- На войну я попал из-за дурости, - Кравцов пыхнул трубкой и отпил глоток чая, чтобы смочить горло. - Патриотизм затмил тогда все доводы разума. И ведь я же мог направиться на фронт дипломированным врачом. Всего-то и надо было, что подождать несколько месяцев, возможно, год. Однако я был охвачен энтузиазмом - вы, вероятно, помните тогдашнюю эсеровскую риторику? - а потом стало поздно. Коготок увяз, как говорится… Я попал на войну и с удивлением обнаружил, что делаю трудное, но важное и посильное дело. Идеология отступила в тот момент в сторону, уступив место практическим задачам, которые я, как оказалось, мог решать даже лучше кадровых офицеров. Впрочем, кадровых офицеров в ту пору оставалось в войсках немного, а я… Ну, думаю, я не должен вам объяснять, что страх - проблема в первую очередь психологическая, а моя психика оказалась устойчивой к напряжениям, и фантазии о смерти и увечье до времени удавалось вытеснять из сознания. Так что я прослыл отважным, что для воинского начальника является непременным условием популярности у "нижних чинов", как мы тогда говорили, а так же разумным - в смысле исключительно военном - и справедливым командиром. Но все это внешнее, вот что я хочу сказать. Изнутри же, я просто научился относиться к войне, словно к работе. Я делал дело, Лев Давыдович, так я это понимаю теперь. Дело сложное, опасное, но в то же время важное, ответственное, и… ну, я бы сказал, простое. В смысле незамысловатое. Вот, собственно, и все.
- А в Гражданскую? - Троцкий слушал внимательно, не перебивал. Курил папиросу, поблескивал стеклами очков, изредка подносил к губам стакан в подстаканнике.
- В Гражданскую, ко всему сказанному добавилось понимание уникальности момента, ответственности за судьбу Революции, революционный энтузиазм, наконец…
- Понимаю, - кивнул Троцкий. - Но семь лет на войне, ранения, тяжелая контузия… Вы как себя кстати чувствуете?
- Нормально, как ни странно, - пожал плечами Кравцов. - Врачи говорят, здоров. Но я, вроде бы, и чувствую себя здоровым.
О головных болях он решил Троцкому не рассказывать. Это уж как бог даст, а козырей против себя он никому предоставлять не станет. Не обязан.
- Значит, вполне восстановили работоспособность?
- Да, вполне, - твердо ответил Макс.
- Я слышал о вас хорошие отзывы в Академии, - Троцкий оставил папиросу дымиться в пепельнице, встал со стула и прошелся по кабинету, заставляя Кравцова следить за собой взглядом, а то и поворотом головы. - Учитесь вы хорошо, знания демонстрируете обширные, а ум - острый…
Троцкий явно цитировал характеристику, данную Кравцову кем-то из преподавателей или руководителей Академии. Снесарев, Тухачевский? Кто-то другой?
- Спасибо, Лев Давыдович, - улыбнулся Макс. - Весьма лестная характеристика, но мне, и в самом деле, нравится учиться.
- Начитанный, знает языки… - Ответил улыбкой Троцкий. - Вступает в дискуссии с преподавателями, демонстрируя широкую военно-историческую эрудицию и способность доказательно отстаивать свою точку зрения. Так?
- Наверное.
- А что в Региступре? Интересная работа?
- Рутина.
- Так уж и рутина? - прищурился Троцкий, возвращаясь к столу. - Чем вы там кстати занимаетесь?
- Я делаю опись трофейных документов на иностранных языках.
- Тем не менее, о вас очень хорошо отзываются и Лонгва, и Зейбот, и Берзин…
- Я рад, что оправдал их доверие.
- Вы давно знаете Михаила Васильевича? - неожиданно спросил Троцкий. Он все время менял тему разговора, но, вероятно, не случайно.
- Я его совсем не знаю, - честно признался Кравцов. - За меня ходатайствовал Якир, которого знаю по совместной работе на Украине еще с восемнадцатого года. А с товарищем Фрунзе виделся и говорил один раз, когда решался вопрос об Академии. Я даже его поездом в Москву прибыл, но за всю дорогу, может быть, двумя словами обменялся.
