- Ты Никифор силен оказался. Пять дней с предками был, а столько времени с ними провести, мало кто смог. Взять хотя бы меня как пример, так я только тридцать часов спал, а воспитанники мои, те по трое суток выдержали. В общем, чем дольше ты в первый раз спишь, тем больше полезных знаний и навыков получаешь, и я искренне рад, что не ошибся в тебе.
- А что, подобные сны могут повторяться?
- Не только могут, но и сами будут входить в твои самые обычные сны, помимо твоей воли. Теперь предки всегда с тобой, а ты с ними. Меж вами неразрывная связь на всю твою жизнь. Ты помнишь о них и живешь по совести, а они помогают тебе, и делятся своими знаниями.
- Троян, а ведь, я мог и не проснуться.
- Мог, но это редкость. Мы видели кто ты, но не знали, на что ты можешь быть способен, и если бы старая кровь в тебе не гуляла, то ты просто вздремнул пару часиков, а затем проснулся, ничего не увидев, и не поняв. После этого, пошел бы в степь, поискал придуманную нами волчью стаю, разумеется, не нашел ее и вернулся обратно.
На этом, разговор угас. Окончательно проснувшийся организм почуял запахи еды, которая хранилась в переметных сумках. Желудок требовательно заурчал, и потребовал еды. Отказать ему не было никаких сил и возможности, и вскоре я налег на копченую колбасу, сало и хлеб. Взвары, которыми меня подпаивали, чтобы я во время сна с голода не помер, вещь, конечно, хорошая, но калорий в напитках немного, а я человек молодой и мне требуется полноценное питание.
Пока подкреплялся, вернулись боевики Лоскута, которые прогуливали лошадей и объезжали дозором степь. Все было спокойно, ни ногайцев, ни закубанцев, ни наших казаков рядом не наблюдалось. Насытившись, я снова лег спать, вновь накатила усталость, а ранним утром я получил свое второе имя, истинное. Что-то, чему я не нашел объяснения, заставило меня проснуться еще до восхода солнца. Все мои попутчики еще спали, или, что, скорее всего, делали вид, что спят.
Я встал со своей попоны, скинул сапоги и босой пошел по жухлым и пожелтевшим осенним травам, которые были покрыты холодной росой. И так я шел от нашей стоянки до тех пор, пока солнце не показалось своим краешком над горизонтом.
- Гой! - подняв вверх руки и вскинув раскрытые ладони к небу, прокричал я. - Здравствуй мир! Меня зовут Лют!
Молнии в небе не засверкали, и никаких знамений не наблюдалось. Самое обычное осеннее утро. Но я знал, что природа-мать, неотъемлемой частью которой являются все люди и живые существа на планете, услышала меня, и слова мои не просто так пронеслись в воздухе и исчезли, а навсегда остались в ее памяти.
Вернувшись к стоянке, а это случилось через час после восхода солнца, я застал сборы. Боевики и Лоскут паковали вещи и седлали коней. Цель поездки была достигнута, я стал иным человеком. Больше нас в этом месте ничего не держало, и мы отправились обратно в Черкасск, где меня ждала учеба и еще более интенсивные тренировки в военном деле, чем прежде.
Россия. Тамбовские леса. 05.01.1707.
Тихо падал снег, всхрапывали лошади и по свежему снегу скрипели полозья саней, вот и весь шум, который нарушал окрестную лесную тишину.
После встречи с посланцем полковника Лоскута, бывший стрелецкий сотник Федор Кобылин развил кипучую деятельность, собрал и подбил на бегство в вольные земли почти семь тысяч человек, но и этим он не ограничился. Через племянника Михаила, бывший стрелец собрал две сотни самых задиристых мужиков и парней, и на их основе попытался сколотить свое маленькое войско. Конечно, вояки из лесовиков были никакие, но они видели то, что должны защищать - вереницы саней с их близкими, а потому, были готовы за них жизни свои положить.
