***
Ей досталась верхняя полка и попив с попутчиками чая, отказавшись от вина и других напитков которые они уже успели принять по дороге, Оля пыталась односложными и уклончивыми ответами на вопросы продемонстрировать попутчикам что не желает дальнейшего общения. Однако они либо не понимали, либо делали вид, что не понимают ее намеков.
– А куда ты едешь, Оля?
– В Киев.
– У тебя родственники в Киеве?
– Да.
– А кто?
– Отец.
– А он что с вами не живет?
– Нет.
– А чем он занимается?
– Работает.
– А где работает?
– На заводе "Арсенал"
– А чем он там занимается?
– Простите, товарищ, как ваша фамилия?
– Витя меня зовут, Олечка, я ж тебе говорил, а зачем тебе моя фамилия?
– Отец просил узнавать фамилии тех, кто интересуется его работой, он их обязан в Особый Отдел сообщать. Так как ваша фамилия?
– Так мне все равно, чем он занимается Олечка, давай сменим тему. Ты уже окончила школу?
– Вы мне скажите свою фамилию гражданин, или мне милиционера позвать? – Ее взгляд стал холодным и колючим как февральский ветер.
– Егоров Виктор Павлович, – еле слышно проговорил попутчик, лоб которого мгновенно усеяли капельки пота.
– Спасибо, Виктор Павлович, я еще подумаю, стоит ли сообщать отцу об этом купейном разговоре. Надеюсь, и вы подумаете в следующий раз, о чем спрашивать незнакомых людей, а о чем нет.
Взобравшись на свое место, Оля дочитала учебник по физике за восьмой класс, завтра придется за девятый искать, подумала она, и уснула.
Столица Советской Украины с 1934 г., город Киев, встретил Олю многочисленными стройками, трамваем, биндюжниками ловящими грачей, и вездесущими рикшами с узкими возами на двух колесах, номерной блямбой, прибитой сзади на возе, предлагающие прибывшим пассажирам свои услуги по перевозке багажа в любую точку города. Позавтракав в буфете на вокзале, сдав свой чемодан в камеру хранения, оставив себе старую сумку с книжками и тетрадями, колбасу и хлеб доели еще вчера, Оля купила билет в Москву на ночной поезд отходящий в шестнадцать двадцать. У нас не так много времени, констатировал ее голос, постоянно комментирующий любое событие и засоряющий ее бедную голову кучей сведений, большинство из которых она считала избыточными.
Вот и сейчас он не переставал объяснять ей, почему так важно отправить письмо заказным, и что для этого нужно сделать. Понимаешь, нудил голос, если мы отправим обычным, письмо сперва попадет в местное отделение НКВД, и скорее всего пойдет дальше в Москву, никто не захочет себе такое письмо оставлять. Но есть небольшая вероятность, что его воспримут как анонимку, какой оно, по сути, и является, тогда может застрять в Киеве. Хотя трудно представить себе работника местного уровня рискнувшего не отправить письмо такого содержания дальше. Тем более, что практики рассмотрения на месте, писем адресованных в Генштаб, не было, и копия пойдет по назначению. Тут уж не отправить оригинал адресату, это серьезное превышение полномочий. Любой отправит в секретариат Сталина, пусть у них голова болит, что делать с таким письмом. Так что попадет оно по адресу в любом случае. Нам важно как воспримут его в самом секретариате. А вот тут, отношение к заказному письму будет совсем другим, чем к простому. Серьезное письмо никто в ящик, на самотек, не бросит. Как минимум, серьезный человек пойдет на почту и отправит серьезное письмо заказным.
Единственная проблема, работник почты, приняв такое письмо, может потребовать предъявить паспорт, чтоб проверить, правильно ли заполнен отправитель. Любой бы так и сделал, поэтому маловероятно, что без паспорта примут. Надо найти человека с паспортом.
