"Фельзеннест"
– Мой фюрер! Танковые дивизии сосредоточиваем вот здесь и здесь, – указка в руках Манштейна очертила на карте севернее Соммы два кружка. – В танковые группы генералов Клейста и Гудериана войдут по два танковых корпуса, в каждом из которых по две танковых и одной моторизованной дивизии, и в резерве командующего группой по одной моторизованной бригаде СС. Плюс отдельный танковый корпус генерала Гота аналогичного состава.
– Танковые корпуса? – только и спросил Андрей, прекрасно зная, что данное обозначение еще не было принято в германской армии. Все корпуса считались армейскими, даже те из них, что имели в составе подвижные дивизии, поэтому предложение Манштейна назвать вещи своими именами вызвало удивление. Было изумлением и то, что генерал даже в такой мелочи, как наименование, решил досадить штабу ОКХ и лично Гальдеру, а это не могло не радовать – пусть грызутся между собой, лишь бы не сговорились.
– На переброску и приведение в порядок танковых групп отводится пять дней. Наступление нашим правым флангом начнется 5 июня, а левым – двумя днями позднее. Там требуется больше времени на перегруппировку войск. Целью операции…
– Постойте, Манштейн, – Андрей кое-как сдерживал волнение. Он считал Гитлера авантюристом, но этот генерал тот еще игрок, за карты лучше не садиться: "А ты азартен, Парамоша!" – Мы начинаем переброску войск, не дожидаясь исхода боев во Фландрии? Я вас правильно понимаю?! А если фон Бок замешкается или англичане откажутся капитулировать?
– Танки Гудериана отсекли британские экспедиционные силы от побережья. Они обречены, и частям фон Бока остается их только добить. Более того, командующий группой армий "Б" должен успеть сосредоточить большую часть своих корпусов на северном участке Соммы для перехода в наступление в установленные сроки.
– Так-так, – только и сказал Андрей. Авантюризм Манштейна его начал пугать. Но это только с одной стороны, а ведь с другой – такой подход вроде как во благо пойдет его планам по обескровливанию рейха.
– Мой фюрер, для уничтожения "котла" достаточно одной армии, усиленной резервными дивизиями. Счет уже пошел на часы. Потому нет смысла держать там всю группу армий, мы только напрасно потеряем время и начнем операцию "Рот" позднее… А тут мы выигрываем темпы.
– А какие силы у французов? – Андрей решил окончательно выяснить, не приложился ли головушкой его начальник штаба. Вот будет хохма!
– Против нас не более семидесяти французских дивизий и две английские. До четверти французских дивизий, понесших большие потери, находятся на переформировании, они имеют в полках не три, а по два батальона. Артиллерии вдвое меньше штатного расписания. Их танковые и механизированные дивизии также понесли потери и не имеют ударной мощи. Боевой дух подорван, многие дивизии не пригодны не только к наступлению, но и к обороне. Нам необходимо воспользоваться моментом, и основательно, одним ударом сокрушив их волю к сопротивлению.
"Не авантюрист генерал, а циник. Расчет вернейший – впавший в панику противник должен быть немедленно добит, любая отсрочка только вредна. За это время французы могут прийти в себя и уже не скоропалительно, а весьма обдуманно принимать решения. Тут генерал полностью прав, с ним стоит согласиться".
– Хорошо, Манштейн. Пишите директиву по войскам и немедленно давайте мне на подпись!
Андрей прошелся по кабинету и бросил торжествующий взгляд на карту. Оказывается, чужие победы могут радовать, если знать, как ими правильно воспользоваться!
– У них семьдесят дивизий, у нас будет сто десять! Да еще перебросим из Фландрии, как только добьем англичан там! Мы им устроим новые Канны, Манштейн!
Дюнкерк
Генерал Гудериан чувствовал себя теперь полностью удовлетворенным за обиды двадцатилетней давности, нанесенные его стране. То, к чему он готовил войска долгие годы, было выполнено – разгромлены, окружены и даже уже капитулировали несколько десятков лучших французских, английских, бельгийских и голландских дивизий.
Достигнута совершенно малой ценой невероятная и оглушительная победа, которую Германия не знала со времен Седана. Теперь осталось только добить оставшихся в одиночестве французов, которым англичане, потерявшие все свои подготовленные дивизии, уже не смогут оказать никакой помощи. А русские, что неоднократно спасали их в прошлую войну, сейчас уже союзники рейха.