Тамбовские старообрядцы, собравшись всеми общинами, решили уходить на Дон, где нет гонений на их веру, и где много таких же, как и они людей, не пожелавших принять церковной реформы. Сопровождали этих переселенцев конные казаки из армии Андрея Мечетина и вооруженные чем придется, молодые парни из своих.
Основные силы Пятой армии находились за шестьдесят километров от места сбора старообрядцев, а потому, на их сопровождение отправился только сам Андрей Мечетин с тремя сотнями казаков на наиболее крепких лошадях и сотней саней, захваченных в дворянских гнездах. Встретились казаки с беглецами, где и договаривались, в районе Глуховского леса, собрались за сутки, сформировали обоз и направились в обратный путь, на соединение с армией.
- Атаман, - донеслось до Андрея едущего в головном дозоре.
Он обернулся и увидел, как к нему, сломя голову и, обкидывая сидящих в санях людей, комками снега из-под копыт, мчится молодой казак из прикрывающей тылы обоза сотни. Казак подлетел вплотную и, нагнувшись к нему, на одном дыхании выпалил:
- Дворянская конница за нами, сотен шесть, а то и более. Скоро нагонят.
- Скажи сотнику Ивану, что на месте стоять будем. Кондрат перед походом давал наказ уберечь людей, так что пока обоз уходит будем биться с боярами. С нами боги!
Сам не заметив, что не помянул имени Христа, сказал Андрей, бывший настоящим язычником и последователем древней традиции, а на людях, как и все, считавшийся православным.
Посыльный, покосившись на него, умчался обратно в свою сотню, а Мечетин, развернув две сотни из головы обоза направился в тыл. Встревоженные лица беглых провожали их с каждых саней. Отцы семейств хмурились, понимая, что грядет что-то неладное, детишки с любопытством зыркали высунув из-под рогожки головы, женщины смотрели с надеждой, и только Федор Кобылин окликнул Мечетина:
- Что случилось, Андрей?
Походный атаман Пятой армии, подобно посыльному, наклонил к нему голову и тихо прошептал, чтобы не слышали другие беженцы:
- Бояре нас нагоняют. Поспешайте, а мы их задержим на сколько сможем. Не боись, сотник, мы не отступим. Если вас сейчас бросим, то не будет нам потом веры от людей русских, а доверие - это для нас все.
Кобылин понимающе кивнул и сказал:
- Сотня моих парней, у кого оружие получше, с вами останется.
- Не надо, - Мечетин отрицательно махнул головой. - Только парней погубишь. Уходите.
- Тогда удачи тебе, казак.
Пензенский боярин Спиридон Тимофеевич Черкасский, не был близким родственником тем самым знаменитым и влиятельным московским боярам. Так, захудалая ветка древнего рода. Однако амбиции он имел немалые, и истово верил в свою счастливую судьбу, которая однажды даст ему шанс, а он его не упустит и воспользуется им полностью. И вот, его час настал. Месяц назад пришел указ собирать ополчение против изменщиков-казаков, продавших Святую Русь туркам-басурманам, а также безбожным еретикам шведам и ляхам. Боярин проявил рвение, был замечен царскими воеводами, и теперь, он во главе тысячного отряда из дворян и их боевых холопов, нагоняет бунтовщиков и беглых староверов.
Позавчера, дворянское ополчение остановились на постой в большой деревне Рябиново, где бояре были хорошо приняты в усадьбе местного помещика. Попировали все на славу. И когда пришло время расходиться, Спиридона Тимофеевича задержал на разговор хозяин окрестных владений Крумзин.
