- Дело в том, что несколько дней назад сюда приходил пожилой господин восточной наружности. Он оставил здесь микстуру из наростов корня, - фармацевт посмотрел на бумажечку с записью, - тань - гуань. Он утверждал, что корню много более ста лет. Честно говоря, я не знаю, что бы это значило. Но господин был очень убедителен и сказал, что именно сегодня утром около моей аптеки упадет в обморок некий русский по фамилии Згурский. - Аптекарь окончательно сконфузился. - Он просил передать это вам.
- Тань - гуань, - тихо проговорил генерал. - Корень дерева бо - му. Глазам своим не верю! Когда приходил этот восточный господин?
- Примерно дней этак десять назад.
- В это время я еще и не предполагал ехать в Прагу.
Он замолчал, словно погруженный внутрь себя, потом медленно произнес:
- Времени нет…
- Владимир Игнатьевич, не беспокойтесь, берегите себя! Мы успеем, еще раннее утро.
- Нет - нет, я не о том. Это Лун Ван сказал двадцать лет назад. Он утверждал, что времени не существует, и все происходит, как бы так выразиться, везде и всегда.
- Не понимаю.
- Признаться, я тоже. Однажды перед самой отправкой в Порт - Артур я зашел к Лун Вану - он как раз готовил снадобье из этого корня… Средство очень сильное. Китайцы верят, что, если его принимать регулярно, оно сделает человека бессмертным. Как раз тогда мы поспорили с Лун Ваном. Я говорил, что вечная жизнь невозможна, со временем организм изнашивается. А он сказал, что времени - нет… Откройте, пожалуйста, сосуд!
- Он замотан. Печать… - начал Комаровский.
- Я вижу. Сломайте печать и посмотрите - там, внутри пергамента, в который обернут пузырек, должна быть подпись.
- Да! - разворачивая кусок чисто выскобленной кожи, кивнул штаб - ротмистр. - Так и есть. "6 января 1904 года. Капитан Згурский". Владимир Игнатьевич, вы хотите сказать, что подписали этот пергамент двадцать лет назад?
- Именно так.
- А кажется, что и чернила - то едва просохли!
- В разгар нашего спора Лун Ван вдруг поднялся и вышел. Как мне представилось - в соседнюю комнату. Отсутствовал чуть больше пяти минут. А когда вернулся, сказал, что отправил лекарство мне. Я спросил - зачем? Лун Ван ответил, что в нужный час оно укрепит мои силы. Но когда я возвратился в посольство, денщик божился, что лекарства мне не доставляли. И я тогда списал это на нерасторопность слуг великого лекаря. Потом отъезд, война…
Згурский поглядел на глиняную бутылочку, украшенную иероглифами:
- Да, тот самый… Невероятно! Но оставим это. - Он откупорил лекарство. - Принесите мне воды. У нас слишком много дел, чтобы распутывать китайские головоломки.
Май 1924
Дзержинский прикрыл уставшие глаза. День выдался скверным. Партийная дискуссия, навязанная Львом Троцким, его настоятельное требование превратить три четверти работоспособного населения страны в бойцов и командиров трудовых армий требовали осторожности и умения маневрировать, не противореча никому и поддерживая тех, кто нужен. Резкому и жесткому председателю ОГПУ такое искусство было чуждо, и необходимость учиться ему вызывала раздражение, граничащее с яростью.
Резоны, которыми оперировал Троцкий, были понятны всякому истинному революционеру. Для мировой революции необходимо максимальное напряжение сил. Для максимального напряжения сил нужна железная дисциплина, а самая лучшая, самая крепкая дисциплина - в армии. Опыт подобных формирований у Троцкого уже имелся: еще в гражданскую войну сведенные в монолитный войсковой организм, десятки тысяч бойцов трудового фронта вынуждены были под угрозой трибунала совершать настоящие чудеса там, где наемные рабочие без лишних слов разбежались бы, капитулировали перед врагом и суровой природой.
