После пронизывающего холода в большом зале донжона показалось жарко. Похоже, в широком камине, занимавшем половину стены, с вечера сожгли не одно дерево. А сам зал был почти не обставлен, зато обильно увешан многочисленными гербами и оружием. С потолочных балок свешивались флаги. Сидевший же на табурете возле камина человек был тоже в кольчуге, доходящей почти до колен, и длинной белой накидке, именуемой сюрко, надетой на манер пончо и перевязанной поясом. Обязательный атрибут крестоносца, она защищала доспехи от солнца в походе, от грязи в бою и не давала им ржаветь от крови. На коленях лежал шлем. Незнакомец задумчиво чесал небритую щеку, погрузившись в созерцание тлеющих углей, железные перчатки валялись рядом на дощатом полу. Услышав, что кто-то вошел, он медленно и неохотно перевел взгляд в сторону входа, но затем поспешно встал. Сверкнувшие золотые шпоры посланника указали на рыцарское звание.
– Приветствую, капитан. У меня плохие новости, – без предисловий начал Гроус, стискивая руками шлем с забралом, известным как 'волчьи ребра'. – Мы зажаты с двух сторон. С севера, от Кана, вот-вот выдвинется Дю Геклен. Маршал Сансер со своей армией, сформированной в Шательро, находится уже около Вандома, – он сделал весомую паузу, как бы предлагая осознать всю сложность ситуации. – В итоге, сэр Роберт Ноллис принял решение уходить в Бретань, где можно переждать беспокойное время, отдохнуть и распорядиться трофеями. Он предписывает и вам направиться в аббатство Ва, в пяти малых лье отсюда, чтобы вместе с его людьми двигаться на запад.
Альберт кивнул головой, давая знать, что все понял, и тоскливо посмотрел в окно, откуда донеслось кудахтанье и какой-то шум. А посланник в ожидании ответа подошел ближе, так что Альберту в нос ударил кислый и едкий запах гонца, и стал пытливо вглядываться в лицо мнимого капитана, не пряча и собственных мыслей. А его лицо, встревоженное, усталое, также недвусмысленно намекало, что ситуация не проста, и приказ надо выполнять не медля. Однако молчание Альберта было истолковано превратно, потому что Гроус добавил:
– Я знаю: многие капитаны против. Грандисон, Кэлвли, Фицуолтер и особенно Минстерворт выказывают неповиновение единому командующему. Хотят остаться здесь на зимних квартирах, чтобы в случае чего дать бой французам. Их можно понять. Они ветераны Пуатье и Креси и не боятся никого. В Бретани же поживиться нечем, а солдатам, хочешь не хочешь, нужно платить всю зиму. Но Дю Геклен слишком хитер. Есть все основания полагать, что традиция не воевать зимой будет нарушена.
Молчать дальше было невежливо, но Альберт никак не мог сообразить, как вести себя дальше и что говорить. Особенно если принять во внимание, что это, возможно, и не сон. Тем не менее он что-то ответил Гроусу, хотя сам не понял что, поскольку прислушивался скорее к ударам крови в голове и боялся упасть. Действительно качнуло, пришлось опереться о стол, а лицо посланника стало зыбким и ушло куда-то в сторону, явив на время кого-то низенького, с развевающимися седыми волосами, который подбежал, дрожа, и широко раскрытые выцветшие глаза впились Альберту в лицо.
Усилием воли историк вернулся в этот мир, не дававший времени на раздумья, и Альберт заставил себя услышать седовласого человечка. Но тот твердил что-то невразумительное про корову, которую солдаты хотят пустить на жаркое. Тогда Альберт отстранил его, словно в тумане пошел обратно к двери, но потом опомнился и остановился рядом с Гроусом, лицо которого выражало недоумение и обиду.
– Прошу прощения, сэр Ричард, но дайте мне немного времени. Я обещаю дать ответ не позднее обеда.
– Я буду ждать вашего ответа, сэр Роджер.
