– Чего стоим? На службу опоздать хочешь? Кстати, чем пьянка закончилась? Я-то раньше всех ушел.
– Потому что умный. А я не помню, как до дома дошел, – продолжал сочинять на ходу Андрей.
Похоже, была коллективная пьянка сослуживцев, и теперь провалы в памяти можно валить на перепой.
Незнакомец пошел, и Андрей пристроился рядом – хоть узнает, где он, Андрей, работает.
Идти оказалось недалеко, метров триста – за дощатым забором с будкой контрольно-пропускного пункта оказался сам прииск.
На КПП незнакомец предъявил вохровцу удостоверение, Андрей последовал его примеру.
После КПП повернули влево – мужчины в форме собирались именно там, у одноэтажного здания, рабочие в цивильном шли прямо. Там в высоком одноэтажном здании что-то грохотало, наверное – работало оборудование.
Едва они подошли, раздалась команда:
– Строиться!
Построились в две шеренги – как в армии. Только там были погоны и петлицы, а у вохровцев погон нет, и на черных петлицах эмблема – две скрещенные винтовки.
Сначала была перекличка, потом каждого поименно распределили по постам. Кочетова и Самойлова – к хранилищу. Андрей понимал, что Кочетов – это теперь он.
Все с озабоченным видом потянулись к зданию.
– Чего еле ноги волочишь, напарник?
– После вчерашнего.
Андрей повернул голову. Наверное, этот молодой вохровец – его напарник по посту. Андрей приотстал на полшага – пусть Самойлов вперед идет. Он же не знает, как, где и что.
Они подошли к оружейной комнате. Первым получил "наган" в кобуре и патроны напарник, за ним назвал свою фамилию Андрей. Выдававший оружие вохровец буркнул:
– Думаешь, я твою фамилию забыл? Распишись.
Андрей получил револьвер, пачку патронов и кобуру. По примеру других зарядил семь патронов в барабан и уже хотел сунуть револьвер в кобуру, но мазнул взглядом по левой стороне оружия и замер: надпись "ТОЗ", 1934 год и номер. Он видел этот номер не раз – это был револьвер, взятый им на месте авиакатастрофы. Его облило холодным потом.
Напарник заметил, что Андрей стоит весь мокрый, понял это по-своему и посочувствовал:
– Тяжко?
– И не говори…
Андрей снял ремень, пропустил его через шлевки кобуры и снова затянул пряжку на поясе. А в голове бился номер "нагана".
– Идем, караул менять пора.
Самойлов двинулся вперед, Андрей – за ним.
Выйдя из здания, они свернули влево – там стоял небольшой бревенчатый дом.
Они поднялись по крыльцу и вошли. Слева на двери была надпись "бухгалтерия", справа – "председатель". А прямо – еще одна дверь, и возле нее стояли двое вохровцев.
– Ну, наконец-то! Где вас носит?
– Мы вовремя, – отвел упреки Самойлов. Он тщательно осмотрел замок, печать на маленькой фанерке с веревочными хвостиками и кивнул:
– Все в порядке, идите.
Старая смена ушла. Нет, ВОХР – не армия – где разводящий?
Оба встали у дверей.
В бухгалтерию заходили и выходили люди.
Через час Андрей спросил:
– И долго нам так стоять?
Самойлов посмотрел на здоровенные часы на запястье:
– Еще одиннадцать часов.
Андрей мысленно чертыхнулся. Но делать нечего, надо стоять. После, дома, он попытается разобраться в ситуации.
За весь день он только дважды отлучился в туалет. К вечеру ноги устали. Уж лучше бы бегать, ходить – даже таскать что-нибудь.
Когда их сменили и они шли сдавать оружие, Андрей спросил:
– А чего мы охраняем-то?
– Ты что, совсем дурак? Три года служишь и не знаешь? Пить меньше надо! Золото с прииска мы охраняем! Весь поселок знает, а он – нет.
Домой Андрей пришел уже затемно. Жена вернулась с работы намного раньше и уже приготовила ужин.
– Ты слышал, по радио передали, что товарищ Сталин сказал о снижении цен на некоторые товары?
