- Довольно вопросов, - оборвал его шепот, и в мозг словно толкнулась крепкая, сильная ладонь, отстранившая его от не нужных сейчас мыслей, вопросов, желаний; Курт встряхнул головой, отгоняя морок, зажмурился под плотной повязкой, дабы изгнать из рассудка то, что ему не принадлежало, что не было его частью и не должно было становиться. - Вы напрасно противитесь, - продолжал голос тихо. - Все прошло бы легче, если бы вы просто позволили взглянуть на себя.
- Увольте, - возразил он напряженно, вцепившись пальцами в деревянные подлокотники. - Мои мысли - это мое Я, а его я раскрывать не намерен. Ни перед кем. Это моя собственность, если угодно.
- Ничего, - покладисто согласился собеседник, и ему вообразилось, что тот даже отмахнулся легкомысленно. - Я все равно вижу ваши чувства; их вы скрыть не можете, как бы ни старались.
- Вот как? И что же вы видите?
- Это последний вопрос, на который я отвечу - просто для того, чтобы вы не строили иллюзий на свой счет. Вы действительно довольно сильный юноша, в вас нет ни грана магических сил, вы совершенно ни на что не способны, однако вы весьма крепкий. Но от меня вам не удастся скрыть то, что в вашем сердце, в крови, в нервах. Вы ощущаете злость - оттого, что беспомощны и не можете это изменить. Раздражение. Вы оскорблены и - подавлены. Как бы вы ни старались держаться героем, вы в смятении; хотя, отдаю вам должное, не в панике. Но вы боитесь. Не вскидывайтесь, не говорите, что это неправда, я знаю, что это так. Вам страшно, майстер инквизитор… А теперь, когда я и без того уже сказал много, мы с вами перейдем к основной части нашего… свидания, ради чего, собственно говоря, вы и здесь. Сейчас инквизитором буду я; я стану задавать вам вопросы, а вы - отвечать на них. Но не вздумайте лгать мне. Я это увижу.
Курт не ответил, не сказал ничего, подавляя волну бешенства; человек напротив вздохнул.
- Я вижу, вы все поняли. Последнее, что я хотел бы сказать вам: мои вопросы могут вам показаться излишне нескромными, однако советую забыть о стеснении и даже на них отвечать искренне.
- Любите на досуге подслушивать под дверью спальни? Внутрь уже не пускают? - осведомился он, и голос засмеялся.
- А вы мне уже нравитесь… Но - будет. Давайте говорить серьезно. Ответьте мне на первый, самый важный вопрос, майстер инквизитор: почему вы изменили результаты своего дознания?
Курт поджал губы.
- Не понимаю, о чем вы, - ответил он, осознавая вместе с тем, что это вышло неискренне и фальшиво, что собеседник не может не увидеть столь откровенную ложь; в мозг ударила волна слабости, и шепот стал строже.
- Не надо; я же просил - не надо лгать мне, юноша. Кроме того, об этом судачит половина Кельна, посему то, о чем мы говорим, тайной быть не может. Уж не для меня, по крайней мере… Итак, почему вы это сделали?
Он молчал; ответить как должно не мог повернуться язык, ибо сказать такие слова незнакомцу, постороннему, чужому было просто невозможно…
- Надо же, - усмешка в голосе была почти печальной. - Однако и в наше время любовь еще что-то значит. Поразительно.
- В таком случае, - зло оборвал Курт, - может, прекратите над этим насмехаться?
- О, что вы, - возразил шепот благожелательно, - и не думал. Поймите вы, майстер инквизитор, я вам не враг, невзирая на то, в каком положении вы находитесь; я ведь тоже человек, тоже желаю дышать и потоптать еще немного эту землю, посему обеспечиваю свою безопасность всеми доступными мне методами. И, чтобы вы совершенно перестали воспринимать происходящее как игру с меченой костью, обещаю вам: когда вы ответите на мои вопросы, я стану отвечать на ваши. И единственно от ваших ответов сейчас, от их правдивости зависит, насколько искренен с вами буду я сам. Справедливо?