Оказывается, Крумзин, этот пройдоха-помещик, уже многие годы скрывал в своих лесах староверов, никак не желавших принять церковные реформы патриарха Никона. Точнее, за определенную мзду не замечал. Черкасский сам был рачительным хозяином, и хорошо понимал все выгоды подобных дел. Пусть беглецы и не работают на тебя непосредственно, но делиться обязаны, да и все поставки товаров из города, только через помещика идут, а это наценка. Тем более, что ни в каких документах староверы не прописаны, а значит платить за них налоги и подати не надо. Так вот, помещик пожалился, что недавно, все раскольники, собравшись табором, направились в сторону Глуховского леса, откуда собирались вместе с казаками идти обозом на Дон. Выгод от них больше не предвиделось, а наказать очень хотелось, вот Крумзин и решил помочь дворянскому ополчению.
Смекнув, что к чему, и уже видя себя в мечтах, награждаемым при царском дворе за разгром бунтовщиков и поимку беглых, следующим же утром Черкасский направил все свое войско к Глуховскому лесу. Он опоздал, и не успел перехватить староверов до отправки обозов, но сегодня Спиридон Тимофеевич их точно догонит и полностью разгромит. В том, что все будет именно так, боярин ничуть не сомневался. Войско у него лучше, людей больше, да и в бегстве казаков перед мощью поместного войска, он был уверен. Вот если бы против него были низовые, реестровые или атаманские сотни, тогда, да, надо было действовать с опаской, но по донесения тамбовского воеводы, здесь была одна голь из самых бедных. Как считал боярин, таких противников бояться не стоило.
В чем боярин был прав, так это в том, что с вооружением у казаков было не очень. Хоть и поимели они кое-что после уничтожения дворянского ополчения под Новохоперском, но это только капля в море. И, кроме того, имея ружья и пистоли, ими еще надо было научиться владеть, а это дело не одного дня. Зато злости у каждого казака на десятерых хватало, и сдаваться в плен на милость боярскую, никто не собирался.
Задержать царевых бояр и их холопов, решили прямо на дороге, подобрав неплохое для обороны место. Петляя по большой поляне, которую неизвестный работящий огнищанин выкорчевал, и по осени частично очистил, дорога опять упиралась в лес. Вот здесь, на опушке, спешившись и вытянув из-под снега на дорожную колею не прогоревшие бревна, пни и крупные сучья, казаки принялись заряжать свои ружья. Слева овраг, справа лес, можно было продержаться пару часов и дать санному обозу со староверами возможность отойти подальше. Какой никакой, а шанс на спасение.
- Вон они! - выкрикнул один из казаков.
Мечетин всмотрелся в дорогу. Действительно, среди заснеженных деревьев на другой стороне поляны замелькали сначала лошади, а затем и их всадники развиднелись. Сверкающие начищенными доспехами, кольчугами и шлемами, первыми на поляну выезжали дворяне поместного войска. У многих бояр, кроме доброй сабли, в руках и черезседельных чехлах были винтовальные пищали и пистолеты, и выглядели они весьма нарядно, как на праздник какой собрались или на охоту. Пусть не олень, сегодня должен был стать их добычей, а люди, так это даже интересней. За боярами появились их боевые холопы, и те уже были одеты и вооружены попроще: ватные и стеганные тегеляи, рогатины и сабли, а у многих дедовские луки.
Поместная конница сосредоточилась, скопилась в одну массу, и по команде своего командира, рванулась через поле на казаков. Содрогнулась земля от такого количества лошадей с тяжелыми седоками на небольшом пространстве, а казаки, изготовив свои огнестрелы и, заняв хлипкие укрепления, приготовились к стрельбе. Конница разогналась и, казалось, что не остановить все это грозное воинство, но примерно на середине поляны, несколько лошадей споткнулись, а основная масса резко сбавила ход. Невидимый под свежим снежком ручей, пересекавший будущее крестьянское поле, резко застопорил бег резвых боярских коней.
Тем не менее, поместная конница не отвернула и Мечетин, взмахнув рукой, выкрикнул:
- Бей!