Оля считала, что вместо всего этого трепа достаточно было бы сказать только последнее предложение. Весело помахивая сумкой, она гуляла по городу. Попала на большой базар, который назывался Евбаз, нашла себе почти новые туфли и тут же одела их, оставив старые в подарок продавцу. Купив учебники за девятый класс, нашла районное отделение почты, недалеко от которого располагался магазин торгующий вино водочными изделиями. Расположившись в ближайшем дворе на лавочке, она до обеда изучала учебники, а потом направилась в сторону магазина. Там, в связи с наступающим обедом и наступающим праздником освобожденного труда, уже кучковался народ, мечтающий достойно отметить эти события. Как обычно, не у всех имелась в наличии необходимая сумма, и люди искали близких по духу и финансовым возможностям людей. Но были и лишние на этом празднике жизни. Неторопливо приближаясь к мужскому товариществу, Оля еще издали приметила две фигуры, к которым несколько раз подходили возможные партнеры и шарахались от них к другим группам. Когда Оля подошла к ним, настроение у товарищей было совсем плохим.
С серьезным выражением лица, стараясь казаться старше своих лет, что ей неплохо удавалось, решительно приблизившись к ним она сказала,
– Мужчины, нужно помочь девушке!
– Ну, – вяло отозвался один из них.
– Паспорт у кого-то из вас есть?
– Ну.
– Чего ты нукаешь? Мне срочно письма заказным отправить нужно, а я паспорт дома забыла, времени нет возвращаться. У кого есть паспорт, идемте со мной на почту, отправим письма, а я вам трояк дам.
– Не, трояк мало,
– Ладно, – Оля решительно развернулась, оглядывая остальных претендентов. Второй что-то зашипел на ухо своему товарищу.
– Да погоди ты, а писем много отправить надо?
– Два, – холодно ответила Оля, сдвигаясь в сторону другой пары мужчин.
– Рубль еще добавишь, и пойдем.
– Пошли, все, что останется с пятерки, тебе дам, может там и больше рубля будет.
На почте, Оля, купив конверты, заполнив адрес и отправителя, повела клиента к окошку. Мужчинка ей попался лет тридцати, и как она правильно решила с самого начала, с грамотностью у него были большие проблемы. Возле окошка Оля сразу помолодела, глядя честными и наивными глазами на работницу с удивлением разглядывающую их, протянула ей письма, паспорт и пятерку денег. Ничего не сказав, та приняла письма, заполнила квитанцию и протянула им.
– Распишитесь, гражданин.
Оля тыкнула в руки мужчины карандаш, и показала где поставить карлючку. Обрадовано загребши четыре рубля и двадцать копеек сдачи, мужчинка в сопровождении Оли выскочил на улицу. Дело было сделано, первое письмо Системе начало свой путь.
Пообедав по этому поводу в ресторане, Оля, вздохнув, подумала, что в заначку придется лезть значительно раньше намеченного срока. Она не спеша, пошла в сторону вокзала, уже пора было готовиться к отправлению поезда.
***
Прибыв без приключений первого мая в Москву, на Киевский вокзал, Оля начала решать жилищный вопрос. Поскольку без паспорта в гостиницу никто не поселит, оставался вариант общежития и частного сектора. Общежитиям часто разрешалось, принимать посетителей при наличии мест, там вполне могли поселить по свидетельству о рождении, ну а в частном секторе, как правило, никто и документов не спрашивает. Покрутившись по вокзалу и не найдя желающих поделиться жилплощадью, Оля начала спрашивать носильщиков не знают ли они где может одинокая девушка на ночь притулиться, но так чтоб никто не угрожал ее чести и достоинству. Ей отвечали, что обычно приходят после обеда на вокзал желающие, за небольшую мзду, разделить жилплощадь с нуждающимися, но сегодня праздник. А в такой праздник люди не склонны думать о материальном, а больше думают о бедных рабочих из других стран, которые мучаются под гнетом капиталистов, пьют за их здоровье и победу коммунизма во всем мире.
