Да ну, грустно всё. Не хочу я в этом 2013 году оставаться. Пусть тут и холодильник, и компьютер и бананы и клубника (зимой!!). Всё равно у нас лучше. Даже если в следующем году начнётся война. Даже если опять будет такая страшная Блокада, всё равно у нас лучше, лучше! Потому что я знаю, что у нас мы в конце концов победим. Даже если именно я до Победы не доживу, всё равно мы победим! И Гагарин (или кто другой, неважно) полетит в космос. Только вот они - это ведь всё равно мы, пусть и через много лет. Это не инопланетяне никакие. И как же они дошли-то до такой жизни? Вернее, как мы-то скатились в такую помойку? Может, это у нас тут что-то не совсем правильно, раз в итоге всё рухнуло?..
* * *
- … Чего ты сделал на той неделе? - возмущается Ленка.
- Отправил письмо товарищу Сталину.
- Как, опять?!
- Да, а что?
- Ненормальный. И что ты ему отправил? Постой, не говори, я сама угадаю. На самом деле вариантов всего три. Чертежи автомата Калашникова - раз, предложения по доработке танка Т-34 - два, секретный доклад Хрущёва на XX съезде - три. Что из этого?
- Ничего. Лен, ничего такого.
- А что?
- Да ничего, из будущего совсем ничего, честное слово. Это просто письмо, я его даже не отпечатал, а руками написал. Я и ручку твою гелевую, ну, которая с бабочками, доставал из портфеля. Она пишет похоже на чернила, почти не отличить.
- Постой, так ты что, у меня дома писал письмо Сталину?
- Угу. Просто я сайт нашёл, посвящённый товарищу Сталину, прочитал там всё и… Лен, я удержаться не смог. Это такой человек, такой человек! Он столько для страны сделал! "Культ личности". Бред какой. Да ему памятник из чистого золота поставить при жизни нужно. У нас со времён Гостомысла более достойного правителя не было. Пётр Великий и Иван Грозный - всего лишь жалкие подобия.
- То-то после него всё развалилось.
- Это одна из немногих ошибок товарища Сталина. Он не оставил преемника. Насколько мне удалось выяснить, товарищ Сталин своим преемником видел нашего товарища Жданова. Только тот первым умер, не повезло. А другого подготовить товарищ Сталин не успел или уже не смог, он же старенький и больной был к тому времени.
- И всё-таки, что ты написал-то?
- Ничего особенного. Обычное письмо. Уверен, ему сотни таких каждый день приходит. Ещё одно похожее письмо никто и не заметит. Там просто про то написано, как мы все его любим и как гордимся им.
- И всё?
- Ещё пожелание здоровья и долгих лет жизни. А больше ничего, клянусь. Про войну даже намёков малейших не делал.
- Ну ладно, коли так.
- Я и конверт у тебя с полочки взял нарочно без марки. Всё равно ваши марки у нас не действуют. А марку я тут купил, местную.
- Сань, ты что, конверт из будущего притащил?
- Да, а что? Лен, да у нас тут разные конверты бывают. Нередко вообще письма в самодельных конвертах шлют. Ещё один конверт, подумаешь важность какая. И рисунок на нём совсем ни о чём - цветочек жёлтый. В общем, никто не поймёт, что конверт из будущего. Да его и разглядывать-то не станут. Всего лишь ещё одно письмо, их же тысячи.
- Когда ты успел-то?
- Да в тот день, когда ты двойку по геометрии притащила, помнишь? Я тебя в магазин отправил, а сам в это время как раз письмо и писал.
- Ага. Да держи ты ровнее зонт, мне же за шиворот льёшь!
- Извини, я нечаянно.
- Надоел уже этот дождик, третий день подряд льёт.
- Так ведь Ленинград это, Леночка, не Анапа. Да всё, не плачь, пришли уже, открывай. Я за Вовкой один схожу в садик, ты дома сиди.
- Угу. Я тогда передник попробую ещё раз погладить.
- Не вздумай!! Пожар ещё устроишь, забыла, что в прошлый раз было?
- Сань, я умею теперь, я осторожно.
- Всё равно лучше не надо, дождись хоть меня.
- Как скажешь. Я тогда пол в комнате помою.
- Пол? Это можно. Пол помыть - это не страшно и не опасно.
Мы с Ленкой только что вернулись с главпочтамта, куда за марками ездили. Марок накупили там - целый альбом, почти три червонца на марки извели. Зато теперь в XXI веке Ленка всё это продаст, купит мне зимнюю одежду, и я смогу выйти в город.
Сейчас я заведу Ленку домой, переодену носки (а то мои уже мокрые) и пойду за Вовкой. А потом мы с Вовкой будем в новую игрушку играть. Называется "кубик Рубика". Я эту штуку случайно в нижнем ящике Ленкиного письменного стола нашёл. Ленка говорит - фигня полная, неинтересно. А вот и неправда! Очень интересно, вообще оторваться невозможно, если честно. Вовке тоже понравилось в неё играть. Так понравилось, что мы с ним чуть не подрались. Тогда Ленка сбегала (у неё уже вся ладонь левая в засохших царапинах, каждый раз царапает её) и быстро купила нам ещё один, они, говорит, у них на автобусной остановке в ларьке продаются, а стоят сущие копейки. Сама же Ленка читать, наверное, книжку какую будет. Ей у нас больше всего читать понравилось. Она говорит, что раньше и не понимала, как это здорово - читать бумажные книги. У неё самой дома бумажных книг очень мало. И те что есть, это в основном учебники или справочники какие. Художественных почти нет и практически всё, что Ленка прочитала в жизни из художественной литературы, она читала с экрана. Правда, у её прабабушки, бабы Веры, большая библиотека, но Ленка редко у неё бывает в гостях, ей два часа туда ехать - сначала на метро, потом на электричке. Или вместо кубика Рубика я с Вовкой могу ещё… Ой, что это?
Мы уже поднялись на наш третий этаж и видим, что в почтовом ящике что-то лежит. Бумажка какая-то. Не, не бумажка, это письмо. И кому же?
Открыли ящик, достали письмо и… ого, так это мне письмо. Мне! И это не просто письмо, а письмо из-за границы. На конверте две немецкие марки и куча штемпелей (на некоторых из них свастика). Письмо из Берлина. Лотар прислал письмо!..
Интерлюдия F
(а в это время в замке у шефа)
[31.08.1940, 18:02 (мск). Москва, Кремль]
Старший лейтенант Синельников спускался по лестнице служебного выхода. Суббота. Вот и окончилась ещё одна рабочая неделя. Завтра воскресенье, законный выходной день, который можно посвятить самому себе. Например, можно попытаться продолжить знакомство с Людочкой. Скажем, в парк её пригласить погулять или даже в кино. Выходной же!
Конечно, в Кремле и в воскресенье работа не прекращается, а у товарища Поскрёбышева, начальника Синельникова, кажется, выходных вовсе никогда не бывает. Но так кто такой Синельников, а кто Поскрёбышев! Разница колоссальная, товарищ Поскрёбышев по нескольку раз на дню с самим товарищем Сталиным разговаривает, а Синельников с Вождём вообще ни разу не говорил, хотя в коридорах старого здания Сената несколько раз и встречал случайно. Тогда люди Власика аккуратно блокировали вытягивавшегося в струнку старшего лейтенанта, а тому оставалось лишь провожать взглядом проходившего мимо товарища Сталина.
Но завтра - выходной. Завтра Синельников в Кремль не придёт, будет отдыхать. Он вообще демонстративно не следовал распространённой среди руководства страны привычке просиживать на работе по шестнадцать часов в сутки. Наоборот, Синельников любил повторять своим коллегам из аппарата Поскрёбышева, что всё нужно делать вовремя, а если вы что-то не успели сделать в рабочее время, значит, вы просто плохо работали в течение дня.
За такие его речи, а также за привычку всё делать строго по инструкции и по уставу, коллеги даже шутливо называли Синельникова "немцем". Впрочем, называли они его так совершенно без злобы и зависти, а товарищ Поскрёбышев ни разу даже полунамёком не упрекнул Синельникова в том, что застать того на рабочем месте не в рабочее время было практически невозможно. Да и в чём упрекать-то? Свою работу Синельников всегда выполнял аккуратно, точно и тщательно.
Старший лейтенант Синельников спускался по лестнице служебного выхода, но его не отпускало смутное ощущение какого-то беспокойства. Что-то не так, что-то он упустил. Что-то важное.
А что?
Форточку в кабинете он закрыл, дверь запер и опечатал личной печатью, недельный отчёт сдал, как положено. Тогда что?
Одним из достоинств Синельникова, за которое его высоко ценил товарищ Поскрёбышев, была феноменальная, прямо фотографическая память. Ему достаточно было один раз взглянуть на текст, чтобы потом, даже спустя довольно продолжительное время почти точно воспроизвести его по памяти. Это его умение в бытность обучения в училище не раз помогало ему легко сдавать экзамены и зачёты. И Синельников начал последовательно прокручивать в памяти недавние минуты. Итак, что он сделал перед выходом?
Снял с вешалки фуражку и надел её. Не то, раньше. Закрыл форточку. Не то. Потушил в пепельнице окурок. Не то. Закрыл и опечатал сейф. Не то. Аккуратно подровнял на своём столе стопку адресованных товарищу Сталину писем, доставленных сегодня уже в самом конце дня. Это работа на понедельник, сегодня их читать некогда. Всего писем около тридцати штук, все - от граждан СССР, первичным разбором зарубежной корреспонденции товарища Сталина Синельников не занимается.
Стоп.
Письма. А что в них не так? Кажется, всё как обычно. Обычные письма товарищу Сталину, их ежедневно приходят сотни. И всё-таки что-то в этих письмах было неправильно, что-то беспокоило Синельникова.
Старший лейтенант нерешительно остановился на лестнице, потоптался на месте, а затем уверенно развернулся и принялся подниматься обратно наверх. Пожалуй, сегодня он изменит своим принципам и немного задержится на работе, он понял, что его беспокоило.
Наверху стопки разномастных конвертов лежал длинный узкий белый конверт из превосходной бумаги. Синельников узнал почерк, которым был написан адрес на этом конверте. Совершенно точно, этот почерк на конверте он уже видел…
[31.08.1940, 18:07 (мск). Ленинград, лаборатория городской конторы Госбанка СССР]
- Разрешите, Борис Евгеньевич? - в приоткрытую дверь кабинета просовывается вихрастая голова паренька лет восемнадцати.
- Что у тебя там, Матюшкин? - хозяин кабинета прерывает чтение очередного отчёта и с недовольным видом смотрит на вихрастую голову.
- Вот, у меня тут не получается, - виноватым голосом говорит голова.
- Балбес ты потому что, Матюшкин. Балбес и разгильдяй. Учишь вас, учишь, а толку чуть. Только юбки одни на уме.
- Не только юбки.
- А к Ковалёвой в столовой сегодня кто клинья подбивал? Думаешь, я не заметил?
- Извините, я больше не буду.
- Ага, "не буду". Так я и поверил. Да не торчи ты в дверях, заходи, раз уж пришёл. И дверь прикрой за собой, а то сквозит. Говори, в чём дело.
- Вот, не получается у меня, не сходится. Никак не пойму, в чём дело.
- Что это такое?
- Акт об утилизации, обычное дело.
- И что не получается?
- Так, положено же перед утилизацией подлинность проверять, а у меня не получается. Я всё по инструкции делаю, честное слово.
- И что?
- Вот, посмотрите какой червонец странный.
- А что в нём странного? Обычная ветхая купюра. Утилизуй смело, такую рвань выдавать людям мы права не имеем.
- Борис Евгеньевич, это фальшивый червонец.
- Опять же, что ж с того? Бывает. Но тогда утилизовать нельзя, составляй акт, в милицию передадим, а дальше уж пусть у них голова болит.
- Но это настоящий червонец, не фальшивый.
- Погоди. Сам же только что сказал, что он фальшивый. Ты что, пьян что ли, Матюшкин?
- Никак нет, трезвый.
- А что ж ты меня тут путаешь? Так настоящий червонец, или фальшивый?
- Настоящий. Но фальшивый.
- Это как?
- Я проверил всё, всё! По всем признакам это настоящие деньги. Вот только…
- Что?
- Червонца с таким номером в СССР не выпускалось…
[31.08.1940, 18:17 (мск). Москва, Кремль, рабочий кабинет товарища Поскрёбышева]
Старший лейтенант Синельников попрощался и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Всё, теперь у него точно совесть чиста и он со спокойной душой может идти домой отдыхать. И так уже задержался на работе на семнадцать минут дольше положенного времени.
Александр Николаевич посмотрел на закрывшуюся дверь, а затем перевёл взгляд на белый конверт в своих руках. Синельникову с его памятью он, конечно, верил, но лучше всё-таки перепроверить.
Поднявшись во своего стула, Поскрёбышев открыл сейф и достал оттуда фотокопию другого конверта. Сам конверт находился сейчас у Меркулова, но фотокопию его Поскрёбышев себе на всякий случай приказал сделать. Вот она и пригодилась.
А действительно, очень похоже. Можно, конечно, провести графологическую экспертизу, но и без неё видно, что писал, видимо, один и тот же человек. Такие характерные завитушки на буквах "р" он делал. Опять же, и письмо пришло из Ленинграда, как и то, первое.
Немного подумав, Александр Николаевич очень аккуратно вскрыл конверт, достал оттуда сложенный листок белоснежной бумаги и прочёл его. Ничего любопытного текст не содержал, обычное письмо с восхищением товарищем Сталиным и пожеланием ему здоровья. Самое обычное письмо, таких приходят десятки каждый день. Да, письмо обычное, и если бы не почерк автора, то оно прямиком направилось бы в архив. Но почерк, какой почерк!
Ведь Поскрёбышев знал о задании, поставленным товарищем Сталиным органам. Знал, что и НКВД и НКГБ буквально носом землю роют, пытаясь найти отправителя первого письма. И тут вдруг такой подарок - этот таинственный отправитель присылает ещё одно письмо.
Да, нужно сообщить. Только вот кому? Александр Николаевич сел обратно на стул и задумчиво посмотрел на телефон перед собой. Кому же позвонить? Берии или Меркулову, кому? Впрочем, решал этот вопрос заведующий особым сектором ЦК недолго. После ареста в прошлом году жены отношения Поскрёбышева и Берии сложно было назвать дружественными, так как Александр Николаевич имел веские основания предполагать, что тот арест произведён НКВД при самом активном участии наркома.
Поскрёбышев дал указание найти Меркулова и соединить его с ним для передачи важной информации. А пока он ждал за своим столом звонка главы недавно созданного наркомата госбезопасности, то рассеянно вертел в пальцах загадочный конверт. И взгляд его зацепился за странную надпись на тыльной стороне конверта.
Крошечными голубенькими буковками там было отпечатано: "Издатцентр "Марка". Россвязь. 2007."…
Глава 16
- …науке это неизвестно, - Александр Степанович разводит руками, умолкает, удивлённо смотрит на прыснувшую в кулак Ленку и продолжает: - Круглова! Что тебя так рассмешило? Разве я сказал что-то смешное?
- Извините, Александр Степанович, - немного смущается Ленка. - Просто Вы мне сейчас одного персонажа напомнили, он тоже так про Марс говорил.
- Какого персонажа? Из какой-то книжки? И из какой же, разреши полюбопытствовать?
- Да Вы её не читали, это очень малоизвестная книжка.
- Да? Возможно. Но это насчёт Марса мы не вполне уверены, а вот на Венере жизнь есть практически наверняка, ведь эта планета, фактически, близнец нашей Земли. И весьма возможно, ребята, что там мы даже встретим собратьев по разуму! И вам, именно вам, сейчас сидящим за партами, лет через двадцать доведётся общаться с ними. Как знать, быть может сейчас передо мной сидит человек, который первым начнёт исследовать джунгли и океаны Утренней Звезды!
- Нет там никакой жизни, - едва слышно бубнит себе под нос Ленка.
- Круглова! Что ты опять бормочешь?
- Я говорю, - громче, на весь класс, повторяет Ленка, - я говорю, что на Венере жизни нет. Никакой, ни разумной, ни неразумной. Вообще никакой.
- С чего ты взяла? Что, по-твоему, нужно для зарождения жизни?
- Жидкая вода и источник энергии.
- Хм… Несколько прямолинейно, но, по сути, верно. Так на Венере это есть.
- Энергия есть, а вот с водой там тяжко. У них вся вода давно в космос испарилась.
- Как это? На Земле не испарилась, а на Венере испарилась?
- На Земле не так жарко. На Венере температура у поверхности градусов шестьсот и давление чудовищное. Жидкой воды быть не может, она вся выкипела, поднялась паром в верхние слои атмосферы, а оттуда её солнечным ветром в космос сдуло.
- Что это ещё за фантазии?
- И никакие не фантазии, так всё и есть.
- Круглова, ты… у меня нет слов просто. Глупости говоришь какие-то. И в любом случае, даже если на секунду предположить, что ты права, всё равно в самом ближайшем будущем нам наверняка предстоит контакт с высокоразвитым инопланетным разумом. Не сомневаюсь, в центре нашей галактики разумные существа давно уже построили справедливое и счастливое общество всеобщего братства. Разумеется, коммунистическое. И там, в центре…
- Чушь.
- Круглова!! Ты опять перебиваешь?! Что, я неправ разве?
- Конечно, неправы. В галактике кроме нас вообще жизни нет. Либо мы одни из первых.
- Это почему ещё?
- Земля уникальна.
- Поясни.
- Пожалуйста, - Ленка встаёт из-за парты и продолжает. - Во-первых, в центре галактики жизни вовсе быть не может, там слишком много звёзд, слишком высокая радиация. Зарождение жизни возможно лишь на окраине. Во-вторых, параметры планеты должны находиться в очень узком диапазоне как по удалённости от звезды, так и по массе. У слишком больших планет, типа Юпитера, вообще отсутствует такое понятие, как "поверхность", там атмосфера плавно переходит в ядро. А слишком маленькая планета атмосферу удержать не сможет. И температура. Температура на поверхности должна быть такой, чтобы вода оставалась жидкой в течение хотя бы пары миллиардов лет. Плюс сама звезда подходит далеко не любая, у звезды эти же самые пару миллиардов лет светимость не должна сильно меняться. Кроме того, у нас Луна есть, что очень важно.
- Господи. Круглова, Луна-то тут при чём?
- Во-первых, приливы и отливы, она нам океаны взбалтывает. Во-вторых, это ещё и щит метеоритный, Луна нас защищает.
- ?
- Да от метеоритов защищает! В системе из двух тел сравнимой массы метеорит с большей вероятностью поразит менее массивное тело. Вот Луна и ловит большинство метеоритов, которые иначе могли бы на Землю упасть и привести к глобальной катастрофе. А такой большой спутник, как Луна у такой маленькой планеты, как Земля, явление неординарное. Это нам повезло с Луной. Когда протопланета Тейя в доисторические времена столкнулась с Протоземлёй, Земля не раскололась, а поймала остатки Тейи, из которых Луна и получилась. А на Земле тогда это столкновение спровоцировало начало континентального дрейфа, продолжающегося и по сей день…
С совершенно очумевшим видом Александр Степанович плюхнулся на свой стул и безумным взором уставился на Ленку, которая, не замечая того, продолжала вещать про эволюцию звёзд, про Большой Взрыв, про тёмное вещество, про расширение Вселенной. Чёрт. Кажется, она несколько увлеклась. У нас тут, вообще-то, ещё ни одного ядерного реактора не построили, а она рассказывает, как изменится светимость Солнца, когда весь водород выгорит и начнётся синтез углерода.