- А Гусев?
- Гусев меня еще по семнадцатому году знает, и позже на Украине в Гражданскую приходилось встречаться.
- Вы знаете, Макс Давыдович, что товарищ Кайдановская по ряду вопросов примыкает к платформе меньшинства?
- Хотите, попрошу не примыкать? - Кравцову очень не понравился этот "грубый намек" на осведомленность Вождя. И попытка обозначить возможные рычаги воздействия, по душе не пришлась.
- Не обижайтесь, товарищ Кравцов, - сухо заметил Троцкий, отреагировав, вероятно, на изменение тона кравцовской речи. - В ЦК обсуждается ваша кандидатура в связи с назначением на один весьма важный военный пост…
"Твою мать! Снова Ленин?! Какой пост?"
- … Я просто обязан и как председатель Реввоенсовета, и как член ЦК, понять, подходите ли вы, Макс Давыдович, для этой работы, или нет.
Троцкий взял новую папиросу, закурил, выпустил дым, думая о чем-то своем.
- Я не зря спрашивал вас о том, кем вы себя ощущаете. Вы военный человек, товарищ Кравцов, или, может быть, хотите вернуться к мирной работе?
"Спрашивал? Что-то не припоминаю, но…"
- Вы старый член партии, образованный, энергичный, заслуженный…
"Мы не забудем написать эти слова в некрологе по случаю вашей безвременной кончины. В конце концов, контузия и многочисленные ранения вполне могли свести меня преждевременно в могилу, ведь так?"
- Я к тому, - продолжал между тем Троцкий. - Что вот, например, товарищ Семашко давно ищет себе подходящую кандидатуру на должность первого зама. Наркомат Здравоохранения, чем плохо?
- Ничем, - согласился Макс.
- Или на партийную работу… В Петрограде следует усилить партийное влияние… я думаю о городском комитете, потяните?
- А кто заменит товарища Зиновьева в Петросовете? - прямо спросил Кравцов, полагавший, что если уж Троцкий нашел правильным попытаться "развести его на мелочах", то и он может подыграть, прекрасно понимая, что на самом деле речь идет о чем-то куда более серьезном, чем Питерский горком.
"Похоже, Ильич перешел к решительным действиям," - мысль не лишенная оснований.
- Товарища Зиновьева нам заменить некем, - Троцкий его вопрос не проигнорировал, но ответил сухо, без эмоций. - Есть мнение направить в Петроград Серебрякова в Петросовет, Молотова - на совнарком Северной области… Мы видимо, воссоздадим ее если и не как административную единицу, то, как минимум, в целях экономических и военных… Таким образом остаются горком РКП(б) и Округ.
"То есть, ни партийного, ни советского вождя Северной Коммуны все-таки не будет… Умно, черт возьми!"
- Я бы предпочел Округ, - сказал он вслух.
- То есть, хотите остаться в РККА? - уточнил Троцкий.
- Да, хочу, - ответил прямо Кравцов.
3
- Стреляли издалека, с крыши дома, - Семенов, как обычно, сидел на подоконнике, курил, рассказывал новости. - Питерские чекисты говорят, выстрел невероятный. Стрелок находился почти в пятистах метрах по прямой. Винтовка немецкая… У них там есть пара людей, которые умеют определять такие вещи. "Маузер" - 7.92, девяносто восьмого года, что наводит на мысли…
- На какие? - Кравцов тоже закурил. Он сидел за столом, помешивал ложечкой в стакане с чаем, слушал друга с интересом, задавал вопросы.
- В Мировую войну такими винтовками немцы вооружали своих снайперов, но у них тогда имелись еще и оптические прицелы. Пятикратные, кажется. И если так, то точный выстрел с полукилометра теоретически возможен, хотя стрелок все равно должен быть выдающийся. Место покушения, наверняка, выбиралось с учетом этого обстоятельства. И вообще, судя по всему, работала опытная группа. Пожалуй, что и получше нашей. Тщательности и выдумки не меньше, но технически на голову выше.
