Возвращение великого воеводы - Фомин Алексей Николаевич 28 стр.


– Где Бормотун живет? – решил уточнить у нее Адаш.

– Соседский мальчонка знает, он к нему бегал.

– Добро. – Великий воевода встал с лавки. – Мы пойдем, Веда, дела делать, а ты лежи. Я скажу старосте, чтоб прислал к тебе кого-нибудь. Пойдемте, девочки.

Сначала из горницы вышел Адаш, следом за ним Ольгины дочери, Сашка уже тоже пригнулся, чтоб пройти в дверь, но Веда остановила его.

– Постой, окольничий.

Сашка прикрыл дверь в сени и обернулся к ней.

– Что?

– Вот теперь-то я ясно вижу, – сказала ему Веда. – И как только раньше не заметила? Ведь сразу видно, что ты не обычный человек. На тебе печать избранничества лежит.

Сашка скептически хмыкнул.

– Видит она… Ты лучше поколдуй или не знаю там что… Чтобы все это хорошо закончилось. Чтобы Ольгу выручить и… Вообще.

– Иди спокойно, окольничий. Я ваше будущее видела, – заверила она его. – Любовь ваша продлится долго. Очень долго. А я никогда не ошибаюсь.

У горящей усадьбы народ уже не толпился: Сапрык всех разогнал. Наготове стояли подводы; часть из них уже ушла в Воронцово с телами погибших. Первым делом Сашка отправил в Воронцово Ольгиных дочерей в сопровождении четырех всадников. Еще двоих отправили за Бормотуном. Теперь можно было приступать и к осмотру места сражения.

– Ну, показывай, что тут произошло, – велел великий воевода Сапрыку, остановившись у подвод.

– Вот. – Сапрык указал рукой. – Оружия на четыре подводы собрали. В основном секиры на длинных рукоятях и мечи. – Он взял один меч в руки и продемонстрировал Адашу и Сашке. – Клеймо видите? Зубчатая башня. Я такое раньше видел. Это – кремлевский оружейный двор. И на всем оружии это клеймо.

– Ясно, – сквозь зубы процедил великий воевода.

– Главное – оружие на земле валяется, а убитых нету. А те, кто видел бой со стороны, говорят, что голых великанов этих самых много было. Ну, мы оружие пересчитали… Действительно, много их было. Пять сотен и два десятка. И ни одного трупа.

– И не ищи, не найдешь, – сказал ему Адаш. – Тут не без нечистой силы. Великаны эти после смерти тают как снег.

Сапрык лишь покачал головой на это замечание.

– Зато в великом множестве нашли вот это. – Он продемонстрировал грязную тряпку.

– Понятно. Это им вместе с оружием из Кремля привезли. Одежды на них, таких здоровых, не напасешься, вот каждому кусок холста и выдали – срам прикрыть, – объяснил Адаш.

– Следопыты наши по следам прошлись, и вот что сказывают, – продолжил Сапрык. – Пять тяжелогруженых подвод свернули с Волоколамского тракта, объехали Тушино и остановились у схода в Сходненский овраг. А в Сходненском овраге целая поляна подчистую вытоптана, и огромадные следы от нее идут к тем подводам. Там, видать, великаны вооружились и пошли вдоль Сходни к боярской усадьбе. Подводы же вновь в объезд уехали к тракту и, судя по следам, долго там стояли. А великаны разделились. Половина через сад двинулась на задний двор усадьбы, а вторая – по Сходне, чтоб выйти с другой стороны дома.

Те, что в сад пошли, на наши секреты напоролись. Тут часть наших отошла, а четверо на месте остались. То ли отход прикрывали, то ли не успели просто. Но жизнь свою они дорого продали. Вокруг них груды оружия великанского лежат. Наши же, похоже, не только в доме засели, но и за конюшню с амбаром зацепились. Когда великаны в атаку пошли, они их неплохо из самострелов пощелкали. Но амбар с конюшней подожгли, а когда наша десятка к дому отступать стала, всех и поубивали. Раны у них необычные…

– Мы уже видели, – перебил его Адаш.