Вразнобой ударили казачьи ружья и пистоли, и покатились по белоснежному снегу первые вырвавшиеся вперед всадники. Все вокруг заволокло сизым пороховым дымом, а с деревьев упал осевший на ветках снежок. Перезарядку делать было некогда, хорошо, если есть в запасе второй огнестрел, еще раз выстрелишь, а нет, так доставай пику да готовься на нее коня принять. Лошадь, имеет инстинкты к жизни более прочные, чем человек, которого можно на убой погнать и он покорно пойдет, она понимает, что на острые стальные жала прыгать нельзя. Упершись в импровизированное препятствие, кони заартачились, но подгоняемые своими седоками, некоторые попытались перепрыгнуть через баррикаду. И у нескольких это даже получилось. Кони перемахнули через деревья, и не повисли на ветках и сучьях, но, оказавшись в строю казаков, седоки тут же полегли все до единого.
Бояре скопились перед баррикадой и по новой команде своего командира, принялись спешиваться и группами обходить казаков. Шум, гам, крики, стоны, ржание подраненных лошадей и звон клинков. Все смешалось в один момент на этом глухом и богом забытом поле. Сотни людей резали и убивали друг друга за свои идеи, причем каждый считал, что именно он достоин жизни и бьется за правое дело. Богу или богам, кому как, это все было безразлично, ни к чему им мелкие дрязги людей. Здесь и сейчас, все зависело от количества и качества бойцов. И исходя из этого, как и должно было быть, казаки бой проигрывали, хотя о сдаче в плен никто из них по-прежнему не думал. Они яростно огрызались от наседавших бояр и готовились подороже продать свои жизни.
Однако вмешался случай, и в тыл поместного войска, с дикими визгами и гиканьем, врубилось полторы тысячи лихих конников на легких степных лошадях. Все окончательно смешалось, бояре дрогнули и, подпертые с тыла, воины пензенского поместного войска попытались отойти в лес, но снежные сугробы и овраг, не дали им этого сделать. В той битве полегло семьсот бояр и их верных боевых холопов. Еще двести были взяты в плен, и немногие смогли сбежать, тем самым, сохранив свою жизнь.
Уже после боя, отойдя от кровавой пелены в глазах и чувства обреченности в душе, сидя возле костра, Андрей Мечетин слушал рассказ о своем счастливом спасении и думал о том, что не зря сберегли его боги. Наверное, многое он еще должен сделать в своей жизни.
Напротив него сидел испытанный и закаленный многими боями герой Калиша, атаман Данила Ефремов. Со своими тремя казачьими полками, сразу же, как только получил известие об уходе Максима Кумшацкого из армии Боура домой, он покинул финскую границу и маршрутом, указанным в письме походного атамана, устремился на юг. Его даже не сразу и хватились, а когда кинулись, то Ефремов со своими казаками уже проскочил Лодейное Поле и вышел из немилостивых северных широт на простор. Ищи-свищи, ветра в поле.
Мимо Белоозера, Вологды, Костромы и Нижнего Новгорода Ефремов вышел к Переяславлю-Рязанскому, и на время обрел приют в мордовских глухих селищах. Передохнув в чащобах пару недель и откормив лошадей из захваченного царского зернового обоза, он прослышал, что на Тамбове казаки и двинулся прямым путем на соединение со своими братьями. И вчера, он остановился в деревне Рябиново, из которой только что ушли поместные войска, и местный помещик, самолично, без применения к нему пыток, рассказал все что знал. Вот и поспел Ефремов на помощь Мечетину как раз вовремя. Судьба.
Войско Донское. Черкасск. 24.12.1707.
В столицу Войска Донского, полковник Лоскут сотоварищи и я, не смотря на плохую погоду и зарядивший дождь, который лил с небес без перерыва, домчали быстро. Я ожидал, что войсковой писарь сразу же начнет обучать меня неким "колдовским" или "ведовским" приемам. Но на него свалилось слишком много дел, и он зарылся в бумаги, которые стекались к нему со всех сторон, а я продолжил свои занятия с Василем Чермным и понемногу помогал полковнику с донесениями от его мелких осведомителей. Другие боевики Лоскута разъехались выполнять секретные поручения своего старшего товарища и начальника.
