- Нет, - покачал головой отрок и перебил начавшего говорить ратника: - Тебе нельзя говорить, лекарь запретил. Вот, выпей настой… Как оклемаешься, все узнаешь.
Завид приподнял ему голову и поднес к губам терпкий горьковатый напиток, заставляя выпить его до дна вместе с густым осадком из мелко размолотых листьев, пахнущих чем-то неуловимо знакомым и приятным.
- Как же мы так оплошали? - успел проговорить Дмитр, растворяясь в сладком забытье сна вместе с полными горечи ответными словами отрока.
- Как-как… Как недоумки, жадные и злобные недоумки. Или, как говорят местные жители, больные на голову идиоты!
Следующие три дня Дмитр проспал, изредка пробуждаясь, чтобы выпить настой или перевязать рану, однако вместо Завида к нему на помощь приходила молчаливая женщина, которая указывала, что надо делать, рублеными односложными фразами. Было видно, что язык ей дается с трудом, поэтому спрашивать ее о чем-то не хотелось. Но пришлось, когда Дмитр понял, что терпеть больше не может и выпитое уже не выходит по́том, а настойчиво просится наружу. В ответ на его слова и знаки та кивнула, а спустя несколько минут к нему вошел Завид с каким-то воином. Они отвязали веревку, подхватили его под руки и, несмотря на раздавшееся ворчание, что за угол он и сам дойти может, отвели в ближайший хлев. Только там, справив нужду, Дмитр решился немного размяться и попробовать свои силы, имитируя удары по воображаемому противнику. Однако голову повело, он потерял ориентацию и чуть не угодил спиной в навозную кучу, доказав себе, что ноги его почти не держат и нечего раньше времени думать о свободе.
"Да, баба одной рукой справится, - грустно ухмыльнулся он своим мыслям о побеге. - Что ж, пусть новые хозяева откормят сначала, а потом уж буду доказывать им, что не с тем они связались".
Однако связываться пришлось не с местным воинством, а со своим, пришедшим слегка в расширенном составе. На следующий день почти оклемавшегося ратника посетили с визитом оправившийся после болезни Захарий в сопровождении Завида.
- Это же сколько я провалялся тут, а, Захарий? - вместо приветствия просипел Дмитр.
- Для кого Захарий, а для тебя Захарий Матвеич, - не остался в долгу тот, присаживаясь на предложенную Завидом лавку. - А провалялся ты неделю с малым. И спасся лишь благодаря лекарю местному, спаси его Господь.
- Пусть так… И что дальше? Привязан, как корова в стойле, зубами бы перегрыз веревку, да сил мало, не уйду я далеко отсюда.
- Да и не с кем тебе уходить. Сам я следующим утром отплываю, дабы добраться домой до морозов, а Кузьма с Якуном ныне далече… хоть и обещали меня дождаться в четырех днях пути отсюда. Надеюсь, что не обманут.
- Это как это далече? Это что же, меня бросили как собаку последнюю?! - приподнялся с лежанки Дмитр.
- Цыть у меня тут! - поднял голову Захарий, насупив брови. - Голос он на меня повышать вздумал!
- Прости, Захарий Матвеич, - обреченно откинулся обратно Дмитр. - Не ведомо мне, что случилось со мной, вот и маюсь придумками своими. Помню поединок в круге, помню, как Якун сигнал дал, как секиру бросил, а дальше… Дальше как в тумане непроглядном у меня все. Лица какие-то, грохот… Сам-то ты как? Оклемался, гляжу?
- Оклемался, - с недовольной гримасой махнул рукой купец. - Благодаря опять же лекарю тому. Но лучше бы загнулся и не видел, что вы тут натворили.
- А чего такого натворили? - настороженно переспросил Дмитр. - Тебя выручать шли, Захарий Матвеич. Кажется, мы сразу ринулись на весь, а люди Кузьмы встали с какого-то перепугу! Вроде с ними все оговорено было, однако…
- Ты, что ли, обговаривал, а? - свирепо уставился на лежащего ратника купец.
- Да нет, Якун сказывал… - растерянно пробормотал тот.
