Удобно устроившийся в ложе Драгомиров, проведенный внутрь охраной вовсе не через центральный вход, а потому не замеченный, уже приготовился слушать Пятую симфонию - свое любимое произведение у Шостаковича, - когда на сцене появился сам композитор. Поклонившись встретившей его аплодисментами аудитории, он пожал руку первой скрипке, поднял дирижерскую палочку и замер.
Богдан закрыл глаза.
Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.
- Леха, давай!!! Ну прыгай, черт побери!!! Давай, давай, давай же! - скрипя зубами от бессилия, молодой лейтенант смотрел, как его ведомый, дымя двигателем, летит к земле.
Немецкие наблюдатели засекли советские самолеты еще на подлете. Люфтваффе отреагировали быстро - как, впрочем, и всегда.
Висящий высоко в небе Богдан спокойно выжидал. И когда первая часть немцев атаковала прикрытие из нагруженных истребителей, связывая боем, он все так же летел вперед и не лез в "собачью свалку". А вот когда появилась уже вторая группа вражеских самолетов и свалилась на оставшийся незащищенным строй "Илов", Богдан покачал крыльями и начал набирать скорость в пикировании.
Первый, как обычно, даже не понял, что произошло. Второй, его ведомый, попытался зацепить проскочившую перед носом машину Драгомирова длинной очередью, но только зря растратил боекомплект.
Сам ас без особых проблем переиграл в воздушной карусели еще одного немца - тот, с отстреленным крылом уже кувыркался к земле - и погнался за следующим, удачно подстрелившим ведомого лейтенанта.
Чувство тревоги, привычно появившееся в районе затылка, заставило Богдана резко бросить самолет вправо. И, как всегда, вовремя. Из-за облаков вывалился "мессер" и погнался за советским самолетом.
- Сссука, - тлеющая где-то на дне сознания ненависть начала окрашивать все в красные тона. - Сейчас я тебе…
Немецкий пилот, несколько удивленный неудавшейся атакой, решил в бой не ввязываться - советские штурмовики все еще были где-то впереди, уйдя от сцепившихся в свалке хищников.
Заложив крутой вираж, фашист развернул свой самолет и бросился в погоню за ускользнувшими "Илами", не подозревая, что километром ниже и левее обычный человек в кабине краснозвездного И-17 уже превратился в одержимого ненавистью убийцу.
- Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, - если бы кто-нибудь увидел в этот момент глаза Драгомирова, то точно решил, что перед ним психопат. Ибо в них светились ярость и желание убить, однозначно недоступные нормальному человеку.
Пилот "сто девятого", увлеченный погоней, заметил падающий на него истребитель слишком поздно. И сделать ничего не успел - короткая, но убийственно точная очередь прошила кабину его самолета насквозь. Фирменный знак лучшего среди "сталинских соколов".
* * *
- Товарищ Драгомиров, добрый вечер, - Богдан открыл глаза, очнувшись от нахлынувших воспоминаний. Стоящий перед ним Берия приветливо улыбнулся и протянул руку.
- И вам того же, Лаврентий Павлович. Как вы себя чувствуете?
Этот вопрос был не из праздных - один из самых влиятельных людей государства рабочих и крестьян тяжело болел, подвергнувшись облучению в процессе испытаний советской атомной бомбы. И хотя до смерти ему оставалось еще довольно долго - врачи давали года три, а то, может и четыре - все чаще его одолевала слабость и разбитое состояние. Типичные признаки рака.
- Сегодня очень даже неплохо, спасибо. Вот, решили с Нино сходить послушать Шостаковича. А я и не знал, что вы тоже собираетесь.
Богдан пожал плечами:
- Да я только днем, собственно, и решил съездить. Вот, с товарищем Королевым пообщался, и захотелось чего-нибудь возвышенного.
Берия понимающе улыбнулся. Затем неожиданно спросил:
- Он со сроками-то хоть определился?
