– О! – не удержался я от восклицания, узнать акцент начальника СКБ-2 труда не составило. – Очень рад вас слышать!
– Вчера мне позвонил товарищ Толстиков и предложил свою помощь… – Филипп Георгиевич был явно доволен. – Спасибо. Весьма неожиданно, надо признаться. Я уже собирался искать место работы подальше от Ленинграда.
– Понятно! – и продолжил про себя: "Что ничего не понятно".
– Так что прошу в гости… – Старос на секунду замялся, но извиняться все же не стал, просто продолжил: – Если ваши планы не изменились.
Не иначе Шелепин отвесил кому-то волшебный пендель, совмещенный с перестройкой классового сознания. Секретарь обкома, да еще в колыбели революции, – для СССР величина на уровне вице-премьера России две тысячи десятого года. Даже больше, ведь в советской науке без партийной "крыши" не выжить. До Госплана далеко, ресурсов нет, рынка нет, мелкого заказчика нет. Вокруг один только госзаказ, причем никакого подобия тендера не предусмотрено, хватает мнения руководителя. Если что-то окажется ему против шерсти – можно всю жизнь доказывать, что не верблюд, и помереть горбатым.
Так что по социалистическому образу мышления "ты мне, я тебе" Старос оказался мне должен, нужно поторговаться. К примеру, барским тоном предложить ему приехать в Москву, потом продержать часик в приемной… Тьфу! Нет уж, обойдусь без глупых плясок вокруг административного ресурса.
– Думаю, нам есть о чем поговорить. Как вы смотрите на послезавтра, около полудня?
– Прекрасно! – Мне показалось или на самом деле в трубке послышался облегченный вздох? – Обязательно буду вас ждать!
…В Ленинград мы с Анатолием нагрянули с утра, давно хотел посмотреть, как идут дела у Алферова. Я никак не ожидал, что с копированием простейших на первый взгляд полупроводников возникнут такие серьезные проблемы. Ученый вовсю эксплуатировал карт-бланш имени Шелепина, его небольшая лаборатория разрослась раз в десять, превратилась в отдельный НИИ и успела переехать в симпатичное новое здание. Золото на закупки оборудования за границей текло рекой. Но результаты были более чем скромными.
Разговор с нами Жорес Иванович начал с осторожных попыток выведать у меня источник "фантастических, совершенно невозможных гетероструктур". Пришлось кроме расплывчатых намеков пообещать ему к зиме достать кучку "новейших" фотоприемников. Если, конечно, "нашим людям" повезет в их нелегком труде на благо коммунизма во всем мире. Обрадованный ученый охотно провел мини-экскурсию и рассказал о проблемах, суть которых, увы, я понять полностью не смог. Если кратко, то структура образцов лазеров оказалась слишком сложной для советской науки шестьдесят шестого года. Это я по неграмотности думал, что реальный полупроводник похож на схематические рисунки из две тысячи десятого года. В реальности оказалось, что все дело в наращенных на специальной подложке тончайших пленках с какими-то полосками-страйпами и прочими квантовыми точками.
Поэтому в изучении структуры не слишком помог даже чудесный сканирующий микроскоп "Stereoscan", закупленный с помощью какой-то ужасно детективной истории и астрономического количества валюты. Слишком много областей на кристалле нужно было исследовать с его помощью. Впрочем, прибор эксплуатировали в уже привычном для микроэлектронной промышленности четырехсменном режиме и, как по секрету сообщил Алферов, полезных фактов успели собрать не на одну диссертацию.
Единственное, в чем ученые были уверены, – так это в непригодности существующей методики газотранспортной эпитаксии к повторению предоставленных мной образцов. Образно говоря, нельзя ювелирные работы делать кувалдой. Поэтому весь коллектив НИИ готовился свернуть горы на пути к принципиальному усовершенствованию технологии. Действовали ребята весело и с ненаигранным азартом.
