В бою пушки всегда ставят позади пехоты. Их задача - уничтожить танки и другую технику врага. А пехотинцы должны бороться с пехотой. Тут же - никаких окопов пехоты перед пушками. Батарею бросили заткнуть дыру на танкоопасном направлении - без пехоты, без поддержки. Вот и полегла вся батарея, и, похоже, бесславно. Ведь ни одного подбитого танка перед батареей не было. Хотя времени прошло после боя много - не один день, и немцы могли утащить танки в свой тыл, на ремонтные заводы.
Саша подошёл к грузовикам, нашёл в кузове галеты и банки с тушёнкой - явно сухой паёк. Он вытряхнул вещи из чьего-то вещмешка и уложил туда продукты. Есть хотелось безмерно, но не здесь же, не на разбитой батарее. Проутюженные вражескими танками тела бойцов, запекшаяся кровь и - особенно - смрадный запах не способствовали аппетиту.
Саша вернулся на берег, открыл консервы, распечатал пачку галет и поел. Зачерпнув пустой банкой воды из реки, напился.
Мысль, которая вдруг осенила его, была до того простой и ясной, что он поразился, почему при виде разбитой батареи она сразу не пришла ему в голову. "Ох и тупица же я! - обругал себя Саша. - Мозги на гражданке жиром заплыли! Ведь на пушках и машинах колёса есть, а в них - камеры. Самое подходящее плавсредство!"
Пришлось ему снова идти на батарею. Ещё удивительно, как местные жители из близлежащих деревень не растащили всё, что уцелело, хоть те же консервы. Или убоялись вида убитых?
В автомашине нашлись инструменты, коими Саша разбортировал колесо и вытащил камеру. Насосом накачал её до звона. Это сейчас автолюбители избаловались, кроме запаски, домкрата и баллонного ключа никаких других инструментов с собой не возят. Многие не знают, как пробитое колесо поменять. Ну да он, Саша - не из таких…
Александр подкатил камеру к берегу, снял вещи и связал их в тугой узел. Бросил камеру в воду, улёгся на неё спиной, а узелок с вещами и вещмешок с консервами на живот положил, где посуше.
Течение подхватило камеру с Сашей и понесло её вниз. Руками он подгребал немного, стараясь не удаляться далеко от берега. На середине, где стремнина, течение сильнее, но и опасность быть обнаруженным выше.
Несмотря на то что река равнинная, плыть получалось быстрее, чем идти. Приходилось только зорко смотреть на оба берега - не появятся ли немцы?
Часа через три Саша подгрёб к берегу - обогреться. Ноги и пятая точка были в воде, и он замёрз. Вода хоть и тёпленькая - июль всё-таки, но долго находиться в ней было невозможно.
На берегу он съел ещё одну банку тушёнки, вполне неплохой - умели же раньше делать, и, греясь на солнце, размышлял. Что он скажет за линией фронта, выйдя к своим? В правду не поверит никто. Поэтому надо придумать легенду и твёрдо её придерживаться.
Саша вспомнил о красноармейской книжке убитого сержанта. Он достал её, развернул. Бумага неважного качества, фотографии нет, но записи чернилами читаются хорошо, и оттиск печати чёткий.
Итак, Савельев Александр Трофимович. Ты гляди, тёзка! Год рождения - тысяча девятьсот десятый. Немного моложе его сержант был, но при случае сойти может. Сто седьмой стрелковый полк пятьдесят пятой дивизии, Западный особый военный округ.
Саша повторил дважды номер полка и дивизии, а также фамилию и инициалы сержанта. Теперь ему предстояло стать сержантом Савельевым. Хоть какая-то зацепка в этом мире.
Придя к такому решению, Саша сразу почувствовал себя увереннее. Теперь, перейдя линию фронта, он может найти хоть какое-то обоснование своему существованию. А то, что он с оккупированной территории вышел - так в сорок первом, особенно в начале, не он один это делал. Выходили целыми подразделениями. И ему стыдиться нечего: в плен не сдавался, с врагом не сотрудничал. Даже свою лепту в борьбу с ним внёс, пусть и малую пока.
Отдохнув и обогревшись, он продолжил плавание.
