– Товарищи, – сказал Сергей Лазо, внимательно оглядев собравшихся, – только что получено пренеприятное известие – есаул Семенов со своим Особым Манчжурским отрядом со дня на день готов выступить со станции Манчжурия в направлении Читы. Обстановка тревожная, богатеи и прочие осколки прошлого ненавидят нашу власть и ждут не дождутся прихода Семенова. Особенно агрессивно настроено богатое караульское казачество, готовое в полном составе встать под его знамена.
– Это мы и так знаем, – солидно сказал Прокоп Атавин, – богатеям наша власть хуже горькой редьки. Нет у них теперь прежней силы. Если придут, то погоним обратно, как худых собак. Ты лучше, товарищ Лазо, скажи, что нам дальше-то делать?
– А дальше, – ответил Лазо, доставая из-за отворота бекеши сложенный вчетверо лист бумаги, – телеграмма товарища Сталина из самого Петрограда. Слушайте:
Срочно, вне очереди, Иркутск, Центросибирь, для Читинского ревкома.
Мы считаем положение в Забайкалье весьма серьезным, и самым категорическим образом предупреждаем читинских товарищей: не стройте иллюзий – собравшиеся в Манчжурии контрреволюционные силы в самое ближайшее время начнут наступление на советскую территорию. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, в первую очередь японцы, а также все прочие союзники по Антанте.
Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления, и готовиться серьезно. Больше внимания надо уделять правильному отходу, отступлению, увозу запасов и железнодорожных материалов. С целью организации отпора контрреволюционным силам и их иностранным покровителям приказываем сформировать в Чите из местных красногвардейских отрядов бригаду регулярной Красной гвардии. Основной ударной силой бригады должен стать Первый Аргунский конный полк советского казачества. Командиром бригады назначаем товарища Лазо. Вторгшиеся в Советское Забайкалье контрреволюционные банды должны быть не просто разгромлены и отброшены назад в Манчжурию, а полностью уничтожены, а их главари пленены или ликвидированы.
Для оказания помощи в борьбе с контрреволюцией и иностранной агрессией высылаем в Читу из Петрограда батальон специального назначения регулярной Красной гвардии под командованием товарища Бесоева и с ним бронепоезд "Красный балтиец" и два тяжелых бронеавтомобиля. Желаем всяческих успехов. С коммунистическим приветом.
Председатель Совнаркома И. Сталин.
– Да, – уважительно сказал Фрол Балябин, – серьезно сказано, товарищ Лазо. Не просто разгромить и отбросить, а полностью уничтожить. Это как же понимать?
– А так понимать, товарищ Балябин, – ответил Сергей Лазо, – что если мы есаула Семенова просто отгоним, то он потом вернется вновь, с еще большими силами, в тот момент, когда мы к этому меньше всего будем готовы. Ведь скоро весна, казакам надо будет пахать и сеять, заниматься хозяйством. А Семенов и его приятель барон Унгерн к тому времени смогут собрать еще большие силы. В основном их воинство состоит из монголов, баргутов и чахар, которым все равно с кем и за что воевать, лишь бы им платили японскими иенами и британскими фунтами. Не сомневайтесь и в том, что японцы тоже окажут помощь нашей контрреволюции, предоставив переодетых в русскую форму солдат, артиллерию и бронепоезда. Захват Читы есаулом Семеновым будет означать, что они весь Дальний Восток смогут потом взять голыми руками.
– Так говорите, барон Унгерн, товарищ Лазо? – переспросил Зиновий Метелица. – Знаю я эту сволочь, служили вместе. Он просто свихнувшийся на войне тип, помешанный на идее абсолютной монархии.
– Этот, как вы говорите, помешанный, – сказал Сергей Лазо, – уже успел провозгласить возрождение российской монархии под знаменем великого князя Михаила Александровича, которого он называет последним императором. Только вот незадача: бывший великий князь сейчас служит командиром кавбригады в Красной гвардии и никакого барона Унгерна не знает и знать не желает.
