Полноценная, с истериками и визгом, паника разгоралась в гареме всё сильнее. Попытки евнухов, самих чрезвычайно испуганных, навести среди женщин хотя бы подобие порядка к успеху не приводили. Крик и визг не способствовали спокойствию защитников, продолжавших нести серьёзные потери чуть ли не ежеминутно. Казнь руководителей евнухов и прострация, в которую впала ещё недавно почти всесильная Кёслем-султан, мгновенно превратившаяся из повелительницы в одну из многочисленных бывших султанский жён, очень плохо сказались на микроклимате гарема. Вдруг опять возвысившаяся мать Мустафы, совсем уже старуха, навести порядок была не в силах. И в молодости умом не выделяясь, она только вносила дополнительный элемент дезорганизации в жизнь и без того склонного к интригам и подковёрным игрищам коллектива. А уж как подействовали на женщин близкие стрельба и взрывы, многочисленные пожары по всему Стамбулу… описать если и возможно, то для этого потребуется целый том.
Смертоносно-точный обстрел сказался, наконец, янычары были вынуждены уйти со стен, приготовившись встретить врагов во дворе. Стена, ограждавшая Сераль, для полноценных боёв не предназначалась. Казаки же заминировали её подножие в трёх местах. Взрывы образовали бреши, хоть и небольшие. Руководитель обороны бросил на их прикрытие последние резервы. Которые были забросаны гранатами и быстро, почти поголовно уничтожены. Чугунные гранаты с взрывчаткой - для запалов Аркадий не пожалел капсюлей из патронов к ТТ - поставили жирный крест на организованной обороне. Начались резня и добивание уцелевших.
Хитрое это дело, государственные финансы. И крайне запутанное. Кому как не жителям бывшего СССР это знать. Англичанин или американец может питать иллюзии о прозрачности бюджета страны для граждан и обоснованности если не всех, то большей части трат. Наивные. В государстве Османов к семнадцатому веку государственный дефицит рос со скоростью, разве что меньшей, чем у нынешних США. Денег не находилось зачастую на самое главное: армию. Бунтовали янычары, не получая месяцами своё жалованье, о других, менее привилегированных группах населения и говорить не приходится. Неудержимо падало содержание серебра в монете. Но у султанов на личные нужды финансов всегда хватало. Многие, наиболее надёжные источники пополнения казны работали не на государство, а на личные нужды правителя. Ничто не ново под Луной…
По османским меркам в двух казнах, халифатской и личной султанской, на тот момент денег было немного, несколько миллионов акче. Немалую сумму взял с собой в поход ныне покойный Мурад, а приход в государственную казну, в связи со смутными временами, наставшими в стране после пресечения династии, резко сократился. Но для казаков это была сказочно богатая добыча. Как это ни смешно, но при переноске сокровищ на корабли им не хватило тары. Для серебра пришлось майстрячить импровизированные мешки из подручных средств. Несколько человек даже не пожалели для этого свои шаровары. В конце концов, казаку не стыдно потерять или пропить штаны. Это же не оружие, без которого казак - не казак*. Надо ещё учитывать, что переносимые сокровища были общественными, делились они по прибытию к родной земле. Атаковать собственно сам комплекс Сераля с гаремом не стали. Ограничились разграблением дворца султана, стоявшего рядом. Красивых баб и в Стамбуле хватало, денег награбили также немеряно.
Одной из главных целей в Стамбуле стал для казаков бедестан, крытый рынок, огромное по меркам семнадцатого века здание, служившее, в числе прочего, для торговли золотыми и серебряными изделиями, драгоценными камнями, дорогими тканями. И главным рынком торговли невольниками. В этот день, правда, работорговая часть была наполовину пустой, приток пленников с севера иссяк, некем османам было забивать казармы для рабов. Добычу оттуда пришлось тащить на корабли нескольким сотням захваченных в соседних кварталах турок. Милосердие в этот день то ли взяло отгул, то ли крепко заснуло, но дотащивших свой нелёгкий груз людей, в большинстве своём ни в чём не виновных ремесленников, беспощадно вырезали и сбросили в воды Золотого Рога. Впрочем, такому эфемерному чувству трудно выжить в невольничьих казармах.