Теперь, что касаемо отца и того обстоятельства, что я стал на путь ведьмака.
Кондрат сразу понял, что внутренне я сильно изменился, все же отец, и его это сильно напрягало. Однако он сделал вид, что относится ко мне по-прежнему, то есть, старался воспринимать меня как своего любимого четырнадцатилетнего сына, который является умным парнем, без всяких там колдовских веяний в голове. Пока, между нами все ровно, но все же, мелкая трещинка в наших отношениях пробежала, так что рано или поздно, но между отцом и сыном должен состояться серьезный разговор.
В общем, жизнь моя катится по колее, и ничего экстраординарного в ней не происходит. Тренировки и работа занимают все свободное время, а те редкие минуты, когда совершенно ничем не занят, я посвящаю тому, что пытаюсь разобраться сам в себе. А это, как выяснилось, дело совсем не такое простое, как может показаться на первый взгляд. Мало того, что во мне две личности, которые слились в одну, так еще и память предков дает о себе знать. Вроде бы, все в порядке, но нет, во мне идут постоянные мелкие изменения. Поначалу, я этого не замечал, а может быть, просто не хотел замечать. Про это можно говорить много, но если кратко, то я стал лучше видеть, слышать, и у меня повысилась скорость реакции. Понемногу и в разнобой, это не сильно заметно, а все вместе, сказывается практически на всем, что я делаю.
Впрочем, меня больше заботило нечто иное. Это то, что я стал лучше разбираться в людях. Смотришь на отдельно взятого человека и видишь его насквозь. При этом понимаешь, что это такая сволочь, которую необходимо как можно скорее прибить. А на другого взглянешь, так чуть ли не в святые его записываешь, душа у человека чистая и незлобливая. Теперь-то понятно, почему многие казачьи командиры так полковника Лоскута боятся. Наверняка, старик всех предателей и двурушников за версту чует. По крайней мере, мне так кажется.
Итак, с момента нашего возвращения с реки Мечетки прошел почти месяц. Жизнь подкинула мне некоторые бонусы, но в целом, как я уже и говорил, все по старому. Время летит незаметно, и в Черкасске, до позавчерашнего вечера, все было спокойно. Именно с этого дня события пошли непрерывной чередой одно за другим, и мой привычный распорядок дня был нарушен.
Началось все с того, что ранним утром 22-го числа у меня родился младший брат, которого назвали Георгий. Событие для всей нашей семьи, безусловно, радостное и знаменательное.
В этот же день, ближе к полудню, в Черкасск вошли полки Максима Кумшацкого, пробившиеся от далекого Пскова к родным местам. И прибыли наши казаки не одни, а с тремя тысячами мастеровых людей из Тулы и Липецка. Шестую армию, как условно обозначали войско Кумшацкого, ждали уже давно и встретили, как положено. Большой Черкасский колокол бил во всю свою мощь, и ему вторили малые на сторожевых башнях. В церкви отслужили молебен, а по домам накрыли праздничные столы.
Хороший день был, но вечером радость удвоилась, так как примчался Григорий Банников, который доложил, что все отряды голытьбы, не желающей подчиняться донским законам, полностью разгромлены. Как вихрь налетел Банников на скопившиеся в Раздорской толпы гультяев и, не долго думая, приказал своим казакам рубить всех, кто не выполнил его приказ разойтись. После чего, самолично, сменил станичного атамана и поставил своего человека. Старого атамана за то, что допустил подобное сборище в своей станице, и не смог уследить за порядком, секли на площади. По докладам, поступавшим в войсковую канцелярию, верховские казаки положили в Раздорской почти тысячу смутьянов. На этом, полки Первой армии не остановились, а частым гребнем всего за три недели прочесали большую часть родных верховских поселений, а теперь и за понизовье принялись.