– Да ну, товарищ Лазо? – сказал Георгий Богомягков, удивленно покрутив головой, – Это как же так получилось?
– А вот так и получилось, товарищ Богомягков, – усмехнулся Сергей Лазо, – что некоторые осколки старого режима, вроде есаула Семенова и барона Унгерна, готовы идти хоть с чертом, лишь бы против большевиков, а другие, вроде того же бывшего великого князя, идут вместе с большевиками против таких вот соратников нечистого.
И еще, товарищи, чтобы лишить Семенова, Унгерна и им подобных поддержки в среде рядовых казаков, необходимо немедленно прекратить всяческие разговоры о ликвидации при советской власти казачьего сословия. Такие идеи признаны партией большевиков вредным левацким уклоном. Исповедовал их бывший товарищ Троцкий, который оказался врагом советской власти и попытался поднять мятеж. За что и получил удар казачьей шашкой по своей безумной голове.
Декрет Совнаркома "О советском казачестве" уже расставил все на свои места. Казачьему сословию быть, но оно должно быть не старым, царским, а нашим, советским и народным. И руководить им должны наши проверенные товарищи, которых среди казаков, тоже, надо сказать, немало. Мы не для того делали нашу революцию, чтобы сжечь свой русский народ в пламени междуусобной войны, а для того, чтобы принести ему новую счастливую жизнь. Наши же враги хотят все вернуть обратно, чтобы русские люди постоянно жили в горести и нищете, и как можно больше убивали друг друга. Именно поэтому они и поддерживают таких врагов народа, как есаул Семенов, барон Унгерн и прочие.
Сергей Лазо внимательно оглядел притихших товарищей и тяжело вздохнул.
– Товарищи, – сказал он, – надо всем понять, что борьба тут, в Забайкалье, будет долгой и упорной. Когда потерпят поражение и будут уничтожены Семенов и Унгерн, их японские хозяева попробуют найти им замену или вторгнутся к нам сами. Товарищи в Петрограде особо подчеркивают, что воевать с ними придется всерьез и насмерть. Как это ни тяжело говорить, но я всего лишь прапорщик военного времени, к тому же ни разу не бывший на фронте, и не имею военного опыта, чтобы руководить борьбой такого масштаба. Среди нас есть человек, который куда лучше, чем я готов к командованию создаваемой Забайкальской бригадой Красной гвардии. Это, товарищи, войсковой старшина Зиновий Метелица, нынешний командир Первого Аргунского полка, отвоевавший на Германской в офицерских чинах три года. Кто за то, чтобы назначить Зиновия Метелицу командиром нашей бригады Красной гвардии, прошу поднять руки.
– Шесть за, – сказал Сергей Лазо опуская руку. – Кто против? – Против нет. Итак, шесть за, при одном воздержавшемся. Товарищ Метелица, вам слово.
Зиновий Метелица огладил свою вьющуюся светло-каштановую бородку и внимательно оглядел собравшихся.
– Спасибо за доверие, товарищи, – сказал он, – обещаю, что приложу все свои силы для того, чтобы его оправдать. Как командир бригады я прошу товарища Лазо занять в ней должность комиссара и моего первого заместителя. А теперь к делу. Товарищ Лазо, что вам известно о противостоящих нам контрреволюционных силах?
– Основные силы есаула Семенова сосредоточены на станции Манчжурия, – сказал Сергей Лазо, – это до пяти сотен чахарских и баргутских кавалеристов, которыми командуют русские офицеры, сотня китайцев и сотня бог весть каким ветром занесенных туда сербов и румын. Так же там расположены пять сотен японских солдат при батарее полевых орудий. Но будут ли они принимать участие во вторжении – пока неизвестно.
Силы барона Унгерна расположены в глубине Манчжурии на станции Хайлар. Это пока около трех сотен монгольских всадников. Расшириться численно они планируют, заняв приграничные территории Даурии и объявив набор добровольцев из богатых казаков, что даст им еще около полутора тысяч сабель. Основной удар будет наноситься вдоль железной дороге в направлении Читы.