- РОВС или Савинков?
- Ответственности на себя не берет никто, но все намекают.
- Это я и сам знаю, - отмахнулся Кравцов, выпустив на лицо гримасу раздражения. - А может так быть, что это военные?
- В каком смысле? - не понял Семенов.
- В самом прямом. Военную разведку никто ведь не упразднял. Может чей-нибудь Генштаб - а там наверняка есть настоящие профессионалы - перейти теперь к индивидуальному террору, как думаешь?
- Хм… Мысль интересная. Мне почему-то такое даже в голову не…
- Мотив только не ясен.
- Да, латыши или финны, это тебе не Савинков. Мотив не прозрачный, но что-то в этом, Макс, есть. Не будешь возражать, если я эту мысль Уншлихту озвучу?
- Да, хоть самому Феликсу, мне-то что! - Макс встал, потянулся. - Устал, и Рашель, поди, заждалась. Пошли по домам?
- Пошли, - согласился Семенов, спрыгивая с подоконника. - А давай, мы вас в гости пригласим?
- А давай, мы согласимся и придем со своим сахаром! - улыбнулся в ответ Кравцов. - И знаешь что, если будешь говорить с Уншлихтом, я бы еще подумал о поляках. Им, вроде бы, и не резон, но что если они решили таким манером нашу лодку раскачать? Им любая смута у нас, в приварок идет…
4
- Здравствуйте, товарищи!
Сотрудники Региступра - все, кто был на месте - собрались на втором этаже, в просторном помещении, служившем прежним, то есть, еще дореволюционным хозяевам здания чем-то вроде домашнего театра. Несмотря на крупные осенние сокращения, народу в управлении работало все равно много, так что в зале наблюдался "полный аншлаг", и те, кому не хватило стульев, стояли вдоль стен и в проходах.
- Товарищи! - Арвид Янович Зейбот стоял на сцене. Рядом с ним, но чуть позади находились еще несколько человек. Кравцов знал в лицо только Склянского и Берзина, остальные оставались для него "анонимными товарищами", поскольку представить их никто не удосужился. - Товарищи, все вы знаете…
Зейбот не был оратором, но свои пять минут "митинга" продержался совсем неплохо, прокричав с должным энтузиазмом все предписываемые моментом лозунги о сплочении рядов, бдительности и нарастании военной угрозы. Кравцов в слова не вслушивался, воспринимая лишь ритм и интонацию, но вскоре речь заместителя начальника Региступра подошла к концу - "А где же Ленцман?" - и слово получил зампред Реввоенсовета Республики Эфраим Маркович Склянский.
- Здравствуйте, товарищи!
"Здравия желаем, товарищ маршал… А что по должности вполне себе маршал или генерал армии… Но золотое шитье, кажется не про него. Кто это пел, "Ой, не шейте вы, евреи, ливреи?"".
Но как и многое другое из своей прежней жизни, этого Кравцов вспомнить не мог. Кто-то когда-то - в смысле не сейчас, а потом - что-то такое пел. Смысл слов понятен, подтекст - тоже, но нынешнего Кравцова эти смыслы не устраивали. Не для того он делал революцию, чтобы считаться с Фишманом или Склянским своей русскостью. Макс даже рад был в тайне, что его отчество, восходившее на самом деле к страстной и необъяснимой любви приходского священника к Ветхозаветным древностям, как будто намекало на еврейское происхождение, что правде, разумеется, никак не соответствовало.
