6 июня, пятница (седьмой день голодовки)
Хоть что-то сдвинулось. После обеда заявился, наконец, адвокат.
Оказывается, следователи "забыли" выдать ему какой-то пропуск, и все это время он просто не мог сюда попасть. (Да! "Забыли"!) В довершение ко всему, главный следователь (руководитель следственной группы) заболел, но, впрочем, обещал на следующий день выздороветь и придти сюда во вторник. Тогда с ним и можно будет о моем переводе на Матроску поговорить. Этот вопрос, вроде бы, в компетенции следствия.
(Э-хе-хе… Значит, до вторника… И вообще, что за хуйня! Он там, видите ли, болеет, а я тут с голоду из-за него помирай!)
Я бегло пересказываю адвокату все случившиеся со мной за это время события.
- Как?! Так Вы сейчас голодаете?! - в ужасе переспрашивает он.
- Да.
- Но мы же с Вами договорились, что до моего прихода Вы ничего предпринимать не будете!
(А-а!.. "Договорились"…)
- Ладно, не важно, - обрываю я тему. - Что есть, то есть. Теперь вот что. Перепишите сейчас мою жалобу, которую я отправлял начальнику СИЗО (просто передать жалобу адвокату я не могу - это запрещено) и выясните до вторника адреса и телефоны всех СМИ. Всех, которые сможете найти. Газеты, радио, телевидение - все. Если во вторник мы не договоримся, будем делать заявление в прессу. Что, мол, полное беззаконие. Дело незаконно выделили (про паспорт), в спецСИЗО перевели, где все подслушивается. Произвол, короче. И объявите заодно, что у меня голодовка сейчас идет. Какой там будет день? Двенадцатый? Ну, значит, двенадцатый. Что идет уже двенадцатый день голодовки.
- А если следователь во вторник не выздоровеет?
- Значит, будем ждать, пока выздоровеет.
- И Вы все это время будете голодать?!
- Да.
- Вы что, с ума сошли?
- Ну, в общем, будем пока именно так действовать. А там посмотрим. Вы пока все бумаги подготовьте и адреса газет выясните.
На этом мы и прощаемся. Адвокат отправляется домой (чай, наверное, пить! с пряниками или с баранками), а я - в свой опостылевший никелированно-кафельный гроб. (Голодать как минимум до вторника. Воды хоть с горя выпить! Где тут кружка?)
Ладно, хуй с ним. Даст Бог, доживем до понедельника. То бишь до вторника. А там видно будет. Надо подождать.
Не всякий плод на свете скороспелка,
Но созревает все, что зацвело.
Надо подождать
7 июня, суббота (восьмой день голодовки)
Искушение святого Антония (или Франциска? Нет, кажется, все-таки Антония).
Во времени я уже научился здесь примерно ориентироваться. Три, нет четыре раза в день мне стучат: "завтрак… прогулка… обед… ужин" (все мимо!); и два раза заходят: утренняя и вечерняя проверка.
По этим событиям и сужу. Как по вешкам в болоте.
Часов в двенадцать дверь камеры (гроба!) вдруг открывается. С недоумением привстаю на шконке. Что это еще такое? Да еще в субботу.
Никого, пардон, не жду. Заходит сам господин начальник тюрьмы.
(О-о-о!..)
- Здравствуйте!
- Здравствуйте.
- Вы голодаете?
- Голодаю.
- А зачем?
- Ну, так надо.
- Зря Вы это. Я хотел бы Вам кое-что пояснить…
("Я предчувствовал, что дело не обойдется без пояснений".
"Гамлет". Реплика Гамлета в диалоге с Озриком. Акт V, сцена вторая.)
… От того, что Вы голодаете, ничего не изменится…
("Ну, мы еще посмотрим, чья возьмет!"
"Гамлет". Акт Ш, сцена четвертая. Реплика Гамлета в диалоге с Королевой.)
… И вообще, кончайте Вы все это! Прекращайте Вы свою голодовку… Пойдете сейчас в камеру, там хорошо, люди кругом…
("Вот так бы до утра стоять да слушать. Вот она, ученость!"
"Ромео и Джульетта". Акт Ш, сцена третья. Реплика Кормилицы.)