- Вот то-то и оно! Говорил он небось, что лекарь тот зельями колдовскими опоить меня хочет да потравить почем зря, да? Свежо предание… Лечили меня! И вылечили, иначе загнулся бы! С края могилы подняли! - Захарий откашлялся и сплюнул на земляной пол. - А Якун твой разлюбезный, пользуясь отсутствием моим, хотел власть под себя подгрести! И слова он ни одного Кузьме не сказал, иначе тот харю бы ему начистил так, что мать родная не узнала. Мыслил он, что как резня начнется, то все волей или неволей к нему присоединятся, дабы за своих вступиться. Ан нет! Не пропил еще Кузьма разум свой и людишкам нашим не позволил до конца слово порушить, которое мы ветлужцам давеча давали. Так что Якун ваш бросил тебя и остальных воев в рубку такую лишь ради того, чтобы спесь свою потешить вместе с корыстью. Слово мое ему дешевле пня березового стало! Проворонил один товар - другой решил мечом взять, нас не спросив!
- Не только ради корысти, Захарий Матвеич! - начал горячиться Дмитр. - За людей новгородских, которых тут побили давеча, отомстили бы мы! Ради этого шли ведь!
- Отомстить… Ох, Якун, Якун. Не сказал он вам ничего! Промолчал, сволота такая! Говорил Кузьма с одним новгородцем выжившим, без свидетелей толковал, так что всю правду вызнал. Сам тот давешний купец на воеводу местного напал, понося его всячески, а перед тем малых детей его в полон взял. Как тому не озвереть? Помнишь, чем дело закончилось, а?
- Думаешь, и нас вздернут? - побледнел Дмитр. - Уж лучше прирежь меня сейчас, Захарий Матвеич, от твоей руки смерть не ропща приму. Не хочу, как последний тать, в веревке болтаться… А верно ли все это? Точно ли знаешь?
- Святая истина! Второго дня я сам с тем воем толковал, да не с ним одним. А Якун о том с самого начала знал, курва! Кузьма после той беседы все сразу ему выложил. Так что кроме своей корысти этой погани на все наплевать было.
- Так… Одно мне объясни, Захарий Матвеич, никак в толк не возьму. То, что по глупости своей мы в это дело влезли, - ты мне растолковал. Однако хоть и властвовал над нами Якун, но решение мы совместно принимали, да и поход наш торговым был - могли бы и разорвать ряд, если бы сами не захотели в это дело ввязаться. Не о нашей бестолковости речь, а о том, как мы силой такой весь не взяли? Даже для нашего ушкуя те черемисы были на плевок один. А дальше бы закрепились за изгородью, и хрен бы нас кто оттуда вышиб: не сравнять их, лапотников, с воями новгородскими. Ну ладно, я стрелу случайно поймал, хоть и не ведаю, как смог это допустить, а все остальные куда смотрели?!
- Кхм… Не стрелу, Дмитр, не стрелу.
- Это кто же меня так приголубить мог один на один? Или скопом навалились? Так сзади меня еще больше десятка бежало!
- Не знаю я, что там было, но людишки толковали, что гром небесный раздался, а потом еще, и еще… Не иначе как поперек промысла Господнего вы пошли. А как первый гром прогремел, так за тобой люди скопом и начали ложиться, а первыми лучники пали… Точнее, глаза им посекло, а дальше уж ветлужцы набежали и добивать их стали.
- Не из-за тына стрелами побили их?
- Нет. Стрелки там были, только…
- Что?
- Малые ребятишки весь ту стали оборонять, как черемисов положили перед воротами. Трое их всего потом и выбежало с самострелами, да еще один перед воротами валялся. Не на них же думать?
- Тетиву спустить дело нехитрое, - угрюмо покачал головой Дмитр. - Но немыслимо из трех самострелов весь десяток посечь одним махом! В одного попасть и то надо уметь, мальцы на сие дело не способны. А что же ветлужцев Якун с остальными не остановил? Одно дело - самим на щит весь брать, а другое - спину нам оборонить.
