* * *
До наступления долгожданного вечера это было еще не единожды - и приподнятое, почти беззаботное расположение духа, и эта апатичность, и безмыслие, когда он просто лежал снова, глядя в потолок и ни о чем не думая, ничего не желая; и лишь когда солнце спустилось, наконец, к самым крышам, начав прятаться за ними, а на город стали набредать сумерки, ушло все, все совершенно, будто и не бывало этого муторного, странного, невнятного дня, словно минуту лишь назад миновало нынешнее утро, в которое он восстал ото сна таким полным сил и оживленным.
К месту студенческих сборищ он шагал бодро и быстро, снова слыша и весну вокруг, и птиц, утихающих к вечеру, и аромат рвущихся почек; Бруно косился на него с таким очевидным подозрением, что, в конце концов, он не вытерпел.
- Отстань, я в полном порядке. - Курт улыбнулся - почти искренне, почти забыв свою к нему неприязнь. - Не напрягайся.
Тот лишь качнул головой - то ли кивнув, то ли возразив ему этим жестом - и смолчал.
Какой-то отзвук всего пережитого сегодня вернулся уже перед самой дверью в трактир - смущение, напряжение, смятение - все это снова коснулось души, но - лишь коснулось, не оставив глубокого следа; и это уже было вполне объяснимо. Просто все это было впервые - и само чувство, и стремление воздать ему желаемое, впервые он встал перед необходимостью добиваться того, что раньше было получаемо походя и без особенной страсти, как лакомство, которое можно время от времени себе позволить, но о котором не грезишь ежечасно. И первый опыт, полученный из интереса и потому, что он просто должен быть, и все, что было после, бывшее потому, что попадалось и попросту подворачивался случай - все это не шло ни в какое уподобление тому, что зародилось в нем в эту сумасшедшую весну. Страшное слово 'влюбленность', кое еще не так давно полагалось им глупостью и помехой, теперь казалось чем-то ценным и необходимым…
Сердце упало, когда, войдя, Курт увидел ее - словно маленькое солнце в окружении серых туч, собравшихся окрест; и когда на скрип двери в его сторону обратились фиалковые глаза, вновь стало жарко мыслям, а тело сковал холод, приморозивший его к месту…
- Очнись, - едва слышно, но почти сердито шепнул Бруно за его спиной и, отодвинув его с пути плечом, известил, уходя к одному из столов: - Пойду; там пара знакомых. Попытаюсь поговорить.
Он не ответил, все так же стоя неподвижно и глядя на маленькое солнце перед собою. За столом она была одна; горничная, или кем бы она ни была, восседающая напротив нее, в счет не шла - прислуга, собачка, видимость, дающая позволение одинокой знатной даме находиться в окружении мужчин, оправдание перед обществом…
От улыбки, подаренной вошедшим, словно ударило острым лезвием под колени, и он шагнул вперед, чтобы не упасть, мысленно говоря все то, что надо будет сказать сейчас вслух, и понимая, что голос может сорваться, не покориться ему…
Курт остановился за два шага до нее, прилагая немыслимое усилие к тому, чтобы казаться невозмутимым и терзаясь оттого, что не видит результата своих стараний, не видит своего лица…
- Госпожа фон Шёнборн, - это было произнесено быстро, напряженно; от того, что голос прозвучал как надо, почти спокойно, почти выдержанно, подступило облегчение - он мог с ней говорить, не выдавая своего смятения…
- Майстер Гессе, - отозвался голос, которого он не слышал и который желал услышать долгие две недели…
Если б только тот же голос, но - не так, а просто по имени… 'пожертвовать полжизни', сказал тот студент вчера?.. не столь уж преувеличенно…
- Кажется, я удостоилась судьбы попасть в поле зрения Святой Инквизиции? - продолжил голос с усмешкой. - В каком качестве, позвольте узнать?
В их сторону смотрели; Курту казалось - все до единого, каждый из многочисленных сегодня посетителей. Понимая, что это - всего лишь любопытство, желание узнать, о чем будет спрашивать ведущий дознание следователь, он, тем не менее, никак не мог избавиться от чувства, что в этих взглядах - насмешка…
- Вы хорошо осведомлены, - удивляясь своему внезапному самообладанию, отозвался он, продолжая стоять в двух шагах; Маргарет фон Шёнборн засмеялась, махнув тонкой рукой:
- Ничего удивительного. Знаете, майстер Гессе, если что-то известно хотя бы двум студентам…
- … это известно половине Кельна, - докончил Курт, лишь после этого спохватившись, и покаянно склонился: - Простите, я перебил.
- Ах, бросьте, - она очаровательно сморщила носик, беспечно тряхнув головой. - Здесь я привыкла к тому, что меня постоянно прерывают. Они совершенно не снисходят к женщине!