– На службе радио нет – где бы я слышал?
– А у нас на работе женщины весь день только об этом говорили. В поселке, в магазине ОРСа и товаров-то нет, все по карточкам.
– Придет время, и их отменят.
– В Молотов бы съездить.
– Куда? – О таком городе Андрей никогда прежде не слышал.
– Все-таки ты на фронте контужен был! Запамятовал, что Пермь в сороковом году в Молотов переименовали? В честь товарища Молотова.
– Привык уже к Перми.
Оказывается, он на фронте был. Наверное, надо географическую карту купить, посмотреть названия городов, чтобы больше впросак не попадать.
Они поели жареной картошки с селедкой, выпили жидкого чая. Андрей чувствовал себя попавшим в нереальность: другое время, чужая служба и чужая биография. Каждое слово, каждый шаг контролировать надо, как будто идешь по тонкому льду. Одно неверное движение – и ты в ледяной воде. Даже жена чужая, но ведет себя с Андреем, как с мужем.
Учитывая, что поселок режимный, все и вся под контролем НКВД, или МГБ. Андрей просто не помнил, когда ведомство Берии переименовали.
– Леш, ты чего сидишь? Я уже посуду вымыла и убрала. Спать пора.
– Задумался что-то.
Подумать и в самом деле было о чем. Второй раз в жизни судьба его круто менялась – вроде испытывал его кто-то. Только раньше никто ему не говорил, что с ним случалось подобное. Посоветоваться бы с кем-то! И опасался он. По крайней мере здесь, в режимном поселке, нельзя ни с кем разговаривать. Итог разговора – или психбольница, или застенки НКВД.
Голова от мыслей пухнет. Год он уже провел в Переяславле, жизнь наладил, женился – Андрей едва не застонал от воспоминаний. Как там Полина? Ведь она ребенка ждет, его ребенка! Сообщить о гибели команды и захвате судна некому – нет свидетелей. Так и будет она ждать его возвращения месяц за месяцем, пока не состарится в одиночестве. В церковь ходить будет, свечи ставить перед иконами, молиться за него.
– Оля, у нас где церковь?
– По-моему, ближайшая – в Горнозаводском. А зачем тебе? Товарищ Ленин говорил, что религия – опиум для народа.
– Так и есть, это я так, к слову спросил.
– Что-то я раньше не замечала, чтобы ты церковью интересовался. Ты ведь и сам когда-то говорил, что после фронта ни во что не веришь – ни в бога, ни в черта, а только в случай, в удачу.
– Спать давай.
– Вот так всегда.
Ольга разобрала постель и разделась сама. Андрей заметил, что у нее хорошая фигура. А вот голос подвел – низкий, с хрипотцой.
– Ты куришь? – спросил он.
– Раньше, в войну курила. Нас, женщин, в трудовую армию забирали. Мне еще повезло, я на торфоразработках была. А другие на лесоповалы попали. Знаешь, как там тяжело? Понадорвались все.
– Предполагаю.
Они улеглись в постель. Жена прижалась к Андрею, поласкала его, явно пытаясь соблазнить. Но Андрей устал после всех перипетий, чувствовал себя разбитым, глаза смыкались.
– Ну тебя, противный, жена хочет, а он – спать. – Ольга отвернулась, обиженная.
Никаких чувств Андрей к ней не испытывал, обиду ее хотя и понял, но отнесся к ней спокойно.
Утром он проснулся, когда Ольга уже хлопотала на кухне, гремела посудой. Пахло керосином от керогаза.
Он встал, вышел на кухню.
– Ты чего? – удивилась Ольга. – Тебе же на работу в ночь идти. Или не спится?
– Чаю с тобой попью и снова лягу.
– Ты же соня, тебя по утрам не разбудишь, – еще больше удивилась Ольга. Однако кружку чая все же налила.
Андрей выпил горячего чаю с сахаром вприкуску. Давненько он сахаром не баловался, год.
Ольга переоделась и убежала на работу. Интересно, где и кем она работает? Да ведь спроси ее – удивится: настоящий Алексей знал.