– Негусто у них, – задумчиво сказал Зиновий Метелица, – впрочем, и у нас тоже пока ненамного больше. Аргунский полк – всего четыреста сабель. Артиллерии нет.
– Колуньский, Газимуровский и Зоргольский отряды – вместе чуть больше трехсот штыков, – добавил Прокоп Атавин. – Артиллерии нет.
– Еще двести штыков отряд красногвардейцев из Читы, – буркнул Дмитрий Шилов, – артиллерии тоже нет.
– Если этих бандитов надо полностью уничтожить, а не просто отогнать, – подвел итог Георгий Богомягков, – то без мобилизации нам никак не обойтись.
– Мобилизация – это вещь двоякая, – ответил ему Лазо, – через нее в наши ряды могут попасть и враждебные элементы. Лучше было бы еще раз объявить набор добровольцев. Но, пока Семенов не вторгся, вряд ли это принесет большой эффект. Люди устали от войны и думают, что эта гроза обойдет их стороной. Зато во многих станицах и на станциях есть люди, которые с нетерпением ждут прихода Семенова, для того, чтобы загнать в стойло взбунтовавшееся быдло, то есть нас с вами. Поэтому на первом этапе все наши мысли должны быть об обороне и о планомерном отступлении для того, чтобы потом, умножившись численно, нанести контрреволюции решительное поражение и полностью ее уничтожить.
Собравшиеся товарище неодобрительно зашумели.
– Товарищ Лазо прав, – прервал поднявшийся возмущенный шум Зиновий Метелица, – если вы поставили меня командиром, то послушайте мое мнение. Грамотная оборона есть половина успеха. А там и народ поднимется, и помощь из Петрограда подойдет. Про бронепоезд "Красный балтиец" я немного слышал еще на фронте. Машина очень серьезная, вооружена морскими орудиями в пять и четыре дюйма. Полевая артиллерия японцев будет ему на один зубок. Отступая мы должны помнить, что конечная целью всех наших действий – разгром и полное уничтожение врага. У меня все.
Немного помолчав, Сергей Лазо добавил. – Не забывайте, товарищи, и о том, что Семенов идет к нам сюда не только для того чтобы свергнуть советскую власть, но и затем, чтобы карать, пороть, стрелять и вешать, в том числе и баб с ребятишками. Сражаться нам и нашим товарищам придется не только за революцию и новую счастливую жизнь для народа, но и за свои дома и поля, за жизнь своих родных и близких. Если Семенов победит, то он зальет нашу землю кровью трудового народа. Помните об этом.
28 января 1918 года. Полоса отчуждения КВЖД. Станция Манчжурия.
Есаул Григорий Семенов и войсковой старшина барон Роман фон Унгерн-Штернберг сидели в жарко натопленном помещении станции. Там, снаружи, стоял пощипывающий щеки морозец, а в прозрачном бледном зимнем небе висело негреющее зимнее солнце.
Есаул Семенов щелкнул крышкой часов и посмотрел на белый циферблат с позолоченными стрелками.
– Ну, что, барон, пора, – сказал он. – Велите своим людям седлать коней. Покажем большевичкам в Даурии, кто в тех краях хозяин.
– Будет исполнено, – хриплым голосом ответил барон. – Поверите ли, Григорий Михайлович, до чего мне осточертело сидеть в этой дыре. Скорее бы начать рубить этих ублюдков, посмевших поднять руку на государя. Вы ведь слышали, наверное, что император Николай Александрович со своей семьей был убит сворой висельников, дорвавшихся до власти. Хвала Всевышнему – великий князь Михаил Александрович уцелел. И хотя он сейчас сидит в цепях в камере Петропавловской крепости, недалек тот день, когда мы войдем в столицу Российской империи и увенчаем великого князя Михаила шапкой Мономаха.
Семенов покосился на своего собеседника, хотел ему ответить, но благоразумно промолчал.
– Да он же просто спятил, – подумал про себя есаул. – Господи, с какими только людьми мне приходится делать великое дело?!
Насчет императорского семейства у Семенова имелись несколько иные сведения. Живы, мол, здоровы, и ничего с ними большевики не сделали. Живут в Гатчине как простые обыватели и в ус не дуют. А о великом князе Михаиле Александровиче говорили и вовсе совершенно невероятные вещи. Дескать, он добровольно пошел на службу к большевикам и командует у них целой гвардейской кавалерийской дивизией. Невозможно в такое поверить!
Но спорить с бароном есаул не стал. Уж слишком это было рискованным и абсолютно бесполезным занятием. Барон фон Унгерн-Штернберг, потомок древних рыцарей Тевтонского ордена, сейчас меньше всего был похож на своих остзейских предков. Старый однополчанин есаула, Унгерн в свое время был вместе с ним направлен с фронта в Забайкалье, чтобы здесь сформировать из местных кочевых племен особую кавалерийскую часть. И, как ни странно, стопроцентный немец с родословной и гербом, гораздо быстрее нашел общий язык со здешними бурятами и монголами, чем сам Семенов, который родился в этих краях, хорошо знал их языки и обычаи и имел множество знакомых среди нойонов и торговцев скотом. Произошло это, скорее всего, потому, что есаул, родившийся в семье скотопромышленника и не имевший в роду ни одного дворянина, старался выглядеть так, как с его точки зрения, и должен был выглядеть русский, пусть даже и казачий, офицер.
Барон же, не обращая внимание на утвержденные воинскими уставами правила ношения форменной одежды, напялил поверх своего офицерского мундира желтый китайский шелковый халат, а на шею повесил шнурок с каким-то языческим монгольским амулетом, заменяющим сейчас ему аксельбант.
Семенов даже не пытался делать ему замечания – он слишком хорошо знал характер барона и его бешеный нрав. К тому же, как ему не раз докладывали доверенные люди в окружении барона, Унгерн сильно злоупотреблял алкоголем и опиумом. Как писал в аттестации на Унгерна их бывший командир барон Врангель: "В нравственном отношении имеет пороки – постоянное пьянство – и в состоянии опьянении способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира".
В 1916 году, находясь на излечении после очередного ранения, барон в пьяном безобразии набросился с шашкой наголо на офицера одной из тыловых комендатур, за что был приговорен военным судом к трем месяцам содержания в крепости.
Но, в то же время, есаул Семенов знал, что барон Унгерн храбр до безумия, и любит войну, как другие любят карты, вино и женщин. Воевать он начал в 1-м Нерчинском полку 10-й Уссурийской дивизии армии трагически погибшего генерала Самсонова, и прославился лихими рейдами во вражеских тылах. При этом барон Унгерн безжалостно рубил своих соплеменников – солдат армии кайзера Вильгельма. В бою он не щадил никого, в том числе и себя. Подтверждением тому были четыре боевых ранения и пять орденов, в том числе Святого Георгия 4-й степени. Вон он – белый эмалевый крестик – висит на груди барона, выглядывая из-под отворота распахнутого китайского шелкового халата.
Силы, с которыми есаул решился отправиться в свой поход на Даурию, воевать большевиков, были совсем небольшим – всего шестьсот сабель и десятка полтора пулеметов. Еще триста сабель были в отряде барона Унгерна. Но ведь и силы читинских большевиков тоже были незначительны для того, чтобы они смогли оказать ему серьезное сопротивление. К тому же, в тылу у отряда Семенова был японский отряд с полевой артиллерией, который, впрочем, до поры до времени не должен был вступать в вооруженное противостояние с представителями местной большевистской власти. И это совсем не потому, что японцы боялись начать войну с Советской Россией. Просто за сынами Страны Восходящего Солнца ревниво приглядывали их соперники – представители САСШ, у которых были свои виды на русский Дальний Восток. И не стоило дразнить американцев, провоцируя их на вмешательство в русские дела. Гонцы от янки уже побывали в лагере Семенова, обещая щедрые денежные субсидии и помощь оружием и военным снаряжением.
Но есаул не сказал им ни да, ни нет. Хотя он и сделал уже выбор. Помогла ему в этом одна долгая беседа с одним милейшим японцем, который предпочел не называть свое имя. Но Семенов сумел через своих друзей в японском Генеральном штабе узнать, что довелось ему иметь дело с весьма известным японским разведчиком Кэндзи Доихара, считавшимся в Токио специалистом по русскому Дальнему Востоку. Доихара довольно убедительно сумел объяснить есаулу, что для него предпочтительнее будет строить свои отношения не с американцами, а именно с ними, с японцами. Предпочтительнее по многим веским причинам, в числе которых были и соображениям личной безопасности.
– Григория Михайловича, – говорил Доихара на довольно хорошем русском языке, – поймите правильно, – эти крохоборы янки считают, что все на свете можно купить. Возможно, что в чем-то они правы. Но в этом существует и обратная сторона – если все можно купить, то, значит, все можно и продать. И они продадут вас, если решат, что без вас они смогут с большей прибылью вести свой бизнес. А мы, японцы, в душе, несмотря на то, что сменили самурайские доспехи на европейскую военную форму, остаемся все теми же самураями, которые спасая свою честь, совершают обряд сепуку. Мы похожи на наши сабли, лезвия которых – лезвия старых прадедовских катан, а рукоятки скопированы с рукояток европейских сабель.
Есаул сделал из этой беседы должные выводы. И вот теперь он готов повести в бой свое воинство, которое огнем и мечом пройдется по Даурии и дойдет до Иркутска. Семенов знал, что только движение вперед поможет ему победить большевиков.
Да, противник слаб, плохо подготовлен и обучен. Но, несмотря на это, его отряд будет нести потери – война есть война. Однако с его продвижением вглубь российской территории силы отряда будут только расти – к ним примкнут все, кто недоволен властью большевиков. И чем решительней и беспощадней он будет расправляться с представителями этой власти, тем меньше потом появится желающих снова поддержать ненавистных есаулу узурпаторов из Таврического дворца.
Поэтому следует придерживаться правила – твердость, жестокость, решительность! Только так можно навести порядок в Забайкалье.
Есаул Семенов, накинув полушубок и нахлобучив мохнатую казачью шапку, решительно вышел на улицу. Легкий морозец сразу же схватил его за лицо, а под ногами захрустел недавно выпавший снег. Его воины уже были в седлах и ждали приказа своего командира и вождя.
Кого только среди них не было! Буряты, монголы, маньчжуры, китайцы – из числа тех, кто "прославился" у себя на родине уголовными делами, заслужил строгое наказание, и, не дожидаясь казни, подался в отряд Семенова в расчете на веселую жизнь и богатую добычу. Были тут и русские, в основном, казаки, были даже бывшие военнопленные – сербы, венгры, румыны и немцы. Все они считали своим командиром лишь его, есаула Семенова, и принесли клятву верности только ему одному.
– Ну что, ребята! – обратился к ним с крыльца есаул. – Покажем этим большевичкам, где раки зимуют?
Большинство из его воинов, плохо зная русский язык, не поняли идиому. Но по тому, как были сказаны эти слова, они догадались, что их вожак приказывает им выступить в поход. В ответ раздались приветственные крики, в воздух взметнулись сотни рук с зажатыми в них шашками и саблями. Воинственный крик вырвался из сотен луженых глоток.
– Ребята! – снова воскликнул Семенов, – я не буду никого ругать за то, что кто-то из вас перестарается и отправит к праотцам дюжину-другую невиновных. Но я строго накажу тех, кто пощадит хотя бы одного большевика. Только так мы сможем спасти нашу матушку-Россию!
В ответ на эти слова снова раздались восторженные крики. Хотя большинству из воинства есаула было наплевать на эту самую "матушку-Россию", но то, что есаул разрешил им безнаказанно убивать и грабить, воодушевило всех до полного обалдения.
Семенов вскочил на поданного ему коня, приподнялся на стременах и обернулся.