- Minime vero![61] - возразил кто-то с напускной обиженностью. - Госпожа фон Шёнборн, что ж это вы - Инквизиции нас сдать пытаетесь? И это за все наши старания! Совсем вы нас не любите.
- Неправда, я вас люблю, - улыбнулась та, и снова подумалось - те же бы слова, но не здесь, не для них… - Что ж вы всё стоите, господин дознаватель?
- Вы позволите? - уточнил Курт, приблизившись к скамье напротив, и та удивленно округлила глаза:
- Господи, какие теперь учтивые господа стали служить в Инквизиции!.. К слову сказать, майстер Гессе, коль скоро вы так обходительны и привержены правилам - могу я взглянуть на ваш Сигнум? Если мне не изменяет память, у меня есть право потребовать его предъявления, когда ко мне обращается некто, представившийся следователем Конгрегации.
Он снова на миг оцепенел, растерявшись еще ему самому неясно, отчего; Маргарет фон Шёнборн игриво пожала плечами:
- Да, майстер инквизитор, я ваш ночной кошмар: человек, знающий свои права при общении с вам подобными… - она улыбнулась вновь, сбавив голос и глядя снизу вверх заговорщицки: - Разумеется, это чистой воды любопытство, но вы ведь мне не откажете, верно?
Последние слова прозвучали едва ли не шепотом, и во взгляде фиалковых глаз как будто мелькнуло что-то, отчего фраза стала двусмысленной и отягощенной словно бы намеком, обещанием…
- Нет. - Курт шагнул вперед, выдернув из-за воротника цепочку медальона, опасаясь, что вот-вот задрожит рука. - Вам я отказать не смогу.
- Отрадно слышать, - донеслось в ответ и вовсе чуть различимо, и (нет, не почудилось!) взгляд замешкался в его взгляде чуть дольше, чем требовалось; он подступил почти вплотную, склонившись, держа медальон на ладони.
Протянуть руку и прикоснуться…
Маргарет фон Шёнборн протянула руку, коснувшись стальной поверхности, провела тонким пальцем по чеканным буквам 'SM' и цифрам, и захотелось сорвать перчатку, сейчас же, немедленно, сейчас как никогда в жизни он проклинал все, что случилось, проклинал того, по чьей вине теперь он не может надеяться даже на такую малость - просто испытать прикосновение этой руки…
- Тысяча двадцать один; это ваш номер при выпуске?
- Повторю, что вы хорошо осведомлены, - подтвердил Курт, ожидая, когда же она пожелает взглянуть, что выбито на обороте Знака, когда перевернет медальон, неизбежно дотронувшись при этом до его ладони - пусть через перчатку, все равно, пускай хоть так…
Глаза цвета первой фиалки поднялись к его лицу, снова промедливши на один лишний миг…
- Ваша некогда тайная академия становится все более знаменитой, майстер Гессе.
Курт молча ждал, не отрывая взгляда от того, как ее пальцы скользнули к кромке медальона, и, наконец, коснулись…
Маргарет фон Шёнборн, перевернув Знак, оставила его лежать на своих пальцах, а их - на его ладони, и сердце встало, перестав биться на миг, на миг перехлестнуло дыхание; медленно-медленно тепло ее руки проникало сквозь тонкую кожу перчатки, касаясь его кожи, и оттого стало горячо - не ладони, а всему телу, с макушки до пят…
- 'Misericordia et justitia', - прочла она с расстановкой, не отводя руки, и жар сменился оцепенением, и лишь только ладонь ощущала это тепло, пробивающееся к коже. - Полагаете, это возможно? Милосердие вместе со справедливостью? Duos lepores insequens…[62]
- Alter alterum haud excludit[63], сказал бы я.
- Разве? Справедливость немилосердна, вы не находите?
- А милосердие несправедливо, - договорил Курт, молясь о том, чтобы она продолжала смотреть на выбитую в Знаке надпись, чтобы эти пальцы так и лежали в его ладони; Маргарет фон Шёнборн снова вскинула к нему глаза, приподняв брови:
- Ах, так и вы это признаете?
Медальон она выпустила не сразу - скользнула кончиками пальцев по руке, и оттого вновь окатило жаром все тело, словно из темной, прохладной комнаты вдруг шагнул на залитую палящим солнцем улицу…
Или в каменную громаду, охваченную пламенем…
Курт распрямился, закрыв глаза и отступив, вскинул руку ко лбу, покрывшемуся испариной; из жара бросило в холод, как в горячке, и на мгновение забылось все то, о чем грезил и чего желал два удара сердца тому назад. Некстати пришедшее на ум сравнение словно сорвало с небес на землю, разбив вдребезги.
- Майстер Гессе?..
Когда он открыл глаза, Маргарет смотрела испуганно, вглядываясь в его лицо с настороженностью, и от этого взгляда, проникнутого почти заботой, стало внезапно легче…
- Вам дурно? Или я что-то не то сказала?
