Неожиданно в разговор вступил до сего момента молчавший подполковник Ильин, - Да, товарищ Дзержинский, мы так считаем. Более того, у нас в будущем был соответствующий политический опыт, который завершился вполне успешно. Я вам потом при личной беседе изложу наш план.
Я поднял руку, - Позвольте представить вам подполковника Ильина Николая Викторовича, - потом кивнул Ильину, - Продолжайте, Николай Викторович.
- Позднее, когда власть перейдет к большевикам, каждый может найти себе достойное место в новой России. Для начала надо заключить с Германией мир, на условиях предложенного нами "нулевого варианта". Для мужиков, измаявшихся в безземелье, - это земля… Для рабочих - справедливое трудовое законодательство и достойную оплату за их работу. Для всех бесплатное здравоохранение и образование. Для умных и талантливых людей - возможность занять любой пост и любую должность, без оглядки на их знатность и происхождение.
Для нынешнего офицерского корпуса и чиновников мы откажемся от идеи господина Энгельса о полной ликвидации старого государственного аппарата, армии и флота. Сохранив армию и флот, пусть на первых порах и в кадрированном составе, мы предотвратим появление большого количества безработных офицеров и чиновников, которые в нашей истории и стали питательной средой для Белого движения. Кроме того, не все воинские части будут кадрированными. На окраинах Российской империи, стараниями господ из Временного правительства поднимает голову местечковый национализм, с которым в любом случае придется бороться железной рукой. К тому же вероятна интервенция англичан, французов, американцев, и даже японцев. Кроме того, в срочном порядке необходимо воссоздать органы по борьбе с уголовной преступностью, разрушенных Керенским, и принять все меры к обузданию разгула бандитизма самым крутыми мерами, вплоть до расстрела уголовников взятых с поличным прямо на месте преступления. Работы, много, вся она нелегкая, но мы ее не боимся.
- Большевики не боятся нелегкой работы, товарищ Ильин, - сказал Дзержинский, - мы будем с вами сотрудничать, если это не потребует от нас отказа от идеи социальной справедливости.
- Не потребует, - сказал я, - если конечно не считать "социальной справедливостью" желание некоторых горячих и глупых голов перестрелять всех "бывших" - от царя, до последнего городового.
Дзержинский кивнул. Очевидно, он не хуже меня знал реальное состояние дел в России. Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич сделал свой выбор уже давно. Еще тогда, когда вместе с генералом Потаповым они сделали все, чтобы сорвать замысел Корнилова стать диктатором. Он и в нашей истории служил большевикам не за страх а за совестью. Думаю, что и в этой истории он не изменит себе.
Контр-адмирал Пилкин, молча сидит за столом, опустив голову. Ему тяжелее всего. В тот раз он примкнул к генералу Юденичу, участвовал в Гражданской войне на стороне белых, потом эмигрировал и умер в Ницце. Будем надеяться, что он все же сделает правильный выбор.
- Надо с ним побеседовать отдельно, с глазу на глаз. Как адмирал с адмиралом, - подумал я, а вслух сказал, - Николай Викторович, проводите, пожалуйста, генерала Бонч-Бруевича в оперативный отдел. Пусть он поделится с нашими офицерами своей информацией об обстановке на фронте в Прибалтике. Чем сильнее мы будем бить немцев, тем быстрее они согласятся на мир. Потом, будьте добры, полностью введите товарища Дзержинского в курс текущих дел. А я тут поговорю с Владимиром Константиновичем, как моряк с моряком.
12 октября (29 сентября) 1917 года, 11:00. Петроград. Кирочная улица угол Таврической
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
Вертолет улетел, машины уехали, остались на улице лишь я да генерал Потапов. Николай Михайлович был задумчив и немного грустен.
- Пойдемте, Александр Васильевич, - сказал он, - как говорили древние: "suum cuique" - "каждому свое". Кому мировая революция, а кому - черная работа, про которую обывателям лучше не знать. Но ведь должен же кто-то думать о безопасности России, какой бы государственный строй в ней не был? Как я понял, вы и сами выходец из структуры, которая в вашем времени занималась чем-то подобным?
- Не совсем так. Я занимался в нашем времени не военной, а политической разведкой, но суть от этого, однако, не меняется…
Посмотрите, Николай Михайлович, - воскликнул я, - все те же мозаичные панно, какие были в моем детстве. - Я указал на музей Суворова, подобно башне какого-то старинного русского кремля возвышавшегося на другой стороне Кирочной улицы. На его фасаде по обеим сторонам от герба Суворова, размещались две мозаики: "Отъезд Суворова в поход 1799 года" и "Суворов, совершающий переход через Альпы".