В отсутствие жены Андрей учинил в квартирке форменный обыск. Ему нужно было найти документы, фото – и тогда, может быть, хоть что-то прояснится.
Своих фото он не нашел, только несколько – жены, да и то двух-трехлетней давности. Но документы были: военный билет и удостоверения к наградам. Оказывается, Кочетов был на фронте пулеметчиком и имел медали – "За отвагу" и "За боевые заслуги". Ну хоть что-то о Кочетове узнал, а то прошлое – как белый лист бумаги.
Он снова лег в постель, пытаясь осмыслить невероятные повороты в судьбе, но ничего вразумительного на ум не приходило. Стал придремывать, а перед глазами огонь стеной, тело жжет – страшно… Проснулся в липком холодном поту, сердце колотилось о ребра. Кошмар какой-то, и не галлюцинации мозга, а реальные воспоминания, хотя на коже – ни малейшего следа ожогов.
Андрей провалялся в постели до вечера. Идти никуда не хотелось, да и некуда. Видел он вчера поселок: десятка два жилых бараков, десяток кирпичных домов, магазинчик и поселковый совет – куда же без совета при советской власти? Мужикам только и остается, что пить, да может быть, еще на рыбалку ходить, грибы и ягоды собирать. А он не грибник и не рыбак.
А еще душа за Полину болела. И вроде новая жена рядом объявилась, только не нравилась она ему – вульгарная, горластая. Да что делать, не он ее выбирал. Придется потерпеть, пока оглядится, освоится. А там ведь можно и уехать из поселка: все-таки двадцатый век, есть машины, железная дорога. Правда, рельсов он здесь не видел, как не слышал перестука колес и паровозных гудков.
Между тем было пора на работу.
Он поднялся с постели, оделся и вышел. Запер двери незамысловатым ключом, висевшим здесь же, на стене в коридоре квартиры. А дальше – уже знакомая дорога, развод караула, получения оружия и пост. На этот раз он стоял на окраине периметра, на вышке, с карабином за спиной.
Стемнело, включили фонари вдоль колючки и прожектора на вышках. Ни одной живой души не было видно – скукота.
К утру он замерз и понял, что сглупил, не взяв шинель, висевшую в шифоньере. Хоть и лето на улице, а Север, по ночам холодно.
Едва дождавшись смены, Андрей заторопился домой. Жена уже ушла на работу, может – оно и к лучшему.
Андрей поел каши, выпил чаю. Немного поразился – как можно так испортить рисовую кашу? Комками, слиплась, без масла – в рот не лезет. Совсем Ольга неумеха безрукая, ей бы поучиться у кого-нибудь из товарок. После бессонной ночи голова чумная, спать охота.
Он разделся и нырнул в постель. Согревшись под одеялом, уснул, и во сне ему Полина привиделась: улыбается и руки к нему тянет – обнять. Проснулся Андрей с такой тоской на душе!
Жена заявилась, повертелась перед ним:
– Ну, как я тебе?
Андрей не мог понять, что она от него хочет.
– Ты что же, не видишь, что губная помада у меня новая?
– Прости, не заметил.
От обиды Ольга надула губы. Ладно, пусть дуется, может – ночью приставать не будет.
Так они и спать легли – спина к спине. А утром она ушла на работу, когда он еще спал.
Проснувшись, Андрей не знал, куда девать время, поскольку после ночи – двое суток отдыха.
Он позавтракал, прочистил и подрегулировал керогаз, а то запах слишком сильный распространялся, когда он работал; розетку подкрутил, которая болталась, бритву опасную о кожаный ремень направил. Хорошая бритва, золингеновской стали, наверное, Алексей привез ее с фронта в качестве трофея.
Так он провозился до обеда, а в два часа в дверь постучали. Андрей удивился – он никого не ждал, но открыл дверь.
На лестничной площадке стоял посыльный в вохровской форме.
– Привет, тебя начальство вызывает.
– А что случилось?
– Там узнаешь.
Пришлось срочно бриться, одеваться, чистить сапоги, и все в темпе – начальство ждать не любит.
Явившись пред светлые очи начальника караула, Андрей доложил о своем прибытии.
Начальник снял очки и глянул на Андрея уставшими, покрасневшими от напряжения глазами:
– Вот что, Алексей. Я понимаю – день у тебя выходной, но надо выйти. Сумароков заболел, в больничку его повезли – как бы не аппендицит.
– Ну так постою на часах.
– Нет, ты не понял. Сумароков не на посту стоит – ежели ты забыл. Он груз сопровождает. Так что получай оружие, ватник надень.
– Не холодно, не ночь.
Начальник караула только засмеялся:
– И шапка лишней не окажется.
– Мне посыльный ничего не сказал про одежду, – растерялся Андрей.
– Он не знал. Возьмешь в комнате рядом с оружейной.
Андрей получил оружие – все тот же "наган", подобрал под себя ватник и шапку-ушанку. Рядом с оружейной была комната, где хранились теплые вещи для караулов – тулупы до пят и здоровенные валенки, которые надевались на сапоги. Дома такой одежды никто не имел, в ней невозможно работать. А в карауле зимой стоять – в самый раз.
Потом они вместе с начальником караула уселись на потрепанную полуторку. Правда, начальник, как ему и положено, уселся в кабину, рядом с водителем, а Андрей – в кузов.
Ехать пришлось недалеко – до здания, где он стоял в карауле в первый раз с Самойловым у хранилища. Там и сейчас стояли двое незнакомых ему вохровцев.
Начкар осмотрел пломбу на двери, сорвал ее и отпер дверь.
– Кочетов, ко мне!
Андрей подошел.
Начкар откинул замки на двух ящиках:
– Лично убедись, что пломбы целы.
В ящиках лежали опломбированные брезентовые мешки. Видел уже Андрей такие – на самолете в тайге.
– А теперь распишись, что груз принял.
Андрей неловко расписался. Знал бы, что подпись придется ставить – потренировался бы.
– Ну, парни – грузите.
Оба вохровца взяли по ящику и понесли к полуторке.
Начкар снова уселся в кабину, а Андрей взобрался в кузов. Полуторка тронулась и повернула направо.
Они выехали за промышленное здание, где мыли руду, и еще дальше – к самому дальнему углу прииска.
Когда полуторка вывернула из-за какого-то склада, Андрей увидел маленький самолет "У-2", сердце упало в пятки. Он думал, что сопровождать груз придется на машине, и воспринял приказ спокойно.
Машина остановилась у самолета. Начкар вышел из кабины, из кузова выпрыгнул Андрей.
– Товарищ начкар, я не могу лететь! – заявил Андрей.
– Это что еще за фокусы на службе?
– У меня это… воздушная болезнь, укачивает.
– Ты раньше не говорил ничего, а теперь менять поздно. Забыл, что сегодня груз в Молотов доставить надо? Там уже ждут, встречающие на аэродром поехали. Да что я тебя, как девку, уговариваю?
Обогнув самолет, к нему подошел летчик – в меховом комбинезоне и шлемофоне.
– Вылетать надо, иначе засветло не успеем добраться. Сами понимаете, груз государственной важности, абы где приземлиться с ним нельзя, инструкция.
– Да вот у сопровождающего охранника воздушная болезнь.
– Погода хорошая, болтать не будет – спокойно долетим. Грузите.
Андрей с помощью начкара погрузил оба ящика в заднюю кабину. Летчик уже забрался в самолет, механик прокручивал деревянный винт. "Выпрыгнуть бы, да и убежать! – подумал в отчаянии Андрей. – Только куда? Колючая проволока по периметру и охрана". Он уже догадался – даже наверняка знал, чем закончится полет.
Начкар отошел.
– Контакт! – скомандовал пилот.
– Есть контакт! – отозвался механик.
– От винта!
Мотор чихнул, обдав стоящих бензиновым выхлопом, и ровно затарахтел. Вот начкар, сволочь, подгадал с вылетом! Знал бы Андрей про вызов – лучше бы напился. А что? Выходной, имеет право.
Самолет пополз вперед, развернулся. Летчик дал газ, и самолет, пробежав совсем немного, взмыл в воздух. Видевший не раз, как взлетают большие современные самолеты и какова длина их разбега, Андрей удивился. Такой и на школьном стадионе сядет.
"У-2" набирал высоту. В открытой кабине самолета Андрей был в первый раз: ощущения сильные. Дул ветер. Наклонив голову за борт, можно было видеть все, что было внизу – дороги, грунтовки, лес, реку и многочисленные ручьи.
Двигатель тарахтел ровно, без сбоев, и Андрей понемногу успокоился. Наверняка с прииска самолеты регулярно летают, почему он решил, что именно самолет, на котором он летит, сегодня упадет? Интересно, сколько до Молотова лететь?
Часа через полтора лета, когда Андрей и вовсе выкинул дурные мысли из головы и успокоился, мотор чихнул раз, потом – другой и заглох. Слышался только свист ветра в расчалках.
Пилот повернулся к Андрею.
– Ничего страшного, сейчас спланируем и сядем! – прокричал он.
Но Андрей в счастливый исход посадки уже не верил, только сделать ничего не мог. В случае опасности он привык действовать только сам и активно: убегать, стрелять, драться – в общем – противодействовать беде. А сейчас он вынужден был довериться умению летчика и этой потрепанной железяке. Самолет явно знал лучшие годы, а сейчас на крыльях заплатки перкалевые видны, кое-где краска облезла, задняя кабина вытерта до металла.
Самолет медленно снижался. Летчик поглядывал за борт, поверх капота, явно выбирая место для посадки.
У Андрея закралась мысль – а не специально ли это сделано? Поломка имитирована, сейчас приземлится на каком-нибудь лугу, где уже сообщники ждут… Все-таки два ящика золота – во все времена лакомая и серьезная добыча для преступников.
Он вытащил из кобуры и осмотрел револьвер. В барабане все камеры с патронами, медно светятся тупоносые пули. Просто так он не сдастся – если это не простая поломка, а хитрый ход, не одного бандита убить успеет.
А самолет продолжал снижаться. Появились озера – одно, вдали – другое. И никаких полей или лугов, тайга, куда взгляд ни кинь.
– Держись! – закричал летчик.
Андрей сунул револьвер в кобуру, схватился обеими руками за борта кабины, а ногами уперся в переборку. Мысленно он начал молиться.
Впереди стала видна поляна – летчик пытался дотянуть до нее. Но высоты уже не хватило. Раздался треск – это "У-2" задел колесами шасси верхушки деревьев. Самолетик резко накренился влево и ударился крылом о деревья. Крыло оторвало, тут же последовал резкий рывок фюзеляжа вниз, сильнейший удар о землю, треск деревьев, ломающегося деревянного корпуса и крыльев. Руки не удержали тело, и Андрей приложился головой о переборку кабины. Свет в глазах померк.
Он пришел в себя от мерного звука и открыл глаза. На стене висели ходики. Такие уже давно не делают – с гирями на цепочках. В комнате сумрачно, только начинает светать.
Андрей повернул голову: на соседней кровати, откинув одеяло, спал Павел. А у стены напротив, на старом раскладном диванчике тихонько похрапывал Саша. Так это ж они у деда Никифора в деревне! И такая радость охватила Андрея, что он едва не закричал от чувств, переполнявших его. Он жив! Он в своем времени, и не надо изворачиваться, выдавая себя за кого-то другого. Но тут же засомневался: а как быть с Переяславлем, Полиной, мордвой, Ольгой и прииском? Или это все ему пригрезилось? Да уж больно реально, никакой симулятор происшедшего не произведет. Нет, после возвращения в Пермь надо показаться психиатру. Может, у него раздвоение личности, какая-нибудь шизофрения или параноидальный бред.
Тихонько отворилась дверь, и вошел дед Никифор.
– Парни, вставать пора, а то всю охоту проспите.
Они поднялись, быстро умылись. Сев за стол, попили чаю, и дед повел их в известное ему место.
– Уток там полно, непуганые! Только с одного места стрелять не следует. Озеро большое, пусть кто-то из вас на другую сторону идет. Как утки после выстрела на крыло поднимутся да к другому берегу полетят – только стрелять успевай!