Я решил подняться на лагерный вал, чтобы взглянуть на огни римского стана, озарявшие ночной горизонт примерно в миле к западу от нашего становища. За мной увязалась и Эмболария. Последнее время могучая самнитка с каким-то излишним усердием опекала меня. Я заметил, что это не слишком-то нравится Фотиде, которая пытается закрывать глаза на это, не желая ссориться со своей лучшей подругой. Мне же опека Эмболарии была совсем не в тягость, скорее наоборот.
Перебрасываясь редкими репликами, я и Эмболария прошли по главной широкой улице нашего палаточного городка, озаренной пламенем костров. Выйдя к лагерному валу, мы с Эмболарией по ступенькам из дерна поднялись на его гребень, где был вкопан частокол. Увидев на валу неподвижную прямостоящую фигуру часового в плаще, римском шлеме, с копьем в правой руке, Эмболария и я двинулись к нему.
Подходя к часовому, я окликнул его. Воин никак не отреагировал на мой голос, застыв истуканом на месте. Он даже не повернул голову в мою сторону.
- Эй, приятель… - вновь произнес я и невольно осекся, остановившись в шаге от часового.
Передо мной был мертвец, привязанный веревками ко вкопанному в землю шесту, это был один из наших умерших раненых. Синевато-бледное бородатое лицо неживого человека было искажено гримасой агонии, погасившей последнюю искру жизни в этом крепком теле. Глаза мертвеца были закрыты. Рот был приоткрыт, из него торчал кончик фиолетового языка. Шлем, надвинутый на самые брови, отбрасывал тень на верхнюю часть этого мертвого лица. Копье было привязано лыковой веревкой к правой руке мертвеца.
- Хитро придумано! - заметила Эмболария, оглядев привязанный к шесту труп. - Издали на фоне зарева из горящих костров этот мертвец будет смотреться как недремлющий страж.
Ничего не сказав на это, я зашагал дальше по валу, увидев примерно в тридцати шагах другого часового, а еще чуть дальше - третьего. Эти двое тоже оказались поставленными стоймя мертвецами, силуэты которых на лагерном валу должны были на какое-то время убедить римлян в том, что восставшие рабы по-прежнему пребывают в своем стане.
От этой военной хитрости мне почему-то стало мерзко на душе. Я представил, что и меня, убитого в сражении или умершего от ран, мои соратники могут использовать точно так же, как чучело, прикрывая такой уловкой свое ночное отступление.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ОТ ПОБЕДЫ К ПОБЕДЕ
Отряды восставших во время ночного марша пересекли Ателланскую дорогу, обошли стороной город Нолу и напрямик по бездорожью устремились к Эбуринским горам, за которыми лежала Лукания, край холмов, лугов и лесистых гор. Луканцы были прирожденными пастухами и охотниками. Во время недавней Союзнической войны луканцы наравне с самнитами дольше всех прочих италиков не складывали оружие в противостоянии с римлянами. Спартак рассчитывал привлечь в свое мятежное войско вольнолюбивых луканцев, зная о том, как жестоко обошлись с ними римляне, победив италиков в Союзнической войне.
За ночь войско Спартака продвинулось к востоку на двадцать миль и на следующий день - еще на столько же. Этот бросок позволил войску рабов оторваться от легионов Вариния, которые двинулись вслед за отрядами Спартака с опозданием на целые сутки.
С приходом в Кампанию римского войска закончилась вольготная жизнь многочисленных шаек беглых рабов. Спасаясь от римской конницы, эти разбойные шайки прибивались к воинству Спартака, ища у него защиты. Несколько сотен беглых невольников, вооруженных и вдоволь вкусивших грабежей и насилий, с одной стороны, усилили войско восставших, но с другой, привнесли в его ряды дух вседозволенности и неповиновения. Распределенные по сотням и когортам, эти бывшие разбойники поначалу подчинялись суровой дисциплине, введенной Спартаком. Этому способствовала опасность со стороны Вариния, который двигался по пятам за восставшими.
