Я перечитал письмо несколько раз, прежде чем снова обрел способность последовательно и логически мыслить. Получалось, что программа "Лебенсборн" была не просто огромным питомником по выведению "расово чистых" детей методом селекции - как овощей на грядке. "Лебенсборн" готовил человеческое сырье - "чистые молодые тела с арийской кровью", в которые по замыслу Гиммлера со товарищи с помощью магических практик, обретенных на Тибете, могли переселяться души нацистов. Особенно тех, кто хотел "вечной жизни", да притом сам никаким "истинным арийцем" и не был. Такими должны были стать новые "арийцы" - люди, которым предстояло править миром.
Получилось ли что-нибудь из этих опытов? Этого я не знал. Но косвенно они подтверждали мои догадки о том, что секрет клонирования в Третьем рейхе был раскрыт. Мне же пока нужно было найти ученого, который мог быть научным руководителем нацистского генетического проекта. И первым, о ком я подумал, стал Адольф Егерманн.
Доктор Жизнь и Доктор Смерть
Доктором Жизнь - Адольфом Вгерманном - проводились секретные исследования в области бессмертия. Я уже подробно рассказывал о нем в одной из своих предыдущих книг, здесь же упомяну мимоходом, поскольку большой роли он в данном случае не сыграл. Адольф Егерманн родился в 1890 году и в Первую мировую войну служил на фронте в качестве военного медика. Прозвище Доктор Жизнь пристало к нему еще в военном госпитале, где он работал. Он брался лечить самых тяжелых раненых и с фанатичным упорством вытаскивал их буквально с того света. За несколько лет он спас жизнь тысячам безнадежно больным. По окончании Первой мировой войны Егерманн ушел в науку и принялся за исследование самых "тяжелых" медицинских случаев - тех, которые другие врачи считали безнадежными. В середине же двадцатых годов этого ему оказалось мало, и он начал исследования в области… воскрешения мертвых.
В статье, вышедшей в 1926 году в одном из солидных медицинских журналов, он доказывал, что воскресить человеческий организм на самом деле реально. Эта статья подверглась жестоким насмешкам его коллег-медиков. Все его прошлые достижения были забыты, многие стали считать его сумасшедшим. Спустя некоторое время доктор действительно разочаровался в своих химических опытах, но не отказался от исследований, а всего лишь пошел другим путем. После шести лет научного молчания он выпускает новую статью, доказывающую, что оживление мертвого тела механическим способом лишено смысла: в тело нужно вернуть еще и душу. После этого Егерманна объявили сумасшедшим уже все, да еще и уволили с работы.
В 1933 году оставшийся не у дел Егерманн приходит в "Аненэрбе". Там его приветливо принимают и создают для него специальный Отдел по проблемам смерти. Отмечу особо: Егерманн не был безумцем с всклокоченными волосами, пропускавшим через трупы электрический ток. Он был классическим немецким профессором - здравомыслящим, очень аккуратным и исключительно пунктуальным.
Последующее десятилетие Егерманн напряженно работает над вопросами воскрешения мертвых. В числе прочих своих экспериментов он не оставил и мысли об оживлении мертвого химическим путем. Однако более перспективным способом казались попытки вернуть душу обратно в тело. Упорный доктор создал прибор - так называемый "Ловец душ", который должен был "хватать" душу и водворять ее в тело. В приборе использовались для этого не вполне понятные поля, и скорее всего определенные успехи были достигнуты. Но массового воскрешения людей он совершать не мог. А ведь именно воскрешение убитых противником солдат более всего другого требовалось Германии к концу войны.
Была у Егерманна и другая задача - найти способ сделать человека бессмертным. Это устроило бы и нацистскую верхушку, и всех других "истинных арийцев". К 1944 году Доктору Жизнь удалось разработать эликсир бессмертия. Это был состав для внутривенной инъекции, омолаживающий клетки организма и стимулирующий рост новых клеток. Для поддержания организма его требовалось вводить каждые несколько месяцев. Состав назывался "Зигфрид". До конца войны Егерманну так и не удалось убедиться в его действенности. В 1945 году Доктор Жизнь исчез вместе со многими другими нацистскими учеными…
В очередной раз прочитав хранившееся у меня досье Егерманна, я понял, что претендовать на роль главного генетика Третьего рейха он не мог. Просто потому, что у него было совершенно другое, не менее важное занятие. Однако именно Егерманн невольно помог мне найти того, кого я искал…
Доктор Смерть. Конечно, официально профессора Вильфрида фон Беманна так никто не называл. И тем не менее за этим человеком числится очень много смертей. Он принимал самое активное участие в Программе Т-4. В том самом проекте эвтаназии всех "недостойных жить", о котором я писал в начале книги. При этом он был светилом не только германской, но и мировой величины. Светилом, о котором после войны старались не вспоминать, - уж больно много крови, пролитой во имя науки и своеобразно понимаемого счастья человеческого, оказалось на его тонких аристократических руках.
Фон Беманн родился в 1874 году в обедневшей дворянской семье в Саксонии. Его отец имел некоторые генетически обусловленные физические недостатки - такие, например, как искривленная и практически не действующая правая нога, - которые передались и его сыну. За это Вильфрид с детства ненавидел своего отца. Он не понимал, почему в мире происходит такая чудовищная несправедливость, почему он должен с детских лет быть калекой. Именно поэтому фон Беманн еще в ранней молодости отвернулся от Церкви и после окончания гимназии поступил в медицинский вуз. Сфера его интересов была предопределена - наследственность. "Я хотел бы, чтобы как можно меньше людей в этом мире страдали без вины, так, как страдаю я", - писал он своей матери. Молодой ученый работал целыми днями, прерываясь только на еду и сон, в результате в 1898 году в небывало юном возрасте он защитил докторскую диссертацию. Фон Беманн продолжает свои исследования в стенах Дрезденского королевского университета, переписывается с ведущими генетиками Европы. Начало мировой войны еще больше углубляет психологическую травму ученого: в отличие от своих сверстников, он, калека, не может отправиться на фронт во имя Германии, а вынужден "прозябать в тылу, как женщины, младенцы и старики", так пишет он матери. Чтобы компенсировать свою немощь, он начинает работать еще более интенсивно, сутками напролет, спит урывками и… в январе 1918 года получает инсульт, от которого сумел оправиться только через год.
Январь 1919 года был не лучшим временем для Германии. Страна только что проиграла мировую войну и стояла на пороге войны гражданской. Вильфрид, характер которого в результате перенесенной болезни еще больше ожесточился, возвращается к своим научным изысканиям. Теперь он становится страстным поклонником евгеники. В брошюре, изданной в 1925 году под названием "Возвысить человечество" (я с трудом отыскал ее в одной из германских библиотек), фон Беманн пишет:
Законы эволюции непреклонны: кто не развивается, тот деградирует. В природе слабые и больные погибают, чтобы выжил вид. Если у вида нет естественных врагов и слабые и больные животные дают потомство, то вид деградирует и вымирает. Иного не дано.
На протяжении веков и тысячелетий человечество жило в суровых условиях. Эти условия были жестоки, беспощадны, но благодаря им человек оставался человеком - гордым покорителем природы. Говорят, спартанцы сбрасывали слабых и больных младенцев со скалы. Весьма мудрое решение!
Современная медицина, сохраняя жизни все большего числа людей, которые в иные времена не выжили бы, оказывает человечеству медвежью услугу. Посмотрите - чем больше ее успехи, тем больше вокруг нас больных и тем меньше здоровых! Не потому ли, что мы уже начали деградировать? Не приведет ли это через какое-нибудь столетие в полному упадку, а затем и вымиранию человеческого рода?
Такое развитие весьма вероятно, если только мы не примем своевременных, в высшей степени решительных мер. Успехи медицины нужно поставить на службу человечеству, а не на его погибель. Излечивать следует лишь излечимые болезни; неизлечимые - уничтожать вместе с их носителями. Только так мы сможем снова запустить замерший и уже изрядно заржавевший механизм эволюции. Только так мы проложим путь к человечеству будущего - сильному и могучему.
Сегодня за такой дремучий социал-дарвинизм можно подвергнуться общественному порицанию и даже загреметь в тюрьму. Но во времена фон Беманна все было иначе. Подобные взгляды считались вполне нормальными и имеющими право на существование. Молодого профессора мучило только одно: если следовать его доктрине, его самого нужно было уничтожить едва ли не в первую очередь. И поэтому он посвящает себя новой теме - исправлению плохой наследственности. А для этого необходимо выделить ту часть человеческого организма, которая за эту самую наследственность отвечает.
У меня ушел примерно месяц на то, чтобы собрать статьи фон Беманна в медицинских журналах конца 1920-х - начала 1930-х годов. Однако я не обнаружил ни одной научной публикации профессора, сделанной после 1931 года. В его биографии появляется странный разрыв, который до сих пор никем не объяснен. Только в 1935 году фон Беманн "всплывает" - в качестве одного из руководителей и научных консультантов Программы Т-4. Он практически не занимается научными исследованиями, предпочитая наблюдать за "запуском механизма эволюции" и даже - время от времени - принимая в этом запуске активное участие. После войны он попал в руки победителей, за участие в Программе Т-4 его судили и приговорили к десяти годам тюрьмы. К слову сказать, этим он отличается от многих нацистских ученых-медиков, которые, несмотря на все причиненное ими зло, отделались легким испугом или отсидели символические сроки благодаря досрочному освобождению. Фон Беманн, несмотря на примерное поведение, отсидел свои десять лет в одиночной камере до конца. Вернее, почти до конца - за два месяца до освобождения профессор скончался. Был ли он убит? Неизвестно. Но поскольку организм фон Беманна был предельно изношен, нельзя исключать естественный финал.
Но это - не основная загадка. Дело в том, что профессор фон Беманн был главным претендентом на роль руководителя генетического проекта Третьего рейха. Чтобы узнать, являлся ли он таковым в действительности, нужно было ответить на три вопроса. Первый: насколько продвинулся он в своих исследованиях к 1931 году? Второй: что фон Беманн делал следующие четыре года? Третий: не было ли его участие в Программе Т-4 маскировкой другой, более серьезной деятельности?
Для ответа на первый вопрос мне нужна была помощь профессионалов. К счастью, у меня довольно обширные связи в аргентинских научных кругах, и я передал подборку статей профессора одному нашему весьма квалифицированному специалисту-генетику. Ответить на два других вопроса было сложнее. Но я не привык пасовать перед трудностями…
Когда за деревьями не видно леса
В первую очередь я собирался систематизировать имевшиеся у меня данные о судьбе фон Беманна после 1931 года. Итак, в 1935 году профессор занимает должность главного медицинского консультанта Программы эвтаназии Т-4. О какой-то его особой активности на этом поприще не слышно, сохранилось лишь несколько докладных записок, в которых он выступает за ужесточение предусмотренных программой мер - в частности, за уничтожение ряда категорий больных вместо их стерилизации. К слову сказать, именно на основании этих документов его потом и осудили.
Похоже, работа у профессора была не очень пыльная, и времени на научные исследования вполне хватало. О том, что фон Беманн слишком много знал, свидетельствует и длительный срок его заключения - его явно хотели подольше продержать в изоляции. Вроде бы все сходится, и можно было бы на этом успокоиться, но…
Но я не привык делать поспешные выводы и задал себе парочку напрашивавшихся вопросов. Первый: если фон Беманн был ценнейшим специалистом, руководителем мощнейшего научного проекта, почему победители не вывезли его к себе и не заставили работать в каком-нибудь секретном институте, как это произошло с крупнейшими германскими учеными? Сажать такого специалиста в тюрьму - это все равно что выбрасывать в море сундук, набитый золотыми слитками!
И второй. Насколько мне известно, фон Беманн никогда не служил в СС, в отличие от Егерманна и Рашера, которые тоже руководили крупными проектами. Разумеется, вполне вероятно, что его работа в Программе Т-4 была всего лишь хитрой маскировкой, но тогда почему такая маскировка не применялась в других случаях?
По ходу своих раздумий я получил ответ от специалиста, которому отправил статьи профессора. Письмо заставило меня призадуматься еще более глубоко. Вот что я там прочитал:
Уважаемый господин фон Кранц! Я с большим интересом ознакомился с присланным Вами материалом. Честно говоря, я не предполагал, что германская reнетика к началу тридцатых годов так близко подошла к открытию ДНК. Если Вы не против, я использую эти материалы в моей статье по истории медицины. Они свидетельствуют о высоком научном уровне автора, значительно опередившем свое время. Судя по всему, он даже успел воспитать плеяду учеников - две последние статьи, написанные им в соавторстве с Н. Хайдером, значительно отличаются по стилю. Если у Вас есть дальнейшие статьи этого автора или его учеников, я был бы Вам очень признателен за возможность снять с них копии.
Статей у меня, разумеется, не было. Зато появлялась более или менее четкая картина того, как все происходило. К 1931 году фон Беманн уже вполне мог добраться до идеи клонирования. Воспитав учеников, он вполне мог создать свой собственный научный центр под патронажем кого-нибудь из воротил германского бизнеса, который, естественно, поставил главное условие - сохранение полной и абсолютной тайны. Этим и объясняется молчание фон Беманна в течение следующих четырех лет.
Все постепенно вставало на свои места. Оставалось только выяснить, на кого именно работал фон Беманн. И тут у меня никаких зацепок не было. Чтобы пролить хоть немного света на происходившие события, я заказал из германского архива полную стенограмму суда над профессором (до этого у меня на руках было только обвинительное заключение). То, что я прочитал, не просто поколебало все мои предшествующие выкладки. Они оказались опрокинутыми вверх тормашками! Итак, привожу выдержку из текста:
Адвокат. Я требую провести психиатрическую экспертизу для моего подзащитного. Он невменяем.
Судья. Психиатрическая экспертиза была проведена, а обвиняемый признан достаточно вменяемым для того, чтобы предстать перед судом.
Адвокат. Я требую независимой экспертизы. По-моему, невменяемость моего подзащитного очевидна всем сидящим в этом зале. У меня в руках сейчас справка из психиатрической лечебницы Дрездена, в которой ясно говорится, что мой подзащитный находился там с декабря 1930 года по апрель 1935-го.
Судья. Однако затем он был выпущен как излечившийся.
Адвокат. Это было ошибочное решение, продиктованное тогдашней политической конъюнктурой.
Судья. Тем не менее Ваша просьба отклоняется.
Этот документ менял все. В начале тридцатых фон Беманн оказался не в секретном исследовательском центре, а в психушке. Оттуда его - возможно, недолечившегося и только слегка пришедшего в норму - забрали в тридцать пятом и назначили на почетную, но тихую должность. После войны полусумасшедшего старика судили и заперли в тюрьму - никакой пользы он уже принести не мог, а вот проговориться о том, о чем посторонним знать не следовало, был вполне способен.
Кто же тогда руководил генетическим проектом Третьего рейха? Мне вспомнилась последняя фраза из полученного мной письма. Про соавтора и измененный стиль. Нильс Хайдер. Очередное имя в этой дьявольской головоломке.
Полустертые следы
Когда я на страницах своих книг рассказываю биографию того или иного нацистского деятеля, у читателя может сложиться впечатление, что все нужные сведения лежат компактной стопочкой у меня на столе, и мне достаточно лишь вынуть из пачки досье нужный лист. На самом деле все далеко не так. Чтобы восстановить - хотя бы в общих чертах - биографию таких людей, как Егерманн или Рейер, требуется проделать уйму кропотливой работы, выискивая крупицы информации. Приходится прочесывать архивы, листать старые справочники и журналы и т. д., и т. п. Рассказывать об этом процессе подробно слишком долго и утомительно, поэтому обычно я опускаю такие описания и выдаю читателю только конечный результат.
К чему я это говорю? А к тому, что сложности, с которыми мне пришлось столкнуться при составлении биографии того же Рейера, показались мне детской забавой, когда я взялся за нелегкую судьбу Нильса Хайдера. Два месяца ушли на то, чтобы получить более или менее связную картину. И все равно в этой картине осталось множество белых пятен.
Родился Хайдер в 1890 году в семье сельского врача в великом герцогстве Баден, которое тогда уже было составной частью единой Германской империи. С детства он демонстрировал выдающиеся таланты, поэтому после окончания так называемой "народной школы" был определен за счет государства в лучшую гимназию Карлсруэ. Случайно сохранившееся фото той поры запечатлело худощавого подростка с тонкими, аристократичными чертами лица и пронзительным взглядом. Мальчик одет бедно, но аккуратно, светлые волосы коротко подстрижены и зачесаны назад. После окончания гимназии Нильс поступает на медицинский факультет в Геттингене, где быстро становится любимцем своих учителей. Сначала ему приходится зарабатывать на жизнь репетиторством, однако затем профессор Хенке - один из крупнейших светил университета - берет его себе в помощники. К слову сказать, Хенке был одним из главных научных оппонентов фон Беманна, выступая категорически против его идей в области наследственности.
Незадолго до войны Хайдер защищает докторскую диссертацию по проблемам развития эмбрионов близнецов. Неизвестно, как бы дальше сложилась его судьба, если бы в 1914 году он не попал на фронт. Как и Егерманн, Хайдер прошел всю войну в полевом госпитале "от звонка до звонка". Подобно многим немцам, он тяжело переживал позор поражения и в разгромленной стране остался не у дел.
Не совсем ясно, почему ему не удалось найти себе работу, но молодой талантливый ученый фактически был выброшен на улицу, перебиваясь случайными заработками от подпольных абортов. Что, впрочем, совсем не мешало ему продолжать свои научные изыскания.