– В своём. Вселенная, если верить астрономам, очень велика – вряд ли господь создал её только для нас одних, это чересчур расточительно. И самое главное, майор Уоллес, твои шпионы, судя по этой вот игрушке, – он повертел в руках мобильник, на экране которого сменялись цветные картинки, – владеют незнакомыми нам высочайшими технологиями. А технологии – это оружие: с их помощью можно выиграть войну, которую мы проигрываем. Они не от мира сего, Крис. Я видел реакцию здоровяка: он и знать не знал, что Соединённые Штаты Америки воюют с Народной Россией – уж в чем-чём, а в психологии я разбираюсь, это моя работа. И как ты это объяснишь? Откуда он взялся, такой неосведомленный?
– Что ты предлагаешь, док? Найти для них самолёт, и отправить этих твоих марсиан на материк? Это фантастика похлеще Берроуза – последние наши самолёты уже догорают на аэродромах. Ты не в своём Гарварде, доктор Эндрюс, ты мобилизован и служишь военным психологом. А здесь у нас война, на которой не место всяким там фантастическим гипотезам. И я расстреляю этих четверых, будь они хоть марсианами, хоть посланцами преисподней – расстреляю хотя бы для того, чтобы их высокие технологии не достались раджерам, которые скоро ворвутся на улицы Кингстона. Будь ситуация немножко другой, тогда, может быть, я и подумал бы над твоей версией, но сейчас… Будем считать, что им не повезло: бывает. Всё, разговор окончен. Я и так потерял с тобой кучу времени, которого у меня нет. Мне некогда: генералу сообщили, что в районе Портмо кто-то якобы корректирует дымами огонь русских крейсеров, и он приказал мне лично проверить эту информацию. Скорее всего, это ерунда, но со стариком не поспоришь: если я не выполню его приказ, он расстреляет меня раньше, чем я расстреляю твоих марсиан. Так что я поехал, а ты жди моего возвращения, и ничего без меня не предпринимай, гуманист несчастный.
Глава восьмая
ПУЛИ ЯНКИ И СНАРЯДЫ РАДЖЕРОВ
Камера, куда отвели пленников, располагалась в конце коридора и с трех сторон была замкнута внушительными капитальными стенами. Как только лязгнул дверной замок, Вован со сноровкой, свидетельствовавшей о его знакомстве с подобными помещениями, осмотрел все углы, в нескольких местах простукал стены и даже попробовал дотянуться до маленького зарешёченного окошка. И выдал резюме: "Отсюда не убежишь". Мэрилин плакала; Анджела впала в ступор и молча хлопала глазами, демонстрируя полное непонимание происходящего.
– Неужели они нас расстреляют? – выдала она наконец.
– Нет, – утешил её Вован. – Нас только поставят к стенке, а потом откуда ни возьмись выскочит жизнерадостный ведущий и заорёт: "Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!". Расстреляют, детка, даже не сомневайся – таких масштабных шоу не бывает, тут бабок надо вложить немеряно. Но тебя напоследок трахнут в качестве компенсации морального ущерба, так что ты сильно не расстраивайся.
– Но за что? Вова, я ничего не понимаю! Что мы нарушили?
– А вот это я и сам хотел бы знать. Война какая-то между Россией и Америкой… Это что, за неделю, что мы тут прохлаждаемся, Россия объявила войну Америке и добралась аж до Ямайки? А почему тогда ядрён батоны не летают, и по ящику об этом ни гу-гу?
– Ребята, – сказал Павел, собрав мысли в кучу, – я знаю, в чём дело. Мы попали…
– Что мы попали, – Вован саркастически хмыкнул, – и ежу ясно.
– Ты не понял, Володя. Мы попали в прошлое: провалились во времени.
– Чего-чего?
– Фантасты, – пояснил Павел, – об этом писали много раз, и фильмы есть на эту тему.