Но едва войско Спартака, перевалив через невысокие Эбуринские горы, спустилось в Луканию, дисциплина среди восставших стала быстро падать. Дорвавшись до местного вина, воины Спартака напивались сверх меры, заступали в караул во хмелю, засыпали в дозоре или вовсе покидали посты. Многим из восставших казалось, что угрозы со стороны римских легионов больше нет, так как стало известно, что Вариний решил не соваться в Эбуринские горы, опасаясь засады со стороны мятежников.
В луканском городке Нар, куда Спартак привел свое уставшее войско после утомительного перехода по горам, местные жители в ужасе стали разбегаться кто куда, поскольку бывшие невольники принялись грабить дома и насиловать женщин. Ни приказы военачальников, ни увещевания самого Спартака не действовали на этих людей, враз утративших всяческое достоинство и милосердие. Не довольствуясь отнятым вином, хлебом и одеждой, рабы пытали местных горожан, требуя от них золото и серебро.
Спартак, видя, что его воинство на глазах превращается в банду мародеров, решает увести свои отряды в местность, где нет ни сел, ни городов. Узнав от местного пастуха, что неподалеку находятся пастбища, на которых пасутся тысячи коров и лошадей, Спартак повел свое войско туда. Этими стадами владела кучка римских патрициев. Лошади были нужны Спартаку для создания конницы, а молоком и мясом коров он надеялся прокормить своих людей в ближайшие две-три недели.
На беду на пути у восставших оказался другой луканский город - Анниев Форум.
Этот город разросся и разбогател, благодаря торговле скотом и овечьей шерстью. Сюда каждые весну и осень съезжались торговцы и заводчики коней с севера Италии и с приморских южноиталийских равнин.
Войско восставших свалилось на Анниев Форум, как стая прожорливой саранчи на заколосившуюся хлебную ниву. Бесчинства и насилия начались сразу, едва воины Спартака рассыпались по городским улицам, площадям и переулкам. Крики насилуемых женщин и стоны их мужей и отцов, умиравших под мечами распоясавшихся рабов, звучали отовсюду, заглушая жалобный плач детей, треск выламываемых дверей, топот многих сотен ног и цокот копыт… Рабы пили вино и пели победные песни кто на галльском, кто на греческом, кто на фракийском языке… Местные невольники, присоединившись к восставшим, тащили из тайников скрытые их господами ценности, извлекали из потайных убежищ самих господ, раздевая их донага и подвергая пыткам.
Обесчещенных матрон и их дочерей мятежники волокли в голом виде по улицам, упиваясь беспомощностью тех, кому еще вчера они должны были кланяться. В жестокости невольникам не уступали и рабыни, которых тоже оказалось немало в Анниевом Форуме, где несчастных невольниц принуждали ублажать в лупанарах приезжих вельмож и купцов. Кого-то из владельцев притонов рабыни изрубили топорами на куски; кого-то насадили на копья и живьем поджарили на костре.
После ночевки в Анниевом Форуме Спартак повел свое буйное войско к Латинской дороге, протянувшейся от Рима до Беневента, самого крупного из луканских городов. Латинская дорога была проложена по предгорьям Апеннин и шла параллельно Аппиевой дороге, проложенной по приморской низменности. Войску Спартака нужно было пересечь Латинскую дорогу, чтобы добраться до пастбищ богатых скотом и табунами коней. Выйдя на Латинскую дорогу, Спартак вдруг узнает от сбегающихся к нему со всей окрути рабов, что со стороны Беневента на него наступает Гней Фурий, один из легатов претора Вариния. Другой легат Коссиний занял городок Аллифы всего в одном переходе от войска Спартака, собираясь идти навстречу Гнею Фурию.
"Римляне хотят взять наше войско в клещи, - сказал Спартак своим ближайшим соратникам на военном совете. - Если легаты Вариния двигаются на нас с севера и юга по Латинской дороге, значит сам Вариний тоже где-то недалеко. Этот лис очень умело расставляет сети! Еще день-два и мы окажемся в окружении!"