Однако нутром Дзержинский чувствовал, что такие экстренные меры в мирное время будут опасны для государства и революции.
Ему, как никому другому, приходилось работать с поступавшей с мест информацией о крамольных разговорах среди пролетариата, недовольстве крестьян, надвигающемся голоде… Папки с донесениями громоздились у него на столе, подобно баррикадам на Красной Пресне. Теперь по его баррикадам вела огонь не кучка царских сатрапов, а вся мировая буржуазия, полная ненависти к стране Советов.
Дзержинский придвинул к себе очередную папку. Донесения агентуры Коминтерна: "По запросу касательно операции "Картель". Неизвестный, скрывшийся под безликим псевдонимом SR–77, докладывал из Праги: "Наблюдение, установленное за объектом, показало, что подполковник Шведов был встречен на пражском вокзале бывшим штаб - ротмистром, Евгением Александровичем Комаровским. Этот офицер известен своей антисоветской направленностью и активной работой в эмигрантской среде. Обладает значительными финансовыми средствами, благодаря наследству. Разработка представляется бесперспективной.
Через два дня из Парижа к Е.А. Комаровскому прибыл неизвестный, судя по выправке, старший офицер или генерал. На лацкане костюма носит фрачный значок в виде коронованной буквы "Д", зовут Владимир Игнатьевич. Утром следующего дня приезжему стало дурно. Ему была оказана па - мощь в ближайшей аптеке, после чего он и штаб - ротмистр направились в антикварную лавку на Златой улице, где работает бывший генерал - майор Спешнев - председатель Братства участников Луцкого прорыва, в прошлом - офицер штаба 8–й армии".
"Похоже, рыбка клюнула, - улыбнулся Дзержинский, переворачивая лист. - Хорошо бы теперь узнать, кто такой этот таинственный Владимир Игнатьевич… Так, что это? Ориентировка на Комаровского. Воронежский кадетский корпус, Александрийский гусар… О - о, участник Ледяного похода, адъютант Корнилова. Немало, немало. Что тут еще? Ага, забавная история. "Во время революции 1905 года на улице вступился за молодую девушку, фрейлину вдовствующей императрицы Александры Федоровны. Схватился один против пятерых, был ранен ножом в лицо. Чтобы скрыть уродливый шрам, императрица именным указом разрешила Комаровскому ношение бороды". Что ж, интересный субъект".
Дзержинский отодвинул папку, вновь устало прищурил глаза и нажал кнопку электрического звонка, вмонтированного в столешницу. Секретарь отворил дверь и застыл на пороге, ожидая распоряжений.
- Гражданину Джунковскому звонили?
- Так точно, Феликс Эдмундович! Он уже выехал, скоро должен быть.
- Хорошо.
Секретарь не уходил.
- Что - то еще? - поглядел на него председатель ОГПУ.
- Вечерней почтой доставили из Ленинграда донесение по товарищу Орлинскому. И еще - срочный звонок по поводу Згурской…
- Да - да, я помню. Это по делу профессора Дехтерева. Так что с ней - нашли?
- Да. - Секретарь замялся. - Она проживала в Елчанинове под чужой фамилией. Ее опознал особоуполномоченный ГПУ, Василий Гуц.
- Гуц… Гуц. Я что - то помню. Это из старой гвардии?
- Да, - подтвердил секретарь. - Но он убит.
- Згурской?
- Вряд ли. Он и еще один сотрудник ГПУ убиты из наградного револьвера начальника Елчаниновской милиции Судакова.
- Кто таков?
- Судаков Петр Федорович. В прошлом - красный командир. За удаль, проявленную в боях с белыми, приказом наркомвоенмора награжден именным оружием. Трижды ранен. С середины девятнадцатого года - начальник Елчаниновской милиции. Нареканий и взысканий по службе не имел. Кандидат в члены партии. За искоренение бандитизма в губернии был представлен к ордену Красного Знамени, однако награждение еще не производилось.
- Вы уверены, что именно он стрелял в наших сотрудников? - На скулах Дзержинского заиграли желваки.