… Я же Вам искренно, Сергей Пантелеевич, добра желаю…
("Оставьте. У меня несчастный нрав.
Повсюду в жизни чудятся мне козни"."Отелло". Акт Ш, сцена третья. Реплика Яго в диалоге с Отелло.)
- … Просто от чистого сердца!..
("Но в том и соль: нет в мире ничего
Невиннее на вид, чем козни ада"."Отелло". Акт II, сцена третья. Монолог Яго.
Да и вообще:
"Нельзя ль узнать, в чем дела существо,
К которому так громко предисловье?""Гамлет". Акт Ш, сцена четвертая. Реплика Королевы в диалоге с Гамлетом.)
… Да и нам Вы только лишние беспокойства доставляете…
(А-а!.. Понятно.
"Об этом бросьте даже помышлять.
Что я стану действовать в ваших интересах, а не в своих собственных"."Гамлет". Акт IV, сцена вторая. Гамлет, Розенкранц и Гильденстерн.)
- Вы знаете, я сегодня с адвокатом общался…
- Вчера!
- А, ну да, вчера. Он должен будет прийти ко мне во вторник, со следователем, если тот выздоровеет к этому дню. Следователь, как назло, заболел. Все одно к одному. Так вот, я с ним во вторник поговорю и тогда уж, в зависимости от этого разговора, приму решение. Хорошо?
- Ну, дело Ваше. Зря только здоровье губите. До свидания.
- До свидания.
Дверь захлопывается. Я в раздумьях опускаюсь на шконку.
("Опускаюсь"! На шконку! Вот до чего злоупотребление изящной словесностью доводит! Никогда!! Никогда не читайте Шекспира! А также Гете, Данте и т. п. Читайте только г-жей донцовых-марининых, разгадывайте кроссворды и смотрите по телевизору рекламу "Сникерс". "Съел - и порядок!")
Чего, собственно, он приходил? Сам, в субботу, собственной персоной. Что ему было надо? Чего это он меня уговаривал? Может, и правда, искренне?.. А если нет? "На уговоры дьявола поддаться?" Ну ладно, хватит! У тебя свои-то мысли в голове есть? Или только шекспировские? Ну так, "на уговоры дьявола…" Тьфу ты, черт!
Точнее, дьявол. Точнее, о чем я думал?.. "На уговоры…" Нет, ну это просто неописуемо!! Похоже, дух Шекспира твердо вознамерился обосноваться… Ну, все понятно! "Вознамерился!.. обосноваться!.." В общем, перед вами, дорогие товарищи, готовый пациент Кащенко. Клиент Серпов. Этот проклятый дух свел меня с ума! Все понятно.
- Короче, дух, если ты здесь, скажи, что мне делать? А? А?..
- Молчишь, естественно, пидор. Ну, так и отстань тогда от меня. Толку от тебя все равно никакого. Как от козла молока. Во! Опять завыл.
- На уговоры дьявола подда-аться?
- Коль уговоры дьявола к добру.
- Забы-ыть себя? Забыть, кто я така-а-ая?
То есть, кто я такой. Я же все-таки не Королева Елизавета. И вообще, хватит завывать! Да и начальник тюрьмы все-таки не Глостер.
Хотя, конечно, "жалость" и уговоры ментов…
Мавр простодушен и открыт душой.
Он примет все за чистую монету.
Водить такого за нос - сущий вздор.
Ладно-ладно! Все понятно. Уймись. Без тебя знаю. Да и хуй они меня за нос поводят! (Хотя, конечно, я и простодушен… и открыт душой…)
Мне, кстати, вспоминается один прелюбопытный рассказик Андрея ("Андрюхи курского") на эту тему:
- Стоим мы с начальником оперчасти, а шнырь - пидор там у нас на зоне был, Тереха, пятнадцать лет за убийство сидел - пол моет. Ну, начальник ему и говорит: "Ладно, Терехин, иди уж. Хватит на сегодня… Вот смотрю я на тебя, Терехин, и думаю: ну, почему тебе пятнадцать лет дали?" Тереха этот растрогался, чуть ли не зарыдал, и говорит со слезами на глазах: "Спасибо, Виктор Андреевич!