Военачальники восставших заговорили о том, что надо немедленно уходить с Латинской дороги на восток, в горы. Всем казалось, что это единственно верный выход. Пути на север и юг уже перекрыты, а если повернуть на запад в Кампанию, то можно напороться на войско Вариния.
Спартак заявил, что уйдя в Луканские горы, восставшие обрекают себя на полуголодное существование. Римляне, двигаясь по дорогам, проложенным среди гор, тактически будут неизменно переигрывать отряды восставших, которые будут идти по бездорожью. В конце концов, претор Вариний и его легаты навяжут измотанным рабам сражение в невыгодных для них условиях.
"Я полагаю, самый верный выход для нас, это разбить римлян по частям, - сказал Спартак. - Сначала следует победить легатов Вариния, а затем и его самого. Таким образом мы отвоюем дороги и обретем возможность для быстрого маневра!"
Сразу после совета Спартак отдал приказ сниматься с лагеря, невзирая на опустившийся вечер и зарядивший дождь. Войско Спартака двинулось по Латинской дороге навстречу отряду легата Гнея Фурия.
Меня поразила резкая перемена в людях, которые еще два дня тому назад представляли собой неуправляемую толпу насильников и грабителей. Короткая речь Спартака перед выступлением на врага до такой степени воодушевила рабов, что они без ропота быстро свернули палатки и построились в походную колонну. Перед Спартаком вновь стояло дисциплинированное войско, разбитое на когорты с опытными гладиаторами во главе.
Меня и Реса Спартак поставил во главе двух десятков конных разведчиков, повелев нам быть постоянно впереди. Нашему быстрому конному отряду надлежало загодя и по возможности незаметно обнаружить войско легата Гнея Фурия.
Наш дозорный отряд наткнулся на римлян ранним утром, когда они снимались с лагеря, собираясь двигаться дальше на север по Латинской дороге. Я с пятью конниками остался в лесу у дороги, чтобы продолжать наблюдение за врагом. Рес с остальными всадниками помчался к Спартаку, дабы известить его о примерной численности войска легата Фурия и о том расстоянии, какое разделяет войско восставших и римский отряд.
Ночная скачка под дождем сильно меня вымотала. К тому же я совершенно не привык ездить верхом на коне без седла и стремян. У меня имелся кое-какой опыт обращения с лошадьми, но этот опыт был связан с экипировкой коня и всадника времен двадцать первого века. В эпоху же, куда я угодил, конники еще не знали ни седел, ни стремян, ни шенкелей… Во времена античности всадник покрывал спину коня не седлом, а попоной. Если конь попадался норовистый, то совладать с ним, сидя на попоне и без стремян, было очень непросто. Поначалу мне довелось несколько раз кувыркнуться с лошади на землю под смех бывалых наездников.
Взобравшись на высокую гору, поросшую лесом, я имел возможность понаблюдать за тем, как Спартак навязал легату Фурию встречный бой. Восставшие рабы и легионеры Фурия столкнулись лоб в лоб на узкой дороге, стесненной с двух сторон отвесными меловыми и известняковыми утесами. На этот раз превосходство в численности было на стороне восставших. Под началом у Спартака находилось больше пяти тысяч воинов.
У Гнея Фурия имелось чуть больше двух тысяч легионеров. Битва с самого начала разворачивалась неблагоприятно для римлян, которые были вынуждены сражаться с восставшими находясь под градом камней. Это легковооруженные воины Спартака сбрасывали камни на головы легионеров с вершин придорожных утесов.
Головная римская когорта была смята и расстроена в первые же минуты сражения. Бегущие в панике легионеры привели в расстройство когорту, идущую в затылок головной. Затем, по принципу падающего домино, были смяты и обращены в повальное бегство все пять римских когорт. Убитыми легионерами был усеян участок Латинской дороги почти в полмили длиной. Около двухсот римлян были взяты в плен.
Крикс, не советуясь со Спартаком, приказал своим людям перебить всех пленников до одного.