Воду Саша никогда не любил. На море был пару раз, плавать умел - по крайней мере, ту же Припять спокойно переплыть мог, но не любил. Однако в жизни ведь приходится делать далеко не всё, что любишь, что тебе по душе.
Так, без приключений и неприятностей сплавлялся он до вечера. Что его удивляло и настораживало даже, так это отсутствие на реке какого-либо движения. Ни лодок с рыбаками, ни воинских катеров… С рыбаками понятно - им не до рыбалки, хотя рыбка свежая - хорошее подспорье к скудному столу. А военные? Для него к лучшему, но вообще - почему немцы не контролируют реку?
Обогревшись на берегу, Александр натянул свою одежду, ещё слегка влажную от брызг и близости воды. Надувную камеру он спрятал в кустах, а сам слегка углубился в лесок. Найдя удобное место, улёгся на сосновую хвою и уснул. И сны снились ему ещё из прошлой, счастливой жизни. Он увидел во сне свою встречу с Антоном, застолье обильное с разносолами, беседу по душам с другом.
Проснулся Саша бодрым, с хорошим настроением. Вокруг щебетали птицы - в этом месте войны не было.
Он позавтракал тушёнкой с галетами, выпил водички. Полежал немного, прикидывая, какое расстояние он покрыл за вчерашний день. Получалось - километров сорок. Ежели бы он шёл пешком, ноги утром были бы чугунными. А вплавь - бодрость с утра, и усталости никакой.
Саша собрался было раздеться и продолжить сплав, да поведение птиц насторожило его. Совсем рядом кружили и трещали сороки, подсказывая ему, что по лесу явно кто-то шёл.
Оставив на месте вещмешок, Саша вытащил из кармана револьвер и, перебегая от дерева к дереву, стал осторожно приближаться к месту, над которым летали встревоженные птицы.
Сначала он услышал голоса, а, приблизившись, различил немецкую речь. Немцы! И довольно близко от него, в двухстах метрах от его ночлега.
На небольшой поляне стояло с десяток мотоциклов с колясками, на которых было небрежно брошено обмундирование. Сами же немцы загорали на берегу. Все они были сильными и рослыми, только вот кожа была бледная.
Пока Саша раздумывал, что предпринять, немцы с хохотом полезли в воду купаться.
Приехали они явно вчера, иначе сегодня он услышал бы тарахтение мотоциклетных моторов. Скорее всего, подразделение их следовало маршем, вот и свернули на ночёвку. А утречком искупаться решили, смыть дорожную пыль. Чего-чего, а пыли на наших дорогах хватает, это вам не Франция или Польша.
Решение пришло мгновенно. Надо броском преодолеть двадцать метров до ближайшего мотоцикла и воспользоваться пулемётом. Ствол МГ-34 как раз в сторону Припяти смотрит.
Немцы плещутся, толкают друг друга в воде, как будто и войны никакой нет, а они просто на отдыхе где-нибудь на Лазурном берегу. Ну, будет вам сейчас отдых!
Саша вытянул шею, пытаясь разглядеть, заправлена ли в пулемёт лента. Ошибка будет стоить жизни. С облегчением отметил - лента в пулемёте есть. Он набрал в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и, пригнувшись, бросился к мотоциклу. Чем позже его заметят немцы, тем лучше.
С ходу запрыгнул в коляску, одним движением сбросив лежавшую на ней униформу, взвёл затвор - ведь МГ-34 стрелял с заднего шептала, довернул ствол на купающихся и нажал спуск. Пулемёт загрохотал.
Саша водил стволом по купающимся немцам. Дистанция огня была всего метров тридцать, и он даже особо не целился.
Воздух огласился криками и стонами немцев - ничего не понимающих, падающих в окрасившуюся в красный цвет воду.
И вдруг пулемёт замолк. Саша с ужасом увидел, что лента закончилась, затвор пулемёта щёлкнул вхолостую. Видно, немецкий пулемётчик уже стрелял в предыдущие дни, и лента была неполной.
Саша рвал из кармана револьвер, а он, как назло, зацепился спицей курка за подкладку.
Недобитые немцы, воспользовавшись заминкой, рванули из воды прямо к нему. Исход столкновения решали секунды.