Ну что ж – Адольф Гитлер свое предназначение исполнил, сторицей взяв реванш. Потому Гудериан даже в мыслях никогда не именовал его презрительно "ефрейтором", как делали некоторые его коллеги генералы. Но теперь хулители рейхсканцлера притихнут – победа заткнет им рот, доказав правильность проводимой политики.
Вчера Гудериану сообщили, что его старший сын ранен – к счастью, не смертельно. А младший цел и невредим, хотя и служит в моторизованном разведывательном батальоне. И это правильно – почти у всех знакомых ему генералов вермахта и люфтваффе сыновья дрались на фронте простыми офицерами, не выходя из-под огня. Лучшие представители германского народа никогда не прятались за чужие спины и, если было нужно, принимали честную солдатскую смерть, такую, как принц Вильгельм Прусский, погибший вчера во Фландрии.
Генерал вздохнул – что тут прикажете делать, ведь на войне потери неизбежны, будь ты хоть крестьянин или аристократ с длинной родословной, и тут же собрался, подозвав к себе адъютанта – нужно было отдать приказ по корпусу, отводимому на юг.
– Пишите, Венк, – генерал задумался и начал быстро диктовать, практически не останавливаясь и не поправляя текста: – "Солдаты 19-го корпуса! Семнадцать дней мы сражались в Бельгии и Франции. Шестьсот километров прошли мы после пересечения границы Германии и добрались до Ла-Манша и Атлантики. На этом пути вы сокрушили бельгийские укрепления, прорвались за Мез, сломили продолжение "линии Мажино" в незабываемой битве за Седан, захватили господствующие высоты на Стонне и, не останавливаясь, пробились через Сен-Кантен и Перонн в низовья Соммы, Амьен и Абвиль. Вы увенчали свои успехи захватом побережья Ла-Манша и морских крепостей Булони, Кале и Дюнкерка.
Я просил вас сражаться без сна 48 часов – вы делали это 17 дней. Я приказывал вам сражаться, не страшась угроз с фланга и тыла, – вы ни разу не дрогнули.
Вы самоотверженно выполняли все приказы с непревзойденным самообладанием и верой в свое предназначение.
Германия гордится своими танкистами, и я счастлив командовать вами.
Мы не забудем наших павших товарищей, честь им и слава! Их жертва не была напрасной.
Вооружимся же теперь для новых славных деяний!
Слава Германии, слава нашему вождю – Адольфу Гитлеру!"
Гудериан остановился – пока он диктовал, все перипетии славного танкового рывка прошли перед его глазами. Они сделали это!
– Поставьте мою подпись и немедленно отдайте в типографию. Приказ прочитать вечером на построении. И будем готовить наши танки к новому походу! И к новой славе!
"Фельзеннест"
– Мой фюрер! Получена экстренная радиограмма от генерала фон Бока! – в голосе Шмундта звучало безмерное ликование. Таким возбужденным, прямо трясущимся от ликования Андрей еще не видел своего главного военного адъютанта. – Командующий английской армией генерал Горт вступил в переговоры о капитуляции. Британцы полностью прекратили сопротивление и начали сдаваться в плен.
– Это победа, Шмундт. Это наша победа!
Андрей чуть не запрыгал от охватившего его чувства эйфории – так стало легко и радостно на душе. Хотелось петь и плясать. И выпить! А потому он открыл шкафчик, вытащил оттуда выпрошенную им ранее пузатую бутылку ликера – там хорошо булькнуло, на кофе с собеседниками едва ушла четверть драгоценной влаги.
Уверенным, отработанным в общаге умением, с чисто русским размахом, уже капитально испорченным немецкой скаредностью, бухнул пахучую жидкость в рюмки. Рука не подвела – ровно на две трети, а рюмочки махонькие, грамм на тридцать, не больше.
– Прозит, – только и сказал Андрей и хотел выцедить рюмку. Но внутренняя сущность, та, что не от Гитлера, а от славных казаков Родионовых, громко возмутилась и заставила глотку с рукой провести требуемую операцию – ликер был выпит мгновенно, одним "хлопком".
– Прозит, мой фюрер! – полковник с изумлением посмотрел на "расправу" совсем не в немецком стиле и, недолго думая, выпил чуть ли не залпом, поддержав свое начальство.