- Я помню, - сказал задумчиво Потапов, - как накануне моего окончания Академии Генерального штаба шли разговоры о том, чтобы построить на территории, принадлежащей Академии, этот музей. Потом собирали деньги на него по подписке - я тоже внес свою лепту - а потом, в 1904 году музей был открыт. На открытии присутствовал Государь.
- А во время войны в него попала немецкая авиабомба, и он был разрушен. Восстановили его лишь в 1951 году. За четыре года до моего рождения. Я ведь родился и вырос на этой улице. Правда, тогда она носила имя Салтыкова-Щедрина. И в детстве часто, почти каждую неделю, я бегал в этот музей, где рассказывалось о жизни и подвигах моего великого двойного тезки.
- Так вы здешний? - с изумлением спросил меня Потапов. - То-то я и гляжу, что вы прекрасно знаете Петроград. А я вот, представьте себе, москвич. В 1888 году закончил 1-й московский кадетский корпус.
- Как же знаю такой, - ответил я, - это который в Лефортово… Сейчас в нем находится Общевойсковая Академия вооруженных сил Российской Федерации.
- Жива, значит, моя альма матер, - радостно воскликнул генерал Потапов, - а я уж грешным делом посчитал, что в революционной буре ремесло офицера станет и ненужным.
- Да нет, Николай Михайлович, - сказал я, - офицеры еще долго будут нужны России. Знаете, как хорошо было сказано в одном замечательном кинофильме: "Есть такая профессия - Родину защищать".
12 октября (29 сентября) 1917 года, 11:30. Петроград. Суворовский проспект, дом 48
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
С этими разговорами мы дошли до дома на углу Кирочной и Кавалергардской. Здесь, на последнем этаже, в круглой мансарде, напоминающей крепостную башню, располагалась квартира, которая на время стала нашим пристанищем. У подъезда бородатый могучий дворник - похоже, из отставных унтеров, лихо козырнул генералу. Мы поднялись наверх и позвонили в медный звонок с фарфоровой пупочкой.
Тяжелая дубовая входная дверь открылась моментально. В дверях стоял один из бойцов спецназа с автоматом в руках. Я хотел сделать ему замечание - ведь нельзя открывать дверь, не убедившись, в том, что на лестнице нет нежелательных лиц, но боец, улыбнувшись, пальцем показал наверх. Я поднял голову, и увидел, что над дверью уже установлена видеокамера. Оперативно - ведь не прошло и часа, как наши орлы здесь обосновались. Наверху, на чердаке были слышны шаги. - Это наши ребята разворачивают на крыше антенну, - ответил спецназовец на мой немой вопрос. В общем, работа кипела.
Мы прошли с генералом в большую квадратную комнату, и там разделись. Как и обещал, я решил показать Потапову видеофильм о Великой Отечественной войне. По моей просьбе телеоператор "Звезды" Андрей Романов сделал, что называется "на коленке" документальный фильм, состоящий из нарезки фильма "Великая Отечественная" Романа Кармена и вставок из лучших художественных фильмов о войне.
Достав ноутбук, я включил его и, дождавшись, когда он загрузится, щелкнул "мышкой". Генерал Потапов, с любопытством наблюдавший за моими манипуляциями, вздрогнул, когда на экране появилось постаревшее лицо его недавнего собеседника, и чуть глуховатый знакомый голос с кавказским акцентом произнес: "Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!". Следом зазвучала бессмертная песня, ставшая гимном Великой Отечественной войны: "Вставая страна огромная…"
Замелькали кадры с немецкими солдатами, пересекающими границу СССР, самолетами люфтваффе, бомбящими наши города и расстреливающие колонны с беженцами. Потом пошел отрывок из фильма "Брестской крепости" и документальные кадры - огромная 60-см самоходная мортира "Карл", расстреливающая крепость. И надпись на ее стене: "Умираю, но не сдаюсь. Прощай Родина!".
Десятки тысяч людей записывались добровольцами в народное ополчение. На восток шли эшелоны с эвакуированными заводами и фабриками. И непрерывные сражения. Видеоряд: немецкие солдаты, молодые и довольные маршируют мимо горящих русских деревень. И аккуратные и ровные шеренги березовых крестов, с надетыми на них стальными шлемами.
Генерал Потапов бледный, едва дышащий от волнения, не отрывая глаз, смотрел на экран. Вот он снял запотевшее пенсне, протер его платочком, и снова надел.
Далее шли кадры сражения за Смоленск, бои на Лужском рубеже, оборона Одессы, редкие контрудары и горечь отступления. И нечеловеческое упорство красноармейцев. Цитата из дневника начальника штаба ОКВ генерала Гальдера: "Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен…", "Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека".