– Сначала шли, потом побежали… Били по ним издалека. Не ожидали они такого, потому и шли вначале спокойно. Вторая же десятка, видя такое дело, не отступать стала, а вперед пошла – в сад. Там они все и полегли. Но великанов многих порубали. Оружие брошенное землю там прям как ковром устилает. А еще мы там нашли вот это…

Сапрык откинул с края подводы холстину и достал оттуда… Без всякого сомнения, это была снайперская винтовка. Весьма необычная, но винтовка. Сашка взял ее в руки, вскинул к плечу, примерился. Оптика была разбита вдребезги. И не только оптика. На деформированном, непривычно коротком для винтовки стволе сияли две свежие зарубки. Владелец этой винтовки, похоже, прежде чем уйти в мир иной, успел дважды отразить ею удар булатного меча. В этот момент, скорее всего, и оптика посыпалась, и винтовка сама деформировалась. Странная винтовка. В ней не было ни магазина, ни затвора, а вместо спускового крючка – клавиша. Зато вполне узнаваемый предохранитель с тремя фиксированными положениями. Приклад интересный – регулируется по длине. Сашка слегка уменьшил его и снова вскинул винтовку, примерился. Чрезвычайно легкая, будто и не из металла сделана, а из какой-нибудь пластмассы. Рядом с разбитым прицелом – какая-то трубочка. Сашка нажал расположенную на ней кнопочку, и из трубочки сразу протянулся вдаль тонкий зеленый луч. Великий воевода навел его на ближайшую стену. Четко различимая зеленая точка указывала цель. "Ага, – сообразил Сашка, – кроме оптики еще и лазерный целеуказатель. Значит, должна быть где-то и батарейка. Но где у нее затвор и куда вставляется магазин?" Батарейку он нашел с правой стороны приклада, сдвинув в сторону малозаметный лючок. Скорее это даже была не батарейка, а вполне серьезный аккумулятор. Но ни затвора, ни магазина, ни даже мест, где они могли бы быть, он не обнаружил. Проводить эксперимент и нажимать спусковую клавишу он не стал – а ну как разнесет? "Чем же она стреляет? И что это вообще такое? Электромагнитное оружие? Электронно-лучевое? Или еще какое-нибудь? Прямо "Звездные войны" какие-то… Это просто чудо, что мои ребята в этих условиях умудрились уложить пятьсот с лишним этих супертехнологичных обормотов. А сколько таких винтовок у "рыбасоидов" осталось на руках? Как минимум еще одна… – Сашка подтянул ремень и забросил винтовку за спину. – Поедем через мост, утоплю ее в реке. Нельзя такие артефакты оставлять в прошлом. Бог знает, как это может отразиться на техническом прогрессе и истории".

– Что же это такое, государь? – поинтересовался Сапрык, когда Сашка взял винтовку на ремень.

– Тюфяк, самопал… – пояснил он. – Только стреляет не картечью, а… Черт его знает, чем оно стреляет.

– Мне продолжать? – аккуратно спросил Сапрык.

– Не надо. Мне уже все ясно. Сапрык, отправляй в Воронцово подводы. Для сопровождения снаряди четверых. Всем остальным следовать за мной. Коня!

Когда им подвели коней и они с Адашем, вскочив в седло, двинулись вперед неторопливым шагом, ожидая, что остатки полусотни подстроятся к ним, Адаш спросил:

– Ну что, государь? Лезем в подземный ход?

– Мне кажется, что они на это и рассчитывали, что мы сломя голову туда понесемся. Либо же я явлюсь к Остею и попрошу впустить меня в ворота. Нет, мы поступим иначе.

– Как же, государь?

– Ольгу они действительно не тронут, Веда права. А меня они готовы ждать сколь угодно долго. Ведь я им нужен только живым. – Великий воевода сделал небольшую паузу. – Среди сегодняшних ужасных новостей есть все-таки одна хорошая.

– Это какая же?

– "Чертово окно" закрылось, и больше ни один некоматовский ублюдок к нам не проскочит. А те, что есть, собрались в Кремле. Нам лишь осталось прихлопнуть их там.