- Наверняка сказать нельзя, но стреляли из его нагана. К тому же и он, и Згурская с дочерью исчезли в неизвестном направлении.
- Так. - Председатель ОГПУ сжал губы и начал стучать костяшками пальцев по столу. - Так, - с нажимом повторил
он после недолгой паузы. - Вероятно, сами того не желая, мы нащупали хвост очередной белогвардейской гадюки… Подтверждается ли, что это тот самый краском Судаков, а не самозванец?
- Да, он уроженец Елчаниново. Его в тех местах знают с детства.
- И ты говоришь, он был награжден лично Троцким?
- Так написано.
- Интересная ситуация получается. - Дзержинский еще хотел что - то сказать, но не успел - в приемной раздались по - армейски четкие шаги.
- Феликс Эдмундович, к вам господин… гражданин… товарищ Джунковский.
- Просите, пусть войдет.
Бывший шеф корпуса жандармов, бывший губернатор Москвы вошел быстро, отодвинув, будто едва заметив, секретаря.
- Добрый вечер, Владимир Федорович!
- Добрый вечер, Феликс Эдмундович. - Руки бывшего товарища министра внутренних дел и председателя О ГПУ сомкнулись в рукопожатии. - Вижу, не забываете старика.
На губах царского генерала играла насмешливая улыбка.
- "И за учителей своих заздравный кубок поднимает", - процитировал Дзержинский. - А вы - мой учитель дважды. И до революции, и теперь.
- Да… - Джунковский криво ухмыльнулся. - Ученик превзошел учителя. Итак, зачем я вам понадобился на этот раз?
- Прежде всего должен сказать, что ваш план работает как часы. На встречу с подполковником Шведовым из Парижа, как и ожидалось, прибыл некто - судя по выправке и возрасту, старший офицер или генерал. Пражской агентуре он неизвестен. Но, как было установлено, зовут его Владимир Игнатьевич и на костюме он носит значок с золотой коронованной буквой "Д".
- Коронованная буква "Д"? - переспросил Джунковский, сверху вниз глядя на собеседника. - Ничего сложного - вензель шефа 16–го Мингрельского гренадерского полка. Стало быть, он из мингрельцев. Кавказская гренадерская бригада. Очень достойный, я вам доложу, полк. Владимир Игнатьевич, Владимир Игнатьевич… Нуда, конечно! Вот же момэнт вислоухий, как я сразу не вспомнил?! Пред вами, почтеннейший Феликс Эдмундович, блистательный образчик русской военной породы - генерал Владимир Игнатьевич Згурский. В пятнадцатом году он командовал мингрельцами во время штурма Эрзерума. Сейчас, должно быть, возглавляет полковое братство.
"Згурский, - стучало в голове председателя ОГПУ, - неужели муж той самой Татьяны Згурской? Нелепое совпадение или, как говорили в прежние времена, перст божий? Згурский…"
- Чем же блистателен наш генерал?
- Когда б Россия с самого начала века не воевала, то, пожалуй, вышел бы этот храбрец в отставку капитаном, от силы подполковником, и разводил бы лошадей на конном заводе своего отца.
- Отец его, получается, коннозаводчик?
- Отец его был начальником государственной приемки Главного артиллерийского управления. Прекраснейший человек, неподкупный, честный. Из - за этой честности и неподкупности частенько неприятности имел.
Вот, скажем, однажды некая зарубежная фирма пыталась нам продать четверть миллиона трехдюймовых снарядов, которые всем были бы хороши, да только дюймы у этой фирмы получались какие - то своеобычные. Так что снаряд в пушечном стволе болтался. А если пушка от стрельбы разогревалась, то и вовсе летел этот снаряд куда угораздит. Старший Згурский всю партию забраковал. А деньжищи, как вы сами понимаете, там крутились громадные. Вот и решили надавить на него.
- Каким же образом?