Уже на пороге Альберт замешкался. Ему захотелось оказать хоть какой-то знак внимания этому усталому рыцарю, предложить кофе, которого в Европе еще не знали, или…
– Может быть… вина? – спросил Альберт.
– С удовольствием! Какое вы здесь пьете? – просветлел лицом сэр Ричард и разгладил усы.
– Я распоряжусь, чтобы подали самое лучшее, какое у нас найдется, – пробормотал историк и поспешно вышел.
Во дворе два дюжих латника вели за рога корову. Ее полные подозрения глаза своей тоскливостью соперничали с глазами седовласого человечка, который суетился рядом, словно собачка, которая лает, но боится приблизиться к невозмутимым бульдогам.
– Отставить! – зычно гаркнул Альберт, и все присутствующие развернулись в его сторону. В этот момент, испугавшись громкости собственного голоса, историк решил, что вот сейчас-то и проснется. Но ничего не произошло, правда, растерявшиеся латники все-таки отпустили корову, а инициативу перехватил седовласый, ухватившись за веревку на шее спасенной.
Не дожидаясь, чем закончится дело, Альберт с трудом поднялся к себе в комнату и застал там оруженосца за чисткой шлема. Поспешно отослав его угостить Гроуса вином, только самым лучшим, историк взял меч и покрутил его перед зеркалом. Вышло неплохо. Меч Альберт чувствовал. Похоже, сейчас он был словно тот гитарист, который, полностью потеряв память, мог играть на гитаре. Тело все помнило. Альберт улыбнулся и подумал, что, пожалуй, сможет достойно драться на мечах, ведь рыцари оттачивали свое мастерство до полного автоматизма. И скакать на лошади. Альберт и сам когда-то принимал участие в конной прогулке и его лошадь тогда лениво плелась вслед за вереницей таких же разморенных кобыл километров пять. Запомнилась прогулка только тем, что Альберта изрядно укачало. Но, надо полагать, новое тело привычнее к подобного рода забавам. И желудок крепче.
Так что же, может, действительно… это все зеркало? И это не сон, а перемещение, инициированное артефактом? И он в чужом теле? Ладно, лучше оставить на время вопросы, на которые нет ответов. Пусть пока будет версия перемещения. Конечно, версия сна куда безопаснее, и Альберту она нравилась больше, но была слишком беспечна.
Историк сел на кровать. О том, чтобы припомнить что-нибудь из прошлого этого славного рыцаря, в которого угораздило вселиться, Альберт пока не помышлял. Врожденный оптимизм на время примирил с ситуацией, но страх не ушел. Скорее, он раздвоился на страх перед сверхъестественным и страх за жизнь. Радовало лишь положение капитана: все-таки при нем оруженосец, нянька средневекового рыцаря, и тот поможет разобраться в ситуации. Да и свободное владение древним языком уже подспорье. Возможно, Альберт мог и читать, только пока не попадалось на глаза ни одной книги или свитка. Не без усмешки подумал он о том, что если удастся вернуться, то в чтении древних документов сможет превзойти и самого профессора. Да и не только в этом.
Но это единственное приятное соображение промелькнуло и сразу погасло, остальные же мысли являлись одна другой мрачнее. Не обошлось без идеи, что он находится в сумасшедшем доме. Неприятный вариант, однако многое объясняющий. К примеру, ночью на голову мог обвалиться потолок, Альберт повредился рассудком и теперь воспринимает докторов и пациентов как средневековых воинов. И Гроус на самом деле – лечащий врач, а лучник – медбрат. Седовласый человечек – Наполеон. Учитывая характер работы и то, сколько места в голове всегда занимало средневековье, это не так уж и невероятно. Бередили также голову мысли о колдовстве, о различного рода искривлениях пространства и времени, но тут уж он ничего определенного сказать не мог, потому что ни в колдовстве, ни в его физических аналогах не разбирался.