Вместо ответа председатель правительства кивнул. После чего заметил, что это разговор не для Большого Театра.
Почти всемогущий нарком спорить не стал:
- Может, после концерта заедете к нам? Вечером Серго приедет, поужинаем вместе. Обсудим некоторые вопросы…
- И что на ужин? - полушутливо поинтересовался Драгомиров.
- Сюрприз, - в таком же тоне ответил Берия.
Богдан задумался. А что, собственно, ждет его на даче? Холодная постель, куча бумаг, с которыми тоже надо разобраться, и проклятое одиночество?
- Договорились, Лаврентий Павлович.
Вернувшийся на сцену после небольшого перерыва Шостакович снова вызвал гром аплодисментов. Поняв, что теперь им удастся поговорить только лишь после окончания концерта, Драгомиров кивнул наркому и снова откинулся на спинку кресла. Вернувшийся к жене Берия что-то тихо ей прошептал - сообщал, видимо, новость о высоком госте. Та не возражала.
Закрывший глаза Богдан этого не видел, наслаждаясь музыкой. Даже правителям такой державы надо иногда отдыхать.
Глава 2
Утро понедельника началось совершенно обычно. Севший завтракать Богдан, вяло ковыряя омлет вилкой, попросил включить радио.
- И к другим новостям, - бодрый диктор "Маяка" сделал паузу. - Сегодня начинается судебный процесс над так называемой "группой Булганина", обвиняемой в крупных хищениях государственных средств.
Государственным обвинителем будет выступать товарищ Вышинский. Он выражает уверенность в собранной доказательной базе и считает ее более чем достаточной, чтобы убедить суд в виновности обвиняемых. Однако представитель защиты…
Богдан, не дослушав новость, переключил приемник на другую волну, решив, что лучше послушает музыку, чем будет вспоминать это тянущееся еще со времен его работы заместителем Мехлиса дело.
Драгомиров улыбнулся, вспомнив свое удивление назначением в ведомство "страшного проверяющего". После войны молодой еще полковник набрался наглости попросить лично Сталина найти ему "место в строю". Вождь, открыто симпатизировавший знаменитому асу, одному из символов Победы, таковое нашел почти сразу, отправив увешанного наградами пилота выискивать взяточников.
"Раз находыл нэмэцких нэгодяев в нэбе, то сможешь и здесь нэгодяев найти", - эта фраза, сказанная с хитрой улыбкой, определила жизнь всего Советского государства. Хотя тогда это, конечно, еще не казалось очевидным.
Как бы то ни было - по настоящему талантливый человек талантлив во всем. И в раскрытии воровских схем Драгомиров оказался ничем не хуже, чем в предугадывании действий вражеских пилотов.
Став после ухода на пенсию Льва Захаровича главой Народного Комиссариата Государственного Контроля, Богдан славно развернулся, снимая с высоких сидений взяточников и воров. Сталин, все больше привязывавшийся к Богдану, все внимательнее за ним наблюдал. И, наконец, в пятьдесят втором поручил "дополнительное задание" по организации части работ при осуществлении сталинского плана преобразования природы.
Блестяще справившийся с этим Богдан окончательно стал рассматриваться вождем как преемник. Это был не последний тест для молодого "выскочки", как иногда именовали Драгомирова старые партийные зубры, но сделать герою войны они так ничего и не смогли - в группу молодого руководителя вошли и Триандафиллов с Рокоссовским, и Берия, и даже Маленков…
Веселенький мотивчик, раздавшийся из динамиков, довольно быстро настроил председателя на добродушный лад. Доев завтрак, генсек оделся и, захватив с собою походную кружку, заполненную ароматным кофе с молоком, отправился работать.
Кабинет в Кремле, встретивший привычным порядком, напомнил главе СССР о незаконченных делах.
- Юрий Григорьевич? - подняв трубку, Драгомиров вызвал к себе секретаря. - Что у меня на сегодня?