- Оборонить… А нечего было силком других в бойню втягивать! Никто из оставшихся в сечу не желал лезть, как бы вы их ни пихали. Тем более что к ветлужцам из леса еще помощь подошла, пока вы там пререкались… А уж при раскатах грома так и вовсе все окаменели да креститься начали! Якуна же к тому времени гирькой уже приголубили, дабы распрю меж своими не учинял. Сразу в беспамятстве и свалился.
- Кузьма сподобился?
- Как бы не так… Якун его к себе не подпустил бы. - Захарий поерзал на жестком сиденье лавки, прокашлялся и кивнул на стоящего рядом Завида: - Вот, погляди на этого храбреца, он и выпростал свою гирьку, вначале вызвавшись вас поддержать… Да не гляди ты волком! Прав он был! Надо было пресечь сие гибельное дело, учиненное Якуном! Еще бы пораньше, тогда и вас успели бы отозвать, и не попали бы вы под гнев небес…
- Ладно, как ни ряди, а уж если пошло все наперекосяк, тем же и кончиться должно было. - Дмитр оценивающе посмотрел на владельца гирьки. - Ты, отрок, одно лишь скажи: твоя в этом корысть какая? Якун же тебя со свету сживет, коли повстречаетесь…
- Мальцов тех жалко было, - отвернулся в сторону Завид. - Я с ними целый день провел, они мне как… ну как младшие братья стали! А вы бы их посекли…
- Разве что под горячую руку попались бы - мы же не нехристи какие, совесть имеем. Хотя… раз они с самострелами были, то посекли бы, своя жизнь дороже. Добрая душа твоя, значит, все дело загубила. Ладно… А что это ты с ними сроднился так?
- Разве это словами обскажешь? Сначала повязали меня как щенка малолетки эти. Сворой навалились и повязали. Но зато потом ни словом, ни взглядом не обидели, лишь смешили всю дорогу. Кто так с пленником поступает? А еще и на игрища свои взяли. Ты, Дмитр, не думай, я на детские забавы давно не смотрю, - стал торопливо оправдываться Завид. - Но игра в мяч ох и завлекает!
- Что за чудо такое?
- Мяч-то? Ну, он как голова, только легкий, из кожи, набит сухим мхом. Его в ворота надо загнать, но условия на это есть - руками мяч трогать нельзя и друг дружку бить тоже. А в остальном делай что хочешь… Что там двое вытворяли! Всю поляну прошли, мяч меж собой пиная так, что он ни разу на землю не упал! Я попробовал потом, так только насмешил всех! Однако похохотали и стали учить чеканить…
- Хватит! Уймись, Завидка! - начал смеяться Дмитр. - Мало того что слов от них нахватался каких-то, так тебя еще и понесло, как обычно, не остановить… Головами играют, будто звереныши, надо же такое выдумать! Все, хватит! Будет, я сказал! Захарий Матвеич, ты лучше скажи, кто из наших остался в живых?
- В живых? Пятеро в целости остались, что ушкуй охраняли, да несколько из тех, кто после первой стычки уцелел. Раненых с тобой полтора десятка наберется, из них ты самый тяжелый был. А почти с десяток преставились… - Захарий небрежно, будто отбывая повинность, перекрестился и продолжил: - Всякие раны были, но в основном ветлужцы душу отвели, когда к воротам бежали. Многие после грома подниматься стали, вот их и…
- Сам бы не так сделал? - вопросительно поднял глаза Дмитр, увидев, как купец махнул крест-накрест ребром ладони, будто вычеркивая из жизни заблудших соплеменников.
- Как без этого, своя рубаха ближе к телу… Ладно, Бог всех рассудит! А мы потом выпьем за помин их души, хотя я, кроме тебя и кормчего у Якуна, близко и не знал никого. Радоваться надо, что выживших у вас много осталось. Тех, кто в беспамятстве был или просто под горячую руку не попал, повязали почти сразу, а потом даже и лечить вздумали.
- Для чего лечить? Чтобы порешить потом? Ты, Захарий, обещай мне…
- Успокойся, не поубивают вас. Сговорились мы насчет виры… за всех, кроме тебя. Потому и сижу ныне у ложа твоего.