Кое-кто из ближайших соратников Спартака, окрыленный таким успехом, предлагал двинуться на Беневент, до которого было рукой подать. Укрепленный стенами Беневент мог стать надежным убежищем для восставших. Однако Спартак не прислушался к мнению этих военачальников. Он без промедления погнал свое войско по Латинской дороге обратно на север, чтобы напасть на легата Коссиния еще до того, как тот узнает о разгроме Гнея Фурия. Спартак был суров и непреклонен. Никто из вождей восставших не осмелился спорить с ним, полагаясь на его полководческий талант.
Повинуясь воле Спартака, Рес и я со своими конниками умчались далеко вперед - нам надлежало выследить отряд легата Коссиния. Уступая просьбам Фотиды и Лоллии, Спартак разрешил этим отчаянным амазонкам вступить в наш дозорный отряд. Если Фотида имела виды на меня, то Лоллия была явно неравнодушна к Ресу.
"И здесь, как и в любые другие времена, любовь соседствует рядом со смертью! - думал я, погоняя своего скакуна и поглядывая краем глаза на Фотиду, уверенно сидящую на резвом рыжем коне. - Меняется мир, но не меняются человеческие чувства! Значит, прав был библейский пророк Екклесиаст, сказавший, что было прежде, то будет и в будущем; что делалось, то и будет делаться. И нет ничего нового под солнцем!"
* * *
Август уже закончился, наступила осень.
В Аллифах римского войска не оказалось. Какой-то горожанин, остановленный нами на городской улице, испуганно лепетал, указывая рукой в сторону городка Салины, расположенного примерно в трех милях на юго-восток отсюда. Испуг горожанина был вполне объясним. Какие-то неизвестные люди на взмыленных лошадях, одетые по-военному и увешанные оружием, пристают к нему с расспросами на грубой исковерканной латыни. Конечно, горожанин догадался, что перед ним лазутчики из воинства мятежников.
- Ладно, ступай! - Рес устало махнул рукой на горожанина. - Да не вздумай поднять тревогу!
Горожанин торопливо засеменил прочь, шлепая сандалиями по камням, и юркнул в ближайший переулок.
- Ну что, поскачем в Салины? - сказала Лоллия, разминая ноги после долгой дороги верхом на лошади.
Лоллия посмотрела сначала на Реса, потом на меня.
- У меня больше нет сил! - честно признался я.
Рес поправил шлем у себя на голове и усмехнулся.
- Так и быть, останешься с десятком воинов в Аллифах, - сказал он без тени недовольства в голосе. - А я наведаюсь в Салины. Если римляне, действительно, там, то я отправлю двух гонцов с этим известием к Спартаку, а сам с остальными людьми вернусь в Аллифы. Может, здесь мне удастся выспаться.
Рес дружески хлопнул меня по плечу и вскочил на своего усталого коня.
- Ты тоже останешься здесь, моя нимфа. Это приказ! - решительно добавил Рес, увидев, что Лоллия намерена последовать за ним. В следующий миг Рес с улыбкой подмигнул Лоллии: - Приготовь мне горячую ванну, голубка. Когда я вернусь сюда, то мы вместе искупаемся в ней!
Десяток всадников на гнедых конях во главе с Ресом рысью проскакали по узкой улице задремавшего городка и скрылись за поворотом.
Фотида молча обняла за талию погрустневшую Лоллию.
Сумеречная теплая дымка окутывала все вокруг.
Мои мысли кружились вокруг каких-то мелочных желаний. Я жаждал отдыха, питья и сытной пищи.
Жителей в Аллифах было совсем мало. Как мы выяснили у рабов, не пожелавших уехать отсюда вместе со своими господами, большая часть населения городка еще месяц тому назад перебралась в Капую.
Я со своими людьми расположился в большом доме с конюшней, бассейном и садом. Этот роскошный дом стоял на главной улице Аллиф. Хозяева дома, семья богатого ростовщика, уехали в город Норбу, что близ Рима, оставив свое здешнее имущество на попечение нескольких рабов. В кладовых имелось вдоволь всяческих припасов. Слуги, узнав, кто мы такие, с радостью принялись выставлять на столы в триклинии всевозможные яства и сосуды с добротным местным вином.