Вот что писал об этом месте Симеон Лехаци: "Старики и старухи сидят; девочек и мальчиков, юношей и красивых женщин глашатаи, взяв за руки, показывали и продавали как лошадей либо мулов, а других собирали в каком-нибудь месте или на площади подобно отаре овец. Покупатели открывали лица и грудь молодых девушек и ощупывали с ног до головы все их тело, чтобы у них не оказалось чесотки, язвы либо других ран. А они стояли тихо и безмолвно; которые приглянутся, их и покупали и, отняв у отца с матерью и разлучив с сестрами и братьями, увозили к себе домой. При виде всей этой причиняющей боль скорби, какой я никогда не видал, у меня разболелась голова, затрепетало мое сердце, возмутилась душа моя, и все существо мое содрогнулось".
* - Это не шутка. На печати Всевеликого Войска Донского петровских времён изображён голый казак с оружием, кажется, на бочке. Пётр пожаловал печать, когда наткнулся возле кабака на голого, но вооружённого спящего человека. Отобрать у него оружие не удалось, мертвецки пьяный казак держал его крепко, впечатлённый царь отметил эту встречу таким образом.
Недолго музыка играла.
Истамбул, 17–18 Зуль-Ка'да 1047 года хиджры. (2–3 апреля 1638 года от Р. Х.)
Вскоре после полудня, ограбив и второй бедестан, старый, казаки были вынуждены покинуть основную часть Стамбула. Успев, впрочем, вывести из строя всю тяжёлую артиллерию на стенах, смотрящих на Золотой Рог и Босфор. Малокалиберные пушки, мортиры и кулеврины были сброшены вниз со стен и башен, частично даже перетащены на корабли, заменив там балласт. Муса-паша смог прорваться с несколькими тысячами воинов к Сералю, кварталы у стен выгорели, и местность между Едикуле и Сералем стала вполне преодолима. Но врагов мужественный каймакам там не застал. Взорвав арсенал в бывшей церкви св. Ирины, они отступили на корабли.
Галатская часть города пока в немалой степени принадлежала налётчикам. Они поспешно дооснащали построенные недавно каторги и баштарды, готовя их к переходу через море. Мастеров, обнаруженных на верфи, посадили за вёсла, посчитав, что они будут им куда полезнее, чем намеченные для этого османами стамбульские воришки и жулики. Криминальный элемент и прочих правонарушителей выпустили на волю, что никак не способствовало установлению в городе порядка. Топ-хана продолжал гореть. Взрывы к полудню там прекратились, но пожары даже разрослись, весьма меткие выстрелы топчи со стен этого квартала прекратились совсем. Вероятно, в этот момент его штурм был бы лёгким и не очень кровавым, но лезть в пекло, от которого словно раскалились стены домов, никто не захотел. Брать там уже было нечего, а найти мучительную смерть - весьма вероятно.
Работники с верфей, даже христиане, на галеры совсем не рвались, им и здесь неплохо жилось. Но никто их согласия не спрашивал. Показательная казнь пытавшихся сопротивляться стимулировала остальных к повиновению. Горящая во многих местах, без опаски разграбляемая столица мира производила в тот момент на её жителей ошеломляющее впечатление. Мир вокруг, пусть не такой уж радужно-прекрасный и не очень справедливый, но казавшийся невероятно устойчивым и надёжным, рушился на глазах. Горел ярким пламенем. На людей это производило сильнейшее впечатление, волю к сопротивлению сохраняли немногие. Не мысливших себя вне этого мира янычар, охранявших центр судостроения султаната, выбили в первый же час, а мастерам, плотникам, кузнецам, корабелам, в голову не приходило лезть в драку со страшными разбойниками.