– Паша, – ласково спросил бывший афганец, – ты головой не обо что не ударялся, когда мы в кювете прятались?
– А ты видел календарь у дверей кабинета, где нас допрашивали?
– Это который с бабой в матроске? Видел мельком, ну и что?
– На этом календаре – тысяча девятьсот сорок четвёртый год, месяц июнь. Мы попали в прошлое, и тогда всё понятно: и старинные винтовки, и война. Туман серый помните? Вот это и был переход во времени.
Анджела и бизнесмен переглянулись. Мэрилин перестала плакать.
– Погоди, – Вован яростно поскрёб подбородок, – чёт я припоминаю… Кино вроде было такое, где наши парни попали в прошлое, на войну, и там навешали люлей фрицам. Это типа так, да?
– Типа да. Но есть нюанс. Что там у нас было в сорок четвёртом?
– В тысяча девятьсот сорок четвёртом году, – тоном примерной ученицы ответила Мэрилин, – американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра высадились в Нормандии и начали наступление на Берлин.
– Угу. А что в это время делали русские?
– Русские? Они, это…
– …гоняли по Сибири японо-немецких диверсантов эскимосской национальности, – невозмутимо подсказал Павел.
– Ну да, – неуверенно согласилась Мэрилин. – Они тоже воевали. Против Гитлера, кажется…
– А здесь они воюют против Соединённых Штатов Америки. В нашей истории в ходе Второй Мировой войны никто Ямайку не атаковал, и уж тем более не летали тут самолёты с красными звёздами. Мы переместились в пространственно-временном континууме, и…
– Студент, не грузи мозги, а то они у меня вскипят, – предупредил Вован. – Ты давай на пальцах, ага?
– Мы перепрыгнули не только во времени, но и в пространстве, и оказались в каком-то параллельном мире. Не понимаете? Был такой умный американец, Эверетт его фамилия, так вот он создал теорию многомерной Вселенной , где существует бесконечное множество зеркальных миров, миров-копий, и ход истории в этих мирах разный. Точки перегиба… это долго объяснять. И эти миры при определённых условиях контактируют, и тогда возможны переходы из мира в мир. Как это может быть, я не знаю – я не физик, да и физики в этом деле не секут, – но факт, как говорится, налицо: мы попали в альтернативный мир, и оказались в чужом пиру похмелье. Слышите?
За стенами всё явственней гремели орудия, и пару раз раздавались взрывы: русские крейсера обстреливали Кингстон, поддерживая рвущихся к нему десантников, высадившихся на берег у Портмо.
Какое-то время все четверо молчали: Павел – отыскивая дополнительные аргументы (из тех, что попроще), остальные – переваривая услышанное. Как ни крути, а эта гипотеза всё объясняла…
– Паша, какой ты умный! – нараспев проговорила Анджела, закатывая глаза.
– Умный-то он умный, – буркнул Вован, – а что толку? Что делать будем? Они ведь нас шлёпнут, как пить дать. Я бы, например, шлёпнул: война – это дело такое.
– Ну, пока что мы живы, – не согласился Павел, – значит, не всё ещё потеряно. Могло быть хуже. Я тут вспомнил одну историю, года три назад она случилась. Около Бермуд был обнаружен военный корабль, крейсер, – кажется, он назывался "Ариадне" . И на борту этого корабля не было ни единой живой души, хотя в кубриках ещё плавал сигаретный дым, а на камбузе кипели котлы с супом. А людей не было: наверное, они все погибли при переходе из мира в мир, растворились бесследно. И ещё, – он на миг задумался, – эксперты установили, что крейсер это английский, причём его двойник в нашем мире давным-давно сдан на слом, а название – немецкое. И вот я думаю, а не из этого ли мира, куда мы с вами попали, прибыл тот корабль-призрак? Помните, офицер что-то говорил о тевтонских крейсерах?
– Ужас какой… – Анджела изобразила испуг, хотя не особо поняла, о чём речь.