- Головная боль, бывает, - откликнулся Курт первым, что взбрело в мысли, опустившись на скамью напротив нее, и улыбнулся через силу, теребя медальон в руке, жалея, что не может сквозь перчатку ощутить ее тепло, оставшееся на неровной металлической поверхности. - Возмездие за недостаточный сон; справедливо, но немилосердно.
- Не пугайте меня, майстер инквизитор, - укорила она, демонстративно погрозив ему. - Представляете, что говорили бы? 'Он перемолвился с ней парой слов и впал в беспамятство'.
Он улыбнулся, с сожалением упрятав медальон под куртку, и непроизвольно сжал кулак, словно там, в стиснутой ладони, можно было сохранить нечто, оставшееся от касания этих тонких пальцев, нечто материальное, ощутимое, вещественное…
- Иными словами, сражен наповал.
Это вырвалось само собою, помимо его воли и помимо желания; не поднимая глаз, Курт сидел неподвижно и молча еще несколько мгновений, затаив дыхание и боясь услышать колкость в ответ.
- Вы просто беспримерный льстец, майстер Гессе, - отозвалась Маргарет фон Шёнборн, однако голос был спокоен - ни чрезмерной серьезности, ни насмешки он не заметил. - Но из ваших уст это звучит приятно.
Это не было похоже на обещание - эти слова именно обещанием и являлись; иначе просто не могло быть…
Взять себя в руки стоило немалого труда, невероятного усилия; сумев принудить себя, наконец, поднять взгляд к фиалковым глазам напротив, Курт, боясь, что не совладает с голосом, заговорил тихо и медлительно:
- Госпожа фон Шёнборн, я… я понимаю, что продолжение нашей беседы вам, скорее всего, понравится меньше, но мне придется…
- … задать пару вопросов?
- Да, - неловко улыбнулся он, снова смешавшись и запнувшись на миг, снова забыв, что хотел сказать, что спросить, как то было минувшим вечером, когда услышал, что сможет увидеть здесь Маргарет фон Шёнборн. - И хочу предупредить вас, что некоторые из них могут вам показаться…
- … нескромными?
- Возможно, что так. Но прошу вас понять, что…
- … это ваша работа.
Курт невольно засмеялся, качнув головой.
- Госпожа фон Шёнборн, вы меня смущаете.
- Интересно, - ответная улыбка была откровенно довольной. - Смущенный инквизитор; это любопытное зрелище… Бросьте, майстер Гессе, я не хотела насмешничать, простите. Я готова отвечать и помочь, чем сумею, спрашивайте.
- Благодарю вас за понимание, - склонил голову Курт, стараясь говорить непринужденно, но слабо понимая, насколько в этом преуспевает…
Говорить, не глядя на собеседницу, было бы верхом неучтивости, но говорить, смотря в эти глаза - свыше его сил…
- Филипп Шлаг, - начал он, нанизывая слова с осторожностью, словно мелкий бисер на невидимую нить. - Вы ведь знали его?
- Тот бедный юноша, что умер третьего дня, - уточнила Маргарет, согнав с лица улыбку. - Да, я его знала - он учится в университете давно, а тех, кто дожил хотя бы до второго курса, я знаю почти всех. Разумеется, я подразумеваю лишь бывающих в этом заведении.
- И… - выговорить этого он не мог - просто не мог, губы отказывались складывать эти слова вместе, язык отказывался повиноваться; наконец, решившись, Курт выдохнул и завершил: - насколько близко вы его знали?
- Я верно поняла смысл ваших слов, майстер Гессе? - голос Маргарет фон Шёнборн не похолодел, как он того боялся; напротив, эта мысль, казалось, ее развеселила. - Вероятно, это и есть ваш нескромный вопрос?
- Простите, - развел руками Курт. - Такая у меня… впрочем, дальше вы сами знаете.
- Интересная у вас работа… Нет, господин дознаватель, его я знала близко, однако не настолько близко. Вы удовлетворены?
- Да.
Это был почти вздох - облегченный вздох…
- Хорошо, - проговорил он негромко - то ли попросту подытожив уже сказанное и услышанное, то ли высказав свое отношение к ее словам. - Хорошо… Госпожа фон Шёнборн, я задаю тот же вопрос, но уже с другим подтекстом, вполне благопристойным. Итак, насколько близко вы знали Филиппа Шлага?
- Не будете ли вы любезны объяснить детальнее, что именно вас интересует? - уточнила она. - В пристойном виде этот вопрос несколько… туманен.
- Я вас обидел? простите.
Она улыбнулась снова, и на душе вновь потеплело от этой улыбки - для него…
- Нет, майстер Гессе. Вы меня не обидели. Как я сама же отметила, ваши вопросы вы задаете не из праздной пытливости, а исключительно в интересах дела; как можно таить обиду на следователя за то, что он стремится выявить истину?
