную девушку выполнять приказ.
При свете дня Курцбах внимательно изучил моё лицо, откинув одеяло, оглядел и тело, пощупал мышцы на руках. Вид при этом имел самый что ни на есть равнодушный, словно коновал, проверяющий скотину перед торгами.
- Скверное дело, - вынес он вердикт. – Могло быть и хуже, конечно, но, всё равно, скверно. Ты слишком сильно получил по голове. Теперь тело будет какое-то время приходить в себя, покуда под черепушкой у тебя всё на место не встанет.
Я попытался спросить у него, как много времени это займёт, но выдавил лишь несколько вялых стонов. Половина лица, куда угодила кромка щита Чёрного медведя, онемела, при этом отзываясь дёргающей болью на каждую попытку заговорить или пошевелить головой.
- Надолго, - понял меня Курцбах. – Раньше чем через пару недель точно на ноги не встанешь, а в дорогу сможешь отправиться ещё через неделю, и то в лучшем случае. Я отправлю рейтара во Фрейбург, думаю, вильдграф пришлёт тебе толкового врача, при нём вроде как ошивается один. Да только вряд ли он тебе что другое скажет.
Я вполне верил опыту бывалого вояки, но мне от этого было совсем не легче. Потерять в самом лучшем случае три недели было для меня непростительной роскошью. Так я точно не сумею уложиться в отведённый мне Лафрамбуазом срок. Но сейчас я поделать ничего не мог, только лежать в кровати и терять время.
Врач приехал на следующий день, и я был очень рад его визиту. Он, конечно, подтвердил сказанное Курцбахом, и заявил, что помочь ничем не может.
- Голова – предмет тёмный и исследованию не подлежит, - заявил врач.
Это был невысокого роста плешивый человечек в аккуратной одежде с золотой рукой и белым листом, вышитыми на груди. Несмотря на гибель Парижа, один из старейших университетов Европы – Сорбонна – не прекратил работы. Профессура и кафедры перебрались, пускай и со значительными потерями, в новую столицу – Авиньон, основав там университет, ставший официальным преемником Парижского.
- Я смотрю, ледяные компрессы к лицу вам уже прикладывают, - продолжил он, - верное решение. Это поможет как можно скорее избавиться от отёка на лице, думаю, через пару дней вы сможете внятно говорить и принимать не только жидкую пищу. Головные боли мучают? Моргните, если так, головой дёргать не надо ни в коем случае.
Я тут же моргнул, для уверенности даже несколько раз. Чудовищная, пульсирующая боль под черепом накатывала с какой-то жуткой регулярностью. Мне оставалось лишь скрипеть зубами, да стараться не шевелить головой вовсе. Трижды за ночь я просыпался от приступов и после последнего не смог смежить веки до утра.
- Ну, а вот это как раз вполне нормально, - заверил меня доктор. – Я мог бы попробовать некоторые спорные методики, изложенные в не очень-то одобряемых церковью трактатах, но для них, увы, потребны иные условия работы. Не стану же я сверлить вам череп, любезнейший, пускай даже и с вашего разрешения на этом постоялом дворе. Тут полная антисанитария – никаких условий для операции. Так что придётся обойтись более традиционными средствами.
Он выложил из сумки свёрток и аккуратно пристроил его на столике рядом с моей кроватью.
- Я выдам служанке, что присматривает за вами, подробную инструкцию, как готовить микстуру от головной боли, - заверил меня врач. – Вкус у неё, как водится, премерзкий, и пить придётся раз в два часа, но за всё надо платить, верно?
Он поднялся.
- Через неделю я навещу вас снова, - сказал он и вышел, не прощаясь.
Вкус у микстуры и в самом деле оказался просто отвратительным, но чего ещё ждать от лекарства? Главное, она помогала. Я глотал её, давясь, глотка сжималась, не желая принимать эту дрянь, желудок бунтовал ничуть не меньше, но я как-то справлялся с рвотными позывами. Головные боли были совсем уж невыносимыми.
Благодаря ледяным компрессам отёк у меня спал за считанные дни, и вскоре я уже мог нормально говорить. Через полторы недели уже удачно сполз с кровати и добрался до ночного горшка, покончив с унизительными процедурами. В конце второй недели, несмотря на возражения доктора, как раз прибывшего осмотреть меня, я самостоятельно спустился в общий зал постоялого двора.
- Знаете ли, если вы сами так наплевательски относитесь к собственному здоровью, - заявил он, - то я умываю руки. Не желаю, знаете ли, чтобы труды мои пропадали втуне.
Я не стал ему говорить, что дальнейшее промедление убьёт меня куда вернее моих рискованных поступков. Инквизитор Лафрамбуаз не из тех людей, кто склонен прощать промахи, тем более таким, как я.
- Капитан, - обратился я к Курцбаху, усаживаясь напротив него за стол, - вам не надоело ещё торчать тут?