Единственный Вы здесь человек меня жалеете!" Ну, собрался он и вышел, а опер продолжает: "Да таким пидорасам разве пятнадцать лет давать надо? Их стрелять сразу надо!"
Ладно, хватит себя накручивать. Нехорошо о человеке плохо думать. Наверняка он просто так приходил. Все-таки восьмой день у меня уже.
Да и про эпопею эту трагикомическую с отнятым одеялом он наверняка знает. ("Сага о Форсайтах"! "Илиада"! Битва титанов глупости на брантовском корабле дураков из-за выеденного яйца. Ура! Я победил!
Свифтовская война остроконечников с тупоконечниками. Карбышев, блядь! В натуре.) Просто посочувствовать пришел человек, вот и все.
Нельзя во всем только плохое видеть. Это дух на меня, наверное, так действует. У него ж там везде одни интриги. Во всех произведениях.
Так и я, сам напридумал, да и во все это поверил!
Я сам уверовал, что Дездемона И Кассио друг в друга влюблены.
Ты опять? Заебал уже своими дездемонами. В общем, подождем лучше до вторника. Кстати, все забываю спросить. Если уж ты здесь - а чем там кончается? "На уговоры дьявола поддаться…" А дальше-то что? А, ну, естественно:
Сдалась пустая, глупая бабенка!
Понятно. Это я, значит, "пустая, глупая бабенка"? Понятно. А чего, собственно, иного можно было ждать от Глостера?
Все, короче. Спать пора. Запутался я уже во всех этих глостерах.
Давай, спой колыбельную. Все равно ведь не отвяжешься.
Дай только срок. Дела идут на лад.
Ты что, охуел! На какой "лад"?! Тоже, что ль, рехнулся? Как и я.
Как жалки те, кто ждать не научился.
Ну, спасибо. Я, по-моему, последнее время только и делаю, что жду когда, наконец, "дела пойдут на лад". Чего-то только, все никак не дождусь.
Ладно. Вторник, вторник! Да, сэр, но с другой-то стороны "покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет". Хочешь сказать, а вдруг следователь во вторник не выздоровеет? А, хуй с ним! К тебе тогда присоединюсь и будем вместе по ночам завывать. Дуэтом.
На уговоры дьявола подда-а-а-а-аться?
Все, пиздец! Сплю. Точнее, пытаюсь. Брысь!
8 июня, воскресенье (девятый день голодовки)
Второе искушение Святого Антония-Франциска. Точнее, сразу аж целых два.
Первое - в обед.
Обычно все происходит так. Стучат в дверь, и приятный женский голос (здесь вместо грязных тюремных баландеров пищу разносят миловидные добродушные женщины в безукоризненно-чистых голубых передниках) спрашивает:
- Обедать будете?
- Нет, спасибо!
В этот же раз, несмотря на мое обычное "нет, спасибо", кормушка вдруг распахивается и мне протягивают полную, дымящуюся миску горохового супа (О-о-о!..):
- Кушайте, пожалуйста!
- Нет, спасибо, я не буду!
(Увы!) Миска исчезает, кормушка захлопывается. Слышно, как разносчица негромко говорит стоящему рядом охраннику:
- Слышал? Я предлагала!
Ага! Значит, по прямому указанию сверху! (Самой-то разносчице, естественно, на все наплевать. Прикажут - предложит, не прикажут…
Короче, хочешь - ешь, не хочешь - не ешь! У нас демократия. Это уже мне кум, потом объяснил. Более подробно).
Ну-у!.. это вы зря! Все-таки за миску чечевичной похлебки меня не купишь. Я не Иов. Это вы чего-то совсем меня дешево цените! (Чего-то я, блядь, уже мыслить начал, как какая-то блядь! Как проститутка. О цене торгуюсь. Наверное, голодание все-таки сказывается. Мозг не питается и пр. Поглупел? Да и вообще там, в Библии, по-моему, не Иов, а кто-то другой - Исав, что ли?.. Да-а… "Что-то и с памятью моей стало". Сахар! Срочно нужен сахар! А где его взять! Может, кружку съесть?)
После обеда искушения продолжаются.
"На вызов!"
На вызов? В воскресенье? К кому?
