Задолго до Мухаммеда неграмотные кочевники уже были мастерами слова и ценителями его силы и музыкальности, и это давало исламу еще один шанс – общность литературного языка стала объединяющим фактором, ведь в местах, где проводились самые настоящие поэтические конкурсы, объявлялось перемирие в кровной мести, например, в Оказе в районе Мекки. Мухаммед заручился поддержкой почти всех поэтов, и они внесли огромный вклад в распространение его учения, так велико было их влияние на арабов; например, рассказывается об одном племени, которое, прежде чем в полном составе обратиться в ислам, послало своего поэта к Пророку для беседы. Если сам Мухаммед и отказывался от звания поэта, то лишь для того, чтобы подчеркнуть божественность и уникальность своего послания: однако Коран, как ясно уже из его названия, это прежде всего "чтение наизусть", именно поэтому его распространение, даже без использования письменности, пойдет с огромной скоростью, тем большей, что он использует абсолютно эффективные лингвистические средства. Рислер очень удачно проанализировал значение языка для победы ислама, особенно в семитских областях, где греческому языку и мысли удалось внедриться только в городах и при дворах, не проникнув глубоко в душу сельских жителей. Тамошние крестьяне продолжали пользоваться арабским или родственным ему арамейским, так что легко прониклись симпатией к завоевателю, говорившему на их языке. Правящие классы, гораздо более просвещенные, чем арабы, подарили языку, на котором не говорили до обращения в ислам, его грамматику, синтаксис, всю ту гибкость, которой ему все еще не хватало, и некоторые из его лучших литературных памятников. Тогда арабский язык создал своеобразный литературный и научный интернационал, в котором арабы удивительным образом составляли лишь ничтожное меньшинство, а культурный обмен шутя преодолевал любые расстояния: так, Авиценна, житель Трансоксании (между Индом и современной Россией), оказал несомненное влияние на Аверроэса, философа из Кордовы, тогда как Идриси, преподававший в Испании, отмечал работу Яккута, учившегося недалеко от Аральского моря.
Мы удалились от наших неграмотных бедуинов, однако именно они дали начало этому процессу. Их религия оставалась делом клана, у каждого племени были свои боги и идолы, среди которых главное место занимали деревья и камни, – что объясняется в основном той окружающей местностью, по которой они кочевали. При отсутствии камней человек пустыни падал ниц перед шаром из песка, который он замешивал на молоке своей верблюдицы. Какой бы примитивной ни была эта религия, равно наделявшая, в негативном плане, таким же влиянием джиннов, которые вмешивались в жизнь людей и которых важно было никогда не раздражать, заметим, что боги в ней никогда не имели человеческого облика, и именно эта черта сохранилась в религии Мухаммеда. Почитанием окружаются не только камни неровного рельефа, безусловно, способного поразить воображение, так как еще и сегодня он удивляет путешественников, но и камни, считающиеся упавшими с неба и отсылающие нас к звездному культу, объектами которого являлись Луна, Венера, богини Аль-Лат и Аль-Узза, а также не кто иной, как бог Аллах – самый заметный представитель этого пантеона.
Не будь такого камня, вмонтированного в квадратное строение Каабы, Мекка осталась бы лишь местом, где находится колодец Замзам, на караванном пути, ведущем на север. Почему этот черный камень сыграл выдающуюся по сравнению с другими роль, собрав вокруг себя триста шестьдесят идолов?
Может быть, потому, что племя курайшитов, которые являлись его хранителями, добилось наибольшего влияния и навязало другим свое святилище, или же потому, что паломничество, цель которого состоит в поклонении Камню, совпадало со сбором фиников и очень часто с ярмаркой. Как бы там ни было, в этом случае можно наблюдать объединение религиозных и коммерческих интересов, что еще раз подтверждает тезис Дави о перемирии на базарной площади, согласно которому торговый обмен мог возникнуть лишь под сенью святыни. Именно поэтому тот факт, что сделки заключались даже в стенах Каабы в промежутке между двумя молитвами, не обязательно служит доказательством упадка язычества.