- Да, - вынужденно согласился Курт, усевшись удобнее. - В таком повороте уже есть некоторый резон.
- Хорошо; я рад, что мы пришли к согласию и вы не оказались глупее, нежели я о вас думал, майстер инквизитор. В таком случае, продолжим. Скажите, вы в самом деле разочаровались в вере - настолько?
- Нет, - не задумавшись, отозвался он, напрягшись и лишь теперь подумав о том, что привычная тяжесть ремня с оружием до сих пор продолжает ощущаться, как прежде; стало быть, его даже не разоружили…
- В этом нет необходимости, - тут же произнес шепот. - Вы все равно не сможете им воспользоваться. Кроме того, надеюсь, это в какой-то мере убедит вас, что я не желаю вам зла… Однако же, я рад, что вы начали говорить открыто; и не поджимайтесь так, юноша - стать мучеником за Христову веру вам не грозит. В отличие от ваших собратьев, я признаю за людьми право избирать себе того покровителя, к коему у них лежит душа; Иисус? Пусть. Не самый худший выбор. Если очистить его учение от всего, что к нему прилепили светлые умы вроде Молитора[172], религия вполне достойная… - шепот помедлил и договорил, а Курту меж тем вообразилось, как человек пожимает плечами: - для определенного склада людей.
- Какого, к примеру?
- Мы ведь условились с вами: все ваши вопросы - после. Не беспокойтесь, моих будет не слишком много. Итак, вы остались преданны вере, не желаете оставлять службу в Конгрегации… так?
- Так, - все еще внутренне сжавшись в комок нервов, кивнул он.
- И при этом освободили из заключения ведьму, - договорил шепот. - А скажите-ка, будь на ее месте кто другой - ведь вы спалили бы его? Не задумавшись?
- Спалил бы, - бросил он тихо. - Но задумавшись.
- Об этом?
До него донесся тихий хлопок ладоней, и Курт сжал кулак, слыша, как в склепной тишине таинственного подвала прозвучал скрип кожи натянувшейся на костяшках перчатки.
- Да, - через силу согласился он. - И об этом тоже.
- Для чего вам оставаться среди них? - продолжил голос еще тише. - Ведь вы уже поняли, что Конгрегация - не совсем то, чего требует ваше понимание справедливости. Да и веры, если уж по чести говорить. Почему вы хотите остаться? Только искренне, прошу вас.
На этот раз он ответил не сразу. В голове пронеслись десятки возможных ответов, десятки причин, сомнений и аргументов; наконец, вздохнув, он проронил - тихо и с усилием:
- Искренне?.. Маргарет сказала, что все в этом мире можно изменить. Что даже перемены в такой сильной системе, как Конгрегация, могут произойти по воле одного человека. Что я могу изменить что-то…
- Поэтому? - снова будто в какой-то части его разума уточнил шепот, точно бы заглянув в него изнутри него самого; Курт мотнул головой:
- Нет. Не поэтому; я вообще сомневаюсь в ее правоте на этот счет - по моему глубокому убеждению, una hirundo ver non facit[173]… Хорошо, - решительно согласился он внезапно. - Я скажу вам откровенно, почему; но если вам придет в голову засмеяться над моими словами - я замолчу и более не произнесу ни слова. Если хотите - убивайте или что вы там намерены были со мною сделать; но быть шутом я не согласен - ни для кого.
- Позвольте вам заметить, юноша: я говорю с вами для того, чтобы узнать вас, посему все, что вы мне скажете, будет важным и имеющим немалое значение, а над важными вещами смеяться глупо. Я - не глупец. Итак, в чем причина?