- Владимир Игнатьевич Згурский в ту пору как раз в Академии Генерального штаба учился - самый выпуск. Через кого там палки в колеса ставили - не знаю. Но только капитану Згурскому и еще троим офицерам, окончившим дополнительный курс по высшему разряду, было отказано в причислении к Генеральному штабу. Кстати, Феликс Эдмундович, обратите внимание - одним из товарищей по несчастью вашего пражского Мистера X был не кто иной, как молодой артиллерийский штабс - капитан, Деникин Антон Иванович.
- Вы хотите сказать, что Деникин и Згурский - друзья?
- Да. И не только по несчастью. Когда в гражданскую войну французы решили оставить без поддержки Деникина и его правительство, именно Згурского Антон Иванович назначил своим представителем в Париже. И тот весьма преуспел на военно - дипломатической стезе. Когда б Врангель его не отставил, кто знает, как бы еще дело повернулось. Но я перескочил. Тогда, в Академии, Деникин стал писать жалобы, искать управы на военного министра. Згурский же бумажными войнами заниматься побрезговал и, воспользовавшись правом выбора вакансии, нашел себе местечко, куда Макар телят не гонял: Благовещенск, Сибирский стрелковый полк. Скандал в столице был не скажу - грандиозный, но шумный. Еще бы: блестящий молодой офицер из лейб - егерей, если я не ошибаюсь, известное в столице и при дворе семейство - и вдруг в Благовещенск! Китайская граница. Этакая пощечина власти. К Генеральному штабу его, а потом и Деникина, позже причислили. Но возвращаться из глубины сибирских руд наш фрондер не пожелал. Потом началась китайская война, и капитан Згурский, самолично попросившийся из штаба в строй, во главе роты первым вошел в Пекин. Такой вот случай, Феликс Эдмундович.
- Да, что и говорить… Примечательный человек.
В голове Дзержинского снова всплыла недавняя история профессора Дехтерева.
- Владимир Федорович, если вы еще что - нибудь вспомните относительно генерала Згурского, окажите любезность - сообщите мне как можно скорее. И главное - обратите внимание, на чем его можно подцепить.
- Я вас понял, Феликс Эдмундович. Постараюсь вам помочь. - Джунковский презрительно поджал губы. - Я могу идти?
- Да. Заранее вам благодарен. - Феликс Эдмундович сделал вид, что не заметил гримасу, и, проводив взглядом прямую спину жандармского генерала, вернулся к бумагам.
Донесение из Ленинграда, как и ожидалось, было подписано секретным сотрудником, приставленным негласно надзирать за товарищем Орлинским. Как и генерал Джунковский, бывший статский советник Орлов являлся "сотрудником" личной агентуры Дзержинского. Старому революционеру и опытному конспиратору - ему было отлично известно, сколь немалую пользу можно извлечь, держа на крючке подобных "золотых рыбок". Специалистов такого класса в Советской России не имелось, и взять их было неоткуда. Воспитать и обучить своих, как гласила партийная доктрина? Несомненно. Однако на это нужно время, и немалое. А специалисты жизненно необходимы сейчас. У врага, в отличие от нас, проблем с кадрами нет - одними штыками и партийными билетами его не разобьешь. Но, с другой стороны, приходится со всей бдительностью следить, чтобы рыбка не сорвалась с крючка.
Дзержинский потер грудь - зачастившее отчего - то сердце рвалось наружу, мешая нормально дышать.
"Хорошо бы пройтись, воздухом подышать. - Председатель ОГПУ глянул в просвет между тяжелыми бархатными шторами. На улице давно стемнело, и редкий перезвон трамваев напоминал о том, что есть время для работы, а есть и для отдыха. - Сейчас… Сейчас посмотрю этот донос и пойду, - словно уговаривая сам себя, подумал Дзержинский. - Так, что тут у нас?"
Уставший за день мозг отказывался воспринимать написанное.
"Датчанин. Должно быть, шпион. Спецобъект… Стоп! По совместной службе в Мингрельском гренадерском полку!.."
Феликс Эдмундович снова пробежал глазами текст. Точно. Мингрельский гренадерский полк. Так ведь это же снова Згурский!