Мы уже видели, как протекает жизнь в пустыне и как эта жизнь закаляет человека. Является ли эта парадоксальная удача кочевника уделом всех арабов? Помимо этой злосчастной Аравии, поражающей воображение исследователя или путешественника, некоторые историки настойчиво твердят о значении другой Аравии – счастливой.
Здесь жизнь возможна во все времена года. Благодаря близости моря, ярко выраженному рельефу, воды которого еще в самой глубокой древности были собраны в каналы с помощью плотин, вроде известной нам дамбы в Марибе, этому региону суждено было породить процветающие цивилизации, все более многочисленные следы которых обнаруживает современная археология. Можно упомянуть четыре великие империи, хронология которых остается спорной: Ма'ан, Саба, Катрабан и Хадарамаут.
Именно в эту страну в 24 г. до Р. X. по приказу Августа направилась экспедиция под командованием Аклия Галла, префекта Египта. Согласно преданию, подхваченному Бенуа-Мешеном, римские легионеры вошли в бесплодную пустынную местность и погибли, изведав пытку зноем и изнурением; но, безусловно, в реальности дело обстояло по-иному. Эти легионеры не углублялись в пустыню. Они двигались вдоль западного побережья Аравии, пока не потерпели крушение у Марибы, безусловно, представляющей собой современный Мариб. Известно, что благодаря своей плотине и совершенной оросительной системе этот район был полностью возделан. Разрушение этого сооружения, с чем связывают упадок страны, относится к гораздо более позднему периоду. Следовательно, стоит отказаться от символической картины занесенных песком трупов, все еще сжимающих мечи полуистлевшими пальцами, и, напротив, понять, что сказочные богатства этой части Аравии возбуждали аппетиты ее соседей. Она производила духи ("По всей Аравии разливается их божественный аромат", написал Геродот), там же можно было найти мирру, ладан и ароматы – благовония, пользовавшиеся большим спросом в античном мире. Ее географические положение у слияния двух морей делало ее ключевым пунктом в торговле между Дальним Востоком и Африкой с одной стороны, и Средиземноморским бассейном – с другой. Ее побережья благоприятствовали каботажному плаванию. Туда переправлялись жемчуг, добытый" в Персидском заливе, слоновая кость, шелк, хлопок, полотно, рис и перец с Инда и из Африки, рабы, обезьяны, золото, страусовые перья в обмен на всю продукцию Средиземноморья. К этой внушительной торговле добавлялись сельскохозяйственные и ремесленные ресурсы.
Очевидно, что утверждение Жака Пиренна о том, что благодаря пересекающим Аравийский полуостров караванным путям и каботажу, осуществлявшемуся вдоль его берегов, он уже с самой глубокой древности играл существенную роль в экономических связях между Западом и Востоком, основано на истории и экономике именно этой, богатой, части Аравии. К VI в. после Р. X. там уже были важные города, Маскат и Адан на юге, а также Медина и Мекка в Хиджазе – крупные рынки на пути от Красного моря в Азию. Охрану караванов брали на себя сами же дикие бедуины.
С конца IV в. Сасаниды завербовали себе помощников из их числа, направив их в Месопотамию. Те же образовали небольшое государство, подвассальное Персии, со столицей в Хире и приняли христианство несторианского толка. В VI в. Византия, в свою очередь, поселила бедуинов на юге Сирии; они также создали вассальное государство и тоже обратились в христианство, но в форме монофизитства, которое в то время восторжествовало в Сирии и Египте. Наконец, завоевание Йемена Хосровом I еще теснее связало Мекку и Медину с международной экономикой. Мистическое движение росло наряду с расширением христианства. В арабских городах христианские общины пополнялись в основном за счет простого народа, в то время как евреи, поселившиеся в Аравии вследствие гонений Ираклия, занимали важное место в городской среде, образуя в ней свою плутократию. Именно в этой обстановке Мухаммед, который и сам принадлежал к классу зажиточных горожан, начал свое пророческое служение.
Не делая такого упора на важности экономических реалий, Годефруа-Демомбин подчеркивает, что чудесное рождение одной из величайших религий мира в пустыне не более чем иллюзия: в действительности пустыню, о которой идет речь, пересекает широкая полоса оазисов и степей, а возвышенные и орошаемые районы на побережьях кормят многочисленное население, сформировавшееся в соприкосновении с людьми древней цивилизации.