После резни, устроенной стамбульцами франкам, тех в городе не осталось совсем. Суда, принадлежавшие им, уже сменили владельцев, причём в итоге достались они, большей частью, давшим властям большой бакшиш грекам и армянам. Налётчики реквизировали корабли в бухте невзирая на религиозную принадлежность хозяев - для вывоза награбленного они нуждались в большом количестве трюмного пространства.
Однако одно судно с западноевропейским экипажем захватить удалось. Оно пришло в бухту - капитан и команда ничего о случившемся здесь за последнее время не знали - прямо перед казачьим налётом. Уйти назад французскому флейту, очень похожему на построенный голландцем для казаков, было не суждено. Когда же в середине следующего дня его обследовали, несмотря на протесты капитана, то проверяющие впали в состояние прострации. Трюмы судна казались почти пустыми, хотя корабль сидел в воде по ватерлинию. Выяснилось, что грузом его было серебро*, около тонны, а балластом служили два десятка новеньких бронзовых стволов кулеврин. Шестифунтовых и восьмифунтовых. На сладкое в одной из кают обнаружили около сотни штуцеров с нарезными стволами. Естественно, все попытки капитана и присутствовавшего на корабле одного из хозяев груза избежать конфискации к успеху не привели. Имевшие богатую одежду, переселились на одну из каторг, прикованные там к веслу, свободу теперь им предстояло выкупать. А матросы - за право быть отпущенными бесплатно - охотно согласились помочь довести корабль туда, куда казакам было нужно.
Весь день и последовавшую за ним ночь казакам пришлось трудиться или присматривать за трудом подневольных. Мало награбить невиданно богатую добычу, нужно было ещё утащить её домой, сохранив голову на плечах. Поход яицких казаков в Среднюю Азию, закончившийся почти полным их уничтожением, давал прекрасный пример, как не надо грабить.
Между тем к вечеру немалая часть бухты стала простреливаться из ружей, янычарок и османского варианта затинных пищалей. Можно было не сомневаться, что на следующий день к обстрелу присоединятся перетащенные из других мест пушки. Муса-паша делал всё от него зависящее, чтобы побыстрее изгнать врагов из доверенного ему города. Огромные потери его не смущали. Погибнуть в битве с неверными - счастье для воина ислама.
Зажигательные ракеты, привезённые в этот раз, возможно, и были бы малоэффективны против небольших целей, но для преимущественно деревянных кварталов бедноты они проявили себя как страшное оружие. Летя со страшным воем и визгом, пугая жителей огненными хвостами, бросающимися в глаза в сумерки и ночью, загорающиеся неугасимым пламенем, они не могли не вызвать паники среди мирного населения. И вызвали. Люди, все, кто мог в основной части города, побежали от этого ужаса. Часто, куда глаза глядят, то есть в районы сплошного задымления от пожаров, зажжённых ранее. Где и гибли, не столько от огня, сколько от дыма. Нередко толпы сталкивались между собой, тогда смерть собирала особенно богатый урожай. Задние продолжали напирать, передним некуда было бежать, они задыхались, но не падали. Некуда было падать. Жуткие вещи творились у ворот, в которые пыталось протиснуться больше стамбульцев, чем они могли пропустить. Малочисленные стражники - большая их часть ушла воевать с налётчиками - навести порядок не могли, а случалось, и гибли, задавленные толпами перепуганных горожан.
Одна из обстреливавших город каторг вдруг загорелась сама, огонь перекинулся на несколько ещё не выпущенных ракет. Погасить её ракетчики не успели: громко и красочно она взорвалась, оставив на воде горящие обломки. Большая часть бывшей в тот момент на ней команды погибла. К счастью, половина прибывших на ней уже осваивала новое судно, поэтому число сгинувших при этом лишь немного превысило сотню. Нельзя сказать, что такого случая не опасались, ракетные каторги стояли в отдалении друг от друга и в стороне от других кораблей.