К сожалению, названные методы мне совершенно ничего не говорили. Чтобы не расстраивать Алферова, попросил перечислить все связанные с его отраслью термины. Через несколько минут мой слух "зацепился" за турбомолекурярный насос. Когда-то, еще в школе, преподаватель рассказывал о принципе работы этого устройства, в котором движущиеся лопатки чуть не по одной загоняли молекулы воздуха через неподвижные наклонные щели. И говорил, что это очень важное устройство для изготовления полупроводников. Но на "Пульсаре" ничего похожего я не видел.
Мое заявление в духе: "Вот про эту штуку я слышал, кажется, она совершенно необходима!" – вызвало неоднозначный эффект. Оказывается, одно из перспективных направлений исследований действительно требовало глубокого вакуума. Но и другое обойтись без подобной техники не могло. Поэтому мои дилетантские слова были восприняты не иначе как руководство к очередной научной дискуссии, которая не замедлила разгореться между учеными. И попробуй возрази – в их споре я понимал лишь некоторые предлоги и наречия.
Так что нам осталось только поскорее распрощаться с Жоресом Ивановичем и его горластым коллективом. Напоследок, улучив момент, когда мы остались тет-а-тет, я посоветовал Алферову ограбить ядерщиков с их "Токамаком", на который "режут фонды", и растрясти их на ресурсы и квалифицированные кадры. Если, конечно, большие начальники не будут против. А также, исходя из опыта все того же "Пульсара", заранее заказать парочку или даже десяток управляющих ЭВМ, скорее всего, самых быстрых в СССР БЭСМ-6, а при их отсутствии – выбивать заграничные. Электроника уже в шестьдесят шестом работала куда надежнее и точнее человека. А с правильным применением, если что, мы поможем.
Время в СССР бежало незаметно, куда там России двадцать первого века. Вроде только поговорить успели, а на часах – начало первого. Отстали от графика просто катастрофически, тем более что Ленинград – большой город. Хоть и нет тут пробок, но такси в шестьдесят шестом не имеют привычки носиться со скоростью под сотню кэмэ. Набрать бы с мобилки да перебить встречу… Метнулся к телефону-автомату, будка которого была приставлена к торцу здания алферовского НИИ. Даже "двушку" успел закинуть в щель монетоприемника, только потом увидел разбитый вдребезги диск. Анатолий из-за плеча ехидно заметил: "И тут пружину на кнопарь выбили!" Черт, вот что значит большой город! Последнюю монетку поганая железка не вернула. Плюнул – доехать быстрее, чем найти телефон.
…Несмотря на получасовое опоздание, Старос встретил со всем советским радушием, стоя прямо посередине небольшого кабинета. Он оказался именно таким, каким представлялся по телефонным разговорам. Невысокого роста, чуть располневший господин с типичным лицом турка или грека. Аж всколыхнулись ощущения дежавю от оставшихся в будущем ресепшенов отелей. Совсем как там – коротко остриженные жесткие черные волосы, смуглое лицо, ухоженные усики с пробивающейся сединой, ярко-белая рубашка. Только вблизи стереотип ломали неожиданно внимательные коричневые глаза.
Не успели мы пожать друг другу руки, как он удивил:
– Проголодались с дороги? Может быть, в ресторан?
– Охотно! – Я не стал дожидаться согласия Анатолия. – Прекрасная идея!
– Пойдемте. – Старос широким взмахом подхватил брошенный на роскошное кожаное кресло пиджак. – Тут за углом есть неплохое место!
Ресторан "Спутник" действительно производил приятное впечатление – но только по меркам шестидесятых годов. Мне было тяжело видеть в "приличном" заведении футуристический интерьер с гладкими закругленными формами и яркими красками. Широкие окна, едва прикрытые легкими занавесками, не прятали летнее солнце, при тотальном отсутствии кондиционеров это не добавляло комфорта и уюта.
Но все же мы попали не в обычную "столовку". Отсутствовали длинная стойка для проталкивания подносов и прочие атрибуты самообслуживания. Небольшие квадратные столы оказались застелены хоть и покрытыми застарелыми пятнами, но белыми скатертями, на столах поблескивали красиво разложенные приборы. В наличии были даже свернутые в конус салфетки, твердые от крахмала, но при этом застиранные до состояния тряпки. В общем, все, как в средней кафешке двадцать первого века. Главное, посетителей оказалось мало, видимо, недешевое было место по местным меркам.