- В одиннадцать ноль-ноль назначено совещание с товарищами Устиновым, Морозовым, Грабиным. Также должен быть еще и товарищ Малиновский, а с ним представители ГАБТУ.
- Так, помню-помню. Про новый танк разговор пойдет. Что еще?
- В четыре часа у вас встреча с послом КНР, по поводу Маньчжурии и области КВЖД.
"Опять ругаться начнет, - подумал Богдан. - Мы, значит, ее освобождали, строили, заселяли, а теперь они ее назад требуют. Будто и нет там суверенного государства. Крутой перец Мао. Вроде же адекватный человек. Но порою на него такое находит… как в Корее, где он чуть ли не требовал у товарища Сталина бомбу для удара по американцам".
- Хорошо. Еще кто?
- В семь совещание с координационным советом по поводу празднования дня Победы и Октябрьской Революции.
- Ясно. Это все?
- Интервью еще есть, про которое из НКИД просили решить, когда оно будет, если будет.
- Кому? - как ни странно, до сих пор таких просьб было не так, чтобы много. Весь мир ждал, чем завершится дележка власти в СССР. Судя по всему, кто-то решил, что Драгомиров уже победил техническим нокаутом. По крайней мере, "партия партии", как назвал сторонников усиления влияния КПСС в ущерб Советов Берия, осталась практически без поддержки.
- "Нью-Йорк Таймс".
Богдан бросил взгляд на часы. Стрелки показывали восемь сорок.
- Ха, буржуины зашевелились. Знаешь что, а давайте вы мне сие устроите, Юрий Григорьевич? Скажем, в десять. Думаю, часа нам с лихвой хватит.
- Сегодня? - секретарь был несколько удивлен.
- Конечно. Если у писаки будет всего-то с час запаса времени, он многого придумать не успеет. Вот и поглядим, как у янки с импровизациями. И позовите кого-нибудь из "Правды".
Журналисты прибыли гораздо быстрее, чем через данный им час. Работающий с бумагами Богдан, увидев, что до десяти еще почти двадцать минут, улыбнулся: "Конечно, такой шанс. Американец, небось, до такси бегом бежал". Ухмыльнувшись, председатель СНК сказал секретарю, чтобы они пока подождали.
Наконец, когда до десяти оставалось совсем немного, Драгомиров принял тружеников пера. Хоть и пишущего, но порою не менее опасного, чем бандитское.
- Добрый день, товарищи.
Журналисты поздоровались почти хором.
- Итак, у нас есть немного времени для ваших вопросов и моих ответов. Вопросы прошу задавать конкретные и понятные. Со своей стороны обещаю отвечать максимально полно. И еще. Это интервью печатается либо полностью, либо не печатается. Вы согласны, мистер Кьерри?
Корреспондент "Нью-Йорк Таймс", секунду поразмышляв, согласился.
- Тогда начнем, пожалуй.
- Господин Драгомиров, у меня такой вопрос: является ли суд над "группой Булганина" методом устранения конкурентов в борьбе за власть? - американец решил сразу взять быка за рога. Корреспондент "Правды" выглядел так, словно его только что облили ледяной водой. Присутствующий, несмотря на то, что генсек неплохо владел английским, в кабинете переводчик смотрелся не лучше.
Богдан улыбнулся и просто ответил:
- Нет. Этот суд, насколько я знаю, должен определить виновность или невиновность конкретных лиц в конкретном преступлении. Суд в нашей стране - независим, а потому не может являться методом борьбы за власть.
- То есть то, что обвиняемые фактически ваши конкуренты в борьбе за место председателя правительства СССР и других постов - просто совпадение?
- Ну, для начала я отмечу, что ваш вопрос некорректен. Эти граждане мне не конкуренты. То есть они могут, конечно, так думать, но они с примерно теми же основаниями могут считать себя конкурентами мистера Эйзенхауэра на выборах президента США. Это, собственно, во-первых.