Саша рванул револьвер, услышав треск разрываемой ткани кармана, и в это время с другой стороны поляны ударил очередями автомат. И не по мотоциклу, не по нему, Саше, а по немцам. Это было неожиданно, но незнакомый автоматчик позволил выиграть миг, спасший Саше жизнь. Он вскинул наган и почти в упор, самовзводом, выстрелил в единственного, добежавшего почти до мотоцикла немца. Тот упал, ударившись головой о колесо мотоцикла.
Больше стрелять было не в кого. Саша выбрался из коляски и побежал к берегу, сжимая в руке револьвер. Течение реки медленно относило трупы немцев. "Раз, два, три, - начал считать Саша. - Четырнадцать! И на берегу четверо. Итого - восемнадцать".
Саша пересчитал мотоциклы. Их оказалось десять. На каждом ехали водитель и пулемётчик. Где же ещё двое? Уйдут ведь, тревогу поднимут! И где же этот неизвестный, так вовремя поддержавший Сашу огнём, выручивший в трудной ситуации?
- Эй, выходи! - крикнул Саша, повернувшись к той стороне поляны, откуда раздавались автоматные очереди.
Из-за деревьев, прихрамывая, вышел командир Красной Армии - без головного убора. На левой ноге, прямо поверх галифе - грязный бинт. В руке он сжимал пистолет-пулемёт Дегтярёва. Лицо исхудавшее, обросшее недельной щетиной, запавшие глаза лихорадочно блестели.
- Всё, амбец немцам? - хрипло спросил он.
- Двоих не хватает, - с досадой ответил Саша.
- Хрен с ними, может - утонули.
- Мотоциклов десять, стало быть, немцев должно быть двадцать. Если двоих упустили, они вскоре подмогу приведут.
- Не приведут. Голые да без оружия… А деревни поблизости я не видел. Ты кто?
- Сержант Савельев, сто седьмой стрелковый полк, - чётко представился Саша.
- А я из восемьдесят четвёртого, политрук Шумилин, - командир показал левый рукав, на котором была нашита красная звезда. Большая, суконная - и как только Саша сразу внимания на неё не обратил?
- Сержант, сматываться отсюда быстрее надо, стрельбу немцы слышать могли, да и двоих ты не досчитался - тоже тревогу могут поднять. Только мотоциклы обыщи. Жрать охота, сил нет. Я уж три дня как крошки во рту не держал.
Саша обыскал коляски мотоциклов и собрал целую кучу снеди: копчёная колбаса, вино в бутылках, белый хлеб в фольге, и множество консервных банок. Только с чем - неизвестно, все надписи на немецком.
Политрук едва не прослезился.
- Жалко жратву бросать, а всё съесть не сможем.
Одной рукой он схватил колбасу, другой - хлеб, и начал есть, жадно отрывая от еды большие куски.
- Да ты не торопись, политрук! Когда три дня не ел, сразу много нельзя, живот скрутит. И винцом запивай, чтобы не всухомятку!
- Знаю, удержаться не могу, - с набитым ртом невнятно промычал политрук. Прожевав, он сказал: - Вещмешок бы найти, кое-что с собой прихватим.
Только вещмешков у немцев не было, одни ранцы из телячьей кожи.
- Погоди-ка, есть вещмешок, с тушёнкой, на берегу оставил, - вспомнил Саша. - Я отлучусь ненадолго, принесу.
Политрук поднял на него глаза.
- А не сбежишь?
- Дурак ты, хоть и политрук.
Саша взял кольцо колбасы и хлеб. Он шёл по берегу, жевал и анализировал происшедшее. А ведь он ошибку совершил. Немцы были на берегу, а сороки верещали немного далее. Человек сюда шёл, а он всё внимание на немцев обратил. А если бы это был не политрук, а враг? "Навыки утратил, Саня!" - укорил он сам себя.
Забрав вещмешок с тушёнкой, он вернулся назад. Политрук сидел в коляске, разложив перед собой еду, и пил вино из горлышка бутылки.
- Ну и вино у них вкусное! - поделился он с Сашей впечатлением.
Саша присел на сиденье мотоцикла.
- Времени у нас мало, политрук, думаю - четверть часа, не больше. Что с ногой? Идти сможешь?
- Сквозное пулевое. Болит, сволочь. Как пройдёшь, ногу натрудишь, кровить начинает.