Хорошо бы учесть эти оговорки и с их помощью добавить полутонов в традиционный образ пустынной Аравии, но не следует отказываться и от тезиса Лоуренса. Чтобы подтвердить его, он ссылается на реальный закон человеческой географии, о котором говорит и Бенуа-Мешен и следствия которого можно наблюдать еще и сегодня.
В процветающем Йемене образовался избыток населения, которое не могло покинуть его, ни переправившись через Красное море из-за враждебности Абиссинии, ни поднявшись по его побережью на север, так как Хиджаз тоже страдал от перенаселенности. Поэтому мелкие, самые неимущие группы, побуждаемые неумолимой необходимостью, уходят в глубь пустыни; земледельцы превращаются в кочевников, рискуя снова стать пахарями по другую ее сторону. Лоуренс превосходно описывает эту "кузницу кочевников", этот "пустынный Гольфстрим", неисчерпаемая энергия которого живет в семитах и преподает каждому из своих участников самую ядовитую и обстоятельную из всех социальных дисциплин, номадизм. Даже если этот тезис и преувеличивает опасности переправы через Красное море, а кочевничество никогда не носило столь неотвратимого характера, от этого ничуть не страдает тот факт, что между пустыней и арабом существует глубокое сродство. Во-первых, горожане составляют лишь ничтожное меньшинство, и даже они восприимчивы к зову пустыни. Мы видим, как преуспевающий Мухаммед, супруг богатой Хадиджи, регулярно удаляется туда, однажды – на целый год, чтобы там предаваться размышлениям, ибо семиты, как евреи, так и христиане, или арабы, всегда взирали на пустыню как на оптимальное место для религиозного вдохновения. Синай находится в пустыне. Когда же отклик на зов пустыни не был продиктован обстоятельствами или аскетизмом, человеком двигали более прозаические соображения торговли.
Колыбелью ислама не является ни Йемен, ни пустыня, а Хиджаз, который очень мало заслуживает своего звания преграды, так как его роль – служить проходным путем. В отличие от Йемена он не является страной богатой культуры. В Мекке нет ничего своего, там все привозное, а климат почти невыносим – настолько, что еще и сегодня путешественник задается вопросом, как могло человеческое общество удержаться на этой бесплодной равнине. Это не что иное, как пустыня, а ведь можно с полным основанием вспомнить о плодородии некоторых оазисов, в частности Медины. Однако существует единодушное мнение о том, что эти два крупных города Хиджаза, ставшие средоточиями ислама, никогда не смогли бы сыграть своей роли, если бы не являлись перевалочными пунктами на пути торговли благовониями. Таким образом, именно торговые нужды побуждали жителей Мекки или Медины, не роняя при этом своего социального статуса, и даже укрепляя его, становиться караванщиками и вступать в контакт с бедуинами. Именно так поступил Мухаммед и не составил в этом отношении никакого исключения.
Таким образом, именно в этом двойственном и определенно непростом союзе бедных кочевников и торговой аристократии следует искать глубинные причины революционного брожения, которому суждено было вылиться в ислам.
Однако какими бы глубокими ни были разногласия авторов по поводу роли климата, окружающей среды, экономических факторов, все они согласно полагают, что Аравия получила свой исторический шанс благодаря тому, что породила необыкновенного человека, способного осуществить этот тонкий синтез и сумевшего – в стране, которая гордится тем, что произвела на свет сорок тысяч пророков, – стать для своих современников единственным Пророком и до сегодняшнего дня оставаться им для миллионов мусульман.
Глава II
Мухаммед
Нет ничего более неопределенного, чем жизнь того, чьи приверженцы называли его "Мухаммедом" ("вдохновенным, достохвальным"), согласно Корану, предвозвещенного Иисусом с помощью синонима Ахмед, и, вероятно, более известного в течение всей первой части своего существования как Абу-ль-Касим.
Можно покорно следовать исламскому преданию, которое окружает земной путь Пророка ореолом сверхъестественности и не терпит самой возможности применения к нему исторической критики. Мы предпочитаем опираться в основном на Коран, хотя в нем Мухаммед очень редко говорит о самом себе.