- Вот как? Значит, одного меня им достаточно? - Дмитр устало запрокинул голову и уставился в потолок. - Чем же я их прогневил, что они не голову Якуна потребовали, а мою? И сколько он за свою шкуру не пожалел отдать?
- Насчет тебя нам не все ясно, но казнить тебя не будут, это точно. Правда, сначала они опять хотели всех на сук повесить, но как раз прибыли их вои во главе с воеводой из Суздаля. Он и упросил собравшийся копный суд по-другому поступить.
- Копа? По старине судят, значит… А сколько воев? Не соврали нам, что и впрямь в этой веси целая сотня наберется?
- Не соврали, четыре воинских десятка пришло на лодьях больших, а болтают, что это еще не все… Уж не знаю, как они в деле, но прибывшие вроде на вид справные.
- И чего этот воевода от нас потребовал?
- Потребовал? По десятку гривен серебра выкуп с каждого. Ну и некоторые доспехи они к рукам прибрали, конечно.
- Эк они хватили, это кто им такое отдаст? - Дмитр, несмотря на слабость, натужно засмеялся. - Легче новую рать привести, дабы отбить родичей, или новых воев нарожать…
- Вот и мы так сказали. Так они знаешь что удумали? Сбросили до гривны серебром, которые в семьи погибших и раненых воев пойдут, но с двумя условиями. Первое про то, что все полоненные ратники на Писании Господнем поклянутся объявить во всеуслышание на торгу новгородском их грамотку. А грамотка та о том, что если любая семья из пятин наших пожелает переселиться на Ветлугу под руку воеводы местного, то им выделено земли будет столько, сколько они обработать смогут. А еще дом помогут поставить с печкой большой и полгривны на хозяйство выделят.
- Ох ты, етыть… Да к ним голытьба одна попрет, дабы монетами поживиться.
- Чтобы поживиться, нужно еще сюда дойти, а монеты выделят лишь тем, кто с детишками.
- А с детишками уже не голытьба, что ли?
- А они и такими не побрезгуют, как я понял. Кроме того, сирот еще созывают… Обещают поставить на ноги, а до той поры учить грамоте, а также ремеслам всяким или воинскому делу, по желанию.
- Утомил ты меня, Захарий Матвеич, враками своими, уж прости за отсутствие к тебе вежества. Или дурни они, каких поискать, или нас дураками выставить хотят! Второе вернее. А то и продать тех сироток в полуденные страны желание имеют.
- И я так думал до беседы с полоненным новгородцем. Про многое он умолчал, но подтвердил, что мальцов местных уже обучают этим самым ремеслам и грамоте. А про науку воинскую ты и сам догадаться можешь…
- Это ты про тех, кто с самострелами был?
- Про них. Кроме того, нет у них тут холопства, и даже закупов не наблюдается. А тех полоняников, кто с мечом к ним пришел, они обещались отпустить через год. Это тебе насчет полуденных стран…
- Все одно из наших пятин сюда люд не дойдет, сгинет по дороге.
- Я не к тому речь веду, хотя думаю, что не сгинут, - помотал головой Захарий. - Они купцам обещались платить за провоз этих людишек. С каждой привезенной семьи сотую часть со стоимости своих товаров скидывают, или по два десятка кун с каждого ребенка. Но только с тех, кто своей волей прибыл. Каждый сам может выбрать себе выгоду…
- Так можно навезти кучу людишек и железом целый ушкуй набить за счет того, что половина цены скинется! Был бы товар.
- Товар есть. Про утварь сам знаешь, обещали в достатке привезти к лету, а еще показывали они мне разные кованые премудрости и мелочи скобяные: сошники, ножи зело острые, наконечники для стрел, гвозди… да много всякой всячины. Говорят, что вместе с посудой железо доброе привезли, так что к лету нам под заказ сделают что захотим. И дешево.