Как же теперь действовать? Альберт в который раз подошел к зеркалу. Оно почти не отличалось от того, что было в комнате его времени. Рама, конечно, посвежее, да сама зеркальная поверхность не такая мутная… Поможет ли оно вернуться? Посоветоваться было не с кем. Никаких других артефактов на примете не было, как и сведений о местожительстве волшебников в этих краях. Хорошо бы поговорить с хозяином замка, вдруг подумал Альберт. Уж он-то, наверное, что-нибудь знает обо всем этом.
5
Приняв решение относиться к окружающему миру с той невозмутимостью, с какой вспоминают странный сон, но не теряя при этом бдительности, Альберт направился разыскивать хозяина замка. У двери он опять столкнулся с Уильямом и после сложных пространных фраз и осторожных полувопросов выяснил, что хозяина в замке нет, но и не повешен он над воротами, а скрылся еще до появления англичан. Открыл же ворота управляющий, тот самый седовласый, испугавшись осады. Причем, подлец, выторговал неплохие условия, хотя замок, по сути, защищать было некому. Но это выяснили уже после, что, впрочем, не помешало замок как следует разграбить. 'Однако убит никто не был', – добавил Уильям.
Беседа упрочила Альберта во мнении, что легкомыслие в принятии решений может сильно аукнуться, и поручил оруженосцу привести седовласого в комнату. Уильям заменил тлеющий уже факел в скобе на новый и поспешно ушел, а историк остался ждать, сидя на кровати, прислушиваясь к затихающему стуку сапог на лестнице. Он размышлял, что если сам сможет драться на мечах и скакать на лошади, то и Роджер Уолш, попав в его, Альберта, тело, тоже сможет водить машину. Эта мысль еще до конца не сформировалась, вызвав лишь какие-то безотчетные подозрения, когда дверь скрипнула, и в комнату неслышно, как привидение, зашел бывший управляющий.
Как понял Альберт, исходя из своих небогатых пока наблюдений, Ришо, а именно так звали седовласого человечка, принадлежал к тому типу преданных управляющих, которые готовы рисковать жизнью ради хозяйского добра. Упирая на добровольную сдачу замка, Ришо всеми силами препятствовал разграблению, правда, безуспешно, хотя и рисковал быть заколотым. Он сидел теперь перед Альбертом, маленький, морщинистый, с воздушной шапкой седых с желтизной волос, и тревожно ерзал в единственном деревянном кресле, на которое ему указал историк. Он походил бы на сказочного гнома, свесившего короткие ножки, но в его лице не было ничего забавного. Лоб был большим и выпуклым, а черты лица мелкими. Испуганное выражение глаз то и дело сменялось горделиво-задиристым.
– Мы уходим, и путь наш будет тяжел и долог, так что я могу обещать: из замка будет вывезено немного, – приободрил его Альберт для начала.
– Я сразу понял, что имею дело с благородным человеком, – ответил Ришо, и в его глазах засверкали вполне искренние слезы благодарности.
– Благородным людям особенно нужны деньги, – заметил Альберт. – А рыцаря кормит только война.
Ришо при упоминании о деньгах сглотнул, лицо его отвердело, а глаза куда-то убежали, как у подвыпившего водителя при проезде полицейского поста. Помолчали.
– Скажите, что это за зеркало висит в моей комнате? – с деланным равнодушием спросил Альберт и качнул головой. Он уже научился управлять своим новым голосом.
Ришо не спешил поднимать глаза, о чем-то размышляя, а затем неожиданно и цепко взглянул на историка из-под сведенных кустистых бровей, словно пытаясь застать врасплох.
– К сожалению, оно испорчено, – ответил наконец он. – Мутное. Его цена теперь невелика. Да и разобьете по дороге. Не забирайте, пожалуйста, – неожиданно жалостливо попросил он.
– То, что мутное, я и сам заметил, а не связано ли с ним каких-либо особенностей или странностей? Оно вызывает необычное ощущение.