– Хорошо бы…

– За сегодня соберем в Воронцове и по другим окрестным селам людей, участвовавших в битве на Кулишках, и вооружим их кремлевским оружием. Все-таки пятьсот с лишним дополнительных бойцов. Все равно они нам нужны лишь для количества. А ночью осаждающие начнут изображать, что вот-вот начнут штурм. Мы же с тобой, старина, возьмем две сотни воинов и полезем в подземный ход.

– Ну вот! – довольно произнес Адаш. – Это уже речь великого воеводы.

XVIII

Стук вновь повторился. Затем еще и еще раз, пока не стал постоянным, привычным, превратившись просто в негромкий шумовой фон, к которому привыкаешь и перестаешь его замечать. Поначалу, услышав этот приглушенный стук, будто где-то в отдалении работали кайлом или пешней, Ольга обрадовалась. Может быть, это милый идет к ней на помощь? Но почти тут же отбросила эту абсурдную мысль. Милый, если и сможет прийти на помощь, то только после успешного штурма Кремля. И войдет он в дверь ее подземного узилища, а не будет копать в него лаз с поверхности.

А если не войдет? Если сложит свою прекрасную головушку, освобождая ее, дурищу упрямую? Ведь сколько он ей разъяснял, упрашивал, говорил… Не надо туда ехать, Оля. Не будем мы там счастливы. Это опасно. Очень. Но разве послушала она его? Нет. Рассудила своим куриным умишком. Как же дочь моя будет без матери замуж выходить? Вышла… А теперь за ее скудоумие расплачиваться Тимофею. Да, да… Почитай, она своими собственными руками подставила его могучую, но такую беззащитную шею под удар топора. Таким счастьем, такой любовью наградила ее Пресвятая Дева, и так бездарно она все разбазарила. Ради Тимофея, ради его к ней любви простился ей и грех супружеской неверности и много, много других грехов. Но она – неблагодарная. Не умеет она ценить Божьего благоволения. Своими руками уничтожила она то, что ей было послано свыше…

Такие и подобные им мысли теснились у Ольги в голове, повергая ее в уныние и отчаяние. Она чувствовала себя никчемной, глупой, неисправимо греховной, грязной…

Погрузившись в свои мысли, Ольга перестала обращать внимание на негромкие стуки и шорохи, шедшие из дальнего от входа верхнего угла, перескочив теперь на воспоминания о прошедшей ночи. Ведь беда пришла уже после того, как, казалось бы, была одержана полная победа над проклятым супостатом. Ведь это она велела Рахману и Алаю отвести ее с детьми к Веде. Может быть, надо было ехать подальше от Тушина? К Кунице, например. Или в Воронцово. Хотя… Воронцово в качестве места своего постоянного пребывания она отвергла еще тогда, когда они были на пути домой. Не хватало ей еще сесть на шею свекрови со всеми своими отпрысками. Вряд ли той бы это понравилось. Да и к свадьбе надо было готовиться, приданое собирать. Где ж это делать, как не дома?

Стук в верхнем дальнем углу ее узилища стал вроде бы более громким и отчетливым, как будто приблизился к ней. Ольга даже взяла в руку плошку с горящим маслом и прошла в тот угол. Ну да. Сверху что-то постукивает, царапается… Она вновь вернулась поближе к двери, уселась на крытую ковром лавку, подмостив под себя еще и подушку. Когда ее бросили сюда, большая каменная камора эта с четырьмя колоннами посередине и высоким сводчатым потолком была совершенно пуста. Но через некоторое время к ней явился самолично Иван Остей и, увидев, в каких она условиях, устроил разнос страже. В этой подземной каморе, которую правильнее было бы назвать залом, не было ни единого окошка, откуда в нее мог бы проникать дневной свет. Единственным источником света для Ольги был горящий фитилек, плавающий в плошке с маслом. Спасибо и за это. Могли бы вообще в кромешной тьме оставить.

Остей называл Ольгу сестрицей, просил прощения за, как он выразился, доставленное неудобство и уверял, что это жуткое положение совсем ненадолго. Стоит только явиться в кремль братцу Тимофею и примириться с Остеем, как тот тут же предоставит в их распоряжение лучшие хоромы в Кремле. Даже сейчас, вспоминая об этом, Ольга не могла удержаться от презрительного хмыканья. Либо полный дурак, либо законченный лицемер. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Приказал своим холопам устроить дорогую гостью поудобнее, и на том спасибо. Те притащили лавку, стол, бросили на каменный пол несколько ковров, а на лавку с полдюжины пуховых подушек да одеяло. Зажгли еще несколько плошек, поставив их на стол.