В этот же день несколько полупустых галер пристало к посёлкам лоцманов, водивших суда по Босфору. Их жителей насильно загнали на суда. Женщин, детей, стариков - всех. Позже их рассадили по другим судам, а мужчинам, ради которых это и сделали, предложили вывести казацкую флотилию в Чёрное море, если они хотят, чтобы их семьи не погибли. Что думали лоцманы, нетрудно было догадаться, но практика аманатов (заложников) в данном случае была единственной надеждой на благополучный уход из капкана, в который вот-вот мог превратиться разграбленный и полусожжённый Стамбул. К городу стягивались не только ополчения тимариотов из окрестностей, почему-то не пошедшие в поход с Мурадом. На помощь спешили две армии, из Анатолии оджак, из Румелии - армия румелийского бейлербея.
Всю ночь шла догрузка кораблей, перетасовка команд и пассажиров. При проходе в пролив пришлось держаться подальше от городских стен. К великой казацкой удаче, из не взятой ими Топ-ханы стрелять по уходящим кораблям не стали. А янычары на стенах основной части города не имели для стрельбы ничего эффективнее гаковниц.
Ветер за время налёта не изменился, разве что стал чуть послабее. К сожалению для грабителей - не прекратился совсем. Так что предстояло возвращаться и против течения, весной при таком ветре - значительного, и против самого ветра. Здесь и самым большим противникам сожжения больших кораблей стало ясно, что их уничтожение было обоснованным, быстро отбуксировать их при такой погоде было нереально. Как бы ни хотелось завести свой многопушечный флот. Легче на душе от этого многим не стало, воспоминания о пылающих гигантах ещё долго будут портить им настроение, превратившись в невидимый рубец на душе.
* - Султан Мурад отказался продлить торговые привилегии для Франции, дав их Нидерландам и Великобритании. Из-за этого вести нормальную торговлю товарами французам стало невыгодно. Они нашли выход: стали завозить в Оттоманскую империю серебро, которое ценилось в ней заметно дороже, чем в Европе. Замазывая глаза таможенникам, ввозили они и оружие, французские кулеврины есть среди запорожских трофеев. Закупали же французы пряности, дорогие ткани, шерсть…
4 глава.
Как важно быть внимательным.
Румелихисары, ночь с 17 на 18 Зуль-Ка'да 1047 года хиджры. (ночь с 2 на 3 апреля 1638 года от Р. Х.)
Грабёж, конечно, дело увлекательное. Добираясь до желанной добычи, забываешь обо всём, и горе тому, кто попытается помешать. Однако регулярно им могут заниматься только те люди, которые умеют даже в моменты высшего счастья - очищения богатого сейфа - думать о путях отхода. Почему-то окружающие обычно восторгов грабителей не разделяют и всячески им в присвоении "заработанного непосильным трудом" пытаются помешать. Посему атаманы, съевшие на облегчении сундуков ближних не собаку даже, а огромную стаю псовых (господи, прости им эти грехи), позаботились об отступлении заранее.
Помимо трудностей с течениями, ветрами и скалами, оставалась ещё одна нерешённая проблема - Румелихисары. Взять с наскока её не удалось. Но если к Стамбулу казацкий флот проскочил на очень большой для тех времён скорости, в темноте и неожиданно для топчи огромных пушек, в ней установленных, то при возвращении, заведомо более медленном и дневном, они могли собрать богатейшую жатву казацких жизней и пустить на дно, что ещё обиднее, немалую часть награбленного. Спрашивается, зачем старались?