– Какого рода ощущение? – опять насторожился Ришо, но уже по-другому. В его вопросе теперь было больше интереса, чем испуга. Альберт отметил это, потому что в свою очередь внимательно следил за выражением лица управляющего. Ришо же, не дождавшись ответа, предусмотрительно добавил:
– Говорят, его владелец будет проклят! – последнее слово он произнес с легким искусственным подвыванием, что, видимо, имело целью окончательно обезопасить зеркало от суеверного рыцаря.
'Если долго говорить загадками, – подумал Альберт, – то управляющий, чего доброго, решит, что зеркало готовят к приватизации, и всячески будет уводить от его истинной ценности. Открытие же правды, скорее всего, не принесет никаких дополнительных проблем, но, возможно, позволит выманить что-нибудь интересное'.
– Не связаны ли с этим зеркалом какие-нибудь предания, касающиеся переселения душ? – выдохнул Альберт. Ему сразу стало легче, причем настолько, что тело под кольчугой расслабилось и обмякло.
– С чего вы это взяли? – Ришо совсем забился в кресло, и ноги его уже торчали параллельно полу.
– Я вчера заснул в одном времени, а проснулся здесь совсем в другом, – доверительно сказал историк, как нечто само собой разумеющееся. – Надеюсь, вы меня понимаете? Вы образованный?
Ришо слез с кресла и медленно, бочком, подошел к Альберту. Так подходят к хлипкой клетке с опасным хищником. Глаза их оказались на одном уровне, и видно было, как выходил из Ришо страх, сменяясь превосходством, которому историк пока не видел объяснения.
– Вот как… – произнес Ришо с облегчением, словно узнал в разбойнике, преградившем ночную дорогу, друга детства. – Очень интересно. Но помочь я вам не смогу, как не смог помочь и своему хозяину.
– Хозяину? – переспросил Альберт, потому что все еще не понимал хода мыслей управляющего.
Ришо сел обратно в кресло, но это был уже совсем другой человек. Он стал до такой степени уверенным и спокойным, словно у него в кулаке появилось яйцо со смертью всех англичан, находившихся в замке.
– Хозяин мой покинул замок незадолго до прихода англичан. Думаю, он сейчас в армии коннетабля Дю Геклена.
– А чем вы ему не смогли помочь? – спросил Альберт. – Не уберегли от призыва?
– Чему вы сейчас больше удивляетесь? Моему легковерию или самообладанию? – горделиво спросил Ришо. – Да, меня не поразили ваши слова. В моем хозяине сейчас тоже человек из другого времени, – и Ришо счастливо рассмеялся, с удовольствием глядя на ошеломленное лицо лжерыцаря. – А ведь я сразу понял, что разговариваю не с Уолшем. Капитан здесь уже пару недель. И он говорил не так. Но не это главное. У вас сейчас такие же изумленные глаза, какие были первое время у того образованного человека, что вселился в моего хозяина. И он мне многое поведал. Он тоже очень хотел вернуться обратно. Вы ведь очень хотите?
– Когда я пойму, что это не сон, то захочу не меньше твоего хозяина. А пока мне просто интересно, – серьезно ответил Альберт.
– А как вы убедитесь, что это не сон? Накричавшись на дыбе? – ехидно улыбнулся Ришо. – Приходите в себя быстрее, пока не поздно.
– А тот, кто обосновался в вашем хозяине, придумал, как вернуться в свое время?
– За этим-то он и отправился в Париж.
Ришо покойно сложил ручки на животе, и принялся рассуждать:
– Мы с новым хозяином много говорили на эту тему. Надо сказать, я не сразу поверил, думал, он меня разыгрывает или заболел. Прежде он меня часто разыгрывал… Но я единственный человек в этом замке, который умеет читать и писать, так с кем же ему было еще говорить? – Ришо горделиво выпрямился. – Не с монахами же, которые никого, кроме дьявола, в человеке не замечают. Да поговори он хоть с настоятелем аббатства Ва, так хозяина, чего доброго, сожгли бы за ересь, и влияние короля не помогло бы. Но я поверил. И мы вместе искали для него дорогу назад.