Официант не заставил себя долго ждать. Но принес вместо меню тарелки со сладкой морковкой под сметаной и очень приличным на вид борщом. Оказывается, имелся в СССР аналог бизнес-ланчей будущего, год тут прожил и еще ни разу с подобным не сталкивался. Вроде как в М-граде такого не практиковали. Старос, как завсегдатай, взял процесс в свои руки и попросил чешского пива. При виде чуть запотевших бутылок мне сразу захотелось перенести НИИ "Интел" километров на шестьсот – семьсот западнее текущего местоположения.
Когда первый голод был сбит, Филипп Георгиевич продолжил беседу:
– Ну что, молодые люди, показывайте, что напридумывали.
Нет, он точно иностранец. Ни одному советскому директору в голову не придет просматривать документы в ресторане. Вон Анатолий аж жевать перестал, челюсть от удивления отпала. Понятно, тут начальники вообще питают непреодолимую слабость к огромным полированным столам и телефонным стадам, а также тяжелым двойным дверям и строгим секретаршам. Но удивить человека из двадцать первого века работой в кафешке? Ха-ха-ха… Он еще не руководил фирмой с симиланского пляжа!
Чтение документов затянулось, пришлось заказать еще по бутылочке пива. Не сказать, чтобы мы в "Интеле" подготовили слишком толстую папку, но было хорошо заметно, как Старос от быстрого пролистывания перешел к вдумчивому изучению и прикидкам.
Наконец он отложил в сторону бумаги.
– Оригинально. Сами это придумали?
– Не совсем. – Лучше сразу признаться, все равно потом специалист поймает меня на нулевой компетенции в разработке ЭВМ.
– Понятно… – Старос одним большим глотком осушил свой стакан. И продолжил формально и жестко: – Вы задали интересную задачу. Но такой проект тяжело выполнить в рамках моего КБ. Мне непонятно, почему вы вообще обратились ко мне, а не к Лебедеву, скажем. Или Глушкову, если вам Москва почему-то не нравится. С вашим невероятным влиянием в ЦК…
– Откровенно и в лоб. – Вооружившись "американской" улыбкой, я попытался перехватить нить беседы, пока вопросы не зашли слишком далеко. – Если это вам действительно важно, то… Мне кажется, что у Лебедева в коллективе разногласия, они славу от явно удачной БЭСМ-6 делят. Глушков… Он, конечно, гений. Но мыслит, на мой взгляд, в неправильном направлении. И вообще, ваш компьютер наиболее близок к тому, что реально нужно советской промышленности, а не соискателям диссертаций и ученых степеней.
– Я тоже заканчиваю докторскую. – Старос внимательно посмотрел на меня. – Не пугает?
– Настораживает. – У меня действительно мелькнула мысль об ошибке. – Почему-то многие на этой стадии… Скисают, что ли.
– Бывали за границей? – неожиданно сменил тему Филипп Георгиевич. Невинный вопрос для две тысячи десятого года, но для СССР это очень серьезно.
– Не могу сказать… – Не хотел врать лишний раз, хотя такой ответ – не многое скрывал.
– Понятно. – Собеседник бросил взгляд на безучастно допивающего пиво Анатолия. – Что ж, у всех свои причины.
Похоже, Старос окончательно уверился, что я такой же, как он сам, иммигрант в СССР. Интересно, какую страну он "сделал" моей родиной? Впрочем, в любом случае это неизбежный и даже желательный вариант. Тем временем Филипп Георгиевич продолжил:
– Вы просто не представляете себе, что такое советская военная наука. Стоит защититься, и вот вы получаете две зарплаты, имеете рабочий день с девяти до пяти, два совершенно свободных бибдня в неделю. Все, что нужно – раз в год написать формальный отчет. Люди в этой системе деградируют мгновенно!
– Но ведь столько возможностей для работы! – Тупизна системы не укладывалась в моей голове. – В конце концов, есть еще стимулы, премии там, медали, слава, наконец!