- ВЦИК, ЦК РКП(б) и Реввоенсовет Республики приняли решение об объединении Всероглавштаба и Полевого штаба Красной армии и об образовании Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии во главе с товарищем Лебедевым Павлом Павловичем. В связи с реорганизацией штабного дела, товарищи, бывшее Регистрационное управление Полевого Штаба, переводится в подчинение вновь созданного Штаба РККА, и будет впредь именоваться "Четвертым управлением Штаба". Функции ваши не изменяются, но Разведывательное управление выводится из двойного подчинения Реввоенсовета и Чрезвычайной Комиссии, и его начальник, соответственно, перестает быть членом Коллегии ВЧК. Начальником Четвертого Управления назначен Арвид Янович Зейбот, его первым заместителем - товарищ Берзин…
Склянский говорил еще полчаса, но это уже воспринималось как "вышивка гладью" и прямого отношения к делу его речь не имела. Однако, когда собрание сотрудников "Четвертого управления" объявили закрытым, Склянский прямо со сцены окликнул Кравцова и попросил того остаться.
- Здравствуйте, Эфраим! Душевно рад вас видеть! - Кравцов действительно рад был встрече. Со Склянским их связывала давняя взаимная симпатия.
- Ну, как вам назначение? - спросил, поздоровавшись, зампред Реввоенсовета.
- Зейбот кажется мне прекрасной кандидатурой. А куда, если не секрет, уходит Ленцман?
- Ленцман? - нахмурился Склянский. - Не знаю, право. Кажется, начальником Петроградского порта. Сейчас всех, кого можно, в Петроград посылают. Надо усилить актив… Но я вас, Макс, спросил о другом. Я о вашем назначении хотел поговорить.
- О моем? - удивился Кравцов. - Но я здесь всего лишь "для особых поручений", а так я вообще слушатель Академии.
- Вам что ничего не сообщили? - Склянский снял двумя пальцами пенсне и погладил средним пальцем переносицу. - А может быть, и не успели еще. Ну так позже сообщат! Боюсь, товарищ Максим, с Академией придется расстаться. Есть решение о назначении вас заместителем к Муралову и о введении вас состав Реввоенсовета.
- Меня? - в свою очередь удивился Макс. Поворот судьбы показался ему слишком резким, а главное, необъяснимым.
Муралов командовал Московским военным округом и имел в своем окружении достаточно опытных и заслуженных людей, зачем ему такой заместитель - да еще член РВСР?
- Меня? - спросил он.
- Вас, - возвращая пенсне на место, подтвердил Склянский. - А знаете что, поедем со мной в РВСР! Пусть Лев Давыдович сам вам скажет, он как раз собирался к нам после заседания Политбюро. Вот мы его и спросим…
4
В гостиницу он вернулся заполночь. Авто, посланное Предреввоенсовета, доставило до дверей, но ощущение было, словно километров двадцать пешком, да не просто так, а бегом и в гору. Кравцов постоял немного на улице, покурил на морозе, пытаясь разобраться с мыслями и чувствами, но так ничего с ними поделать и не смог: мысли летели "кто куда", чувства пребывали в состоянии "грогги".
- Ну, и черт с ним! - Кравцов выдохнул клуб пара, смешанного с табачным дымом, выбил над сугробом пепел из трубки, и пошел "домой". Кивнул дежурному в небольшом, оставшемся от настоящей гостиницы фойе, поднялся по лестнице, прошел по коридору и осторожно толкнул дверь. Она оказалась не заперта, что означало - Реш не спит.
Она, и в самом деле не спала. Сидела по своему обычаю за столом, что-то читала, записывая "для памяти" мелким почерком на разномастных бумажных обрывках. Однако стоило Кравцову войти в комнату, Рашель подняла голову, взглянула озадаченно, словно бы возвращаясь из мира книжных слов, где пребывала до сих пор, улыбнулась рассеянно, но уже в следующее мгновение просияла и поднялась из-за стола навстречу шагнувшему к ней Максу.
- Макс!
Но он не дал ей ничего больше сказать, закрыв рот поцелуем. И надо же, сразу успокоился. Мысли уняли свой бег, и чувства настроились на любовь и нежность, отодвинув сумбур в сторону.
- Спасибо, Реш! - сказал он, отрываясь от ее губ.
- Совсем сдурел?! - взметнула она свои чудные золотые брови.
- Да, не за поцелуй! - отмахнулся он. - За то, что ты у меня есть!