– Или попали бы мы в Порт-Ройял времён Генри Моргана, – продолжал Павел, – и что тогда? Ты, Володя, сошёл бы среди них за своего (Вован ухмыльнулся), а вот девушкам я бы не позавидовал. В те времена белые женщины были здесь, на Ямайке, в страшном дефиците, и повышенное сексуальное внимание было бы им обеспечено. Групповое. Так что нет худа без добра.
Мэрилин брезгливо поморщилась, но в глазах Анджелы мелькнул огонёк – наверно, она вообразила себя подругой какого-нибудь пиратского главаря (откуда ей было знать, что реальные флибустьеры, в отличие от книжных, отнюдь не страдали избытком благородства).
– Этого удовольствия они и здесь огребут по полной. Так, студент, – прагматичный Вован вернулся на грешную землю, – суть мы уловили, так что хорош порожняк гонять. Что будем делать – вот в чём вопрос.
– Я думаю, – объяснения Павла помогли Мэрилин обрести почву под ногами, и она оживилась, – надо сказать этому офицеру, чтобы он запросил насчёт нас Гейнсвилл. Или пусть он хотя бы посмотрит сайт нашего университета, там можно найти списки студентов.
– Мариночка, в этом мире ещё нет Интернета – ты видела у него в офисе хоть один компьютер? А что касается запроса – нас с тобой нет в списке студентов Флоридского университета, в этом мире даже не родились ещё наши родители. Или их двойники? Что-то я сам запутался с этими мирами параллельными…
– Погоди, – Вован наморщил лоб, усиленно размышляя. – Значит, мы из будущего, да? Так нам же здесь цены нет – мы же пророки ходячие! С нас пылинки сдувать надо, а не к стенке ставить! Объясним всё этому цэрэушнику, прямо вот так, по буквам, – пусть знает, с кем имеет дело!
– Володя, – Павел покачал головой, – ты ничего не понял. Во-первых, это другой мир, с другим прошлым – мы не знаем, когда он ответвился от нашего исходного мира, где та точка, с которой начался отсчет новой истории, – и, естественно, с другим будущим, о котором мы знаем ровно столько же, сколько и любой обитатель этого другого мира. Так что не потянем мы здесь на пророков – увы. А во-вторых – какой нормальный контрразведчик, задержав вражеских шпионов, будет выслушивать от них сказки о путешествиях во времени? Чем мы это докажем? Если бы мы могли предсказать с точностью хотя бы до дня какое-то ближайшее событие, тогда да, а так… Нет, попробовать можно, но…
– Да, куда ни кинь, всюду клин, – Вован помрачнел и вдруг яростно накинулся на Анджелу: – А всё ты, овца силиконовая! "Ах, ах, давай купим виллу на Ямайке! В Майами не хочу, там звёзды нашего шоу-бизнеса уже всё скупили, а Ямайка – это круто!". Круто, да, уж так тебе хотелось попонтоваться перед своими подружками, такими же пустоголовыми, как и ты: "А у нас с Вовой вилла на Ямайке – это там, в пиратских морях, где плавал Джек Воробей!". Вот и допонтовалась до самого некуда, влипли – мама не горюй. А поехали бы куда-нибудь на Мальдивы…
– А чё ты на меня наезжаешь? – окрысилась в ответ "модель певицы". – Этот туман серый где угодно мог появиться, хоть на Рублёвке. Верно, Паша?
"Смотри-ка, соображает, когда припрёт" – подумал Павел и кивнул.
– Ладно, – Вован, остывая, махнул рукой. – Попробуем выкрутиться, а там будь что будет. Но к стенке я как баран не встану: хрен они от меня такого дождутся.
Где-то неподалёку ухнул снаряд. Земля вздрогнула, по стенам камеры с шуршанием осыпалась цементная пыль.
– Если попадёт сюда, всем нам будет крышка, – со знанием дела сказал Вован.