- Причина, - негромко пояснил Курт, - та же, что и год назад. Вы ведь хорошо осведомлены обо мне, верно? Знаете, что произошло со мной на моем первом деле. Так?.. Хорошо, можете не отвечать, я знаю, что - так. Так вот тогда, после той… неудачи, мне было предложено оставить следовательскую службу. Я не ушел - потому что бежать не в моих правилах. Потому что это очень просто - лишь отвернуться, закрыть глаза и уши, не видеть, не слышать. Не чувствовать. Увидя, как твой друг избивает ребенка, очень просто уйти, сказав "я в этом не участвую", гораздо сложнее, но достойнее перехватить его за руку.
- Вы намерены перехватить за руку Конгрегацию?
Голос был серьезен - ни тени насмешки в этом шепоте Курт не услышал.
- Не знаю, - отозвался он еще тише, но тверже. - Пока - не знаю. Но бежать не желаю. Это - первое.
- Есть и второе?
- Есть, - подтвердил он с невеселой усмешкой. - Весьма важное. У меня, видите ли, выбор не столь уж велик. "Уйти из Конгрегации" для таких, как я, означает смертную казнь, а это, как вы понимаете, немалый стимул для того, чтобы возжелать продолжить службу. Конечно, есть возможность того, что меня попросту запрут где-нибудь пожизненно, переведут на архивную работу, если повезет, однако… - он запнулся, понимая, что собеседник видит его смущение, его замешательство. - Однако это будет значить, что меня отзовут из Кельна, чего я не хочу.
- Из-за Маргарет, - уточнил шепот; он кивнул. - Хорошо, - неопределенно подытожил собеседник и, помолчав мгновение, продолжил: - Стало быть, если вас не отзовут, если не осудят, не снимут Знака… Что вы станете делать, майстер инквизитор? Сможете вы продолжать службу и дальше? Как? Как вы поступите, расследуя дело кого-то, подобного вашей возлюбленной?
- Я не знаю, - теперь сразу ответил Курт, выпрямившись. - Об этом я еще не думал.
- Неправда, - мягко возразил шепот. - Вы об этом думали - я вижу. И не раз.
- Хорошо, - согласился он, - думал. Но решения не принял. Не знаю, что я буду делать. Смотреть по ситуации, вернее всего. Однако, прошу прощения, этот разговор не имеет смысла - Вальтер Керн отослал отчет о произошедшем, и вскоре здесь будет представитель кураторской службы, что, скорее всего, окончится для меня печально.
- Не окончится, - коротко возразил шепот, и он вздрогнул снова. Неужели… - Да, - подтвердил тот. - Если в нашем дальнейшем разговоре я не услышу чего-то, что бы мне не понравилось, вам ничего не будет грозить.
- У вас и в Конгрегации свои люди? - усмехнулся он. - Настолько высоко?.. Тогда - к чему вам я? Я, как вы заметили сами, "юноша смышленый"; по меньшей мере, не болван, посему уже понимаю, что происходит: дело не лишь в том, что мою благонадежность вас попросила испытать она, это - проверка перед тем, как принять меня в какое-то таинственное сообщество заговорщиков или что-то в таком роде. Маргарет - возможно, я для нее ценен по-своему, по причинам, важным лишь для нее. Но всем прочим подобные объяснения чужды, чувства неважны, подобная structura признает лишь одно, для нее главное: ценность; aliis aliud expedit[174], верно ведь? Так к чему вам я, следователь четвертого ранга, пешка, никто?
- Снова вы задаете вопросы, - вздохнул шепот. - Однако я вам отвечу, дабы не оставить ложного впечатления. Вы все неверно представили себе, юноша. Я не глава тайного союза, мы не плетем conjuratio globalis[175], имеющий в своем итоге повсеместные перемены в Конгрегации. Хотелось бы нам этого? О да. Способны ли мы на это? Нет. Посему мы можем лишь говорить сейчас, как вы сами: надо что-то делать, однако мы не знаем, что. Мы не можем ничего переменить.
- Так кто вы тогда?