Судя по дате его смерти – 13-й день месяца Раби, в 11 году по Хиджре, или 8 июня 632 г., – из которой мы вычитаем десять лет, проведенных в Медине, и десять или тринадцать лет проповеди в Мекке после откровения, полученного в сорок лет, рождение Пророка можно отнести примерно к 570 г. Когда бы это ни произошло, все согласны с тем, что Мухаммед принадлежал к племени курайшитов, самому влиятельному в Мекке. Наибольшим весом тогда пользовались две семьи: Омейя, самая богатая, удерживала в своих руках политическую и военную власть в городе; род Хашим, менее обеспеченный, охранял колодцы Замзам, и их содержание приносило ему немалый нравственный и религиозный авторитет. Мухаммед был хашимитом. Учитывая это почетное родство, можно удивиться его бедности. Чтобы объяснить ее, кое-кто заявляет, что его дед, Абд-аль-Мутталиб, разорился из-за своей щедрости по отношению к паломникам. Через свою мать, Амину, будущий пророк был связан с одним из кланов соперничавшего с Меккой города Йасриб, который прозвали Мединой, "приютом", когда он поселился там, возможно, благодаря этим кровным узам. Отец, Абдаллах, о котором известно очень немногое, если не считать того, что он был очень красив, умер до рождения своего сына, оставив жену в нищете. Ребенок был поручен своему деду, который отдал его кормилице из семьи местных бедуинов, бану сад; согласно распространенному мнению, климат Мекки был практически невыносимым для новорожденных. Само собой разумеется, легенда подробно описывает чудеса, предшествовавшие и сопровождавшие его рождение: незадолго до зачатия лицо Абд-Аллаха осветилось лучом божественного света нур, столь явно, что это побудило другую женщину тщетно искать близости с ним, надеясь стать матерью Пророка. Затем некий голос возвестил Амине, что она носит во чреве "лучшего из земнородных". Ребенок появился на свет свободным от всякой скверны, обрезанным от природы, а пуповину ему перерезал ангел Джабраил; время родов было ознаменовано появлением кометы, Сирия была освещена, и Амина могла видеть даже рынки Дамаска, в то время как озеро Суа высохло; ужасное землетрясение поколебало дворец Сасанидского царя Кисры (Хосрова) и повалило сорок его башен, священный огонь, который более тысячи лет поддерживали его персидские поклонники, угас, а все идолы на земле, устыдившись, склонили головы. Кормилица Халима, со своей стороны, поведала, что год этот был неурожайным, и она отправилась в Мекку верхом на исхудалой ослице в сопровождении своего мужа на такой же тощей верблюдице. Ее собственный ребенок плакал, мучимый голодом, который она не могла утолить, ибо у нее осталась лишь капля молока, а у верблюдицы оно пропало. Халима пришла в отчаяние: как сможет она в такой ситуации взять на себя еще одного питомца? В городе все новорожденные уже были разобраны, кроме одного, красота которого ее покорила, и она с сожалением подумала, что если она не возьмет его, никто другой не станет себя им обременять, так как семья его слишком бедна, и ни одна кормилица не согласилась принять его; поэтому он обречен умереть, отравленный нездоровым воздухом этого города. Она увезла его с собой. И едва она взяла его, как грудь ее снова наполнилась молоком. В пути у ее верблюдицы тоже появилось достаточно молока, чтобы прокормить их всех, а ослица пошла так быстро, что Халима догнала всех своих подруг.
Эти подробности умиляют благочестивые души. Нет нужды подчеркивать обнаруживаемое ими стремление привести биографию Мухаммеда в соответствие с тем ореолом святости, которым неизбежно облекло его пророческое служение Чтобы установить, что они сфабрикованы задним числом, достаточно всего одного доказательства. Голос, сообщивший Амине о необыкновенной судьбе, ожидающей ее сына, повелел ей назвать его Ахмедом. В этом случае высказывание Корана полностью соответствует Преданию: "Некогда Иисус, сын Марии, сказал сыны Исраиля! Я Божий посланник к вам для подтверждения Закона, который в руках в вас, и для благовестия о посланнике, который придет после меня, которому имя Ахмед".