Одним ковром Ольга застелила лавку, уложив поверх него подушки, а в одеяло закуталась сама – в подземелье было совсем не жарко, и она уже успела основательно продрогнуть.

Стук стал не просто громче, он изменился качественно. Если раньше он был глухим и вязким, как бы пробиваясь к ней сквозь толщу земли, то теперь он окреп и зазвенел, словно били железом по камню. Ольга выбралась из своей импровизированной постели, взяла горящую плошку и пошла на звук. Вне всяких сомнений, били в свод подземелья, в котором она находилась. Она подняла повыше плошку, стараясь лучше осветить свод. Из того места, куда приходились удары, сплошным ручейком уже сыпалась вниз известка, скреплявшая камни свода. В Ольгиной душе вновь затеплилась надежда на спасение, а следом за этим возник страх, что эти гулкие звуки обязательно будут услышаны охраной, и охранники, явившись сюда, схватят ее милого, проникшего в подземелье.

Но тут стук внезапно прекратился, сменившись негромким хрустящим шорохом. Вокруг одного из камней свода образовался сплошной зазор, и теперь этот камень, ерзая в пределах этих зазоров, то поднимался вверх, то вновь опускался вниз. Кто-то, подцепив его, явно старался вытянуть из кладки. Наконец камень исчез, и на его месте зияла черная дыра.

Вновь появился стук, но уже осторожный, негромкий. Кто-то, видимо, пытался вогнать кайло между камнями и расшатать кладку. Вновь посыпалась сверху известка, и черная дыра увеличилась еще на один удаленный из кладки камень. Ольга уже не возвращалась к лавке, а стоя в дальнем углу зала, с нетерпением наблюдала за ведущейся работой. Через некоторое время дыра в своде расширилась настолько, что в нее уже мог пролезть человек, не страдающий, скажем так, грехом чревоугодия.

Сначала в черном проеме появилась горящая лампа, привязанная к толстой, прочной веревке. Она неторопливо спускалась вниз, пока аккуратно не встала на каменный пол, после чего веревка, свиваясь кольцами, описала вокруг нее несколько кругов. Следом в проеме показались ноги, а потом и человек целиком. Он съехал вниз по веревке, притормозив лишь в конце, чтобы не разбить лампу.

Что за разбойничья рожа! Патлы торчат во все стороны, борода растопырена как огромная метла. Из закрытого рта высовывается наружу один зуб, придавливая нижнюю губу, а один глаз наискось перевязан черной повязкой.

– Ты кто такой? – с замиранием сердца спросила Ольга, отступив от него на несколько шагов.

– Боярыня Ольга, матушка, не узнаешь? – неожиданно знакомым голосом проговорил спустившийся сверху разбойник.

Он снял закрывавшую глаз повязку и, сделав некоторое усилие, вытащил изо рта свой ужасный зуб.

– Гаврила Иванович, ты?! – воскликнула Ольга, едва сдерживаясь, чтобы не броситься ему на шею.

– Я, я, матушка, – подтвердил Безуглый ее догадку.

Тут уж Ольга не стала себя сдерживать и бросилась к нему с объятиями.

– Гаврила Иванович, родненький, вот спасибо!

– Тише, тише… – постарался успокоить ее он. – Сейчас уходить отсюда будем. Сначала я взберусь наверх, а потом обвяжешься веревкой, я тебя наверх подниму.

Говоря это, он прищурил один глаз, критически оглядывая ее и, видимо, прикидывая собственные силы – сможет ли он вытянуть ее наверх. Сомнения, испытываемые им, не укрылись от Ольгиных глаз.

– Не беспокойся, Гаврила Иванович. Не надо меня тянуть, я сама вылезу. Погоди только…

Она бросилась к своему ложу, скатала еще один ковер и уложила под одеяло, подоткнув его со всех сторон. После этого она погасила все плошки, кроме одной и, отскочив к двери, оценила результаты своего труда. Отсюда картинка была однозначной – узница спокойно спит, закутавшись с головой. Теперь можно было и наверх лезть. Она выпутала из волос ленту, подтянула сарафан и нижние юбки вверх, подвязав их лентой так, что теперь они едва прикрывали ей колени.