Оказалось, к куму. Молодой, высокий полноватый майор, вальяжно раскинувшийся в кресле. На стене большой портрет Дзержинского.
Ну, обычные приветствия, то да се, про голодовку обычный вопрос: отчего, да почему? - ну, в общем, обычная бодяга.
- Чай? Кофе?.. С овсяным печеньем, а?
(Вот пидорас!)
- Нет-нет! Что Вы! Никаких печений! У меня диета. Строгая.
Киваю на портрет и спрашиваю:
- О! Я вижу, у вас тут портрет Феликса Эдмундовича? Он же, вроде, сейчас… не популярен?
(Между прочим, подробности биографии этого, с позволения сказать, "рыцаря революции" - кокаиниста и маньяка - у нас почему-то недостаточно известны. Судя по имеющимся архивным материалам и документам, убивать, хотя и не своими руками, ему просто нравилось.
Впрочем, тогда ведь было много и тех, кому нравилось убивать именно собственноручно…
Интересно, кстати, употреблял ли "железный Феликс" знаменитый "балтийский коктейль" - любимый напиток чекистов и красных революционных балтийских матросов: ложка кокаина на стакан водки?
Хотя, наверное, вряд ли. Ведь они его обычно перед расстрелами пили, а лично Дзержинский все же никого не расстреливал. Как, собственно, и Сталин, и Берия, и Гитлер. И иже с ними.)
- Знаете, это творчество самих заключенных. Нарисовано, между прочим, сажей. Подручными, так сказать, средствами.
(Чудны дела Твои, Господи! Лучше бы он осиновый кол нарисовал, этот заключенный. И надписал: "На могилу дорогому Феликсу Эдмундовичу от благодарных заключенных". Портрет, между прочим, мастерский. Прямо, хоть в музей!)
- Но вы ему хоть срок-то за это скостили?
Майор в ответ лишь смеется. (Понятно!)
- А почему Вы так уехать-то отсюда хотите? - спрашивает он у меня. - У нас же здесь хорошо!
- Даже слишком. Мне бы где попроще.
Майор опять с готовностью смеется.
- Ну, рад был познакомиться с таким знаменитым человеком!
(И ты туда же!)
- Ну, это я на воле был знаменитым, а здесь все равны.
Майор снова жизнерадостно хохочет. ("Чему это он, блядь, все радуется? Гондон. Напился, наверное, чаю с овсяным печеньем перед моим приходом", - злобно думаю я.)
- Хотя, впрочем, у нас тут и до Вас были известные люди, - продолжает между тем кум. - Ковалев, например, тут сидел. Бывший министр юстиции. Тысячу сто с чем-то жалоб, между прочим, написал за время пребывания здесь.
(Да по хую мне твой Ковалев!)
- Ну, грамотный человек, наверное, был, - рассеянно отвечаю я. - Знал, что делал.
- Дурак он был просто! Он жалобы писал на решения, которые сам же и принимал, когда министром юстиции был.
- Знаете, вот если бы Вы сюда попали - не приведи, конечно, Господи, я Вам этого вовсе не желаю!..
Я стучу по столу.
- Спасибо.
- Так вот, если бы Вы сюда попали, у Вас тоже мнение о мно-огом сразу же переменилось бы, уверяю Вас! И те действия, которые Вы ежедневно сейчас совершаете, даже не задумываясь, и которые сейчас кажутся Вам совершенно правильными, естественными и нормальными, показались бы Вам верхом беззакония. Можете уж мне поверить! На слово.
Господин майор некоторое время на меня задумчиво смотрит.
- Возможно!
Потом решительно нажимает кнопку вызова. Почти сразу же в кабинет входит (вернее, вбегает) разводящий и отводит меня вниз, в мою камеру-сборку типа шкафа.
Кабинет кума, кстати, - на шестом этаже. Пришлось мне бедному, голодному, несчастному, измученному водой из-под крана, больному человеку… (А чем я, собственно, болен?.. Чем-чем! Душа у меня болит! Больному!.. Душевнобольному, что ли? Так и говори!.. Отстань!)