"Между первой и второй перерывчик небольшой", – Андрей так же лихо набулькал две рюмочки, но уже до половины, и, повинуясь странной внутренней просьбе, убрал бутылку в шкафчик.
Эту заключительную порцию главнокомандующий и его верный адъютант выцедили медленно. Сквозь зубы. Зато внутри потеплело, и Андрей решил устроить всем в ставке маленькую радость.
– Всем в ставке выдать шнапс, – слова кое-как вылезли из горла, в голове приятно шумело. Расслабуха полная! Пусть и другие ее ощущают в полной мере – ведь так хорошо напиться и стряхнуть с себя стресс.
– По две рюмки, – неожиданно для себя Андрей внес поправку, придя к мысли, что штабные и так свое урвут, и потому нечего их баловать.
– Есть, мой фюрер! – Шмундт с удивлением посмотрел на него, потом на шкафчик с бутылкой, и его губы расплылись в понимающей улыбке. А Родионов присел на диван, в голове роились наполеоновские планы.
"Так, это дело надо хорошо отметить. Ох и напьюсь же сегодня, как померанский гренадер. Сейчас накачу стопочку ликера, а потом две рюмки шнапса – мне ведь тоже полагается по данному приказу. И потребую принести сосиску, настоящую, баварскую. Нет, гулять так гулять – две сосиски, а то эта морковка в глотку уже не лезет. Что я, заяц, что ли?! А вечером еще ликера выпью и две чашечки кофе! Ну и окривел ты, ваше величество! Эх, царицы Марфы Васильевны нет, под бочок бы ее!"
Лилль
– Они сдаются, господин гауптман, сдаются!
Голос денщика Эриха Бема отдавал чуть ли не детским восторгом, и фон Люк не мог не улыбнуться.
– Это победа, победа!
– Нет, мой милый Эрих, это еще не победа. Вернее, не полная победа. Мы разбили союзников во Фландрии, но французы не прекратили сражаться, и нас ждут новые бои. На Сомме и Марне…
Люк осекся – последнее название имело слишком печальный подтекст для немцев. Но капитан тут же задорно тряхнул головой. Ту битву проиграли отцы, а для детей она станет символом яркой победы и славы. Германия просто не может проиграть этой войны. Не может, и все!
Да и как потерпеть поражение, если прямо перед ним понурые французские солдаты, ставшие в одночасье пленными, бросали на землю винтовки и пулеметы и строились в колонны. Англичане были намного лучше, по крайней мере, они дрались до конца, до последнего патрона, и сдались только тогда, когда танки Гудериана отрезали им последний путь отступления к Ла-Маншу.
Однако эйфории Люк не предавался – он знал, что французы готовят позиции на Сомме, которые громко именуют по фамилии нового главнокомандующего "линией Вейгана". Их придется прорывать, но плохо то, что дивизия понесла крайне серьезные потери в танках. К началу майских боев было 224 танка, а сейчас, спустя почти три недели, в строю боеспособными являются только 84. Но безвозвратные потери чуть больше сорока машин – полностью сгоревших или взорвавшихся. Остальные требуют ремонта, и капитан надеялся, что к началу нового наступления хотя бы половина из этих бронированных машин будет отремонтирована.
А французы?
А что французы?! Недаром они именуют 7-ю танковую дивизию генерала Роммеля "призраком" за ее способность наносить сокрушительные и внезапные удары. Несколько дней отдыха помогут довести число танков до полутора сотен и начать воевать по-новому. А впереди Париж, Елисейские Поля, Нотр-Дам и Эйфелева башня. Он пройдется по набережной Сены, полюбуется красотами города. Победители имеют на это право!
Люк усмехнулся, глядя на землистые, без проблеска жизни, лица пленных. Для них война закончена, для него все впереди. А ведь завтра первый день лета, тут бы радоваться и отдыхать, но некогда, ведь впереди война!
Часть вторая
"РОТ"
(июнь – июль 1940 г.)
Глава первая
"ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ"
Синьи-ле-Пети
– "Броня крепка и танки наши быстры", – по-немецки произнес Гудериан и внимательно посмотрел на Андрея. – Я слышал эту песню русских танкистов в Бресте, мой фюрер! Там я с их комбригом Кривошеиным принимал парад наших войск по окончанию польской кампании.