- Не особенно, - пожал плечами тот, - хотя ребятам вредно такое безделье. Вильдграф платит за еду и выпивку, а девицы и так рады лечь с моими парнями. Но это уже попахивает лагерным разложением, так что лучше бы пристроить их к делу.
- Тогда завтра отправляемся, - заявил я.
Курцбах смерил меня скептическим взглядом, покосился на доктора, усевшегося рядом с нами, но тот лишь развёл руками и отвернулся, давая понять, что он тут бессилен.
- Ты три дня как сам на горшок с кровати слез, а уже в седло хочешь забраться, - покачал головой капитан. – Смело. Но не слишком ли быстро?
- В седле я не удержусь, - отмахнулся я. – Повезёте меня в телеге, тряску я уж как-нибудь переживу.
- Не с вашим состоянием головы, - резко заметил доктор, не удержавшийся-таки и вставивший свои полпфеннига. – Тряска может привести к самым непредсказуемым последствиям.
- Тогда найдите мне в своей сумке микстуру поядрёней, - заявил я, - и я стану пить её хоть каждые пять минут всю дорогу.
- Вам тут только лауданум поможет, - ответил доктор. – Быть может, если проведёте время в дороге, куда бы вы ни ехали, в беспамятстве, то останетесь живы. Но за состояние вашей головы я ответственность нести не стану.
- Как можно нести ответственность за состояние предмета тёмного и не поддающегося изучению? – приподнял бровь я.
- Ваш сарказм неуместен, - воздел палец наподобие указующего перста доктор, - шутить с собственным здоровьем всегда оказывается себе дороже!
- Давайте уже лауданум, доктор, - произнёс я. – За свою голову я уж как-нибудь сам ответственность нести буду.
На следующее утро отряд из десяти рейтар и я с ними отправились в дорогу. Меня уложили на охапку душистого сена, хоть как-то смягчавшего скачки телеги на ухабах и рытвинах отвратительной дороги. Помогало не слишком хорошо, но всяко лучше, чем ничего. Да и я так основательно накачался лауданумом, что провалился в грёзы, навеянные этим веществом, и почти не обращал внимания на неудобства пути.
В себя я пришёл в знакомом форте, что сторожил мост через Рейн со стороны Шварцвальда. Чувствовал, как это ни удивительно, после такой дозы лауданума, я себя вполне пристойно. Даже поднялся на ноги и самостоятельно оделся.
Выйдя из караульного помещения, куда меня, как я едва помнил, буквально сгрузили по прибытии отряда в форт, я обнаружил, что меня окружают те же лица, что и при первом посещении укрепления. Всё те же неприветливые люди, готовые прикончить и за пару хороших сапог. Сдерживало их в этот раз только присутствие рейтар Курцбаха.
- Ты бы поспешил на тот берег, - сказал мне околачивающийся рядом с караулкой капитан. – Вильдграф прислал сюда письмо, велит мне возвращаться – людей не хватает ему, а договор с инквизицией проводить тебя он выполнил. Этим, - он махнул головой по сторонам, и сразу стало ясно, кого он имеет в виду, - я не доверяю ни на грош. Если б не мои парни, тебя бы сразу прирезали. Им тут плевать на всех.
- Воспользуюсь твоим советом, - кивнул я. – На ногах я крепко держусь, а в Базеле, если что, отдохну ещё немного.
- Тогда бери вещи и идёт, провожу тебя до моста, чтобы уж всё согласно уговору было.
Когда я вышел из караулки уже при оружии и с седлом на плече, меня тут же как-то ненавязчиво окружили рейтары. Один даже привёл моего коня. Я закинул ему на спину седло, затянул подпругу, но не туго, садиться на него я не собирался. Взяв коня под уздцы, я вместе с рейтарами направился к воротам, ведущим на мост. Солдаты форта провожали нас алчными взглядами, но как прежде никто не решился связываться с графом Ханнсегюнтером, так и теперь никому не захотелось попробовать на зуб рейтар капитана Курцбаха.
Я попрощался с капитаном, прежде чем выйти за ворота на мост.
- Удачи тебе, - сказал ему я, - надеюсь, теперь в Шварцвальде станет несколько спокойней.
- И тебе удачи, - ответил он, - каким бы делом ты ни занимался.
Мы пожали друг другу руки, и я отправился в короткое путешествие по мосту к воротам кантонского города Базель.
На той стороне меня встретили совсем неприветливо. Стоило мне подойти к воротам, как в створке открылось небольшое окошко и хриплый голос поинтересовался, кого черти несут.
- Разве в вольный город Базель так сложно попасть? – удивился я.
- Со стороны проклятого Шварцвальда, да, - ответил голос и окошко закрылось.
Я хотел было приложить пару разу по створке кулаком и сразу начать пинать ногами, но тут мне отворили небольшую калитку, и стражник жестом велел заходить. Я вошёл в караульное помещение, где сразу стало тесно, а ведь я ещё коня завести не успел.
- Давай, проходи дальше, - велел мне стражник, скорее всего, начальник поста. – Тут дышать нечем. И пошлину готовь сразу.