"Стало быть, политрук не ходок, скорее - обуза", - промелькнуло в голове у Саши.
Шумилин как будто прочитал его мысли.
- Ты что удумал? Один уйти хочешь?
- Если бы хотел, не вернулся бы, - усмехнулся Саша. - В мешке - тушёнка.
- О! Здорово! То ни гроша, а то вдруг алтын! - пьяненько хихикнул политрук. На голодный желудок его развезло.
- Я сейчас бинты поищу, видел где-то, - поднялся Саша. - Перевязать тебя надо.
Индивидуальные перевязочные пакеты Саша видел в ранцах у немцев. Он принёс несколько штук, сложил их на коляску мотоцикла.
- Скидывай галифе!
Политрук стянул брюки.
Осмотр раны Сашу не порадовал. Выходное отверстие гноилось, вокруг него - краснота. "Как бы гангрена не приключилась, - обеспокоился Саша, - ему бы сейчас врача и перевязку".
Он прошёлся по поляне, нашёл листья подорожника. Ополоснув в воде, приложил их к ране и перевязал немецким бинтом.
- Ловко у тебя это получается, - похвалил его политрук.
- Это от бабушки. Пацаном ещё был - то коленку собьёшь, то занозу загонишь. Вот она подорожник и прикладывала.
Политрук попытался натянуть галифе.
- Стой! - остановил его Саша. - Надевай немецкую форму!
- Ты что?! Чтобы я, красный политрук - и вражью форму надел?! Да ни за что!
- А теперь послушай меня. Ты со своей ногой далеко не уйдёшь, рана гноиться начала. А до линии фронта, по моим прикидкам, больше двухсот километров. Сможешь ты их пройти?
Политрук отрицательно покачал головой.
- Потому я и предлагаю тебе переодеться в немецкое. Форму натянем, очки мотоциклетные, каски. Сколько сможем, проедем. Глядишь, и рана твоя подживёт.
- Ты думаешь, кто-нибудь поверит, что мы немцы?
Политрук провёл рукой по лицу, заросшему недельной щетиной. И в самом деле: немцы выбриты чисто, гладко, а у политрука не лицо, а рожа - как у оборванца. Но ведь должны же у немцев бритвенные принадлежности быть!
Саша перевернул ближайший к нему ранец, высыпал его содержимое на землю. Нашлась и бритва - опасная, и помазок, и кусочек мыльца.
- Садись, политрук, побрею!
Он развёл в немецкой жестяной кружке мыльце, помазком нанёс пену на лицо политрука, осторожно выбрил. Опасной бритвой он пользовался в первый раз, и с непривычки было неудобно.
Политрук с наслаждением провёл рукой по лицу.
- Эх, сейчас бы подворотничок свежий! Да "Шипром" побрызгаться, - мечтательно произнёс он.
Саша меж тем обошёл поляну и собрал немецкое обмундирование.
- Вот, примерь на себя! - протянул он политруку чужую форму, и сам стал раздеваться.
После примерки нескольких френчей он подобрал себе китель и галифе, потом принялся за сапоги. Сорок второй - ходовой размер - он нашёл быстро. От одежды пахло прежним владельцем - потом, каким-то одеколоном и ещё бог знает чем.
Политрук после некоторых колебаний тоже переоделся. Одежду - свою и политрука - Саша уложил в пустой ранец. Потом протянул политруку мотоциклетные очки и каску.
- Надевай!
Политрук с видимым отвращением натянул очки, нахлобучил шлём.
Саша с удовольствием осмотрел его.
- Ну вот, а ты не хотел! Вылитый фриц! Никто тебя остановить не посмеет, кроме разве что фельдполиции. Да ещё и погоны на тебе не рядового.
- Да? А в каком я теперь звании?
- Не знаю, я их знаки различия не изучал. Ты должен это лучше меня знать.
- У нас в политотделе всякой дрянью не занимались.
- Ага, бить врага хотели - на чужой земле и малой кровью. Слышал не раз уже.
Политрук хотел ответить резкостью, но понял - время и ситуация не те.
Саша прошелся по поляне; открыв пробки бензобаков, выбрал мотоцикл, где бензина в баке плескалось побольше. Затолкал в багажник коляски ранец и вещмешок с тушёнкой, в другой ранец уложил трофейные продукты и тоже бросил его в коляску. Туда же отправил и пару железных коробок с пулемётными лентами. Политруку протянул немецкий автомат.