Во-вторых, дело, по которому их судят, было заведено еще много лет назад. Мною, да - поскольку я в то время работал в соответствующем государственном учреждении. И это была моя работа. На тот момент, кстати говоря, я понятия не имел, куда меня приведет расследование. Вот, собственно, и все по этому вопросу.
Товарищ Лесков? - генсек повернулся к газетчику из "Правды".
- Как вы оцениваете успехи советской экономики за пятьдесят пятый год, товарищ Драгомиров? - корреспондент попытался сменить щекотливую тему.
- Пока у нас полностью обработаны данные только за первое полугодие и третий квартал. Последний, четвертый - еще в работе. Но могу отметить, что, несмотря на некоторые трудности, Советский Союз движется вперед семимильными шагами. На данный момент предварительная оценка внутреннего валового продукта за пятьдесят пятый год показывает, что рост составил около пятнадцати процентов. При этом рост производства продуктов питания позволяет надеяться, что политика по планомерному снижению цен будет продолжена.
- Какими вы видите отношения Советского Союза и Соединенных Штатов? - тряхнув блондинистой прической, поинтересовался янки.
- Если честно, то я очень огорчен их нынешним состоянием. Еще одиннадцать лет назад мы вместе воевали против страшной угрозы коричневой чумы. Мы вместе сражались и вместе умирали за свободу и справедливость, помогали друг другу. Мы были не просто союзниками - мы были друзьями. И Советский Союз, как миролюбивое государство, хотел бы и в дальнейшем поддерживать теплые и дружеские отношения с США. Более того, и президент Рузвельт, и многие другие американские политики - как мистер Уоллес, например, - выступали за укрепление и расширение сотрудничества между нашими странами.
Но, как видите, другая, к сожалению, преобладающая в руководстве Америки часть, нас почему-то боится, придумывает планы нашего уничтожения. Уж не знаю, чем наше государство так не угодило в свое время мистеру Трумэну, что он приказал разработать план атомных бомбардировок Советского Союза, фактически ядерного геноцида, по своим масштабам превосходящего сотворенный Гитлером на территории СССР.
Естественно, после подобных поступков мы более не могли тепло разговаривать с американским правительством и вынужденно предприняли меры по обороне нашего населения. Кому-то это не понравилось - но другого выбора у нас не было и нет. Советский народ ничего не имеет против американского. Полагаю, что и простые американцы совсем не жаждут конфронтации с нашей страной. К сожалению, мнение простого народа почему-то не учитывается правительством Америки. И мне очень жалко за этим наблюдать.
Богдан сделал паузу. Отпил чаю из маленькой фарфоровой чашки, белым пятном выделяющейся на зеленом сукне стола. После чего продолжил:
- Мы отказались от идей Мировой Революции еще в конце двадцатых годов, приняв решение строить социализм в одном отдельно взятом государстве. И, как видите, нам это неплохо удается. По размерам экономики мы пока отстаем только от Соединенных Штатов. Но разрыв сокращается. Думаю, где-нибудь в середине семидесятых, может быть, восьмидесятых, а возможно, и наоборот, шестидесятых мы уже окажемся впереди. Раньше или позже. Зачем нам воевать?
Народы других стран, не входящих в содружество государств, строящих коммунизм, рано или поздно поймут, что капитализм ведет в тупик, что он устарел. Потому-то нам и не нужно на кого-то нападать, устраивать где-то еще революции. Единственно, что Советский Союз считает необходимым - это освобождение стран всего мира от колониального гнета. Ну не нравится нам, когда кто-то грабит бедные и не способные защититься народы. Но ведь против колониальной системы выступал и ваш президент Рузвельт!
- Но если вы не собираетесь ни на кого нападать, то зачем же вам такие большие вооруженные силы? - американец так просто сдаваться не собирался.