"Интересно, – подумал Павел, – от чего лучше умирать: от американской пули или от русского снаряда? Хотя – а не один ли хрен?".
* * *
Оставшись один, Эндрюс некоторое время сидел молча и неподвижно, а потом дёрнул головой.
– Чёртов солдафон, – пробормотал он с досадой, имея в виду майора Уоллеса. – Не видит дальше собственного носа, и не хочет видеть.
Доктор Фил Эндрюс, бывший профессор Гарвардского университета, а ныне капитан фронтовой контрразведки на экзотической должности "военный психолог", был личностью незаурядной.
В первой половине ХХ века ещё встречались (и в числе немалом) учёные "широкого профиля", последние энциклопедисты, потомки разноплановых учёных XIX века, начавших грандиозную научно-техническую революцию, перевернувшую мир. Именно эти последние из могикан – культурные, глубоко эрудированные, высокообразованные, ориентирующиеся во многих отраслях знания, обладавшие широким кругозором и развитой логикой мышления, – сделали эпохальные открытия в электронике и ядерной физике, заложили основы генетики и кибернетики и стали прототипами гениев-одиночек, персонажей фантастических романов.
К этой славной когорте принадлежал и доктор Фил Эндрюс, современник знаменитых выпускников Гейдельберга: интеллектуал, эрудит и гуманист. Он не стал генералом великой армии науки, потому что не был гением: он был просто добросовестным учёным, избравшим сферой своей деятельности психологию.
А потом началась война, которую Америка проигрывала, и поэтому бросала на фронт всё, что было у неё под рукой. Правда, делала она это с разбором: Эндрюс не стал рядовым пехотинцем – он получил звание капитана и был направлен на Ямайку, в один из ключевых пунктов внешнего оборонительного периметра США для работы по специальности, хотя при других обстоятельствах, более благоприятных, он оказался бы где-нибудь в аналитическом отделе Пентагона.
Многие не могли понять, что такое "военный психолог", и зачем он вообще нужен. А ларчик открывался просто: специалист по психологии, способный по мимике и по реакции определить, врёт человек или говорит правду, – этакий ходячий "детектор лжи", – оказался ценным кадром для спецслужб, а Ямайка, английская колония, оккупированная США после падения Англии, была горячим местом. Здесь водились и уцелевшие агенты Интелледженс Сервис, и местные борцы за свободу, и сотрудники ведомства адмирала Канариса, и просто одноразовые диверсанты-террористы, и капитан Эндрюс не мог пожаловаться на недостаток работы. Он делал своё дело добросовестно – так, как привык, – и никто не мог упрекнуть его в излишней мягкотелости по отношению к врагам Соединённых Штатов: этот человек был патриотом и защищал свою страну.
Однако сейчас случай был неоднозначный (по собственной классификации капитана Эндрюса), и даже более чем неоднозначный. Эти четверо не были шпионами, он чувствовал это, чуял чутьём, подкреплённым опытом профессионального психолога и умением мыслить логически. Эндрюс без колебаний согласился бы с решением Уоллеса расстрелять без суда и следствия каких-нибудь местных негров, завербованных абвером для проведения диверсий и для стрельбы в спину американским солдатам, но был категорически против расстрела этой загадочной четвёрки. Эндрюс считал, что расстрелять человека легко, но вернуть его потом к жизни – это, как показывает многовековая практика, довольно-таки затруднительно. А если человек этот представляет собой потенциальную ценность для обороноспособности США, то расстреливать его сгоряча – сущий идиотизм, даже если он подложил адскую машину под генеральский сортир и был пойман с поличным.
С эвакуацией "марсиан" на материк Эндрюс проблемы не видел: северное побережье Ямайки контролировалось американскими войсками, а оттуда до Кубы рукой подать – пара часов хода для военного катера или эскадренного миноносца. Оставалось убедить майора Уоллеса отменить своё скоропалительное решение, но сделать это можно было только имея убедительные доводы. И капитан Фил Эндрюс намерен был побеседовать с задержанными в отсутствие своего непосредственного начальника: с тем, чтобы получить эти веские доводы, хотя добросовестно прождал целый час, дарованный пленникам волею майора.