- Не возьму, у меня свой есть! - возразил Шумилин.
- А как ты себя представляешь - в немецкой форме да с русским автоматом? Ты ещё надпись сделай - "партизан", и на грудь её прилепи.
- Сержант, не забывайтесь, я всё же политрук!
- Мы сейчас на оккупированной земле. И ты, и я - просто бойцы Красной Армии. Чтобы до тебя дошло - окруженцы! Так что командовать будешь у наших.
Политрук нехотя положил свой автомат на землю и повесил на шею ремень МП-40.
Сашу разобрал смех. Совершенно натуральный немец! А ведь ещё полчаса тому назад был политруком - с грязным бинтом на ноге и недельной щетиной на лице. Теперь щёки выбриты, глаза огнём горят, форма, хоть и чужая, но не рваная… Сам Александр выглядел подобным же образом.
Осмотром он остался доволен. Конечно, языка немецкого они оба не знают, но внешне очень похожи на немцев.
- Садись в коляску, - скомандовал он политруку, - сойдёшь за пулемётчика.
Политрук неловко залез в мотоциклетную коляску, долго в ней устраивался.
- Сержант, какого чёрта ты сюда всякого барахла натолкал? - недовольно выговаривал он Александру. - Сесть нормально невозможно, ноги не устроишь!
- Извини, - с видимым простодушием улыбнулся в ответ Саша, - с легковой машиной промашка вышла, да и грузовика на поляне я не наблюдаю. Кстати, ты с немецким пулемётом обращаться умеешь?
- Нет, - всё ещё сердито пробурчал политрук.
Саша показал ему, как взвести затвор.
- А дальше просто: нажимаешь на спуск и стреляешь по цели.
- Не сложней, чем из автомата, - прокомментировал его действия политрук.
- Ну что, поехали? Только уговор: увидишь немцев - не стреляй. Мы сейчас под них косить будем, вроде как свои. Сколько удастся, проедем, а там - как бог даст.
- Ты чего, верующий?
- Это я к слову.
Саша толкнул ногой кик-стартер. "Цундап" завёлся сразу. Усевшись в седло, Саша включил передачу и тронулся. Эх, хорош мотоцикл! Тянет мощно, ровно, мягко, и в сторону коляски не ведёт, как обычно бывает у мотоциклов с боковыми прицепами.
Они проехали километра три-четыре по грунтовке и выбрались к перекрёстку. По шоссе направо, на восток, двигались мотоциклы, машины, танки. Рёв моторов, запах отработанного бензина, пыль…
Улучив момент, Саша вклинился в небольшой разрыв между машинами. Сидевшие в грузовике немецкие пехотинцы крикнули им что-то и засмеялись.
Колонна шла без остановок километров тридцать. С ходу прошли Речицу. И, едва её миновали, как машины стали тормозить. Солдаты выпрыгивали из кузовов.
Высоко в небе показались три бомбардировщика ТБ-3. Большие, тихоходные, устаревшие ещё задолго до войны - и без прикрытия наших истребителей. Лёгкая добыча для истребителей врага и зенитной артиллерии.
Немецкие пехотинцы побежали от машин в разные стороны и стали падать в кюветы.
"Ну уж нет, - решил Саша, - не хватало нам только погибнуть от своих же бомб, от рук русских лётчиков". Он добавил газу и стал объезжать колонну.
Послышался нарастающий вой падающих бомб. Один разрыв впереди, второй, третий - и всё ближе и ближе…
Саша свернул на мотоцикле в поле - при переезде через кювет здорово тряхнуло. Политрук громко, по-русски выматерился. Вот на таких мелочах можно и проколоться.
Отъехав подальше, Саша остановился. С тяжелого бомбардировщика никто не будет бомбить такую ничтожную цель, как мотоцикл.
Политрук сидел, полуобернувшись назад, и смотрел, куда падают бомбы.
- Политрук, ты бы хоть ругался по-немецки, что ли! Или уж вообще молчи, коли языка не знаешь.
- Вырвалось! Ты как в поле свернул, меня пулемётной коробкой по ране на ноге ударило, вот и не сдержался.