– А зачем? – грустно улыбнулся Старос. – В одиночку сейчас многого не добиться. "Успокоившихся" ученых всегда будет больше, и они не допустят, чтобы рядом кто-то интенсивно работал. Сожрут, обязательно сожрут и не подавятся, сволочи!
Последнее он почти выкрикнул. Похоже, реально у мужика наболело, раз ему настолько было наплевать даже на присутствие третьего, да еще кагэбэшника. Хотя я не зря его представил как близкого друга.
– Петр, в этой стране кандидат мэнээс – по сути, лаборант, моющий пробирки, получает больше, чем ведущий инженер отраслевого НИИ, который тянет на себе целое техническое направление в стране. Доценту платят как директору завода, у которого на плечах выполнение плана и ответственность за тысячи людей! И ты на что-то надеешься при внедрении ЭВМ в производство? Да там инженеры загубят все, при первой возможности сбегут, только помани краешком бессмысленной диссертации! – Тут Старос бросил взгяд на мой безымянный палец и продолжил: – Иначе их жены запилят насмерть.
– И что делать? – не выдержал я. – Защититься, завести "Москвич", дачу и выпиливать по вечерам лобзиком полочки для кухни? Помидоры с огурцами выращивать?!
– Думаешь, тебе удастся что-то кому-то объяснить? – Старос неожиданно перешел на "ты".
– Надеюсь…
– Ты знаешь, – не дал мне договорить Филипп Георгиевич, – перед тем как выйти через проходную своего родного "Военмеха", я проверяю портфель. Не подкинули ли туда чего-нибудь запретного институтские работники. Нет, они милые люди, но разговор с товарищем Толстиковым многое прояснил. Они легко стали пешками – и начали по велению парткома выживать меня, чтобы ослабить Дмитрия Федоровича. Подумать только, им даже никто не удосужился сказать, что с нового года Устинов играет в команде "комсомольцев"!
Начали вроде за здравие, а потом прямо как в роман Стивена Кинга попал. Но по большому счету – сказал ли мне Старос что-то новое? Нет! Уж кто-кто, а я прекрасно знал, на какой уровень скатится советская наука к концу восьмидесятых. И с каким упоением умеет стучать и грызть друг другу глотки вшивая интеллигенция, куда там мастерам-коммунистам! Стоит ли еще раз возвращаться к тысячу раз продуманному? Нет! Оставим рефлексии мексиканским актрисам!
– Еще не поздно, Филипп Георгиевич, – заявил я твердо. – У нас есть шанс!
– И какой же?
– Мы разработаем и внедрим в СССР первую массовую промышленную ЭВМ… Нет! Просто ПЭВМ! И не только в Союзе, а во всем мире! Они будут выпущены в миллионах экземпляров и, кроме того, связаны оптическими магистралями в единую компьютерную сеть.
– Ох, фантазеры…
Никогда не думал, что сорокапятилетний мужчина может быть столь чувствительным. Но глаза Староса реально стали влажными! Неужели пробрало?!
– Ресурсы для этого есть. Но не хватает менеджеров. – Что-то я совсем словами две тысячи десятого года заговорил. Расслабился, понимаешь, как менеджер с менеджером.
– Еще не поздно, говоришь? – Неожиданно Старос широко улыбнулся и ответил мне на похожем языке. – Что ж! Молодые люди, пойдемте наконец в офис. Обсудим детали! И… – Он чуть помедлил. – Черт с ней, с диссертацией!
Коллектив у Филиппа Георгиевича оказался молодым и дружным. По "встречным" улыбкам и шуткам легко ощущалось, что "босс" тут уважаем и даже местами любим. В воздухе витал запах канифоли, стоял легкий гул голосов, что-то потрескивало и щелкало релюшками из углов. Однако по зычному призыву руководителя ребята быстро побросали работу и привычно сдвинули несколько столов в центр, подальше от кульманов и шкафов, плотно заваленных кусками самой большой в мире электроники. Потом натащили из соседних комнат стульев, организовав полноценный the brainstorming под совершенно советский чай. Густо, но невкусно заваренный, зато потребляемый в диких количествах.