– Ну, теперь я готова. Гаврила Иванович, отцепляй лампу.

Безуглый отвязал лампу, Ольга смело ухватилась за веревку и полезла по ней так ловко и умело, как будто всю жизнь только этим и занималась. После этого была поднята лампа, а следом, кряхтя и чертыхаясь, полез вверх Безуглый.

Нора, в которой оказалась Ольга, была так тесна, что, для того чтобы впустить в нее Гаврилу Ивановича, ей пришлось немного пролезть вперед на четвереньках. Здесь нора слегка расширялась, и можно было хотя бы развернуться, чтобы поглядеть, чем там занимается Безуглый. А он, тщательно подбирая камни, заделывал дыру в своде. Уложив же их на место, он присыпал их землей. "Чтобы швы не светились", – догадалась Ольга. А светиться было чему. Их нора через несколько шагов выходила в широкий вертикальный колодец, выходивший, видимо, прямо на кремлевский двор. Погода, судя по всему, была отличная, и солнечный свет щедро лился на грешную землю, проникая, в том числе, и в вышеупомянутый колодец.

– Потеснись-ка, матушка, дай пролезу вперед, – услышала Ольга. (Она чуть продвинулась и прижалась к стенке норы, пропуская отставного дьяка). – Я тут писцом состоял, – пояснил Безуглый, поравнявшись с ней. – А как народ московский в Кремль набился, и осада началась, меня повысили. – Безуглый хихикнул. – Десятником назначили и поручили воду искать и колодцы рыть. Вот мои люди пять колодцев по всему Кремлю и роют. А сегодня утром гляжу, привезли в Кремль мою голубку. Через подземный ход в Кремль попали? – Неожиданно задал он Ольге вопрос.

– Н-не знаю. У меня глаза завязаны были. Знаю только, что сначала на подводе долго везли, а потом с подводы сняли и несли на себе. Тоже не близко. С версту, может. А повязку сняли с глаз уже в кремлевском дворе.

– Значит, через подземный ход внесли. Ай-ай-ай, я-то надеялся, что они мой подземный ход не нашли.

– А может, они другой, свой ход вырыли?

– Может. Но, как бы то ни было, мы их все равно перехитрим. Ход, который мы копали при строительстве Кремля, он не простой. Он с боковыми ответвлениями, с подземными хранилищами. А у каждого хранилища не менее двух входов. Одним словом, не получится пройти по улице, обойдем переулками. Просто дольше идти будет.

– Постой, Гаврила Иванович, так тебя не великий воевода за мной послал?

– Нет, матушка. Не видел я сокола нашего. Я же тут в Кремле давно взаперти сижу. Это чудо, что я увидел, как тебя привезли. И то чудо, что один из моих колодцев рядом с твоим узилищем оказался. А ведь могли бы и в другое место запереть. Раз чудо, значит, Господь на нашей стороне. Ладно уж… Хватит болтать, надо дело делать.

С этими словами он потянул из-под себя нетолстое бревнышко, даже скорее слегу, и, передвигая вперед, придвинул ее к самому краю норы. То же самое он проделал еще с двумя слегами. После этого он сам добрался до края норы и, быстро глянув вверх и вниз, выдвинул слеги из норы. Только теперь Ольга сообразила, что в противоположной стене колодца прокопана такая же нора. Получалось, что Безуглый, перекинув три слеги через колодец из одной норы в другую, соорудил, таким образом, некое подобие моста.

Он еще раз кинул взгляд вверх и не мешкая переполз из одной норы в другую. Он еще только разворачивался для того, видимо, чтобы подать Ольге знак следовать за собой, как она уже перебралась вслед за ним на другую сторону.

– Ты уже здесь? – удивился Безуглый. Он втянул одну за другой все три слеги. – Сейчас ребята мои закроют норы срубом, вот и будет все шито-крыто. Давай за мной, здесь недолго ползти.

Назад Дальше