– Эй, Мислав! Гони сюда ещё своих холопов косоруких! – заорал Илья. – Твой меч в самый раз – рубить собачье мясо!
Вместо ответа – пара стрел, попортивших балдахин. Илью стрелой достать было трудновато: он стоял справа от дверей, откуда ему были видны кусок коридора и брёвна внешней стены. Ещё там была дверь оружейной, которую Илья не видел, зато мог пригвоздить любого, кто бы к ней сунулся.
– Эй, рус! Если сам сдашься, убивать не станем! – крикнул кто-то.
Твёрдости в возгласе не было.
Небось вспотели там от страха. Ещё и недобитки в дверях вопят, возятся, кровью полы пачкают…
Илья тоже вспотел. Жарко в покоях. Он стащил шлем с подшлемником. Голова зудит. Пока в клети сидел, вшей набрался. И пить хочется…
Где там пиво владетелево? Илья вложил меч в ножны и рискнул отойти от косяка. Копьё, впрочем, с собой прихватил и в сторону проёма поглядывал.
Сдвинув ткань балдахина, он присел на край ложа, подхватил с пола кувшин, запрокинул голову…
И тут на макушку Илье обрушилась кровля.
Как выяснилось позже, то была не кровля, а всего лишь булава, которую Илья опрометчиво бросил на ложе. А ударила его владетелева девка, которая ухитрилась незамеченной выбраться из ларя. Только она спряталась в одеялах, как тут, совсем близко, уселся грозный рус.
А ещё ближе оказалась владетелева булава.
Так могучий киевский гридень, мнивший себя непобедимым богатырём, бесславно пал от женской руки. Вернее, от собственной беспечности.
* * *
– Сколько тебе зим, гридень?
Болела голова. И почему-то ноги.
Илья скосил глаза: да. Уже не цепи – колодки.
– Так сколько?
– Семнадцать… – пробормотал Илья. – Будет.
– Я в семнадцать дружину в битву водил, – сказал владетель.
"А я – в пятнадцать", – подумал Илья. Но вслух спросил:
– А велика ль дружина?
– Двое тех, кого ты вчера убил, были в ней.
– Так то дружинники твои были? – ухмыльнулся Илья. – Я-то думал: челядь!
Лицо владетеля исказилось от ярости…
Но он тут же взял себя в руки.
– Девке, что тебя свалила, я вольную дал, – сообщил владетель. – Как-то нехорошо, когда киевский гридень бронный холопкой в бою побеждён. А так ничего. Да, бабой. Но зато вольной. И не кочергой или скалкой она тебя свалила, даже не голой сиськой, а боевым оружием. Вот этим. – Владетель сунул под нос Илье булаву. – Уже и не так стыдно, да?
Илье было стыдно. Очень. Но показать это – порадовать врага.
– А помнишь, как сам с голой задницей от меня удирал? – спросил Илья и попробовал пошевелить руками.
Удалось только отчасти. Он лежал на спине: ноги в колодках, руки – крестом прикованы. Владетель стоял над ним, вертя в пальцах булаву. Молчал. Усмехался.
"Не ударил, – подумал Илья. – И другим бить меня не приказывает. Хотя очень хочется ему… Что ж он такое мне уготовил?"
– Шестерых ты погубил, – сказал наконец владетель. – За то следует с тебя шкуру спустить. Но она слишком дорого стоит, шкура твоя, рус. И деньги за неё уже заплачены.
Киев. Гора
– Сотня, – сказал Артём. – Этого довольно. Сборная. Лучших возьму. И поведу сам.
– Хузар моих возьми, – предложил Сергей Иванович. – Если крепость брать придётся.
– Нет нужды, – отказался Артём. – Свои есть. Борх пойдёт и ещё два десятка. И варяги мои тоже из лука недурно бьют. Кого из твоих взял бы, так это родича нашего, Маттаха. Дашь?
– Бери, – разрешил Духарев.
Как бы ему хотелось – самому…
Но – нет. Возраст.
– Ещё Славка со мной пойдёт. – Артём метнул на отца острый взгляд: что скажет?
– Это пусть он сам решает.
– Он сам и решил. – Артём даже удивился.
– Добро. Он, если что, многих нужных людей тамошних знает.
– Лучинка тоже с нами.
– Уверен? – Теперь уже Сергей Иванович испытующе глянул на сына. – Стоит жизнью её рисковать?
– Да ладно, бать! – Артём похлопал Сергея Ивановича по руке. – Ужель мы со Славкой невестку твою любимую не убережём?
– Зачем она вам? – проворчал Духарев. – Это воинский поход. Что, без Лучинки у вас и воевать некому?
– Воевать кому – найдётся. Не для боя её берём. Раненым помочь. Да и неизвестно, что с Ильёй в плену сталось.
Тут он был прав. В плену с человеком такое могло случиться… Лучше и не думать.
– Бой не бой, а случайная стрела…
– Бать, прекрати! Сказал – убережём, значит, так и будет. Чай не ты один Лучинку любишь. И опыта ей не занимать… Весь мир вместе со Славкой исходила.
– Тоже мне аргумент, – буркнул Сергей Иванович. – Мать с детьми должна быть!
– Ну вот, – вздохнул Артём. – Теперь ты внуков вспомнил. Признайся уж: гложет тебя, что сам с нами не идёшь!
– Гложет, – признал Сергей Иванович. – Да что ты понимаешь! Вот доживёшь до моих лет…
– Доживу! – заверил Артём. – Непременно. А пока давай каждый своё дело делать будем. Как нам Богом и положено. Тебе голову этого Мислава привезти или ушей достаточно?
– Ты Илью привези, – буркнул Сергей Иванович. – С головой на месте. А уши владетелевы можешь хоть псам скормить. Мне без разницы.
Глава 23
Неравный бой
Капище Сварога
– … А сразишься ты с самим Сварогом-Световидом, в живое тело воплощённым! – торжественно объявил главный жрец. – И увидишь тогда, сколь велика сила бога пращуров наших! Все увидят! – повысил голос жрец. – И прольётся кровь, и напьётся сыра-земля, мать наша! И вкусит плоти жертвенной отец наш! И возрадуется!
Илью всё-таки продали сваргам. Кучу серебра выложили жрецы за сына Серегеева.
Илья предполагал: это их личная месть его роду за многократное поругание идолов. То есть месть не самому Илье, а всему роду князь-воеводы, на которого у язычников имелся длинный-длинный зуб кровных обид. Рос-то рос, а вот поквитаться никак не получалось. Скорее наоборот. Особенно когда, оскорблённый нападением на отца, за корчёвку языческих святилищ взялся князь Артём. С его земель сварги удирали в одном исподнем, бросая нажитые вековым служением богатства, любимых и грозных идолов, намоленные капища и, главное, верных и преданных поклонников.
Жрецы помельче и поплоше бежали в дремучие леса. Более крупные, а главное, имевшие доступ к тайным кладам и сумевшие прихватить с собой кое-какие средства, устремлялись на территории более обжитые. Ведь немало оставалось ещё земель, куда христианство ещё не заглядывало, а если заглядывало, то получало отпор. Или уже заглянуло, но не смогло потеснить приверженцев старых богов.
Во владениях Мислава христиан не резали, во всяком случае явно, но капища стояли твёрдо. Такое было не редкостью. Многие из владык приняли Христа не по душевной, а по державной необходимости. И по-прежнему "кормили" старых богов. Как в своё время сказал владыка угров: "Я достаточно богат, чтобы одарять всех богов".
Покупатели приехали на следующий день после неудавшегося побега. Илья к этому времени был возвращён обратно в звериную клеть, раздет и, помимо цепей, для надёжности взят ещё и в колодки.
Сваргов приехало аж четверо. Все здоровенные, татуированные, увешанные оберегами, как священный дуб подарками во время летнего праздника. Илья поискал среди них главного – седобородого старика, который так напугал Пипку…
Нет, седобородых в четвёрке не оказалось. Но Илье хватило и четверых.
Сварги, не ограничившись лицезрением пленённого врага, разглядывали и ощупывали Илью, искали какие-то лишь им самим известные приметы. Словно племенного жеребца покупали.
Будь это жрецы не Сварога, а Волоха, Илья мог бы предположить, что его и собираются использовать в качестве жеребца. Но Сварог был не из тех бесов, которые предпочитали девицам девственность. Этому непременно кровищу подавай. Хотя местная его ипостась, Световид, был не прочь и жареным человечьим мясцом перекусить.
Изучив Илью, потыкав в него пальцами, звериными клыками и другими предметами, позаглядывав ему в глаза и окурив какой-то гадостью, от которой у Ильи на некоторое время помутилось в глазах, а в ушах зазвенело, сварги уселись на ступеньки и принялись что-то горячо обсуждать. Илья не мог расслышать, о чём говорят жрецы, да и какая ему разница? Может, спорят, как его после жертвоприношения лучше приготовить? Хотя вряд ли его сожрут. О сваргах рассказывали много нехорошего, но прямого людоедства за ними не замечалось. Впрочем, и о христианах враги тоже говорили много скверного. Например, что они тайно причащаются плотью и кровью человеческой, избирая для трапезы некрещёных новорождённых мальчиков… В общем, всякие гадости.
Трещали и брызгали искрами факелы. Свет от их огня расходился светлыми и тёмными кольцами, как бывает, если прищурясь глядеть на солнце.
Сварги уже не совещались, а спорили громко, тыча пальцами в сторону Ильи. Разошлись не на шутку, вот-вот в бороды друг другу вцепятся. От них тоже исходил какой-то грязно-жёлтый свет.
На самом верху, в дверях, стоял Мислав. Сейчас Илья не мог разглядеть лица, но знал, что это он, владетель. И знал, что тот недоволен. Болтовня сваргов не интересовала Мислава. Он хотел получить деньги, сбыть пленника и чтобы всё наконец закончилось. Ещё до того, как сварги принялись изучать Илью, тот слышал, как владетель и жрецы торговались насчёт платы. Речь шла о той части, которую жрецы должны были заплатить прямо сейчас. Князь требовал три четверти, жрецы предлагали треть. Сошлись на половине. Восемьдесят пять марок серебром жрецы платят сейчас, остальное – когда Илья окажется на капище. Доставить его брались сами жрецы, но Мислав с дружиной должен был их сопровождать. О размере дружины тоже торговались…
Сто семьдесят германских марок серебром. Без малого три пуда. Больше сотни гривен. Илья мог бы гордиться. Вира за убитого гридня из дружины киевского князя составляла сорок гривен. Его жизнь оценили очень высоко. Правда, сам Илья полагал, что стоит куда дороже. Впрочем, жизнь всё ещё при нём, а там как Бог положит. Вот посади его Мислав на кол, тогда было бы действительно всё.
Плошка с угольями, поставленная рядом с Ильёй, сочилась бледным дымом. Перед глазами плавал туман, в котором возникали смутные образы: збройные воины, обнажённые женщины, какие-то чудища на узловатых лапах…
Сварги договорились. Илья очнулся, когда ему запрокинули голову и, разжав челюсти, попытались влить в рот какую-то дрянь. Илья, даже одурманенный, сумел показать себя достойно: мотнул головой, расплескав питьё. Но его всё же пересилили. Вчетвером. Связанного. Сознание Ильи погасло.
Очнулся он уже в возке. Том самом, в котором его привезли Миславу. И опять в цепях, понятное дело.
Возок катился, подпрыгивая на корнях. Слышно было, как чавкают копыта по раскисшей дороге. Кто-то заботливо прикрыл Илью медвежьей шкурой. Ну да, он – ценная вещь. Помрёт от холода – нехорошо выйдет.
Илья чувствовал себя неплохо. В глазах прояснилось, слух тоже восстановился. Выспался, надо думать. Илья попытался вспомнить, что ему снилось. Не смог. Жаль. Казалось, что сны были важными. Хотелось бы знать, что будет дальше? Но расспросить было некого. Снаружи слышались голоса, но то были пустые разговоры людей, которые хотят как-то скрасить дорогу. Ничего полезного.
Ну раз так, то можно и ещё поспать. Соломы для него не пожалели, под шкурой – тепло. Если сравнить с владетелевой темницей, не так уж плохо.
Вечером Илью разбудили и напоили. Кормить не стали. Да он почему-то и не проголодался.
Снаружи накрапывал дождь, так что в закрытом возке было по-своему неплохо.
Ночь прошла спокойно.
На капище они приехали утром.
Илью расковали с большими предосторожностями. Хотя он не сопротивлялся, вёл себя спокойно. Выжидал. Ему связали за спиной руки, вывели из возка.
Капище. Причём изрядное. И стояло, считай, на виду, ни от кого не скрываясь, не то что нынче на Руси. Илью окружили. Не дружинники Мислава, а вои сваргов. Накинули на шею два аркана. Приготовились, если что, смирять, как смиряют диких жеребцов. Илья усмехнулся. Его и связанного побаивались. Правильно, кстати.
Ограда у капища оказалась двойная. Внутри ещё один частокол. И множество людей. Ну да тут места хватало. Волохово капище, куда его привозил батя, было раз в пять поменьше.
Внешняя ограда капища была сделана по всем острожным правилам: из крепких стволов, с небольшим валом снаружи и с удобным для стрелков заборолом поверху.
Внутренняя ограда пониже внешней, с развешанными на остриях частокола звериными и людскими черепами, над которыми поднималась чёрная плоская голова сварожьего идола.
Брёвна внутреннего частокола выглядели куда более старыми. Похоже, внешний частокол ставили не так давно.
Строения между двумя оградами смотрелись добротно и крепко: из вековых стволов, с узкими прорезями окон, с плоскими крышами, с которых трудновато убирать снег зимой, зато легко обороняться.
В общем, не капище, а целая крепость, взять которую, если оборонщики будут добрые, можно лишь войском. Для большого праздника место тоже подходящее. Вместительное.
Нынче же, судя по количеству народа, намечался как раз такой большой праздник, и верных старым богам на капище собралось никак не меньше нескольких сотен. В основном смерды. Но были и торговые люди, и мастера, даже воины попадались.
Хотя последних немного. Вряд ли больше десятка. Ну это если не считать тех, что приехали с Миславом и держались вместе, вокруг своего господина.
За порядком следили не воины, а здоровенные парни с дубинами – сварговы служки. А вот на внешнем забороле уже вои: в шлемах, с копьями и луками.
Мислав со своими поднялись по лестницам на плоскую крышу длинного дома, к которому примыкали хлев и конюшня. Крыша эта была вровень с внутренним частоколом. На такой же плоской крыше большого дома уже обосновались жрецы с помощниками. Сваргов было нетрудно отличить от прочих. По одёжке и шапкам.
Остальной народ полез на ограды. Места хватило не всем, но парни с дубинами не дали смердам разодраться. Навели порядок.
При Илье остались один из знакомой уже четвёрки жрецов и полдюжины воев, которые не спускали с пленника глаз и не ослабляли верёвок.
Илья высматривал седобородого. Трудно сказать почему, но Илье казалось важным увидеть этого жреца. Но того не было. Или прятался за чужими спинами. Интересно знать почему?
Могло показаться, что Илья попросту отвлекает себя посторонними мыслями от малоприятного будущего, но на самом деле это было не так. Он чувствовал: увидеть седобородого действительно важно…
Народ поуспокоился, и один из сваргов, подойдя к краю крыши, разразился речью.
Поведал людям, что нынче намечается великий праздник, Воплощение Сварогова духа. Деяние отнюдь не рядовое и не простое, но снизойти верховное словенское божество должно было непременно, потому что избран для ритуала не холоп или смерд, а лучший воин из лучшего рода, причём рода, исконно ему, Сварогу-Световиду, враждебного. А что может быть приятней для Отца богов, чем взять сына того, чей отец вот уже несколько десятилетий чинил ему, Сварогу, Дажьбогу и прочим языческим божествам обиды нестерпимые и непрощаемые? Даже сам великий князь русов, сообщил жрец, не имел на себе таких вин пред Сварогом и верными его, как род этого варяга-христианина. И тем значительней будет месть, когда исконный враг плоть и силу свою отдаст Отцу богов. И особенно приятно, что произойдёт этот замечательный праздник-месть именно здесь, на этом капище. Не от хорошей жизни, понятно, ведь отмстить ворогу на исконных землях, захваченных русами, пока что вряд ли получится. Там если и оставалась где сила старых богов, то лишь в чащах да укрывищах, куда ненавистный враг если и придёт, то с бронными воями и не отдать кровь, а взять.
Но велик Сварог-Световид и сам отдал в руки своих верных подходящего для ритуала избранника. И очень скоро все увидят, что этот воин, избранный для праздника, – самый что ни на есть подходящий. И когда свершится это самое Воплощение, то и у язычников сразу дело на лад пойдёт. Ещё бы: сам Сварог во плоти встанет на их сторону и всех неверных сокрушит без жалости.
И всем присутствующим предстоит лицезреть ту самую битву, когда Отец богов получит желаемую плоть, а затем он сам и все старые боги вернут себе законное место на исконно принадлежащей им территории.
Илье даже лестно стало: вот какая важная роль ему отводится.
Но особенно порадовало слово "битва". То есть можно было надеяться, что его не прирежут, как овцу, а дадут возможность погибнуть как подобает воину.
Хотя почему погибнуть? Вон матушка сколько раз рассказывала Илье о том, как Святой Георгий самого Змея-Сатану пригвоздил. А тут какой-то там Сварог, божок смердий, коему и в прежние времена варяги, Перуну Молниерукому верные, не кланялись и не дарили.
– … И возрадуется!!!
Очередной истошный вопль сварга подхватила добрая сотня глоток. Народ плотно обсел заборола, частокол, внешний и внутренний, не стесняясь соседством звериных и человечьих заговорённых черепов. А чего стесняться? Черепа суть вместилища духов, нацеленных оборонять своих от чужих. А тут, считай, все свои.
– Эй! – окликнул Илья жреца, заслушавшегося брата по вере. – Сражаться-то чем будем?
– Ась?
Вид у сварга малоразумный: борода всклокочена, власы из-под шапки торчат, как шерсть звериная, взгляд блуждает… Так бы и треснул по макушке: для вразумления. Жаль, не получится. Руки связаны, верёвки на шее, да ещё вои местные за локти придерживают. Опасаются, черви.
– Чем драться будем, говорю! – Илья повысил голос, чтоб перекрыть галдёж сварожичей. – Меч, копьё, топор? Да и руки развязать бы не худо!
– С чем сотворены были, тем и сражайтесь! – выдал жрец и снова завопил: – Слава земли творителю по небу ходящему! Да возвеселится!
"Ага, – подумал Илья. – Знакомая история. Что ж… Возвеселимся!"
Он был уверен, что в рукопашной против него не устоит ни один выставленный жрецами борец, даже такой гигант, с каким он когда-то схватился на Святогорке. Но было бы совсем неплохо, если бы ему развязали руки…
– Иди! – подтолкнул его жрец к воротам внутреннего ограждения. И заорал диким голосом: – Возьми, Свароже-Святовит, плоть гоньбца веры твоей! Пролей чужинскую кровь! Верни свою славу! – И потише, прямо в ухо Илье: – Всё, кощун! Конец воли твоей. Теперь ты будешь наш, сварожий!
Скрипнул нож, путы на руках Ильи ослабели, и тут же его мощным толчком впихнули в ворота.