- Где ты был? - насторожилась она, почувствовав, вероятно, отголоски гулявшей в его крови бури.
- Спроси лучше, где я не был, - усмехнулся Кравцов и покачал головой, словно и сам не верил тому, что с ним произошло. Но так на самом деле и было. Не верил. Не осознал еще до конца. Не переварил.
- У нас самогон еще остался или Семен тогда весь выпил? - спросил он, тяжело опускаясь на диван. Ноги, казалось, налились свинцом и, мельничный жернов - никак не меньше - лежал на плечах.
- Остался, - Реш смотрела на Макса, пытаясь, видимо, понять, чего следует ожидать от его рассказа. Хорошее или плохое принес он домой из заснеженной ночи? Она была бледна и чудо как хороша, и одно это способно было примирить Кравцова со всем, что наделал он сам, и что из этого, в конце концов, проистекло.
- Маакс, что случилось? Не молчи, пожалуйста!
Между тем, Кравцов достал из кармана трубку и стал ее набивать.
- За сегодняшний вечер я переговорил с четырьмя членами Политбюро, - сказал он и посмотрел снизу вверх на замершую посередине комнаты Реш.
- С кем? - она едва выдохнула эти звуки, и Кравцов их скорее почувствовал, угадал, чем услышал.
- С Троцким, - ответил он, не без удивления вспоминая сейчас вполне фантасмагорический разговор со Львом Давыдовичем, взявшимся вдруг обхаживать бывшего командарма, словно не Кравцов перед ним сидел, а, как минимум, Вацетис. - К нему меня привез Эфраим Склянский - зампред Реввоенсовета. Знаешь, о ком говорю? - она знала, разумеется, но ничего не сказала, только кивнула. - Стало быть, Троцкий был первым членом Политбюро, - Макс раскурил трубку и выдохнул облачко горклого дыма. - Но позже мы поехали с Львом Давыдовичем в Кремль и встретились там с Лениным и Каменевым, - Он пожал плечами, словно извинялся перед Реш за такой фантастический рассказ. - Это, значит, Два и Три. Последним стал Сталин. С ним я говорил тоже в Кремле. Но сюда я приехал с Лубянки, где разговаривал с Дзержинским и Уншлихтом. Такой, понимаешь, насыщенный день.
- А…
- Дай выпить, пожалуйста!
На самом деле разговор с чекистами стал самым тяжелым испытанием дня. Холодное бешенство Дзержинского могло испугать любого, даже самого храброго человека. А Феликс был не просто взбешен, его ярость, казалось, заставляла светиться воздух. Но, судя по всему, Ульянов Кравцова не сдал, а уж Макс постарался объясниться с всесильным руководителем ЧК таким образом, чтобы максимально отвести от себя, как подозрения Феликса, так и его жажду мести. И, похоже, ему это удалось. Знать бы еще, как надолго.
- Дай выпить, пожалуйста! - попросил он неожиданно охрипшим голосом.
- Да, да, сейчас! - заспешила побледневшая Рашель. - Да, что, черт возьми, случилось, а?!
"И в самом деле, что случилось?"
А случилось то, что операция, которую он построил на допусках и предположениях, одном темном дельце о "засланце" и некотором количестве убойного компромата, привела к неожиданному и весьма неординарному результату. Получалось, что Ленин понял Кравцова дословно и, более того, согласился со всеми озвученными в разговоре или только подразумеваемыми предложениями. Принял их и, вот гляди-ка, пробил, довел до ума, продавив - и чего это ему стоило? - в Политбюро и ЦК.
- Я тебе сейчас раскрою страшную военную тайну, - сказал Кравцов, глядя на Рашель, так и оставшуюся стоять посередине комнаты. - Ну, то есть, завтра уже кое-кто будет знать, но опубликуют ли это в газетах, не знаю. Так что лишнего, товарищ Кайдановская, не говори, никому. Ты теперь в это "все" вписана по самые уши. По твои милые ушки, Реш. По моей милости.
- Да, что случилось-то?! - всплеснула она руками, враз обретая голос.