Альберт слушал Ришо и размышлял о своем собрате по несчастью. Уж не о современном ли владельце замка Курсийон идет речь? Не о том ли самом, чье тело лежит сейчас в коме в какой-то больнице. Видно, хозяин замка из настоящего стал хозяином замка из прошлого, задолго до Альберта испробовав на себе туман загадочного зеркала.
Он этих мыслей Альберту стало дурно, но слабость при Ришо выказывать не хотелось.
– Как вы искали путь назад? – глухо спросил он.
– Мы разбирали имеющиеся в замке свитки, чтобы узнать, откуда появилось зеркало. Мы размышляли об обстоятельствах, сопутствовавших перерождению. Оно произошло в полнолуние, но очень давно, еще до чумы. А в вашем случае перерождение произошло, наверное, этой ночью?
– Этой ночью.
Ришо кивнул и продолжил:
– Зеркало было привезено одним из Курсийонов. Из того самого похода, когда по приказу французского короля отряд рыцарей под предводительством Гийома Ногаре захватил Папу Бонифация Восьмого. Три дня грабили дворец Римского Папы. Много там было вещей не просто ценных, но особенных… Предок хозяина взял тогда зеркало в числе прочей добычи, не зная, что оно из себя представляет. Мы нашли указание на это. Вот только манускрипт, который описывает свойства этого колдовского инструмента, находится не здесь.
– Это не тот ли папа Бонифаций, которому принадлежит фраза: 'Молчание – знак согласия'?
– Возможно. Сам-то он не очень любил соглашаться, как и молчать. Но это не важно.
– Так, а где манускрипт?
– Так… в Париже, скорее всего, – ответил Ришо с долей иронии. – Поэтому новый хозяин туда и отправился, как я уже сказал.
– Следующее полнолуние только через месяц… – пробормотал Альберт тоном безнадежно больного. – А до этого обратно… никак?
– Полнолуние обратно вернуться не поможет, – Ришо расплылся в злорадной улыбке, которую, впрочем, тут же попытался скрыть. – Что только мы не пробовали, ничего не получилось. А тут еще эти англичане… Новый хозяин знал, чем закончится их поход, и отправился в путешествие на север, пообещав, что вскоре вернется с армией коннетабля.
– Это было разумно, – пробормотал Альберт. – Только вот что делать теперь мне? Ожидать его здесь?
Ришо развел руками:
– Ничего не поделаешь.
'Однако, – подумал Альберт в прострации. До возвращения владельца Курсийона может произойти все, что угодно, особенно если учесть, с кем он вернется. А мне сейчас надо решать, выдвигаться ли к людям Ноллиса, чтобы идти с ними на запад, или…'
– Лучше не брать зеркало, – опередил Ришо мысли историка. – Не исключено, что потревожив артефакт, вы навсегда лишите себя возможности вернуться. Уж не говоря о том, какое это будет несчастье для моего бедного хозяина.
– Но мне надо уходить. Я тоже знаю историю вашего времени, и это знание подсказывает мне убираться отсюда как можно быстрее. Удерживать такими силами замок бессмысленно, если сюда придет французская армия. А она сюда придет. И у меня, как у капитана небольшого отряда, только и остается времени, чтобы покинуть ловушку.
Ришо прищурился.
– А вы попробуйте перехитрить своих людей. В конце концов, лично вы Англии на верность не присягали. Покиньте замок, потихоньку оторвитесь от своего отряда и возвращайтесь сюда. Я вас спрячу до поры. А когда вернется мой новый хозяин, он все поймет. И вы попробуете вернуться в свое время вместе.
'А ведь это идея, – подумал Альберт. – И прекрасная идея. По дороге в аббатство, улучив момент, можно покинуть отряд и вернуться в Курсийон. А здесь Ришо спрячет меня в подземелье'.
Сквозь мысли донесся шум со двора, он мешал сосредоточиться, и Альберт подошел к окну. У телег гомонили лучники, и, кажется, завязывалась драка.