– А вы знаете, что Кривошеин под именем полковника Мелле принимал участие в испанских событиях? – Родионов решил блеснуть эрудицией, вспомнив прочитанные когда-то книги.
– Нет, мой фюрер! – в голосе Гудериана проскользнуло удивление.
– И каковы русские танкисты и их техника, генерал?
Андрей задал этот вопрос неспроста – ему было интересно знать мнение "отца панцерваффе".
– Танки с противопульной броней, типа "Виккерса-шеститонного" или американского "Кристи". При насыщенности войск противотанковой артиллерией большой угрозы не представляют. Но…
– Что "но"?
– У русских их слишком много, мой фюрер. Харьковский завод называется паровозостроительным, однако главной его продукцией являются танки. Много танков, мой фюрер, – до десятка в день, а то и больше. У них не менее десяти тысяч танков.
– Так много?
Удивление Родионова было наигранным – до "переноса" он прочитал статью, в которой впервые были приведены засекреченные ранее цифры и дана разбивка по типам. Количество впечатляло – свыше десяти тысяч Т-26 и шести тысяч БТ всех типов, более трех тысяч плавающих танков, полтысячи многобашенных средних Т-28 и Т-35. Плюс совсем устарелые танки МС-1 и танкетки Т-27, которых набиралось чуть ли не три тысячи. Бронированная орда, не уступающая по численности всадникам Батыя.
И это только старые типы, которые в сорок первом году словно корова языком слизнула в течение месяца, а ведь уже начат выпуск КВ и Т-34, через год их будет чуть ли не две тысячи.
– Я думаю, танков еще больше – только в штабе ОКХ не принимают мое мнение серьезно, – Гудериан демонстративно пожал плечами.
"Сборище тупиц", – пронеслась мысль.
Раздражение стало подниматься в душе. И тут Андрей напрягся – "начинка" непроизвольно дала о себе знать, и он с трудом справился с эмоциями. "Тупицы" для настоящего Гитлера, для него же нужные люди на нужном месте. Ведь с СССР он не собирается воевать, а потому эта масса русских танков Германии не угрожает.
– Да и не один завод паровозов в Харькове занимается выпуском танков, – Гудериан снова пожал плечами.
– Не один, – согласился Андрей и хихикнул, вспомнив старый анекдот: кондуктор на весь трамвай кричит: "Остановка тракторный завод. Мужик, ты спрашивал танковый – тебе здесь выходить".
– Мой фюрер, ахиллесова пята русских панцерваффе, несмотря на их чудовищную численность, на мой взгляд, в другом…
– И в чем же, Хайнц?
– Во время польского похода не менее половины русских танков вышло из строя. Ими были буквально забиты все дороги – пилоты наших разведывательных самолетов не скрывали своего удивления. Службы тыла и ремонтные подразделения русских явно не справлялись с обслуживанием машин, недоставало запчастей. Да и сами танки, судя по всему, имеют малую техническую надежность.
"Это точно. В статье указывались жуткие цифры небоеспособных танков, израсходовавших моторесурс или нуждающихся в ремонте. Какие кретины приказали выпустить столько танков, не наладив выпуска запчастей и дополнительных двигателей?! Хотя одно имя назвать можно – лучший друг физкультурников и детей, гений всех времен Иосиф Сталин".
– Их танковые войска не более чем скопище боевых бронированных машин, почти без мотопехоты, артиллерии, саперов. В бригаде Кривошеина были одни только танки и танки и ничего, кроме них. Так, мотоциклисты разведки, несколько десятков примитивных грузовиков с пехотой.
– Но ведь танки сами по себе представляют угрозу? – Андрей подначил генерала, хотя был с ним полностью согласен.
– Произвести много танков, мой фюрер, еще не значит иметь танковые войска. Уровень подготовки русских танкистов крайне низок, тактика примитивна. Они признают навал, а не маневр, потому понесли чудовищные потери в "зимней войне" с финнами.
– Большого ума не нужно, чтобы танки с тонкой броней на укрепленную линию бросать, – прорычал Андрей, костеря в душе сталинских маршалов, что попытались в лоб взять доты "линии Маннергейма" и убедились, что военная наука не врет – прорвать наскоком, без подготовки, заблаговременно подготовленные позиции невозможно.