Только вот в машине, сидя рядом с Занирой, Света поняла, что радовалась она рановато. Пока Света "веселилась" в клубе, Занира тоже явно времени зря не теряла. В машину она погрузилась уже изрядно пьяной и, судя по всему, решила, что Света вполне созрела и пора переходить к решительным действиям.
То, что затем сделала Света, далось ей с огромным трудом. Всё-таки очень непросто вот так вот, находясь в здравом уме и ясной памяти, заставить себя помочиться прямо в машине и в присутствии других людей. Но альтернатива этому Свете нравилась ещё меньше, так что она притворилась смертельно пьяной и сделала под собой на сиденье лужу. Манёвр удался. Занира немедленно вытащила руку из-под Светиной юбки, брезгливо спихнула Свету на пол, а сама отодвинулась к окну.
Конечно, Света понимала, что передышку получила временную, что Занира всё равно сделает с ней то, ради чего, как поняла теперь Света, её и украли из дома. А ещё Света поняла, что добром её не выпустят ни за что и никогда. Надо бежать. Любой ценой бежать…
Глава 17
- …даже до Вологды не доехала, так жаль. Лучше бы мы в городе остались, честное слово. Но нельзя, приказ был эвакуироваться, а там уж растаяло всё. Вообще страшно было ехать очень. Представляешь, льда вовсе не видно, машина прямо по воде идёт, там надо льдом воды чуть не с полметра было талой. Вот, так по воде и ехали, мы же одним из последних караванов эвакуировались, это не то двадцатого, не то двадцать второго апреля было, всё уже растаяло. Через пару дней после этого дорогу и вовсе закрыли, лёд раскололся, но мы проскочить успели. Мама вот только…
- Бабуль, не плач, - Ленка успокаивающе поглаживает по морщинистой руке сидящую на стуле возле стола седую старушку.
- Я не плачу, Леночка, не плачу, - сквозь слёзы улыбается старушка, промакивая себе уголки глаз носовым платком. - Она ведь всех троих нас вытащила, мамочка наша. Машины к самому берегу подойти не могли, там совсем лёд слабый был. Настилы какие-то из досок бойцы строили, но сколько они строить-то их будут? А нам что, так и сидеть в кузове, ждать? Вот и скомандовал старший выгружаться прямо на лёд и идти к берегу пешком. А холодно, апрель месяц, да ветер ещё с Ладоги жгучий такой, а идти-то метров сто, да всё по воде ледяной. Мы с Галкой-то покойницей в кузове остались, а мама Лизоньку понесла. Так-то ей по колено воды было, только вот в яму что ли или в трещину какую провалилась она. Лизоньку-то не намочила, она её сразу вверх подняла на руках, а сама вот по грудь провалилась в воду. Люди, конечно, подскочили, помогли выбраться, но одежда-то мокрая вся уже. Ты что не кушаешь, Сашенька?
- Да нет, я кушаю, кушаю, - успокаиваю я старушку. - Очень вкусное варенье, Вероника Степановна, спасибо.
- Я сама его варила осенью. Это уже в эвакуации, на Алтае меня бабушка одна научила такое варить, ох и мастерица она была варенья да соленья всякие готовить!
- Моя мама тоже варенье вкусное варит, но у Вас вкуснее.
- Кушай на здоровье. Лен, поухаживай за гостем, что сидишь?
- Да нет, я сам, Вы не беспокойтесь.
- Накладывай ещё себе, Сашенька, варенья много. Вот. А как Лизоньку-то до берега донесла, мама за мной вернулась, я слабая тогда совсем была от голода, еле ходила. Мама меня на закорках несла. А потом ещё и за Галочкой сходила, и её вынесла. Галка говорила, что сама может дойти, она уже большая, ей четырнадцать, но мама не разрешила ей самой идти по воде, вынесла и её. И всё это в мокрой одежде, да на ветру. Вот.
- Надо переодеться сразу было в сухое.
- А у нас не во что переодеваться было, вещей совсем мало взяли, только Лизоньке, да мне, да бельё, да документы, да фотографий с десяток, на память - вот и все вещи наши. Маме и переодеться не во что. Там палатка медицинская на берегу стояла, мама зашла в неё, разделась, отжала всё как следует, да обратно мокрое и надела. Вот. А на другой день жар у неё поднялся, так и сгорела в три дня.
- Что ж к врачу-то не обратились?
- Да какие там врачи, милый! Эшелон ползёт еле-еле, постоянно замирает на каких-то полустанках, в вагоне щели вот-такущие, оттуда ветер, а у нас даже одеяла не было маму накрыть. Галка ей своё пальто отдала, сама в одном платье тонком осталась, но не помогло это. Из лекарств-то у нас хорошо, если кипяток был, да и кипяток нечасто достать удавалось. Как остановимся где на станции, так я с мамой оставалась, а Галка бежит кипяток искать. Она моё пальто надевала, хоть и мало оно ей было, а всё одно лучше, чем просто в платье одном. Однажды чуть не отстала от эшелона. Ушла, а тут мы тронулись, да и поехали. Я уж думала всё, потерялась сестра старшая. Ан, нет, на следующем полустанке прибежала к нам. Оказывается, в последнем вагоне ехала, едва-едва вскочить в него успела. Вот. А потом мама умерла, не довезли мы её.
Старушка опять заплакала, Ленка обнимает её, успокаивает, а я не знаю, что и делать мне. Сижу, бестолково чайной ложкой воду в стакане перемешиваю. А что тут сказать? Нечего мне сказать.
- На очередной остановке выгрузили мы тело мамино из вагона, и поехали уже дальше втроём. Не хоронили, эшелон ждать не будет, местные жители потом похоронят. Да там часто таких вот покойников на остановках сгружали, почти на каждой остановке. Вроде, вырвались люди, спаслись, да видишь, не все доезжали. И мама наша не доехала.
- А как же… баба Лиза-то?
- Да вот так! Остались мы с Галкой, две девчонки-соплюшки, да младенец при нас. Я же ещё и ходила плохо, у меня дистрофия была. Мама ведь Лизоньку кормила, я вот потому ей часть пайки своей отдавала, маме хорошо кушать нужно было. Ну, а мне… уж чего оставалось. Галка-то покрепче была, она ещё с осени рабочий паёк получала, а у меня сперва детский был, а потом иждивенческий, как двенадцать в феврале стукнуло.
- Рабочий? Бабуль, да откуда рабочий-то паёк?
- Эх, Лен, а кто, как ты думаешь, в Ленинграде работал на заводах, как война началась? Мужики-то всё больше на фронт. Нет, не все, конечно, самые пожилые да опытные остались, а вот молодёжь почти вся ушла, разве что больные были какие. Вот. А работать-то нужно всё равно. Так и пошли на заводы женщины да ребята. И Галка, сестра моя, тоже работать стала в октябре.
- Она разве умела?
- Не умела. А всё одно пошла. Я, помню, на завод к ней ходила раза два. Первый раз пришла, долго найти не могла её в цеху. Хорошо, парень подсказал какой-то. Вон она, говорит, у стены. Подхожу - и верно, Галка стоит возле станка. А она хоть и шустрая была, но мелкая, невысокая, неудобно ей. Так что придумала-то? Ящичек какой-то притащила откуда-то, на него забралась, и вот так, стоя на ящике, работала. Иначе не доставала. Она там корпуса мин миномётных вытачивала, это помню. Вот. А ещё помню, на стене рядом с её станком плакатик такой висел. Маленький совсем, самодельный. Так там написано было, не напечатано, а именно написано руками: "Не уйду, пока не выполню норму!". И ведь не уходила, так и было всё. Порой, по три-четыре дня домой ночевать не возвращалась, ночью спала в цеху где-то. А ещё Галка рассказывала мне, что как на заводе электричество отключили в декабре, так она ещё с двумя девчонками станок вручную вращала, а дядя Миша, рабочий такой у них там был старенький и опытный, так он на том станке всё равно работать продолжал. Даже без электричества, в неотапливаемом цеху! Вот…
Да. Так и оказался я в будущем. Впервые общаюсь с кем-то оттуда, кроме Ленки. Она меня в гости к своей прабабушке привезла, к бабе Вере. Мы долго ехали, сначала на метро, потом на электричке. В метро народу - жуть! Куда там берлинскому метро, даже близко ничего похожего на московское нет. Хотя. Это у меня о берлинском метро 1940 года воспоминания. Наверное, в 2013 году там такая же давка. Ленка же сказала, что это и не давка совсем, мы не в час-пик едем. Вот часов в шесть вечера там действительно беда.
Мы пока в метро были, я Ленку всё время за руку держал, потеряться боялся. Но когда уже поднимались наверх на эскалаторе подумал, что, может, это я зря делал. Там перед нами парень с девчонкой шли, на пару лет нас старше, так они тоже за руки держались. А как на эскалатор встали, немедленно целоваться начали. Ага, вот прямо при всех, на виду, обнялись и принялись целоваться. А я не знаю, что мне и делать-то, стою столбом. Думаю, а вдруг тут так принято? Вдруг Ленка сейчас целоваться полезет? Она-то ведь местная! Не то, чтобы мне это неприятно было бы, даже совсем наоборот, только вот как на такое реагировать и что делать дальше не имею ни малейшего представления. Оконфузиться боялся. К счастью, целоваться Ленка ко мне не полезла.
Ну, потом на поезде ехали (на электрическом!) ещё часа полтора, от станции пешком шли минут десять, и оказались в гостях у бабы Веры. Она старенькая совсем уже, ходит с трудом. Кстати, практически моя ровесница, да-да! Она всего-то на три месяца меня моложе. Так вот и получилось, что я из 1940 года сюда с Ленкиной помощью проник, а её прабабушка своим ходом добралась. Причём, что интересно, до войны баба Вера тоже в Ленинграде жила и зиму 41/42 годов, самое тяжёлое время, провела в городе!
Жила баба Вера в небольшом трёхэтажном домике, у неё на первом этаже квартирка однокомнатная была. Мы с Ленкой с ночёвкой приехали в гости, переночуем - а утром, в воскресенье, вернёмся в Москву. Жила баба Вера одна, муж у неё умер давно уже. Для Ленки тут раскладушка была (она и раньше в гости с ночёвкой приезжала), а мне на полу постелить обещали.
Ещё я по хозяйству бабе Вере помог, а то живёт старушка одна, без мужчины в доме. Кто всё чинить-то будет? Для начала я поменял три перегоревшие электрические лампочки по всему дому. Но это так, для разгона. Потом наладил слегка подтекавший бачок в туалете. (Чёрт, ну кто так делает, всё на соплях же!) Затем разобрал капающий кран в ванной и стал его изучать. Очень простая и интересная конструкция. Пакля вообще не используется, то есть совсем! Всё на кольцах резиновых. Просто, красиво, эффективно, легко и быстро чинится и собирается обратно. А ещё непрочно. Я же говорил, всё на соплях, ну кто так делает?!
Вентили в туалете мы перекрыли быстро, так что на пол успело натечь совсем немного, даже меньше, чем полведра. Я остался убирать лужу с пола, а Ленка, буркнув "питекантроп разбушевался", побежала в хозяйственный магазин за новым краном. Заодно и ключ гаечный новый купит, я ей обломки старого отдал, чтобы не перепутала ничего. Ключ тоже оказался очень непрочным. Либо по нему просто не нужно было стучать молотком.
Пока Ленки не было, я спросил, что ещё надо починить. Баба Вера немного помялась, но всё же дала мне шанс исправиться (добрая старушка, а то я себя неловко чувствовал после конфуза с краном). У неё гирлянда от новогодней ёлки гореть перестала, что-то сломалось в ней.
С электрическими приборами я не очень, радиоприёмник чинить не взялся бы, так что я несколько неуверенно помогать согласился. К счастью, там всё просто оказалось. Я снял крышку с крохотного, размером со спичечный коробок, трансформатора гирлянды и сразу неисправность увидел. Там один из двух проводков отпаялся и болтался в воздухе. Тот, кто гирлянду собирал, очень сильно пожадничал и олова для припаивания отвёл крохотную капельку. Неудивительно, что проводок отпаялся.
А как же удобно паять электрическим паяльником! Это что-то. Не нужно постоянно на примусе греть его, паяльник и так всегда горячий. Поскольку я не такой жмот как тот, кто изначально гирлянду собирал, то я олова не пожалел, хорошо так навалил, очень прочно припаял, теперь не оторвётся. Заодно я и второй проводок перепаял, а то он тоже на соплях держался. После моего ремонта оба проводка стало возможно выдрать только с мясом, сами не оторвутся ни за что. Правда, из-за слишком больших блямб олова, перестала закрываться крышка трансформатора. Но разве это так важно? Зато гирлянда заработала!
Тут как раз и Ленка вернулась с новым водопроводным краном и новым гаечным ключом. Ну, второй раз я умнее был, понял уже, что всё у них тут очень нежное и хлипкое. Новый кран я привернул на место без проблем, всё заработало. Баба Вера была довольна и даже в шутку (в шутку?) сказала, что лет через пять не возражала бы против такого жениха для Леночки.
Потом чай пить сели с вареньем. А варенье действительно у бабы Веры вкуснющее! Я такого и не пробовал раньше. Значит, и в 2013 году умеют ещё готовить, не все пельменями морожеными питаются. Баба Вера же, пока чай пили, всё про детство своё рассказывала мне. Именно мне, Ленке-то она об этом уже не раз говорила. Про войну, про Блокаду, про то, как она со своей старшей сестрой спасала во время эвакуации маленькую Лизоньку, свою младшую сестру. И ведь спасли, вырастили! Две девчонки спасли младенца! По дороге, пока ехали, все вещи свои на молоко обменяли, остались только платья, на тело надетые. Но зато Лизоньку довезли, она и по сей день жива ещё, в городе Казани живёт.
Когда же чай допили, баба Вера достала из книжного шкафа альбом с фотографиями, мне показать. Вот её муж покойный. Вот Ленку из роддома выписывают (такой свёрток смешной, розовой лентой перевязанный). Вот Галка покойная, в 82-м году в гости приезжала. А вот Лизонька, это на выпускной в школе она нарядилась так. Красивая! А вот… Ой!!
Это…
А это я.
Это же я!! Баба Вера старую, довоенную ещё фотографию показывает. Вот она, говорит, под плакатом. Вижу. А я всё думал, кого же мне старушка напоминает? Чёрт. Так это же Верка Маслова из "А" класса, я знаю её! Да что там, не далее, как вчера я с ней в раздевалке столкнулся случайно (а не будет стоять на дороге!). И фотография. У меня точно такая же есть дома! Это оба наши шестых класса Симкин папа, дядя Вова, фотографировал второго сентября, перед началом занятий. Мы на крыльце школьном стоим, нарядные все. Александр Степанович, наш классный руководитель, тоже стоит в своём неизменном галстуке-бабочке. Михайлова в носу ковыряет (вот дурища, так и получилась на фотографии!). Верка Маслова стоит под плакатом. И я сбоку, около куста на самой нижней ступеньке. Да, у меня дома есть абсолютно такая же фотография, даже правая лямка передника у Гришиной точно так же сползла вбок. У меня есть такая же фотография.
Или не такая?
На моей фотографии рядом со мной стоит Ленка в своей новенькой школьной форме. А тут… Тут какая-то совершенно незнакомая мне светловолосая девчонка с длинной косой. Стоит прямо рядом со мной, отвернувшись от меня в сторону. И это не Ленка. Кто же это? Первый раз её вижу…
Глава 18
(написано Леной)
"Штирлиц шёл по левой стороне Блюменштрассе. В окне дома напротив он увидел на подоконнике сорок четыре утюга, а рояль был выкрашен в зелёный цвет и привинчен ножками к потолку. "Явка провалена", - догадался разведчик."
Брр! Вот что за чушь в голову лезет?! Хотя, конечно, ситуация довольно похожая, я тут совсем как Штирлиц из кино. Правда, в кино там не сам Штирлиц ходил по Блюменштрассе, а профессор какой-то (забыла, как зовут его), а я вовсе и не по Блюменштрасс иду сейчас, но суть от этого не меняется. Всё точно так же, иду по фашистскому городу и, как Штирлиц, сама притворяюсь фашисткой. Я даже Сашкин значок со свастикой на платье себе нацепила на всякий случай. Документов-то у меня вовсе никаких нет, да и немецкий язык знаю на уровне советского фронтовика 43-го года, но всё-таки. Какая-никакая, а защита. Надеюсь, к девчонке со свастикой на груди цепляться будут хоть чуть-чуть, но поменьше. Во всяком случае, в метро значок мне явно помог.
Ладно, ладно, ну дура я, головой не подумала. Торопилась я очень, быстрее-быстрее нужно было всё сделать. Это сейчас можно не спешить никуда, могу даже и переночевать тут, ничего страшного. Или нельзя? Блин, а в Ленинграде-то время идёт, там-то оно не остановлено! Вот чёрт, засада! За Вовкой в садик через два часа идти нужно, а я в Берлине! Допустим, Вовка не пропадёт, ему-то не грозит ничего. В крайнем случае, тётя Шура заберёт. Правда, нам с Сашкой после обязательно попадёт, когда мы вернёмся. И чувствую, что на этот раз ремнём достанется не только Сашке, но и мне, ибо тётя Шура всерьёз моим воспитанием занялась и на самом деле уже считает меня дочерью. К дочери же отношение совершенно иное, нежели к гостю. Неважно, переживу я ремень, сейчас Сашку доставать нужно. Ох, ну и дурак! Зачем, ну зачем он полез?
Брата уже часа три, как забрали, и это я ещё с последнего урока удрала, чтобы времени не терять. А быстрее не получалось, мне ведь ещё домой заскочить нужно было, денег взять. Потом ещё и ехать покупать рейхсмарки, я как-то не сообразила их раньше купить на всякий случай. С другой стороны, а зачем они мне нужны, какой от них толк? В Берлин-1940 я до сегодняшнего дня и не собиралась ехать, нужен он мне больно. Лотар в своём письме Сашке звал, конечно. Даже очень настойчиво звал. Предлагал приехать к нему любым составом, хоть всей семьёй на любое время. Причём все расходы обещал оплатить его отец. Расходы не только на дорогу в оба конца, но и на проживание. И лучшие номера в лучшей гостинице Берлина (с круглосуточной подачей горячей воды, как у нас!) обещал купить. Да что там, Лотар в письме дошёл даже до того, что утверждал, будто и бюрократии никакой не будет - Сашке или мне достаточно просто обратиться в Германское консульство и паспорта нам выправят мгновенно, чуть ли не в тот же день. Но это он, наверное, врал, так не бывает. Кроме того, ещё ведь нужно и разрешение советских властей выехать из страны, и вот с этим отец Лотара (кем бы он ни был) вряд ли смог бы серьёзно помочь.
Ой. Вот это лужа! Вот тебе и Германия, вот тебе и Берлин! Оказывается, тут тоже лужи на тротуарах бывают будь здоров. Да, хорошая лужа. Глубокая, наверное. И проверять лично её глубину мне как-то не хочется. Хорошо, кто-то накидал в лужу кирпичей и даже сверху уложил на них доски, можно пройти, не замочив ног, что я и сделала. С другой стороны лужи трое мальчишек немногим старше меня терпеливо ждали, пока я пройду по доске. К луже мы подошли одновременно, но с разных концов и один из них (наверное, старший) жестами вежливо предложил мне идти первой, так как разойтись посреди лужи на узкой доске было бы проблематично. Прошла, и этот самый старший что-то сказал мне. Только я - то ведь не разговариваю на улице с незнакомыми мальчишками, так что я гордо вскинула голову и молча удалилась неспешным шагом. Хорошо, платье на мне длинное, не видно, как коленки дрожат, как перетрусила я. Но мальчишки были воспитанные, они поняли, что разговаривать я с ними не хочу оттого, что мы друг другу не представлены, а вовсе не оттого что не поняла я, что именно мне сказали, как на самом деле и было.
Да, хорошее платье, только узкое немного. Пухлый кошелёк в кармане некрасиво выпирает. Но кроме как в карман платья положить мне его некуда, других карманов на мне нет, а взять с собой сумочку я не догадалась. Да и нет у меня сумочки, похожей на местные. Представляю, как глупо я бы выглядела в Берлине-1940 со своей любимой яркой розово-жёлтой сумочкой с надписью "Yellow bear" и нарисованным медвежонком. Нет, я не настолько тупая, чтобы тащить это сюда. Дура, конечно, но не настолько.