Искупавшись в бассейне, я с наслаждением облекся в новые чистые одежды, позаимствованные мною из сундука хозяина дома. Придя в трапезную, где мои воины уже вовсю угощались обильным ужином, я развалился у стола на стуле с удобной спинкой.
Фотида подала мне чашу с темным виноградным вином. Сама взяла другую и, подмигнув мне, произнесла:
- За нашу победу! И за здоровье Спартака!
Я одним духом осушил чашу и потребовал еще вина.
Фотида вновь наполнила мою чашу нектаром Диониса.
Кто-то из моих воинов предложил выпить за здоровье Крикса.
Все поддержали этот тост. Поддержал и я, хотя мне сейчас было все равно за что пить.
Набивая рот горячими мясными биточками с чесноком, я чувствовал, как по моему телу разливается тепло от выпитого мною вина. Я жадно жевал жирное мясо, запивая вином. От жевательных усилий у меня заныли скулы. Я давился и глотал плохо прожеванное мясо, набивая свое изголодавшееся чрево такой вкусной и сытной пищей. Рядом происходил какой-то разговор, это мои воины расспрашивали повара и служанку, подносивших им яства, о римлянах, еще вчера стоявших здесь. Много ли легионеров у легата Коссиния? И где сейчас претор Вариний?
Видя, что я увлечен чревоугодием и забыл о своих обязанностях десятника, Фотида принялась командовать вместо меня. Двоих воинов она отправила нести дозор, еще двоим велела позаботиться о лошадях, напоить и накормить их.
Насытившись, я еще выпил вина, чтобы утолить сильную жажду. Потом я с трудом добрался до спальни, где с помощью Фотиды разделся и разулся. С блаженным вздохом повалившись на мягкое ложе, я закрыл глаза и через несколько мгновений погрузился в глубокий сон.
Мне показалось, что я спал всего ничего, а меня уже будят, толкают, трясут за плечо. Я с трудом открываю глаза и отрываю голову от подушки.
- Вставай, засоня! - Надо мной возвышается Фотида в панцире и с коротким мечом на поясе. - Прибыл гонец от Реса. Спартак обрушился со всей силой на отряд легата Коссиния. Сейчас у Салин идет битва. Нам нужно спешить туда! Если Вариний подоспеет на помощь Коссинию, то нашим братьям придется туго. Вставай же!
Фотида сдернула с меня одеяло.
Одеваясь, я вдруг с удивлением осознал, что латинская речь уже не кажется мне чужой. Я слушал Фотиду, которая рассказывала мне, что Рес так и не появился в Аллифах и Лоллия всю ночь провела в беспокойстве.
- Разве уже утро? - зевая, спросил я.
- Уже давно утро! - сказала Фотида. - Иди, окунись в бассейн, это тебя взбодрит.
Лишь погрузив голову в прохладную воду бассейна, я смог окончательно проснуться.
Отдохнувшие кони резво мчались по узкой проселочной дороге мимо опустевших вилл и селений. Сбиться с пути было невозможно, так как через каждую милю на обочине попадался очередной шестигранный короткий каменный столбик, на котором стрелками было указано, в какой стороне лежат Аллифы и где расположен городок Салины. На этих же столбиках было обозначено расстояние до каждого из этих городов.
Когда наш маленький отряд домчался до Салин, сражение там уже закончилось. Воины Спартака наголову разбили римлян, захватив и вражеский стан.
Рес с горящими от восторга глазами поведал мне о том, как происходила эта битва. Войско Спартака, преодолев за сутки тридцать миль, навалилось на римлян с такой яростью, что легионеры и часа не выстояли в сече. В битве полегло больше тысячи легионеров. Остальные разбежались по окрестным полям и рощам.
Нашел свою гибель в этом сражении и легат Лелий Коссиний.