Это был серьезный аргумент, но Оля не отчаивалась, голос утверждал, что написано в старой книге, стучите, и вам откроют, просите, и будет вам дано. И хотя в данный исторический период эту книжку принято считать вредной для рабочего класса, некоторые мысли изложенные в ней, лично ему, глубоко симпатичны. И действительно, не прошло и часа как очередной носильщик которого она встретила, послал ее, но не далеко, поскольку жил в коммунальной квартире совсем рядом с вокзалом. Он предложил ей перекантоваться несколько дней у них, пока она не устроится. Старший сын две недели назад ушел в армию, и его койка свободна. Теперь Оля шла знакомится с его женой, и утрясать с ней детали проживания, а носильщик остался на вокзале заработать еще пару рублей. В праздничные дни носильщики устанавливали двойной тариф.
Жена, Оле понравилась, была она в меру неприветлива, видимо компенсируя избыточную душевность мужа, голос по этому поводу прочел лекцию, что устойчивой является та семья, где достоинства одного супруга компенсируются недостатками второго и наоборот, тогда мы получаем форму шара, а это очень устойчивая фигура. Можно еще так сказать, все вектора взаимно компенсируются, и в результате мы получаем ноль, как суммарный вектор эмоций. То есть наружу эмоции не тратятся, семью никуда не тянет.
Жена, Олю не прогнала, но четко оговорила правила поведения.
– Деньги за неделю проживания вперед, по рублю в день.
– Ключа своего у нее не будет, утром ушла, после шести пришла.
– Завтракаем и ужинаем вместе, продукты в складчину, готовка совместная.
Голос заявил, что простые и понятные правила социалистического общежития, залог спокойной и бесконфликтной жизни. Выложив из сумки остатки продуктов, Оля, положив туда книги и тетрадки, заявила, что вернется к шести часам, и спросила, что нужно купить на ужин. Ей заказали буханку хлеба и сто грамм масла. Отдав хозяйке семь рублей и пересчитав остаток, Оля, облегченно вздохнув, вышла рассматривать праздничную Москву и читать учебники.
***
Сергею Петровскому, работнику секретариата, вышедшему после праздников на работу с тяжелой головой, это письмо не понравилось с самого начала. Как только он прочитал в шапке докладной записки строку, копия в Генштаб РККА, настроение у него испортилось. В секретариате ни для кого не было секретом, что отношения Сталина и Тухачевского весьма далеки от дружественных. Несмотря на то, что Тухачевский в данный момент работал заместителем наркома обороны Ворошилова, с которым у него тоже не сложились отношения, он оставался неформальным лидером Генштаба. У него там работало много друзей, а Егоров был, по сути, формальным руководителем, пытавшийся не портить отношения ни с Тухачевским, ни со Сталиным и Ворошиловым.
Так что лишь ссылки на Генштаб было достаточно, чтоб отправить это письмо на стол Сталину. Представить себе ситуацию, когда Тухачевский, или кто-то другой из военных, ссылается на копию письма, и рассказывает Сталину что он думает о нем, а Иосиф Виссарионович делает вид, что понимает, о чем идет речь, Сергей, не хотел, не мог, и от одной мысли об этом, его кинуло в пот. С другой стороны, передать Поскребышеву письмо, о содержании которого ты ничего не можешь сказать по существу, если у Сталина возникнут вопросы, тоже приятного мало. Куда ни кинь всюду клин, поэтому, сделав несколько звонков своим знакомым, Сергей понес письмо своему непосредственному начальнику. Тот прочитал и с мрачным выражением лица, обратился к нему.