- Ты купец, тебе виднее…
- Да пусть лжу возводят, коли хотят, раз монет за заказ не спрашивают загодя. А если товара не будет, то к ним в следующий раз и не придет никто… Да и железа доброго в этих болотах отродясь не было и не будет, так что доставили издалека, как же иначе? А что касается привоза людишек… Скажи, какой купец смердов к себе грузить будет в ущерб воинской силе своей? От силы три-четыре семьи возьмет… Но возьмет, оттого что его прибыток от перевоза зависеть будет. А ветлужцам от этого та польза, что воев меньше с купцами придет, да и смердов этих на землю осадят.
- Если с пятин людишки сюда потянутся, то как бы князь наш не обиделся… - хмыкнул Дмитр.
- Когда еще то время наступит. Мстислав ушел к Киеву поближе, от отца великое княжение потихоньку перенимать, а сын его силы в Новгороде не имеет, так что не до того ему будет… Ладно, опять я отвлекся от главного! Я про запрет холопства тебе намекаю на землях этих.
- Мыслишь, подневольные людишки побегут сюда?
- Тьфу на тебя… Не дай бог, тогда нам никакой торговли здесь вовек не увидеть. Выжгут эти земли и соли набросают, дабы не росло ничего.
- Ну уж…
- Уж ну! Я про твою судьбу намекаю.
- Тогда договаривай, а то меня в сон уже клонит от речей твоих, - криво улыбнулся Дмитр. - Прибьют меня или нет?
- Было еще второе условие. И выдвинул его тот ратник, с которым ты дрался в круге…
- Выжил, значит? То-то мне показалось, что скользнул вниз он перед броском моим. Отомстить хочет или просто еще раз силушкой померяться? В любом случае я ему не откажу - хорошо дерется, да и нюх у него… Как он прознал, что у нас что-то затевается, а?
- Бьется неплохо, но ты сильнее. Однако не годен он теперь для битвы ратной: рука у него левая не двигается, да и не виру с тебя просит. На службу они тебя зовут, Дмитр. Сначала расспрашивали Кузьму, кто у нас сильнее в воинском деле. Узнав про тебя, вызнавали твою подноготную до седьмого колена - не нравилось им, что под Якуном ты ходил…
- А кто меня, кроме него, возьмет? Я ведь кому ни попадя могу правду в глаза сказать - кому такое любо? Каждый норовит за меч схватиться. А Якун мне драться не запрещает, наоборот, подзуживает постоянно. Правда, из его людей со мной уже не связывается никто…
- Вот это им тоже отчасти понравилось. Говорят, для обучения воев им человек нужен, на три года ряд будет, а потом иди куда хочешь. Жить свободным человеком будешь, роту воеводе принесешь. Одно условие - норов свой только при обучении показывать.
- Не смогу, ты же знаешь.
- Знаю, но они сказали, что болтать тебе не запретят, лишь бы сам на правду не обижался. А поединков столько на той учебе обещают, что до постели будешь еле доползать.
- Ну-ну…
- А Якун, земля ему пухом, - Захарий улыбнулся каким-то своим мыслям, - от роты тебя освободил. Вот так.
- Что, помер он? Перестарался ты, Завид?
- Нет, это просто Захарий Матвеич присказку от ветлужцев перенял, - довольно блеснул глазами отрок.
- Это какую же?
- Да они, как про Якуна скажут что, так всегда добавляют: земля ему пухом или, мол, вечная память! - Улыбка Завида расползлась во весь рот.
- Думаешь…
- Уверен, не забудут они его! Воев простых еще могут простить, а Якуна - нет. С остальными свары не стали затевать из-за него, да и остальных воев отдали: все-таки Кузьме еще сюда приходить летом… - Завид покосился на Захария, не рискуя говорить за него. - Однако насад небольшой за день до ухода Кузьмы и Якуна убыл, а там вперемешку и черемисы и ветлужцы были. Дорога в верховья Ветлуги длинная - кто знает, откуда стрела прилетит? Ты что, плохо тебе?
Бледное лицо Дмитра раскраснелось, а плечи стали мелко подрагивать, будто он сейчас не выдержит и расплачется. Наконец с трудом сдерживаемый хохот вырвался наружу, перейдя в натужный кашель: