Хельги сбросил плащ и кольчугу. Лег в шатре на кошму и сразу же уснул под мерное плесканье волн, сказалась усталость - так и не спали в эту ночь, все говорили с Ярилом да Хаснульфом. Толстяк Хаснульф хоть и не великого ума воевода, однако ж в верности его были случаи убедиться. Да и решителен, случись что, не побоится прибегнуть к силе, для того и оставлена в Киеве почти треть дружины. В основном старые, заслуженные воины. Молодежь - гридей да "детских" - князь взял с собой. Пусть посмотрят на дальние края, пусть осознают - все это, от Киева до Ладоги, - теперь их, общая на всех, держава, которую надобно при нужде суметь защитить. Улыбаясь, спал в шатре князь. Ласково плескали волны. Разогнав туман, сверкало в синем небе ясное солнце. Кормчие на ладьях внимательно вглядывались в изломанную линию берега - коварен Днепр-батюшка, неровен час, мель или подводные камни.
За княжьей дружиной медленно плыли широкие корабли купцов. Где-то в середине затесался меж ними и "Черный лебедь" - судно Гнорра Ворона. Вместительное, с глубоким трюмом. На дощатой палубе, тщательно укрытые от непогоды рогожей, были разложены приобретенные на киевском торге товары - яркие восточные ткани, золотая и серебряная посуда, тонкое цветное стекло, пахучие пряшюти. В трюме же содержался товарец иного сорта - рабы, которые достались Ворону почти задаром - не считая того, что было уплачено Стемиду.
Продать их в Упсале или Скирингсалле - вот и окупится плаванье. На севере любят красивых дев, правда, там такая одна, зато красавица! За такую не жаль отдать и последнее.
Гнорр потянулся. Поднырнув под поставленным парусом, прошел на нос, посмотрел на идущие впереди ладьи, ухмыльнулся. Хоть и не дошел до ромейских земель, как планировал, да и все ж не без выгоды возвращался. Кроме нежноволосой красавицы, еще четверых дев, помладше, вез на продажу варяг троих отроков. За живым товаром Ворон строго следил самолично, чтоб не задохнулись, откидывал с люка рогожку - проветрить, да так выгадывал, чтоб поблизости ни одного корабля не было. Все предусмотрел Гнорр - даже посудину невольникам для малых надобностей, в иных случаях все одно ночью к берегу приставать. Улыбался варяг, качал длинным носом, потирая руки, подсчитывал выгоду.
А в вонючем трюме грустила Радослава. Вернее, уже не грустила - как могла, утешала остальных, особенно девчонок. Да и отроки - Гастеня, Пирагаст, Здрав - малы еще были.
- Ничего, ребятушки, - приговаривала девушка. - Милостью богов, проживем, выберемся. Вот бы знак какой подать, оставить? Может, заметит его кто-нибудь, передаст знакомцам моим, да брату, да и вашим родичам.
- Какой такой знак? - поднял заплаканные глаза одиннадцатилетний Здрав. После Радославы он здесь был самым старшим.
- Подумаем, - улыбнулась девушка и, звякнув сковывавшей руки цепью, ласково погладила по голове одну из девчонок. - Не плачь, не плачь, маленькая.
Знак… Радослава вдруг просияла, сорвала подвеску с виска, - обычное колечко, медное, потому и не польстились на него варяги, оставили. Покосилась на Здрава - тот кивнул, понял, зачем подвеска. Радослава снова на него глянула.
- Грамоте ведаешь?
- Плохо, - смущенно улыбнулся отрок. - Тятенька с маменькой начали было учить, да так и не закончили. Лето на дворе, работать надо - мы ведь горшени, да двух стельных телок держим. Работы хватает - глины с оврага привезти да сенца подкосить по косогорам. Зимой только и учил буквицы.
- А я так вообще их не знаю, дура. - Радослава вздохнула. - Хоть и обещали научить, да не успели еще. Послушай-ка, Здрав, а ты имя мое написать сможешь?
- "Радость", "добро", "слава", - загибая пальцы, перечислил Здрав. - Я эти буквицы помню, изобразить смогу. Только где? И чем?
- Здесь. - Девушка показала подвеску. - А вот чем… - Она задумчиво оглядела ребят. - Пряжечки никакой нет ли?;
- У меня сразу пояс сняли, - развел руками Здрав. - Может, у малых кого? Эй, Гостеня? Пояска нет ли?
Восьмилетний Гостеня - улыбчивый веснушчатый паренек - заворочался, протер глазенки.
- Поясок? Есть, вот он… Маменька подарила, с пряжкой. А почто вам мой поясок?
- Да поясок-то не нужен, пряжку давай. Да вернем, не бойся!
- Точно вернете?
- Давай, сказано!
Гостеня тихо заплакал.
- Да не кричи ты на него. - Радослава погладила мальчика по голове. - Не плачь, не плачь, Гостенюшка, вернем мы твою пряжку, а коли будет на то милость богов, так, может, и домой возвернемся.
- Скорей бы, - серьезно ответил Гостеня, протягивая девушке поясок. Маленький, тоненький, детский, с небольшой узорчатой пряжечкой.
Взяв ее в руки, Здрав с силой провел острым краем по мягкому металлу подвески.
- Рисует!
Высунув от усердия язык, он выцарапал четыре буквицы - сколько уместилось - Р. Д. С. Л. - "Радослава".
- Вот и славненько, - тихо порадовалась девушка. - Большое дело мы с вами сладили. Теперь бы только оставить ее где, да так, чтоб и варяги ничего не заметили, и отыскать легко было.
- Может, в песок, на мель, кинуть?
- Занесет песком-то… Ничего, придумаем что-нибудь. Чай, ведь выведут к ночи на берег.
- А не выведут? - Вскинул глаза Здрав. - Тогда как?
- Выведут. - Радослава усмехнулась. - Как придут кормить, пожалуемся на животы, болят, дескать…
К вечеру встали на ночлег, приткнулись к низкому, заросшему ивняком берегу на полпути от Киева к Любечу. Хельги выпрыгнул из ладьи одним из первых, быстро организовал охранение, хоть, казалось бы, и не его это дело было, однако ж тем не менее показывал молодой князь, что есть ему до всего дело.
- Князь с нами, - заметив видный издалека алый плащ, одобрительно судачили воины. - Значит, не оставят нас милостью своей боги.
Причалив, принесли жертву - несколько белых; петухов. Разложили костры, затянули песни.
- Ой, ложку-то забыл! - потянулся: к общему котлу Твор. Гриди грохнули смехом.
- Так теперь жди, дадим тебе ложку… А лучше свою вырежь или, вон, в Любече купи завтра.
- Аи вырежу, - упрямо усмехнулся Твор. - Вот еще, покупать буду.
Вытащив из привязанных к поясу ножен длинный хазарский кинжал - подарок Вятши, - отрок одним махом вырубил подходящую липовую ветку и проворно принялся за работу. Дело спорилось, летела вокруг пахучая стружка.
- Проворен в работе парень, - одобрительно заметил кто-то, и блаженно растянувшемуся у костра Вятше вдруг стало приятно - будто его самого похвалили. Быстро вырезав ложку - и в самом деле, неплохая получилось, - Твор отполировал ее речным песочком и, воткнув в липу кинжал, дохлебал ею остатки варева. Потом выпросил у кого-то узенький ремешок, вдел его в специально проделанное в ручке ложки отверстие, привязал к поясу - теперь уж не потеряет! Так и уснул, довольный.
Утром проснулись рано, еще и солнце не встало, лишь яростно-алым полыхала вполнеба зарница. Другая половина неба была темно-синей, почти что еще черной, ночною, и там видны были звезды. Быстро собрались, забрались в ладьи, оттолкнулись, вспенили веслами воду - поплыли. Ветра не было, так и поили на веслах - раз-два, раз-два, - спешили, хотели к обеду попасть в Любеч - крупный, но поменьше Киева, город. Особо задерживаться там князь не собирался, но до полудня разрешил людям прогуляться, развеяться, пока он сам будет вести беседы с наместником, боярином Твердиславом Олельковичем.
Дружинники, предвкушая близкий отдых, с улыбками ворочали тяжелые весла. Твор радовался вместе со всеми… и вдруг погрустнел. Посмурнел ликом, губы задрожали. Сотник Вятша положил ему руку на плечо.
- Почто, Творе, не весел?
- Кинжал, - стараясь не заплакать, тихо вымолвил отрок. - Твой… подарок…
- Потерял, что ли? - Вятша усмехнулся. - Ну, раззява…
- А в Любече, в Любече долго стоять будем? - Глаза отрока внезапно полыхнули надеждой.
- Да постоим. - Вятша внимательно посмотрел на Твора: - Случаем, не хочешь ли на челноке вниз по реке прогуляться?
Отрок кивнул.
- Челнок дам, - пообещал сотник. - Можешь даже пораньше отплыть. Чего тебе в Любече делать? Плыви хоть сейчас, заблудиться здесь трудно, Твор так и сделал. Снял постолы, чтоб не мешали, поднатужившись, подтащил за бечевку привязанный за кормой судна челнок, перевалился через борт, прыгнул. Едва не опрокинул челнок, но ничего, совладал, обернулся с улыбкой.
- Весло-то возьми, чудо! - Вятша перебросил в челнок весло. - Ну, удачной дорожки.
Он отвязал бечеву, и челнок ходко поплыл вниз по реке, огибая идущие навстречу суда. Воинские ладьи закончились быстро, потянулись неповоротливые корабли купцов. Да, около двадцати, точнее - восемнадцать, именно столько насчитал Твор. Интересно, на каком из них сейчас находится Радослава? Может, вот на этом, со статуей девы? Или на том, со львом? Или на следующем с изображенным на носу черным, распластавшие крылья, лебедем?
Стоял солнечный полдень, из-за косогоров на излучине реки вот-вот должны были показаться мощные деревянные стены Любеча, города, расположенного на границах земель дреговичей, радимичей, северян. В спокойных водах Днепра отражалось синее майское небо, по берегам, заросшим зеленой травою и ивой, цвели одуванчики, веселые, ярко-желтые, словно бы захлебнувшиеся солнцем. Хельги задумчиво смотрел на воду, вспоминал свой первый поход в Англию. И тогда плыли так же, с предвкушением битвы, и низкие английские берега стелились зеленью и туманом, а впереди ждала слава и, возможно, смерть, и были еще живы Харальд Бочонок, Ингви Рыжий Червь… и заика Дирмунд. Кто ж остался с тех времен из числа близких друзей? Один Снорри… Нет, еще Сельма. И Никифор - бывший раб Трэль Навозник, и бывший враг Конхобар Ирландец. Сельма управляет Киевом - на нее вполне можно положиться, Ирландец - Новгородом, Снорри - Ладогой… Эх, надо было Ирландца в Ладогу, да кто ж знал, что все вот так повернется, - в Ладоге-то тогда спокойно было, не то что в Новгороде. Но как-то уж очень быстро стало наоборот - сбежали в ладожские земли непокорные новгородские волхвы, принялись мутить воду, да и Чернобог - новая ипостась друида - скорее всего, именно туда подался. Тяжко сейчас приходится Снорри - он же все-таки не политик, воин. Интересно, почему Ирландец не спешит с помощью к Снорри? Или и в Новгороде что-то назревает? Ладно, приедем - выясним… Никифор… Так и сидит в своей дальней обители, наверное, рад был, когда с оказией прислали ему книги. В Ладогу, конечно, прислали, с торговыми людьми Торольва Ногаты, ну а уж из Ладоги монахи забрали. И, как потом передали купцы, быстро забрали - значит, не совсем затворниками в обители своей жили, значит, была какая-то связь, был кто-то, державший Никифора в курсе ладожских дел. Не Ладислава, случаем? Может, и она… Эх, Ладислава… Увидеть тебя, обнять, отбросить в сторону тяжелые мысли, погладить золотые волосы, окунуться с головой в глаза васильковые! Говорили, так и живет Ладислава на выселках, в усадебке на правом берегу Волхова у подножия лесистых холмов. Не перебирается в город, хотя, казалось бы, скажи только. Нет, не хочет. А может, и видеть никого не хочет, кроме него, Хельги? Иль уже забыла про князя? Хельги вздохнул. Чего сейчас рассуждать - добраться бы скорее, увидеть.
Он вновь посмотрел на воду. Если не обращать внимания на зеленые берега, представить на миг, что вместо них высокие скалы, так и вообще - очень похоже на фьорд. Белые буруны, синяя непрозрачная толща воды, светлая - в проходимых для драккара местах, и темнее - у подводных камней. Вот как здесь… Как здесь…
Хельги еще не полностью осознал опасность, но уже кричал:
- Суши весла! Табань!
Повинуясь команде, суда резко застопорили ход и встали на якоря у берега. Князь велел спустить лодки, сам вскочил в челн. Быстро выгребли на середину реки, осторожно пошли вверх по течению. Ну, здесь вроде все как обычно, а вот это что за буруны? Один из "детских" быстро скинул одеж ку, нырнул… И вынырнул с посмурневшим лицом, - Измена, княже! Здесь повсюду колья.
Хельги приказал воинам выгружаться на оба берега и быть готовыми к нападению. Колья… На мелком месте, утопленные комлями в дно и грозно ощетинившие заостренным верхом. Этакий кол запросто пробьет разогнавшуюся ладейку. Быстро сработали, дня три-четыре назад, может быть даже вчера. И много этих кольев, очень много - сколько нужно было согнать людей? Не один десяток и не два - сотни. А где их столько взять? Только в Любече. Эх, Твердислав, Твердислав, говорили же, что ты не особо умен, но чтоб еще и предатель… Князь стиснул зубы. Похоже, он так и не научился выбирать людей. Тоже еще - Вещий…
- К берегу приближается чей-то отряд, князь! - доложили дозорные.
- Ждать, - зло приказал Хельги. - Я сам посмотрю, кто такие…
Челнок ткнулся носом в песок, князь легко выпрыгнул на берег. Махнув рукой, сбросил алый плащ - чересчур яркий для леса. Повернулся и быстро пошел вверх, на холм, по узкой звериной тропке. В спину дышали верная сотня Вятши.
- Вот они! - указав рукой за деревья, прошептал сотник.
Хельги присмотрелся: по лесной дорожке, меж березами и орешником, переговариваясь и смеясь, ехал отряд всадников на сытых конях. Впереди, на вороном жеребце, скакал молодой человек с черной бородкой и кудрями, в кольчуге и щегольском синем, шитом серебряной нитью, плаще.
- Перебьем, княже? - Вятша насадил на тетиву стрелу. - А этого, кучерявого, полоним, а потом ужо потолкуем.
- Не стрелять, - поднял руку князь. - Что-то не похоже, чтобы они устраивали здесь засаду, слишком уж открыто едут, - Так что же делать? - удивленно переспросил сотник.
- А ничего. - Хельги вышел из-за деревьев. - Пойдем-ка, поговорим. Воинам своим скажи - пусть пока таятся, и ежели что…
- Исполнят все в лучшем виде! - передав приказ, шепотом заверил Вятша и вслед за князем пошел вверх к дороге.
- Эй, вой! - Хельги помахал всадникам рукой. - А ну, постойте-ка, разговор есть.
- Что еще за разговор? - удивлённо поворотил коня кудрявый. - И вообще, откуда вы тут взялись?
Он спешился и, подойдя к Хельги, неожиданно улыбнулся.
- Судя по одежке, вы не из лесных татей.
- С чего бы это такая уверенность? - заинтересовался князь.
- Изволь, объясню. - Кудрявый дружелюбно улыбнулся - видно, почувствовал, что незнакомец ему ровня, а то и повыше. - Кольчуга у тебя не наша, франкской работы, оттуда же и меч, - уверенно перечислил кудрявый. - Порты - ромейской ткани, недешевой, сапоги из Мараканды или Мерва, только там такой зеленый сафьян выделывают, перстни изящные, думаю, киевские или ромейские… впрочем, и в Ладоге, говорят, есть умельцы. Самоцветы в них отшлифованы преизрядно, значит - Италия, там только так шлифуют. Застежка у тебя на поясе золотая, варяжская, со зверями и рунами… Если не ошибаюсь, сдвоенная руна "Сиг".
- Не ошибаешься, - улыбнулся Хельги и проговорил по-норвежски начальные слова висы. - "Сиг" - руна победы!