Я мог бы показать кольцо официала и вопрос с въездной пошлиной решился бы сам собою, однако решил не привлекать к себе внимания. Хотя и содрали с меня совсем не по-божески.
Вот только пошлиной всё не ограничилось.
Я не прошёл и пяти шагов от стены, как меня окружили десятеро солдат с алебардами наперевес. За их спинами показались ещё пятеро – у этих в руках были длинные аркебузы с зажжёнными фитилями в опасной близости от закрытых – слава Богу – полок.
- И как мне это понимать? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался я.
- Не дёргайся и не болтай, - заявил командовавший солдатами унтер, вооружённый протазаном вместо алебарды, - не то живо пять пуль схлопочешь.
Видимо, соседство со Шварцвальдом и обман, учинённый его прежними владыками, заставил власти Базеля в корне пересмотреть вопросы обороны города. По крайней мере, со стороны столь неспокойной провинции.
Из привратной караулки на меня поглядывали стражи ворот, готовые в случае чего прийти на помощь окружившим меня солдатам. Однако я не делал резких движений, лишь изредка поглаживая по шее нервничающего от буквально разлитого в воздухе напряжения коня.
Наконец, явились те, кто волен был принимать решения. Ими оказалась довольно интересная парочка. Пожилой дворянин в чёрной, шитой золотом, очень дорогой одежде, правда, вышедшей из моды лет десять назад. Лысеющая и совершенно седая голова его покоилась, словно на злополучном блюде, на здоровенном белом кружевном воротнике. Он тяжело опирался на резную трость, хотя мне отчего-то казалось, что, несмотря на внушительный возраст, старик чувствует себя куда бодрее, нежели хочет показать. Сопровождала его женщина с суровым, хотя и не лишённым приятности лицом, одетая в лёгкую кольчугу, укрытую под чёрным длиннополым одеянием, левую руку её защищал воронёный наруч с перчаткой, покоившийся сейчас на рукоятке прямого меча. Дополняли этот отнюдь не женский наряд кавалерийские рейтузы в красно-чёрную полоску и высокие сапоги. Одежду её украшал знак открытого глаза, вышитый серебром на груди и плечах. И увидев его, я понял, что без предъявления кольца официала мне уж точно не обойтись. А вполне возможно, и оно не поможет.
Рыцари воротничка, к которым относился пожилой дворянин, были серьёзной организацией в кантонах, отвечавшей за порядок в этих землях. Не являясь духовным рыцарским орденом, они никак не подчинялись теократу Священной Римской империи, а значит, и на инквизицию могли наплевать, хотя предпочитали с могучим соседом всё-таки не ссориться. Сопровождала его женщина из не менее важной организации видящих – людей, которые буквально носом чуяли в других чуму во всех её проявлениях. Их бы назвать нюхачами и гербом вместо глаза назначить нос, да только, видимо, при создании этой организации посчитали, что глаз будет несколько эстетичней.
Мне от этого сейчас было никак не легче, потому что в самом скором времени придётся полагаться на адекватность рыцаря воротничка. Ведь дама из видящих явно у него в подчинении. В том, что она почует во мне чумное отродье, я не сомневался ни мгновения, никакие татуировки не помогут. Это не чёрные свечи – у женщины талант, развившийся в людях во время эпидемий, и обмануть его не может ничто.
Пара благоразумно остановилась позади стрелков с аркебузами. Женщина уставилась на меня столь пристально, что мне стало не по себе. Я видел, как дёргается её прямой нос. Она сомневалась в том, что чует, видимо, татуировки мешали её таланту. Наконец, женщина велела солдатам разойтись, и те беспрекословно выполнили приказ видящей. Она подошла ко мне ближе, миновав алебардистов, втянула носом воздух.
- Он – чумной, - резким голосом выкрикнула видящая, - его надо прикончить сейчас же!
Стоило ей только произнести эти слова, как стрелки без приказа открыли пороховые полки, и всё моё внимание на несколько мгновений было приковано к тлеющим на концах фитилей огонькам пламени. Не выдержат нервы хотя бы у одного, и меня нашпигуют пулями, как кабана. Меня эта участь не прельщала совершенно. В голове мелькнула шальная мысль вскочить на коня, схватив девицу-видящую, чтобы воспользоваться ею как живым щитом, и попробовать прорваться, да только я тут же отмёл её. Даже если каким-то чудом переживу первый залп пятерых аркебузиров и сумею миновать заслон алебардистов, то всё равно от пули мне не убежать. Через минуту стрелки перезарядят своё оружие, и я получу в спину пять замечательных свинцовых подарков.
Выбросив из головы глупые мысли, я глубоко вздохнул и обратился к пожилому дворянину. Сразу было ясно, что именно он тут главный.
- Уважаемый господин, простите, не знаю вашего имени, - произнёс я. – Давайте обойдёмся без скоропалительных выводов…
- Мой нос не ошибается, - тут же, будто змея ядом, плюнула мне словами в лицо девица.