- Я всего лишь собрал округ себя людей - таких, как Маргарет. Всего лишь для того, чтобы они были вместе. Чтобы не выживали поодиночке.
- Ее, однако, вы бросили, - заметил Курт неприязненно; тот снова разразился тяжелым вздохом.
- Не все так просто, как вам мыслится, юноша.
- Только это я и слышу в последнюю неделю…
- Наконец-то вы слышите правду, - заметил шепот с усмешкой, похожей на ветер. - Вначале я показался вам злодеем, затем вы стали ожидать от меня слов о добре и любви; нет, майстер инквизитор, я не то и не другое. Я всего лишь человек, которому верят другие, я тот, кто не дает им перегрызться между собою - ведь подле меня настолько многообразные личности, что без удерживающего их споры могут зайти слишком далеко, что привлечет ненужное внимание и навредит им самим. Я оказываю помощь, когда имею возможность…
- И желание?
- Возможность, - повторил тот чуть строже и снисходительнее. - Я не имел возможности вмешаться. Ведь Друденхаус до сих пор уверен, что Маргарет фон Шёнборн - единичный случай, просто одаренная графская вдова, направившая свои силы не в то русло. И все. Вмешайся я - и все было бы иначе. Вы еще не забыли, что такое "охота на ведьм" в самом прямом и неприглядном значении этого слова, майстер инквизитор?
- Да, - мрачно откликнулся Курт, припомнив десятки, сотни дел, прочтенных им этой зимой в архиве, припомнив свою бессильную злость и ненависть, вспомнив, как стоял над бочкой с водой, пахнущей плесенью и гарью, после допроса Отто Рицлера, в подвале, пропитавшемся запахом пота и крови… - Я понимаю, о чем вы говорите.
- Вот так-то. Спасением Маргарет занимался ее дядя, и это было логично, это было заурядно и естественно.
- Керн был намерен идти до конца.
- Да, был риск. Была вероятность того, что ее осудят; однако не мог же я ставить под угрозу многих ради спасения одного, пусть и столь одаренного человека. Кроме того, мы ведь не сплоченная община; я говорю "мы" лишь потому, что некоторые из нас знают о существовании друг друга, что, согласитесь, в нашем мире и в наше время уже многого стоит. Большинство из них друг друга никогда не видели - для их же блага; все они знают лишь меня. Всех их, таких, как Маргарет, объединяет лишь то, что для них я в некотором роде авторитет - лишь потому, что умнее, сильнее и старше.
- Учитель? - усмехнулся Курт; тот, кажется, нахмурился - голос похолодел.
- Бросьте, майстер инквизитор, оставьте ваши схемы в прошлом; нет, я им не учитель. В науке выживания? Да. В искусстве? Нет. Мы разные - я уже упоминал об этом. Я не могу их учить, равно как преподаватель латинского языка не сможет обучить арбалетчика; я не рассматриваю те редкие случаи, когда тайной слабостью учителя является еженедельная воскресная стрельба на плацу. Я даю советы. Не более.
- И Маргарет хочет получить у вас совета, стоит ли связываться со мною или лучше избавиться, пока я не узнал непомерно много?
Шепот вздохнул.
- Нет, юноша; вы здесь потому, что Маргарет хочет, чтобы вы узнали непомерно много, а для того - да, ей нужен был совет. Можно ли доверять вам. Достойны ли вы знать все, или вас следует ограничить частью. Именно потому, что избавляться от вас ей очень не хочется.
- Или убить, если я играю с ней.
- Ну, в этом случае, вы сами должны понимать, жалеть вас было бы глупо, согласитесь.
- Да, - усмехнулся он. - Не могу не признать… Так значит, это не ваша идея - наворовать книг из университетской библиотеки.
- Каждый из моих собратьев… или сестер по искусству развивается сам. Так, как ему угодно. Так, как он может. Насколько хватает его сил, ума, знания, смелости и выдержки. Если он попадется - он выкручивается самостоятельно. Если он поднимается выше по лестнице знаний и умений - я прилагаю некоторые силы к тому, чтобы сохранить его безопасность.