ГЛАВА 9
"Люди всегда готовы были умереть во имя добра, зла и других безрассудных целей".
Артур Кестлер
Май 1924
Небо из зловеще черного стало багрово - серым, рассвет крался на мягких лапах, готовясь петушиным криком провозгласить новый день. Судаков шел быстрой размашистой походкой, точно легавая по кровавому следу, ориентируясь более на чутье, нежели на окрестные елки и осины. Лес был старый, густой, буреломный. Еще три года назад здесь вольготно чувствовала себя банда Метлы - дружка судаковского детства, Захарки Метелкина. Покуда не вернулся Судаков с гражданской, никак этого самого Метлу изловить не могли, точно сквозь землю уходил из - под носа у погони. Но, как водится, не все удаче зубы щерить - возвратился в родные места комэск Судаков, и назначили ему, лихому кавалеристу, бандитов ловить. Столкнула насмешница - судьба Петра Федоровича с дружком лоб в лоб, да по разные стороны баррикады.
Как - то таким вот ранним утром пришел начальник Елчаниновской милиции сам - один в лес на заветное место, посвистел дроздом, и нате - вылез, откуда ни возьмись, на его призыв разбойный атаман Метла - Захар, внук местного лесника.
- Уходи, - сказал тогда Судаков. - Что прихватил, бери с собой, и уходи. Догонять не стану. День тебе даю.
- Не дури, Петруня. Что ты мне сделать - то можешь? Лучше к нам иди. Ты ж сызмальства ухарем был. Помнишь, когда мы в училище про Разина проходили, так мы с тобой и Яшкой Фроловым по ночам на баржи набеги делали на Зазнобином озере?
- Яшка под Луцком в земле лежит, а мы с тобой - вот. Что было, то было - к чему поминать? Мир перевернулся. Уходи, а лучше сдайся. Я тебе повинную оформлю.
- Да ты че, Петрунь! Когда такое было, чтобы я сдавался?
Судаков молча постукивал прутом по высокому голенищу
сапога, угрюмо слушая бандитского вожака.
- Так, стало быть, не уйдешь? - наконец промолвил он.
- Мог бы и не спрашивать.
- Ну, тогда прощай.
- И ты прощай. Извиняй, Петрунь, что так все вышло.
Следующим утром на опушке банда Метлы попала под кинжальный огонь пулеметов. Немногих выживших отвезли в губчека, где они были расстреляны по законам военного времени.
Сейчас Петр Судаков шел той же звериной тропой, и ему казалось, что призрак Захара Метелкина глумливо усмехается, глядя на него из - за каждой встречной осины.
- Мама, куда мы идем? - послышался за спиной бывшего краскома голос Ольги. - Я устала.
Судаковым овладело глухое раздражение - как совсем недавно, в учительском доме, когда он велел быстро собрать все нужное и ценное.
- …Лишнего не берите! - скороговоркой распорядился Судаков, и тут же первым делом Татьяна Михайловна достала
из - под половицы большой, обтянутый сафьяном, альбом с эмалевым гербом на обложке.
Судаков только мельком увидел чересчур шикарное украшение: красная полоса на белом щите, рыцарские шлемы… На одном вроде бы расколотое дерево, на другом - рука с мечом.
- Я же сказал - лишнего не брать! - взорвался Петр Федорович.
- Я и беру только самое ценное, - очень спокойно, глядя прямо в глаза, тихо ответила Татьяна Михайловна.
Судакову вдруг стало невыносимо стыдно, он отвернулся, буркнув:
- Берите то, что при случае можно продать, - и направился к выходу. - У старицы встретимся, где Вешкина гать. Не задерживайтесь! Поторапливайтесь! Я тоже скоро.
И вот сейчас Судаков шел, негодуя на себя, на внезапную мягкотелость, заставившую вступиться за недобитую буржуйку. За то, что теперь из - за минутной слабости судьба его рухнула под откос, и кто знает, чем дело закончится.