- Коль ты к ней стремишься, - на том же языке продолжал незнакомец. - Вырежи их на рукояти меча и дважды пометь именем Тора.
Князь удивился:
- Ты викинг?
- Нет. Но у меня много друзей-варягов. В основном по торговой части.
- Значит, и твое положение не низкое. Кто ты? Воевода? Сотник?
- Тысяцкий. - Кудрявый горделиво подбоченился. - Первый помощник старого Твердислава Олельковича, славного любечского воеводы. Людота - так мое имя. А ты кто?
- Ты ж уже почти угадал, - улыбнулся Хельги, ему всегда нравились такие вот уверенные в себе люди, - Интересно было послушать. Особенно про руны. А вот с кольчугой ты, извини, не угадал. Киевская кольчуга, не франкская.
- Да не может быть! Чтоб я сдох! - вспыхнул глазами Людота. - Неужто в Киеве так плести научились?
- Смотри сам. - Князь пожал плечами. - Видишь, планка с буквицами на подоле. Грамотен, так прочти!
- "Миронег-коваль во граде Киеве", - наклонившись, по слогам прочел тысяцкий, выпрямился. - И все равно не верю!
- Ну и ладно, - махнул рукой Хельги. - скажи-ка лучше, не знаешь, кто всю реку колья перегородил?
- Я! - гордо приосанился Людота. - По приказу наместника, боярина Твердислава Олельковича. Пришлось уж озаботить смердов. Три дня рук не покладая работали.
- К чему ж такая спешка? - зло спросил князь.
- Говорят, ромейский царь Василий Македонец, тот самый, что императора Михаила убил, трон захватив, на нас войною идет на ста судах. Сам Олег, князь киевский, наказал, чтоб засеки да засады делали!
- Вот как! - Хельги ошарашенно хлопнул глазами. - Олег-князь, говоришь, наказал перегородить реку… А я тогда кто же? Или это какой-то другой князь?
- Странно ты как-то заговорил, - покачал головою Людота. - Непонятно. А вот кто ты… Думаю, купец иль боярин знатный с Чернигова, более тут неоткуда. А дружина твоя в лесу схоронилась, сигнала ждет, иначе б ты тут так не стоял спокойно. Ну что, угадал?
- Угадал, угадал. - Хельги незаметно ткнул кулаком в бок Вятшу - молчи, мол. Посетовал: - Я-то на ладьях плыл…
- То-то про колья спрашиваешь!
- Так нельзя ль с тобой в Любеч? Дашь коня-то?
- Дам, конечно. Как имя-то твое?
- Олег.
- И тебе, боярин Олег, и людям твоим, но не всем, конечно.
- Десятком обойдусь, - ухмыльнулся Хельги. Кивнув, Людота обернулся к своим.
- Слышали? Так что десяток - спешьтесь. Сзади пешком побредете.
Воины послушно исполнили приказание. Один из них с поклоном подвел коней Хельги и Вятше. Вятша обернулся к лесу, свистнул.
- Восемь человек сюда, быстро.
И небольшой отряд, пополнившийся малою толикой воинов князя, неспешно потрусил по лесу.
Ехали недолго, обогнули холм, забрались на другой - и вот они, серебристо-серые городские стены. Рот у тысяцкого Людоты не закрывался, он то расспрашивал про Чернигов, то, сам себя перебивая, вдруг начинал растекаться речью. Хельги с улыбкой слушал, а вот у Вятши от подобной болтовни даже голова заболела, и сотник хмуро отъехал подальше.
Естественно, в Любече "черниговский боярин Олег" захотел быть представленным наместнику Твердиславу, и его новый знакомец Людота взялся со всей прытью эту миссию исполнить. Метания его быстро принесли плоды - Хельги даже не успел осмотреть стены детинца.
- Идем, боярин! - выскочил на крыльцо запыхавшийся тысяцкий. - Ждет наместник, встречей жалует.
- Еще кто кого жалует, - усмехнулся ни на миг не отходивший от князя Вятша.
Поднявшись по нарядному узорчатому крыльцу, гости прошли через сени и оказались в светлице - неотапливаемой комнате, служившей наместнику для летнего приема.
- Черниговский боярин Олег! - зайдя первым, громко выкрикнул Людота.