- Стало быть, они борются за то, чтобы к вам приблизиться?
- Они борются за то, чтобы стать лучше. Я определяю для себя ценность каждого; вы сами сказали - это главное. Согласно его ценности я и поступаю; к чему рисковать потерять все и всех ради того, кто не способен на большее, не способен на многое, ради того, кто может лишь слушать и ничего не умеет делать сам, искать, думать. Думать, юноша, вот что я вынуждаю их делать - думать самим. Поступать так, как решили они - но под свою ответственность… Вы считаете меня жестоким?
- Не знаю, - тихо ответил он. - В последние дни я несколько пересмотрел свои понятия о жестокости… А герцог фон Аусхазен? - в голосе была злость - несдерживаемая, явная. - Он чем ценен для вас?
- Деньги, - коротко отозвался шепот.
- И все? Более ничем?
- Деньги, связи. Это немало.
- Стало быть, вы не позволите мне убить его, я верно вас понял? Потому вы и запретили Маргарет это сделать?
- Я ничего не запрещал. Она сама понимает, как важно все то, что он может нам дать; и пока сама она не заняла его место, пока все, чем владеет он, не досталось ей, его надо сохранять. В этом - ее выбор; я ничего никому не запрещаю. Каждый волен поступать так, как сам сочтет нужным.
Он качнул головой, невесело усмехнувшись.
- Выходит, каждый из них может творить, что угодно, включая убийства, и никто ему слова не скажет? Чем же тогда вы лучше, чем Конгрегация?
- Я не говорил, что я лучше, юноша; я просто другой. А чем мы различаемся, я могу вам ответить. Я даю им свободу. Свободу познавать то, к чему у них лежит душа. Свободу жить, как хотят они сами. Свободу решать, свершать собственные поступки, а не следовать указаниям. И - отвечать за них; иначе было бы, согласитесь, несправедливо.
- Отвечать… перед вами?
- Нет. Перед судьбой. Каждое деяние, совершенное человеком, несет свой отпечаток в мир, оставляет след в его душе, сути, в его судьбе, из каждого поступка вытекают определенные последствия, а вот с ними человеку и приходится разбираться.
- Пусть так, - тряхнул головой он, - пусть. Но я вернусь к прежнему вопросу: к чему вам я? У меня, как вы сказали, нет способностей, ни связей, ни денег. Почему я здесь?
- Ведь вы сами знаете ответ, - отозвался гулкий шепот. - Знаете, я вижу.
- Из-за Маргарет?.. - предположил Курт нерешительно. - И только лишь?
- Вы ценны для нее. Она ценна для меня. Маргарет - способная девочка; и несмотря на то, что ее последняя выходка едва не стоила ей жизни, достойна того, чтобы сделать для нее маленькую поблажку.
Он горько усмехнулся.
- Я - маленькая поблажка…
- Согласитесь, - шуршаще рассмеялся собеседник, - было бы странно, если бы для меня вы значили то же, что для нее. Да, вы для меня - прихоть Маргарет, которой я могу себе позволить потакать. Мне нужно, чтобы она была сильна, в безопасности и - счастлива. Сильной она станет в скором будущем, ее безопасность обеспечена (и благодаря вам в том числе), а счастлива она с вами, юноша, посему - пусть делает, что ей вздумается.
- Ваши последние слова означают, что проверку я прошел?
- Да, - просто ответил тот. - Сейчас я уже думаю, что разговор с вами был начат неверно: отвечая на ваши вопросы, я узнал о вас и почувствовал в вас больше, нежели задавая их… Сейчас, майстер инквизитор, вы протянете руку влево, где нащупаете такой же пузырек с настоем, какой выпили перед появлением здесь; пробудитесь вы уже в нежных объятиях своей возлюбленной.