- Есть древняя поговорка, если мне не изменяет память, римская еще: "Хочешь мира - готовься к войне". Мы богатое государство и с каждым днем становимся все богаче. Кроме того, наш социальный строй вызывает испуг у властей предержащих в самых разных странах. Мы считаем, что Советские Вооруженные Силы должны обладать достаточной мощью, чтобы ни у кого даже мысли не возникло на нас напасть. Это особенно актуально, если вспомнить ту чудовищную трагедию, которая случилось с нашей страной в сорок первом году. А кроме того, я могу задать вам тот же вопрос: если США не собирается нападать на СССР - то зачем им столько войск в Европе и в той же Японии? Это не кажется вам неправильным? В Мексике или даже Латинской Америке у Союза военных баз нет. А у США в Европе - полно. И в Японии. Кого здесь логичнее подозревать в агрессивных намерениях?
Американец промолчал.
- Каким проектам на посту председателя Совета Народных Комиссаров вы собираетесь уделить особое внимание? - вновь перехватил инициативу Лесков.
- Сложный вопрос, - Богдан задумался. - Пожалуй, проблемы развития промышленности и сельского хозяйства отберут большую часть времени. Самая важная задача - это претворение в жизнь сталинского плана преобразования природы. Он уже показывает фантастические результаты.
- Товарищ Драгомиров, прибыл товарищ Малиновский, - спустя еще полчаса и десяток вопросов прервал интервью секретарь.
- Что ж, как видите, дела не ждут. Догадываюсь, что у вас еще целая гора вопросов. Но ответы на них вы можете узнать уже через неделю-другую, на большой пресс-конференции.
- Спасибо за уделенное нам время, - поднялся Лесков.
Американец также поблагодарил советского лидера.
Дождавшись, пока журналисты покинут его "приемный" кабинет, Богдан через небольшой коридор вернулся в рабочий.
Впереди было большое совещание.
Мгновения прошлого. Кубинка, ноябрь 1939-го года.
- Михаил Ильич, волнуетесь?
- Есть немного, - знаменитый в будущем танковый конструктор кивнул и поежился, словно не был уверен в детище своего конструкторского бюро.
- А я вот почему-то нет, - Морозов, чьей идеей и стал А-44, ныне раскатывающий по полигону, расправил плечи и гордо посмотрел на "чудо-танк".
- Рискнули мы сильно, Александр Александрович. Очень. Столько новых решений… Намучаемся с серией, - Кошкин, поверивший своему подчиненному и загоревшийся идеей "принципиально новой конструкции и даже компоновки", с надеждой смотрел в сторону месящей грязь машины.
- Ни у кого нет ничего подобного. Особенно с дизелем хорошо получилось. В "двадцать восьмой" его уже не впихнуть, да и модернизации ветерану больше уже не видать.
- Оставь. Хорошая машина. Еще повоюет. Вот Ф-34 поставят - опять лучше всех будет, - Кошкин поправил кепку и грустно вздохнул. - А "сорок четвертый" вообще порежут…
- Нет, не порежут. Задел огромный, Михаил Ильич. Да, сложный танк - но какая броня, а? Какая подвижность! Какая мощь! Да ему еще года два, а то и все три соперников не будет!
- Да знаю я. О другом волнуюсь: может, надо было "тридцать второй" проект побольше продумать, а не браться сразу за кардинально другой вариант? Там все же классика в каком-то смысле. А тут и подвеска на торсионах, и двигатель новый… Даже пушку - и ту только-только доделали…
- Оставьте, Михаил Ильич. Мы же с вами видим, что все сделали правильно, - Морозов замолк и вновь повернулся в своему детищу, в данный момент выкатившемуся на позиции для стрельбы.
- Надеюсь на это, Александр Александрович. Очень надеюсь.
"Б. Лоськов. Танковый удар. Советские танки в боях Великой Отечественной Войны. Глава 7". Москва, Техника и вооружения, 1982 год.