Поэтому ещё в разгар грабежа на стены Анадолухисары послали самых метких пушкарей и три сотни казаков им в помощь. В ночь перед проходом флота обратно они начали интенсивный обстрел стен и башен Румелихисары. Оглушительно, можно сказать - громоподобно, рявкнула одна из смотревших на пролив (и крепость на другом его берегу) пушек, затем вторая, третья… Пушкари повели пристрелку. Снопы пламени вылетали из огромных жерл вместе с ядрами более чем полуметрового диаметра. Особая сила звучания у нескольких выстрелов объяснялась именно огромным калибром пушек. Ядрышки центнерного веса полетели передавать горячий привет засевшим в Румелихисары османам. Над крепостью поднялись густые облака порохового дыма.
К великой удаче казаков, ветер продолжал дуть с северо-востока, относя и рассеивая эти мешающие не только целиться, но и дышать, образования по направлению к Стамбулу. Пороха в арсенале Анадолухисары запасено было немало, запас ядер также имелся. Расположены крепости менее чем в километре друг от друга, в самом узком месте пролива. Даже тонкостенные, пригодные только для стрельбы каменными ядрами и жребием (картечью, у осман - также обычно каменной, щебнем) османские пушки могли добить до крепости-соседки. Среди гнездившихся в крепостях птиц поднялся изрядный переполох, такое ужасное пробуждение стало для них совершенной неожиданностью - в связи с дороговизной пороха здесь тренировочных стрельб давно не вели. Мало кто из летунов пережил эту ночь, трепетные птичьи сердца не созданы для таких нагрузок.
Топчи из Румелихисары немедленно ответили на казацкие залпы своими, между крепостями-сёстрами, изначально призванными совместно защищать Стамбул, завязалась артиллерийская дуэль. Османам стрелять было несколько менее удобно - дым от их собственных выстрелов задувался прямо на них. Если бы ветер был восточным, это бы здорово облегчило казакам жизнь, но даже небольшие проблемы у топчи стали приятным моментом. Темнота, благо цели были крупными и неподвижными, не мешала ни пушкарям, ни топчи.
Далеко за полночь начало сказываться преимущество осман в количестве крупнокалиберной артиллерии. В заметно более крупной Румелихисары и пушек было больше. Однако такая перестрелка потребовала от османского гарнизона предельного напряжения сил. Некоторые орудия спокойно могли выдержать сравнение со знаменитой царь-пушкой, соответственно, ядра для них были очень тяжёлыми. Картечью же палить на такое значительное расстояние было бессмысленно. Топчи быстро вымотались, и мухафиз привлёк к обслуживанию орудий большую часть гарнизона. Начавшие стрелять первыми топчи уже были мокры от неимоверных усилий, будто побывали под дождём. Они заметно покачивались при ходьбе, глаза покраснели от порохового дыма и слезились, но заменить их было некем. Если засыпать в пушку порох и закатить туда ядро могли и обычные спахи, то стрелять должны были именно топчи, умеющие это делать. На суше возле Румелихисары казаки активности не проявляли, их вообще там видно не было, что дало возможность мухафизу оставить на стене защищавшей крепость лишь несколько человек стражи.
От попадания гигантских мраморных шаров крепостные стены ощутимо вздрагивали, хотя построены были на редкость хорошо и надёжно. Так что ядра, несмотря на огромный вес, бесполезно разбивались о стены и башни, хоть и откалывали куски кладки. Хуже было, когда они разбивались в непосредственной близости от пушек, осыпая их и орудийную прислугу градом каменной картечи. Выжить в таких местах не удавалось никому. Гром от перестрелки был хорошо слышен во всех районах Стамбула, но там в этот момент было не до героически дравшегося гарнизона Румелихисары. Разве что некоторые из гражданских обитателей города преждевременно возрадовались идущей на помощь разграбляемому городу непобедимой армии халифата. Шли армии, сразу две, но помешать проклятым гяурам не успевали. Вот и попробуй не поверить в то, что казаков возглавляют могучие колдуны: никогда их не удавалось застать на суше несравненно более сильным войскам султана. Чем же, кроме колдовства, можно объяснить такое постоянство?