- Благодарю вас за понимание, - повторил он с непритворным облегчением, лишь на миг почти с ужасом вообразив себе, что Маргарет фон Шёнборн в самом деле могла оскорбиться на его любопытство, замкнуться, отдалиться, не успев приблизиться. - Я попытаюсь разъяснить, что я подразумевал… Я хочу сказать - не относился ли Шлаг к тем, кто… заслуженно или нет… полагал себя вашим…
- Другом?
- Возможно, не столь громко, но… приятелем… добрым знакомым; словом, не считал ли он вас человеком, коему можно выговариваться?
- Не уверена, - отозвалась она, даже не примолкнув ни на миг, чтобы задуматься. - Если вам любопытно знать, не рассказывал ли он мне чего-то, что выходило бы за рамки обыкновенного, прозаичного, не говорили ли мы о его личной жизни, то - нет. Мое с ним общение было таким же, как и с каждым здесь. И все.
И все…
И все. Более спрашивать не о чем. Не о чем говорить. Теперь остается лишь еще раз изъявить свидетельнице признательность за содействие и удалиться…
Уйти. Подняться, повернуться спиной к этому взгляду, к этим глазам, к этой улыбке, от которых жизнь единственно и кажется наполненной смыслом, и - уйти…
- Вы уверены?
Жест отчаяния. Чтобы потянуть время. Чтобы остаться подле нее - еще хоть на минуту, чтобы еще хоть недолго слышать, видеть, почти ощущать - на расстоянии вытянутой руки…
- Быть может, он и не заводил душевных бесед, но как-то вскользь… Быть может, когда-либо при разговоре с ним у вас промелькнула мысль, что говорит он о чем-то не обыденном, не совсем понятном, но вы не придали этому значимости, а после позабыли?
- В таком случае, майстер Гессе, припомнить это будет тем более затруднительно. Мне от души жаль, что я не смогла вам помочь, - вздохнула она, скосив глаза на дверь, и Курт понял, что его дальнейшее здесь пребывание тщетно, принуждённо и излишне…
Осталось лишь подняться и уйти… Этот разговор, эта встреча так и окончится ничем - просто взгляд, улыбка…
И обещание, оказавшееся всего лишь игрой. Обычная забава красивой женщины, знающей себе цену. Флирт. Развлечение. Для ублажения собственного тщеславия.
- Да, - едва сдерживая внезапную злость, ожесточение на себя самого, на собственную глупость, бросил он, поднявшись. - Жаль.
Надо было проститься и уйти, но сдвинуться с места не выходило - словно ноги пригвоздили к темным доскам пола, намертво, железными штырями…
Маргарет улыбнулась снова, но теперь от этой улыбки свело зубы, точно от глотка ледяной воды из ручья.
- Прощайте, - сумел, наконец, выговорить он.
Сумел отвернуться, сумел сделать шаг - тяжелый, трудный…
- Майстер инквизитор, - окликнул его до боли благожелательный голос, и Курт встал на месте, вновь оцепенев, вновь утратив способность двигаться; все, на что хватило выдержки, это принудить себя так и остаться стоять спиною к ней, не поворачивая головы, дабы не видеть этих глаз…
- Да?
Это вышло неучтиво, едва ли не дерзко, но следить за собою сейчас попросту недоставало сил…
- Мне действительно жаль, что я не оправдала ваших ожиданий. - Маргарет его резкости то ли не заметила, то ли извинила ее; голос был все столь же благосклонным и мягким. - Я попытаюсь припомнить каждую беседу с этим юношей, быть может, что-то вспомнится. А вы, если у вас вдруг возникнут еще вопросы, не ожидайте, пока мне взбредет в голову явиться сюда. Я пока не намерена возвращаться в замок, и еще долгое время я буду в Кельне; приходите в мой дом, когда сочтете нужным.
Он все-таки обернулся - рывком, не удержавшись, снова потонув в этом взгляде…
Маргарет смотрела уже без улыбки - и тоже прямо в глаза.
- Ведь вы знаете, где мой дом.
Это не было вопросом. Но он кивнул.
- Да, - голос все же сел, все-таки вырвался из-под его воли. - Я знаю.
Она не улыбнулась ему на прощание. Не произнесла больше ни слова. И не отклонила взгляда - все так же смотрела в глаза, неотрывно, словно не желая отпускать; и не хотелось быть отпущенным, единственным желанием было - стоять так вечность…
Курт вздрогнул от громового хохота за спиной, очнувшись, оглянулся почти оторопело и столкнулся с другим взглядом - Бруно в компании все еще гогочущих студентов. Приятелям он улыбался одними губами, а глаза оставались серьезными, и смотрел подопечный на него - пристально, настороженно, осуждающе.