* * *
- А-а-апчхи! - могучий чих прервал беседу двух представительных господ, случайно встретившихся и завязавших беседу в буфете Большого Каменного театра.
В театре с большим успехом шла опера Верди "La forza del destino". Несмотря на то что премьера прошла уже два месяца назад, эта театральная постановка по-прежнему неизменно собирала аншлаг. Вероятно, причиной тому была глубокая светскость сего мероприятия. Прибыв в здание театра в самых модных парижских платьях и английских фраках, увешанные драгоценностями, страусиными перьями и прочими статусными побрякушками, благородные господа и дамы демонстрировали высокому светскому обществу столицы свое благополучие. Конечно, во время просмотра оперы зрители зевали, деликатно прикрывая лицо перчатками и веерами, щипали себя, дабы не заснуть в ожидании антракта. Но все это не имело значения, ведь, выбравшись в буфет, все они, как один, признавали, "что представление было хорошо. Тамберлик, Грациани, m-me Nantier и m-me Barbot очень старались". В антракте собравшиеся отдавали дань закускам и шампанскому, обсуждали светские сплетни и биржевые новости. Женщины щеголяли меж собой туалетами, пригубливая из изящных фужеров марочные вина, мужчины курили, лениво обсуждая политику и изредка делая дамам витиеватые комплименты.
- Будьте здоровы, дорогой Дмитрий Николаевич, - традиционно пожелал собеседнику невысокий, румяный, налитый сытостью мужчина лет тридцати. Модный красный фрак и узкие штаны лишь подчеркивали его природную красноту лица и объемность тела.
- Благодарю, Петр Данилович, - откашлявшись, поблагодарил Блудов, вытирая лицо шелковым платком.
- Видимо, вспоминает вас кто-то. Может быть, даже сам государь! - улыбаясь, попытался пошутить колобок, он же Петр Данилович Красновский. Будучи не слишком родовитым и вылезший в высшее общество лишь благодаря обширным латифундиям на юге империи, считал за большую удачу, что всемогущий глава Канцелярии удостоил его беседой.
- Типун вам на язык, Петр Данилович, - замахал руками граф. - Я был бы счастлив, если бы был оставлен без высочайшего внимания хотя бы сегодня. Признаюсь вам честно, - на этих словах он придвинулся к собеседнику ближе и перешел на шепот, - его императорскому величеству грезятся лавры его великого предка - Петра Алексеевича.
- Да неужто, - по-бабьи всплеснул руками Красновский, заговорщически снижая голос и улыбаясь, - считаете, нам следует-таки ждать реформ? Или новый государь воспримет наставления Петра Великого буквально и начнет брить бороды, подобно своему пращуру?
- Если бы, если бы, уважаемый Петр Данилович! - яростно прошептал Блудов, наклоняясь еще ближе, - у государя странные и подчас нелепые планы, но он не желает ни с кем их обсуждать и требует их немедленного воплощения. Мыслимое ли дело - Николай Александрович на Рождество планирует раскрепостить всех крестьян без выкупа!
Улыбка моментально сползла с лица Красновского. То, что он воспринял как забавную новость и шутку, перестало казаться таковой.
- Всех крестьян? В том числе и помещичьих? - уточнил он. - Выкупные платежи отменят и для них?
- Пока нет, - ответил, помолчав, граф, - но вы ведь умный человек и понимаете, что начнется после освобождения государственных и удельных крестьян без выкупа.
Красновский кивнул. Несмотря на комичную внешность, вызванную желанием быть принятым в высшее общество, и следование потому последней французской моде, он отнюдь не был дураком. Освобождение значительной доли крестьян без выкупа означало немедленное начало бунтов среди крестьян помещичьих. Среди них и так давно ходили слухи, что дворяне подменили истинный указ царя на поддельный и только потому им навязали непосильные выкупы за землю и совсем не дали воли. А если сейчас начнется раскрепощение на государевых землях без выкупа… Петра Даниловича передернуло. На его землях жило без малого тридцать тысяч крестьянских душ, и он отчетливо представлял себе, что начнется после царского указа.
- И это еще не все, - вырвал его из размышлений голос Блудова. - Только вчера я читал проект нового указа. С Нового года вывоз более сотни рублей либо ценностей, ценой их превышающих, за границу будет для русских путешественников воспрещен. Более того, для выезда будет требоваться разрешение от Министерства внутренних дел.
- А как же Ницца, Баден? - растерянно спросил Красновский, не в силах поверить в ужасную новость.
- А так, дорогой Петр Данилович. Можете теперь забыть о просвещенной Европе, - мрачно ответил Блудов, подхватывая фужер с шампанским у услужливого официанта.
- Нет, это решительно нельзя так оставить, - раздраженно воскликнул Красновский, рубанув воздух рукой. - Не знаю, кто внушает государю столь опасные и вредные мысли, но их воплощение неизбежно ведет к краху России. Именно мы, дворяне, - разглагольствовал он в полный голос, не обращая внимания на собравшихся, - есть верная опора трону. Лишь мы поддерживаем порядок и спокойствие в империи. На кого нас хотят поменять - на грязных крестьян?! На этих лапотников? Невежественных, грязных, отвратительных… Мы не потерпим подобных притеснений! Мы немедленно потребуем от императора оставления посягательств на наши исконные права и свободы! Мы…
Его пламенную речь прервал звонок, извещающий о начале третьей части оперы.
- Пойдемте, Петр Данилович, пойдемте, - подхватил под локоть Красновского Блудов, подталкивая его к выходу в зал. - Опера начинается. А наш разговор мы сегодня продолжим. Как раз после представления я приглашен в один закрытый клуб, где собираются люди, весьма озабоченные судьбами России. Я с удовольствием возьму вас с собой, уверен, вы найдете там наших с вами единомышленников. А сейчас вернемся в зал.
Все еще полыхающий жаром в начале речи Блудова Красновский успокоился и кивнул. Да, такое положение дел невозможно просто так оставить, но и в одиночку ничего не добиться. Если сам граф Блудов называет его единомышленником и приглашает в закрытый клуб… Значит, есть силы, способные препятствовать тем безумным и вредоносным реформам, что, по словам графа, планирует новый государь. От этих мыслей Петру Даниловичу стало спокойнее, и он с легким сердцем последовал вместе с Дмитрием Николаевичем в оперный зал.
* * *
В зале на третьем этаже Зимнего дворца, непосредственно примыкающим к рабочему кабинету его императорского величества Николая II, было традиционно людно. Распорядок дня государя стал настолько плотен, что приемы и аудиенции следовали буквально непрерывным потоком, начиная с раннего утра и до поздней ночи. В связи с этим в приемном зале, как стали его называть, были поставлены несколько кресел и диванов для ожидающих, принесенные с других этажей. Так же чиновничьей братией был организован неприметный буфет с безалкогольными напитками и легкими закусками для желающих подкрепить свои силы, подорванные долгим ожиданием. Занять время можно было также чтением номеров свежей российской и европейской прессы, ежедневно доставляемых во дворец.
Сегодня приемный зал буквально гудел от слухов. Обсуждались только что состоявшиеся отставки нескольких министров и кандидатуры их возможных преемников. Так же, вполголоса, среди присутствующих то тут, то там вспыхивали обсуждения причин этих: кадровых решений и вскользь выражалось сомнение в их разумности.
- Да самодурство это, самодурство! - яростно нашептывал собравшимся в небольшой кружок вокруг него членам кабинета министр иностранных дел князь Александр Михайлович Горчаков. - Не с той ноги встал наш постреленок - вот и подвернулись ему под руку несчастные Александр Алексеевич и Александр Васильевич.
- Я бы не согласился с вами, Александр Михайлович, - вступил в разговор Павел Петрович Мельников, министр путей сообщений, - при всем моем уважении к Александру Алексеевичу (Зеленому), качествами, необходимыми для министра государственных имуществ, он не обладал. Куда ему до Михаила Николаевича (Муравьева)?
- А я говорю - не угодил он чем-то лично, - упорствовал князь Горчаков, - вот и слетел с места. Не разбирается государь пока в людях. Таких умов-то из кабинета выкидывать. Или скажете, как некоторые, - бросил он с презрительной усмешкой, - что он администратор почище Муравьева и военный деятель лучше Милютина?
Мельников покачал плечами, всем своим видом показывая, что спор с собеседником видит бесперспективным. Действительно, новый император своей чересчур резкой активностью успел порядком подрастерять авторитет среди профессионального чиновничества.
- О, Дмитрий Николаевич, - обратился князь к только что вошедшему в зал начальнику Канцелярии, - прошу к нам. Будьте судьей в нашем небольшом споре.
- Здравствуйте, господа! Премного рад встрече, - принялся расшаркиваться с министрами граф. - Чем на этот раз удивило нас его императорское величество? Рассказывайте господа, рассказывайте!
- О! Вы еще не слышали, Дмитрий Николаевич? У нас здесь кипят нешуточные страсти. Государь, верно, вознамерился продемонстрировать всем свою решительность и принимает решения со свойственной его молодости горячностью, - за всех ответил ему Валуев.
- Что вы говорите? Нет, я ничего не слышал - только что из оперы. Надо же, надо же! Бороды у всех целы? - притворно испугавшись, оглядел собравшись Дмитрий Николаевич. Раздались нервные смешки.
- Смех смехом, однако некоторым весьма достойным людям уже не посчастливилось расстаться с министерскими креслами, - ответил на шутку Валуев.
- Да что вы говорите? - всплеснул руками Блудов. - И кто же эти несчастные?
- Зеленой и Головин, - ответил за министра внутренних дел Мельников. - И не так уж государь был не прав на их счет. К тому же в железнодорожном деле его знания меня приятно удивили.
- Не могу ничего сказать о военных и административных способностях Николая Александровича, а тем более о его железнодорожных познаниях, - медленно, обдумывая каждое слово, вступил в беседу министр финансов Михаил Христофорович Рейтерн. - Но в отношении политической экономии государь слаб, - помолчав, пожевал он губами. - Да. Весьма слаб.
- Господа, его императорское величество просит Михаила Христофоровича, - прервал их беседу вышедший из кабинета императора лакей.
- Прошу меня простить, господа, - министр финансов раскланялся с коллегами и, сделав несколько шагов, исчез за широкой дверью, ведущей в приемную императора.
* * *
Самый важный и вместе с тем волнительный разговор в этот день состоялся у меня с Рейтерном, министром финансов. Мне еще никому не доводилось признаваться, кто же я на самом деле такой.
Я ждал его в своем кабинете как на иголках. От былого спокойствия не осталось и следа. "Черт, нервничаю, как перед первым свиданием, - подумал я. - И что же он не идет? Он что, издевается?"
Когда Рейтерн, наконец, вошел в кабинет, мое волнение только усилилось. Я в который раз заколебался. Говорить? Или, может, присмотреться к нему еще немного получше? Нет, ну сколько уже можно, в самом деле! Чем дольше буду тянуть, тем труднее мне потом будет решиться на откровенный разговор. По всем источникам, доверия заслуживает? Да. Лоялен? Да. Наконец, решившись, резко поднялся со своего места.
- Михаил Христофорович, прошу вас, следуйте за мной.
У моего кабинета по какой-то неведомой мне причине было целых две уборные. Не найдя у себя анатомических отличий от остальных людей, резонно решил, что мне должно хватить и одной. В общем, недавно одну из них по моему приказу переделали в секретный и относительно небольшой кабинетик. Вот в этот самый кабинетик и привел немного удивленного таким приемом министра финансов. Я хотел исключить малейшую возможность, что наш разговор будет услышан. Прослушать же этот кабинет, после всех принятых мною мер, как я убедился на практике, было просто невозможно.
- Располагайтесь, - коротко ответил я на полный удивления взгляд министра. - Михаил Христофорович, сегодня я открою вам секрет, который навсегда должен остаться в этой комнате. Вы не должны разглашать его никому. Ни родным, ни друзьям, ни близким, ни батюшке на исповеди, ни кому-либо еще. Вы меня понимаете? - дождавшись утвердительного кивка, я продолжил. - В случае нарушения вами данного мне слова последствия будут самыми печальными и, вероятно, несовместимыми с жизнью. Причем не только для вас, но и для тех, кого вы в секрет посвятили, - тут я не шутил, с Игнатьевым этот момент прорабатывался. - Если вас смущают подобные условия, вы можете отказаться прямо сейчас. Правда отказаться придется и от должности министра финансов. Люди, не умеющие держать в секрете тайны на столь высоком посту, мне не нужны.
- Я слушаю вас, ваше величество, - склонил голову он, приготовившись слушать.
- Вы, верно, помните ту болезнь, которая едва не свела меня в могилу сразу после смерти моего отца? - дождавшись утвердительного кивка, я продолжил. - Все тогда еще удивлялись моему чудесному выздоровлению, ну вы помните. А выздоровление и вправду было чудесным. Если бы не вмешательство высших сил, лежать бы мне рядом с отцом в Петропавловском соборе…
Далее я рассказал ошеломленному и сперва немного… ну, ладно не немного, а очень даже скептически настроенному (хотя он, как мог, старался этого не показать) министру немного переделанную в начале историю России. Я немного соврал и не стал говорить всей правды. По моей версии, некто спас меня от неминуемой смерти два месяца тому назад. А также открыл мне страшный конец человечества. Затем оставил мне в дар предмет, хранящий невиданное количество информации, и был таков. Почему мой отец скоропостижно умер, хотя, судя по сведениям из моего подарка, должен был еще жить и жить, я не знаю. Предположил, что раз некто вмешался в мою жизнь уже после смерти моего отца, который умирать был не должен, без сверхъестественного вмешательства здесь не обошлось. Далее я принялся рассказывать "открывшуюся" мне картину будущего. Впрочем, не стал вдаваться в детали, частично достигнув первоначальной цели - убедить и напугать. Весь мой рассказ занял не более получаса, окончившись наступлением радиоактивной зимы на планете.
Рейтерн молчал. Я явственно видел тени противоречивых эмоций, пробегающие по его лицу. Ага, и надо бы поверить, но… Увы! Всякий здравый смысл говорит, что это просто невозможно! Причем невозможно, потому что невозможно никогда! Ну что ж, у меня приготовлено достаточно средств для его дальнейшего убеждения. Если Михаил Христофорович не дурак, а он не дурак, то будет вынужден воспринять свершившееся как удивительный факт и смириться с ним.
- Ваше величество, - перебил мои мысли Рейтерн. - Все это слишком невероятно, чтобы я вот так сразу вам поверил, при всем моем к вам глубочайшем уважении… Быть может, у вас есть какие-нибудь доказательства вашей невероятной истории?
- Что ж, я предусмотрел ваше недоверие. Вот эти стопочки бумаг на полу, - я указал на заваленный документами угол комнаты, - содержат огромное количество данных о будущем мире, экономике России и вообще об экономике в целом. Я, как мог, постарался рассортировать их, но не слишком в этом преуспел. Так что, читайте, изучайте, конспектируйте, но ничего отсюда не выносите. Думаю, даже после предварительного ознакомления последние ваши сомнения в моих словах будут развеяны. За сим позвольте откланяться. Дела.
Снова оказавшись в своем основном кабинете, я подошел к резному шкафу из красного дерева и извлек из его недр открытую бутылку вина и бокал. Не чувствуя вкуса, махнул полный бокал темно-красного вина и усмехнулся.
Спустя две минуты.
- Товарищ Блудов, - вынимая трубку изо рта и неумело изображая грузинский акцент, начал я, - есть мнение, что вы не справляетесь с возложенными на вас обязательствами.
Блудов шутку не оценил. Ну еще бы! Для этого ему надо было родиться минимум на один век позже. Да и парочка только что смещенных мной министров не очень способствовала веселью.
- Что вы можете сказать в свое оправдание? - Я снова взялся за трубку. Честно говоря, я ожидал небывалого всплеска красноречия и рассчитывал им сполна насладиться, вместо этого получил как никогда четкий и лаконичный ответ.
- Как будет угодно вашему императорскому величеству. Если вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями, через час у вас на столе будет лежать прошение освободить меня от всех занимаемых должностей.
Надо признаться, Блудов хоть и сошел с лица, но держался молодцом. Голос, несмотря на слова, ставящие точку в его яркой многолетней карьере, не дрогнул ни на секунду. Но любую точку можно легко исправить на запятую.
- Что вы, Дмитрий Николаевич, - чуть не подавившись табачным дымом из-за неожиданного ответа, растерявшись, сказал я своим обычным голосом, - напротив, я очень нуждаюсь в ваших услугах. Однако ваши последние действия заставляют меня усомниться в вашем желании служить России, а не своему министерству. Понимаю, - взмахом руки оборвав его еще не успевшие сорваться с губ возражения, - понимаю. Для каждого министра его министерство стоит на первом месте, а создание неподконтрольных ему ведомостей или, боже упаси, сокращение и вовсе смерти подобно. Все это я понимаю. Однако и вы, Дмитрий Николаевич, должны, нет, просто обязаны меня понять. Вы как никто должны представлять себе то бедственное положение, в котором очутилась наша страна. Вы первый должны бежать ко мне с успехами в изыскании дополнительных средств в бюджет. Вместо этого вы тянете одеяло на себя и, более того, скандалите с Игнатьевым, действующим по моему прямому указанию. Из уважения к вам я приоткрою вам тайну нового ведомства, - ну не больше чем ты и сам бы узнал, старый лис, добавил я про себя. - Я могу надеяться, что мои слова не покинут этих стен?
- Разумеется, - Блудов был само воплощение достоинства. Чутьем опытнейшего придворного, способного с полуслова угадывать желание власть имущего, могущего заболтать до полусмерти любого демагога и способного запутать в трех соснах опытного следопыта, он уже понял - речь идет не об отставке.
- Новое ведомство, Его Императорского Величества Малый Канцелярский Архив, находится в вашем формальном подчинении лишь временно. Через некоторое время оно будет выделено в самостоятельное министерство, - как мы оба хорошо знаем, некоторое время понятие, растяжимое на сколь угодно долгое время, снова добавил я про себя. - Ведомство это будет заниматься борьбой как с внутренними, так и внешними проявлениями недовольства политикой Российской империи. Я надеюсь, что могу положиться на ваше умение хранить государственные тайны? - да даже если не мог бы, все равно через пару лет правда всплывет наружу - шила в мешке не утаишь.
- Да, ваше величество, - торжественно ответил мне глава Канцелярии.
- Тогда я рассчитываю на прекращение всех ваших излюбленных канцелярских приемчиков вроде многокилограммовых отчетов, важных документов, вложенных среди последних страниц, не представляющих особой важности работ и бесконечного оттягивания решений путем созывов дополнительных комиссий. Мне нужны результаты. И только они. Я могу иметь с вами дело?
- Я сделаю все, что будет в моих силах.