– Докладывай,
– Ну, о договоре с Францией и Чехословакией это не секрет, переговоры ведутся давно, хотя о том пункте, который отмечен в записке, я не слыхал, а без вашей санкции звонить в наркомат иностранных дел не стал. О Стаханове никто ничего не знает, однако я спрашивал только своих знакомых из соответствующих наркоматов в частном порядке. Остальные вопросы, отмеченные в первой части письма, я без соответствующих указаний даже не стал зондировать. Никто мне такой информации не даст. По поводу трех пунктов относительно армии. С радиостанциями ситуация известна, их мало, качество армию не устраивает. Относительно шифровки, дешифровки радиограмм ничего внятного мои знакомые мне сказать не смогли. Разрабатывается зенитная пушка калибра 37 мм, но пока никаких положительных результатов нет. В наркомате промышленности сказали, что патрон 14,5 мм разрабатывается, как там обстоят дела, тот с кем я говорил, не знает, по противотанковому ружью то же самое, работы ведутся, в каком состоянии сказать не может. Единственное что сказал, что Тухачевский противотанковую винтовку за оружие не считает. По пулемету, в данный момент существует пулемет ДК данного калибра, Дегтярева крупнокалиберный, в этом году из-за недостатков снят с производства. О пулемете ДШК он ничего не слыхал.
– Давай так, ты до завтра выясняешь все, что можешь по последним трем пунктам, звонишь и требуешь предоставить официальную справку, пока что тебе устную по телефону. Я постараюсь узнать все, что смогу по первой части письма. Завтра оно пойдет на стол, так что приготовься сидеть здесь до вечера, пока не вызовут. Если все понял, работай, вечером доложишь, что узнал.
Вечером Сергей снова пришел на доклад, не слушая его начальник отдела сказал.
– Идем к Поскребышеву. Товарищ Сталин еще работает. Отдадим письмо, сегодня получили, сегодня отдадим, береженого… дальше сам знаешь. А там как скажут, домой идти или ждать, посмотрим.
***
Сталин, прочитав письмо, задумчиво ходил по кабинету. Ему письмо тоже не понравилось, но по другой причине. То, что копия направлена в Генштаб, было ему на руку. О письме, скорее всего, станет известно Тухачевскому, а зная Михаила он не упустит возможности высказать свое, самое умное, мнение по этому вопросу. Сталина давно, еще с Гражданской, Тухачевский раздражал своим зазнайством, безаппеляционностью суждений, и, с точки зрения Сталина, наплевательским отношением к своей работе. Сказывалось и то, что они были полными противоположностями, Сталин любой вопрос тщательно изучал, советовался с другими, узнавал их точку зрения, лишь после этого принимал решение. Михаил Тухачевский всегда поступал наоборот, на основании гениального прозрения, сразу пришедшего в голову, он спешил эту мысль провести в жизнь. Иногда, достаточно редко, эти решения действительно были правильными, он был далеко не дурак. Но значительно чаще, как в Варшавской операции, они приводили, или могли привести к катастрофе.
Сталину в письме не понравилась та уверенность, с какой автор писал о будущих событиях. Предопределенность будущего, вот что задело его за живое. То, что было написано в первой части записки, с той или иной степенью достоверности могли знать французская и английская разведки, но никто не стал бы писать столь уверенно о грядущих событиях. Оставался еще один загадочный пункт с человеком по фамилии Стаханов. Подставлять своих агентов, чтоб добавить достоверности письму, это не лезло ни в какие ворота. Поэтому первое, что он спросил,
– Что вы выяснили по Стаханову?
– НКВД ничего не известно о человеке с такой фамилией, который может внезапно прославится.
– Что известно по остальным пунктам?
– По первому,
– По первому, не надо, давайте дальше.
– Слушаюсь! По третьему пункту, Наркомату иностранных дел и отделу внешней разведки ничего не известно. Четвертый пункт, по их данным, стопроцентной уверенности в победе блока левых партий нет, хотя такой исход вероятен. По пятому и шестому пункту информации нет.
– У вас все?
– Да, товарищ Сталин.
– Литвинов и Артур ничего не знают. А вы, товарищ Петровский, что можете добавить?