…Эндрюс не знал, что Крис Уоллес уже не может ему ничего запретить, равно как не может и устроить разнос за невыполнение приказа: в районе Портмо в джип майора попал восьмидюймовый фугасный снаряд с русского тяжёлого крейсера "Пересвет", превративший машину вместе со всеми сидевшими в ней людьми в груду рваного железа, присыпанного мелкими клочьями растерзанной человеческой плоти. И ещё военный психолог Фил Эндрюс не знал, что бывший афганец, бывший бандит и бывший (уже бывший) бизнесмен Владимир Поздняк решит, что пришедшие за ними солдаты явились для того, чтобы вывести пленных на расстрел.
* * *
Когда вновь заскрежетал дверной замок, Павел почувствовал, как сердце его сдвоило удары и зачастило, как будто он пробежал в ускоренном темпе по меньшей мере километр, и не заметил, что Вован напрягся и подобрался, словно хищник перед прыжком.
В дверях появился солдат с винтовкой наперевес; за его спиной виден был другой GI . Оба солдата не были новичками в своём деле, им довелось конвоировать десятки (если не сотни) арестованных, и они хорошо знали, как с ними обращаться. Но они присутствовали в кабинете майора Уоллеса при допросе этих задержанных, видели, как они себя вели, и не ожидали никаких выходок от обрюзгшего мужчины не первой молодости, молодого парня, не выглядевшего крутым, и двух перепуганных девиц. И самое главное – Фил Эндрюс, желая расположить к себе пленных, приказал солдатам вести себя с ними "предельно мягко", и оба охранника расслабились, полагая, что начальство уже не считает этих четверых опасными врагами.
– Go! – первый солдат переступил порог камеры и шевельнул стволом. Вован шагнул ему навстречу, и…
То, что произошло дальше, Павел видел только в лихих боевиках. Он и не думал, что увидит такое воочью, и даже не предполагал, что подобное вообще возможно в реале, а не в киноинсценировке.
Со звериной быстротой и свирепой ловкостью бывший браток ухватился одной рукой за ствол "гаранда", второй – за цевьё и крутнул винтовку, как будто пытаясь её вырвать. Солдат не выпустил оружие, однако это ему не помогло. Вован, похоже, обладал поистине медвежьей силой: как только ствол винтовки оказался под подбородком конвоира, он резко дёрнул его вверх и вогнал несколько дюймов воронёной стали под нижнюю челюсть "джи-ай".
Хрустнуло. Из ноздрей охранника хлынула кровь; он начал оседать, закатывая глаза, но не упал – Вован вырвал у него винтовку и оттолкнул обмякшее тело на второго солдата, не давая тому возможности пустить в ход оружие.
Бетонная коробка камеры оказалась отличным резонатором – винтовочные выстрелы показались Павлу орудийными. Торговец оружием, как выяснилось, не только разбирался в его раритетных моделях, но и умел ими пользоваться – раз за разом нажимая на спусковой крючок, он перечеркнул дверной проём движением ствола, выпустив в коридор несколько свинцовых плевков.
Второй солдат сполз по стене на пол, оставляя за собой кровавую полосу; в дальнем конце коридора повалился ещё кто-то, но подробностей Павел не разглядел: из коридора ответили огнём, и он, закрывая Мэрилин своим телом, втиснулся вместе с ней в ближайший от двери угол.
Солдаты майора Уоллеса не были зелёными новобранцами – война для них шла уже пятый год. И часовой у входной двери вовсе не был сонным рохлей: услышав выстрелы, он одним прыжком оказался внутри здания и пустил в ход свою "траншейную метлу" .