Далее шли кадры сражения осенью 1941 года на Бородинском поле 32-й стрелковой дивизии полковника Полосухина из фильма "Битва за Москву", подвиг панфиловцев, кадры военной Москвы и парад 7-го ноября 1941 года на Красной площади. Сталин, стоящий на трибуна Мавзолея и его слова, обращенные к войскам: "Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!"…
Блокада Ленинграда, умирающие от голода женщины и дети, снаряды, рвущиеся на Невском, колонны автомашин с продовольствием идущие по льду Ладоги. Первые победы - под Тихвином, Ростовом, и наконец, наступление под Москвой. Забитые брошенной немецкой техники, трупы солдат вермахта, колонны пленных.
1942 год, успехов новые поражения. Окружение под Харьковом, взятый немцами Севастополь, колонны танков с белыми крестами на башнях, идущие по донским степям, поднимая пыль, горные стрелки с изображением цветка эдельвейса на кепи на перевалах Кавказа, флаг со свастикой над Эльбрусом.
И Сталинградская эпопея. Бои вокруг города, бой в городе, горящая нефть, стекающая в реку, разбитые, даже не дома, а целые кварталы, и слова: "За Волгой для нас земли нет". И страшный разгром армии Паулюса. Немецкий фельдмаршал, сдающийся в плен, и колонны оборванных и голодных "победителей Европы", уныло бредущих по заснеженной степи.
Прорыв Блокады Ленинграда, общее наступление. После контрудара неудача под Харьковом. Военный совет, на котором Сталин и его генералы и маршалы, уже в погонах, рассуждающие о планах летней компании 1943 года. Курск, сражение танковых армий, когда уральская броня выдержала натиск крупповской брони. Кадры из "Освобождения", на которых день превратился в ночь от дыма горящих танков, а чудом уцелевшие танкисты сошлись в рукопашной друг с другом на поле сражения.
А потом наши победы и освобождение захваченной врагом территории. И международная конференция в Тегеране. Потомок герцога Мальборо и холеный американский аристократ внимательно слушали сына грузинского сапожника, за которым стояла огромная страна, страна-победительница.
Освобождение Европы, бои в Польше, Венгрии, на Балканах. И как апофеоз - штурм Берлина. И красное знамя, поднятое на куполе Рейхстага. Капитуляция Германии. Вильгельм Кейтель, роняющий от волнения монокль, который раскачивается на шнурке, как висельник в петле. Фельдмаршал подписывает акт, признающий поражение Третьего рейха, и сдачу германских вооруженных сил на милость победителя.
И Парад Победы на Красной площади. Голос Андрея Романова, комментирующий происходящее.
- Командует парадом маршал Константин Рокоссовский, бывший младший унтер-офицер 5-го Каргопольского драгунского полка, награжденный за храбрость двумя Георгиевскими крестами. Принимает парад маршал Георгий Жуков, унтер-офицер 10-го Новгородского драгунского полка, награжденный за храбрость двумя Георгиевскими крестами.
Вот проходят перед трибуной командующие фронтами: Ленинградского - маршал Леонид Говоров, подпоручик, младший офицер мортирной батареи; 1-го Прибалтийского - генерал армии Иван Баграмян, прапорщик 2-го пограничного пехотного полка; 3-го Белорусского - маршал Александр Василевский, штабс-капитан, командир роты 409-го Новохоперского полка; 2-го Белорусского генерал-полковник Кузьма Трубников, поручик Семеновского полка, начальник команды пеших разведчиков, полный Георгиевский кавалер; 1-го Украинского - маршал Иван Конев, младший унтер-офицер 2-го отдельного тяжелого артиллерийского дивизиона; 4-го Украинского - генерал армии Андрей Еременко, ефрейтор 168-го Миргородского пехотного полка; 2-го Украинского - Маршал Родион Малиновский, ефрейтор пулеметной команды 1-й особой пехотной бригады Экспедиционного корпуса во Франции, награжденный двумя Георгиевскими крестами за храбрость. 3-го Украинского - генерал армии Федор Толбухин, штабс-капитан, командир роты 13-го пограничного Заамурском полка.
На трибуне Мавзолея стоит маршал Семен Буденный - старший унтер-офицер 18-го драгунского Северского полка, полный Георгиевский кавалер. И полтора месяца не дожил до Победы Маршал Борис Михайлович Шапошников - Генерального штаба полковник, командира Мингрельского гренадерского полка.
Апофеоз Парада Победы - знаменосцы, бросившие к подножью Мавзолея немецкие знамена вместе с личным штандартом Адольфа Гитлера.
А потом был разгром Японии, самураи, покорно складывающие к ногам русских солдат свое оружие, колонны пленных, красные флаги и советский военно-морской флаг над Порт-Артуром. И священник русской церкви, на кладбище русских воинов, павших во время обороны Порт-Артура, целующий стволы советских пушек, и со слезами повторяющий: "Я верил, что вы вернетесь. Дождался, теперь можно и умирать…"
Такие же слезы катились по щекам генерала Потапова. И он не стеснялся их. Это были слезы гордости за свою страну и свой народ. И за того человека, который только готовился взять власть в разрушенной и разваливающейся на куски России.