– Я занимался теми тремя пунктами докладной записки, которые касаются РККА, товарищ Сталин.
– Докладывайте.
– По первому пункту. Внешняя разведка подтвердила, что зенитные пулеметы "Максим" не смогут оказать существенного вреда пикирующему бомбардировщику Юнкерсу 87 принятому в этом году на вооружение Германии. Пулемета калибра 12,6 ДШК в настоящее время не существует. Пулемет ДК дорабатывает в Коврове конструктор Шпагин, возможно автор записки так назвала будущий пулемет. По словам Дегтярева, работы над пулеметом продвигаются успешно, но он затруднился назвать время окончания. По автоматическим зениткам ведутся работы по калибру 37 мм, несколькими группами разработчиков, работы далеки от завершения. По пункту два. Противотанковая винтовка Рукавишникова далека от завершения, но уже видно, что указанные недостатки ей будут присущи. Я консультировался с Дегтяревым, он сказал, его КБ готово взяться за разработку противотанковой винтовки. Через год обещал завершить разработку и представить первый опытный образец на испытания. Рукавишников заявил, что ему нужно не меньше года на доработку своей винтовки. По пункту три ситуация сложная. Армия недовольна как качеством, так и количеством выпускаемых радиостанций. Разработчики обещают недостатки устранить, но сроки называют год и больше. Разработкой систем шифровки и дешифровки радиограмм для нужд армии никто не занимается. Системы, принятые во внешней разведки чересчур громоздки, для нужд армии не годятся.
Сталин молча ходил по кабинету, над чем-то думая.
– Что выяснили по поводу автора письма?
– Пока ничего, товарищ Сталин, письмо получено сегодня, мы весь день работали по содержанию.
– Хорошо товарищи, можете идти. Вам принесут фотокопию письма, держите на контроле первые пункты. Произойдут вышеуказанные события или нет, в любом случае мне докладывать. Если получите следующие письма от Ольги, сразу мне на стол.
– Есть!
Задумчиво посмотрев на закрывшуюся дверь, Сталин попросил соединить его с Ворошиловым и пригласить к нему наркома внутренних дел Ягоду.
– Климентий, есть мнение, что работа над противотанковым ружьем ведется недостаточно быстро, и результаты будут не те, которые нужны нашей армии. Мои секретари советовались с товарищем Дегтяревым. Он готов в течении года предоставить свой опытный образец. Пошли ему через наркомат промышленности техническое задание, которое вы подготовили товарищу Рукавишникову. Заодно поинтересуйся, как идет работа по устранению недостатков пулемета ДК. И еще, держи под контролем разработку автоматической зенитной пушки.
– …
– Да, пока все.
– …
– Мнение Тухачевского по этому вопросу мне известно.
Положив трубку, Сталин пригласил в кабинет наркома внутренних дел.
– Товарищ Ягода, выясните все что возможно о авторах этого письма. Если это разведка, то какой страны. Может, это наша внешняя разведка такие фортели выкидывает. Никаких арестов и допросов по этому делу без моего ведома. Автор письма дэлает вид, что хочет помочь Советскому государству. А ми, пока, будэм дэлать вид, что ему вэрим. Нам в первую очередь нужно понять кто автор, и чего он хочет.
– Через неделю жду от вас первых результатов. Фотокопию письма оставьте в моем секретариате. Оно будет у них на контроле. Я вас больше не задерживаю, товарищ Ягода.
Акцент пропал так же внезапно, как и появился. Сталин не доверял товарищу Ягоде. Он уже не раз думал над тем, когда и кем заменить товарища Ягоду на его посту. Слишком близкие отношения были у него с товарищем Тухачевским. Глава государства не может равнодушно относиться к таким отношениям. Они нарушают систему противовесов, и могут легко привести к тому, что глава государства перестанет таковым являться. По причине отсутствия у него собственной главы.