Так вот, бедному… а!.. это уже было… голодному, больному человеку туда тащиться! Можете себе представить? Сколько сил и здоровья мне это стоило? Пока кум пил чай с овсяным печеньем? (Тьфу, черт! И далось мне это печенье!) Ну, разве, скажите, это не издевательство?!
А вот сам хозяин, между прочим, и тот соизволил ко мне спуститься. Лично. Вот так. Наверное, все-таки он вчера искренне ко мне приходил. Просто по доброте душевной. Без всякой задней мысли.
Приятно все же в этом убедиться. Что вот есть еще, оказывается, на свете добрые люди. Без всяких задних мыслей. ("А что там у него, интересно, с передними?" - неожиданно мелькает у меня в голове шаловливая мыслишка. Но я ее решительно гоню.) Начальники тюрем. Ах!..
Впрочем, ни в коем случае нельзя расслабляться! Не следует забывать, где я.
Здесь нужно, чтоб душа была тверда.
Здесь страх не должен подавать советов.
Короче, "надо быть всегда наготове". Вот только чего? Наготове чего? Очередных пиздецов? Хотя, конечно, и приятно убедиться, что классики в моем случае так единодушны. Значит, я на верном пути.
Куда? В ад? В дантовский? А где тогда, блядь, Вергилий? Без него же я там ни за грош пропаду!! Сгину, как таракан. И где же?.. Эй-эй!
Хватит!.. А то, как бы еще ненароком и дантовский дух сюда не вызвать. В придачу к шекспировскому. (Где он, кстати? Давненько уж что-то не объявлялся.)
Тогда они уж точно вдвоем меня с ума сведут.
Все! Спать. Хватит. Спокойной ночи… малыши.
9 июня, понедельник (десятый день голодовки)
С утра по твоей просьбе приходил адвокат и целый час уговаривал меня прервать голодовку. Рассказывал, как ты переживаешь, волнуешься, плачешь и прочее.
Э-хе-хе… Не следовало бы мне все-таки жениться… Не на тебе конкретно, а вообще. Как, блядь, скажите на милость, можно совершать подвиги, имея на руках жену и детей? Это все равно, что пытаться плыть с двухпудовой гирей на шее.
Какая-то неразрешимая дилемма. Что делать, если твои собственные принципы чести, достоинства и справедливости вступают в противоречие с семейным долгом?
Как быть с влеченьями и снами?
Что делать? Следовать ли им?
…
К высокому, прекрасному стремиться
Житейские дела мешают нам.
В сущности, я тебя прекрасно понимаю. Ты женщина, и ты сейчас стараешься спасти семью, спасти меня. Ты действуешь по-своему правильно и убеждать тебя, отговаривать бесполезно. Ты права.
Женщина и не создана для подвигов. Она хранитель очага, гнезда, семейного уюта. Вот ты и пытаешься сейчас, по мере своих слабых женских сил, его спасти, это самое гнездо.
Но в результате ведь ты фактически заставляешь меня поступать так, как поступила бы сама! Но я-то не ты!!
Вероятно, любовь, семья стали занимать слишком уж много места в нашей жизни. Да, конечно, это очень важно, но это все-таки еще не вся жизнь. Жизнь этим не исчерпывается. Если любовь начинает занимать в жизни слишком много места, значит, ни для чего другого места там уже не остается. Ни для чести, ни для долга, ни для достоинства. Все легко приносится в жертву любви. Семьи и детей. Вот и приходится
Терпеть,
Чего терпеть без подлости не можно.(Карамзин)
Э-хе-хе… В общем, не получилось из меня Геракла. Чего уж там.
На первом же подвиге (блистательная победа в битве за одеяло), все сразу и закончилось.
Согласился я, короче, на прекращение. Единственное, что выторговал - это, что хоть завтра, а не сегодня. Когда со следователем поговорю. Да и то, после долгих и унизительных препирательств. ("Да меня супруга Ваша на куски разорвет! Как я ей об этом скажу?!")
Возвратился в камеру, лег на шконку. Настроение, хоть вешайся.
Как в выгребной яме искупался. Даже в начале голодовки такого не было. Чувствую, что я что-то безвозвратно потерял, какую-то часть себя. Причем, возможно, лучшую. Лучше бы я умер. (Да, блядь, умрешь тут!)