- Александр Васильевич, - наконец сказал он, - какое страшное и великое будущее прожила наша страна! Я клянусь вам, и обещаю, что приложу все свои силы к служению России, пусть даже и Советской. И сделаю все, чтобы русские офицеры, сохранившие любовь к своей Родине, были на вашей стороне…
- Не на "вашей" стороне, Николай Михайлович, - ответил я, - а на "нашей". Сторона у нас всех одна, и имя ей Россия. А теперь давайте сделаем так, чтобы нам потом, всю оставшуюся жизнь, не было мучительно больно за то, что мы делали, или, наоборот, не сделали в эти роковые часы.
Ночью в город прибудут наши части. Необходимо подготовить для них пункт постоянной дислокации, и определить перечень объектов, которые необходимо взять под контроль в первую очередь. Владимир Ильич Ульянов оставил нам хорошую методичку по захвату власти. Вокзалы, Телеграф, Телефон, Почта, Банк… Необходимо предотвратить, как это было в нашей истории, побег Керенского из Зимнего, и его истошные крики на всю страну, что: "Большевики погубили революцию!" Добровольная отставка с последующим домашним арестом - "во избежание самосуда со стороны отдельных несознательных личностей", - будет для него самым лучшим вариантом.
А еще, и это самое главное, именно мы должны обеспечить, чтобы после часа "Ч" власть оказалась в руках ответственных людей, болеющих душой за Россию, а не разных парламентских болтунов и политических позеров.
Генерал Потапов слушал меня, согласно кивая головой. Потом он встал, пожал мне руку, и пошел к телефону. Рабочий день начался.
12 октября (29 сентября) 1917 года, 14:00. Петроград. Суворовский проспект, дом 48
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
Позвонив куда-то по телефону, генерал Потапов снова зашел в комнату, извинился, сказав, что он вынужден ненадолго покинуть нас, после чего уехал. Ну а я не спеша принялся изучать квартиру, в которой нас предстояло провести самое интересное, с точки зрения истории, время.
Это была большая пятикомнатная квартира в доходном доме. В ней было все, что нужно было человеку для длительного в ней проживания: кухня с большой дровяной плитой, огромная, похожая на калошу медная ванна, туалет с уже забытым в наше время верхним бачком и большая прихожая. Имелось электрическое освещение, телефон в коридоре. В общем, как в объявлении об обмене: "все удобства".
Мышки уже потихоньку обжили наше жилище. В одной из комнат был установлен монитор, на который выводилось изображение с установленных на лестнице и за окнами видеокамер. В углу на столе стояла радиостанция, за которой с наушниками сидел наш бессменный радист сержант Свиридов. Судя по его довольной физиономии, связь со штабом адмирала Ларионова была устойчивой.
На кухне двое "спецов" раскочегаривали плиту, чтобы приготовить на ней обед. С непривычки дело шло со скрипом, и наши "повара" вдоволь наглотались дыма, пока печь, наконец, разгорелась.
В ванной комнате Бесоев задумчиво рассматривал смеситель, силясь понять - почему открывая вентили для горячей и холодной воды, из носика крана течет лишь одна холодная вода. Я посмотрел на его мучения, и рассмеялся.
- Николай, здесь еще нет централизованной подачи горячей воды. Если ты хочешь помыться с комфортом, то надо протопить дровяную колонку. Вон, видишь здоровенный толстый цилиндр - это и есть та самая колонка.
- Надо же, а я думал, что это обычная печка, - сконфуженно сказал Бесоев.
А через часа полтора к нам заехал генерал Потапов. Он был с незнакомым нам офицером средних лет. Судя по внешности, штабс-капитан был родом откуда-то с юга Европы. Николай Михайлович представил его нам, как своего подчиненного, с которым ему пришлось повоевать в Черногории, когда генерал Потапов был там советником штаба королевской армии. Звали нашего нового знакомого Николой Якшичем. Я напряг извилины. Фамилию эту я вроде уже где-то слышал. Ба! Да ведь это фамилия матери Елены Глинской, а, следовательно, бабки Ивана Грозного.
Я напрямую спросил у штабс-капитана - не родственник ли он царю Иоанну Васильевичу, на что черногорец, усмехнувшись, сказал, что если и родственник, то дальний.
Генерал Потапов сказал мне, что Никола Якшич - человек, которому он полностью доверяет, и что он будет решать наши повседневные вопросы и обеспечивать связь между нами и российской военной разведкой.
Потом Потапов поинтересовался, не хочу ли я совершить ознакомительную прогулку по Петрограду. Мол, мне, как коренному питерцу, будет весьма интересно посмотреть на свой родной город, каким он был осенью 1917 года. А заодно присмотреть места, где можно будет разместить нашу боевую технику. Я согласился.