Тайна академика Фёдорова - Александр Филатов 15 стр.

Фёдоров считал для себя ясным, даже очевидным, что если бы удалось подключить ту часть души человека, которая отвечает за его знания и жизненный опыт, детальные сведения о происшедшем и его последствиях, к сознанию этого человека в его прошлом, то вести себя он стал бы совершенно иначе. Здесь возникало множество вопросов. Останется ли психически полноценным такой человек прошлого после "подключения" к нему его же души из будущего? Что станет с ним – будущим, если удастся такое подключение? Если он как бы раздвоится, то не должно ли получиться две совершенно разные личности (с разным жизненным опытом)? Тогда откуда для этого прошлого брать информацию из будущего? Куда потом денется эта личность из прошлого? Или же, наоборот, в момент "подключения" к прошлому исчезнет подключаемый человек будущего? Возможно ли, что посредством такого подключения просто будет создан "мост" между прошлым и будущим, а личность из прошлого как бы получит советчика из будущего?

Чем больше Фёдоров размышлял обо всём этом, тем сильнее в нём крепла мысль, что всё это – бред, совершенно несуразная и неисполнимая фантазия, количество антиномий в которой огромно. Выходило, что и заниматься этим всерьёз, как он было начал, не следовало. Но как же с теми обобщён­ными им сведениями (фрагментарно изложенными в этой главе)? Если отбросить то, что было почерпнуто из разных религий мира, всё остальное – факты, полученные экспери­ментально и не объясняемые в их совокупности современной наукой! С другой стороны, Фёдоров прекрасно знал, что древ­ние люди были бедны фантазией, что их выдумки никогда не шли дальше рекомбинации известных им фактов. Пусть фактов примитивно объяснённых и неверно понятых, но именно – фактов! Гипотеза о наличии того, что условно назва­но душой, а он представлял себе особо структурированной разновидностью мировой информации, объясняла множест­во фактов такого рода и давала толчок к развитию.

Было и ещё одно соображение, которое убеждало Фёдорова в необходимости экспериментальной проверки: идея возможности информационного "моста" сулила неслыханные выгоды (как, впрочем, и ужасы – в зависимости от того, в чьи руки такой мост попадёт). Так Фёдоров пришёл к решению – искать возможности экспериментальной проверки. Ясно, что заикаться о возникших у него соображе­ниях было нельзя: во-первых, легко угодить в психбольницу, хотя теперь и отменили принудительную госпитализацию, предоставив право опасным психическим больным свободно жить и действовать среди здоровых; во-вторых, окажись его гипотеза верной и попади она в злые руки. (Кстати, поэтому и мы здесь изложили гипотезу Фёдорова лишь фрагментарно и в самых общих чертах, полностью умолчав о тех подходах и методах, которые он придумал для экспериментальной проверки своих гипотетических построений).

К осени девяностого года Алексей Витальевич составил детальный план экспериментальной работы. Соста­вил он и перечень того минимального оборудования, которое могло потребоваться. Составил и лишь покачал головой: при его сбережениях это представлялось совершенно недостижи­мым! Надо было искать источник доходов, больших, следовательно – нетрудовых доходов. Приняв это решение, Фёдоров оставил пока что свой рабочий стол, бумаги, карандаши и ручки, соорудил в квартире (где он жил один) надёжный тайник и поставил стальную входную дверь. Вновь начались ежедневные поездки в Калининград. Теперь он старался найти такой кооператив, где оказалось бы лично для него возможным получение высоких доходов, не связанных с криминальной деятельностью.

Глава 3.

Оккупация.

Приблизившись к пересечению улицы Ушакова с улицей Грекова, Фёдоров замедлил шаг: ему совсем не улыбалось напороться на патруль, вечно фланирующий у здания штаба Балтфлота. То есть, это прежде, всего каких– то восемь-девять дней назад, здесь ещё располагался штаб дважды Краснознамённого Балтийского флота Российской Федерации. Но теперь здесь находилось "главное управление миротворческого антитеррористического корпуса НАТО". Перед ним постоянно торчало три патруля – один прямо у входа, второй – ближе к улице Грекова, а третий – со стороны Калининградского технического института, вернее – теперь уже бывшего Калининградского государственного техничес­кого университета. Теперь там располагались "временный приёмник для лиц, подозреваемых в связях с международ­ными террористами", попросту говоря – тюрьма для русских патриотов, и "департамент временной гражданской админис­трации Калининграда и Калининградского округа". На деле же тут занимались в основном следствием и слежкой за патриотами. Здесь же производились и расправы над ними.

Наглым и недалёким американским оккупантам невдомёк было, что русские, калининградцы, прекрасно знают историю своего края и отлично помнят, что до со­ветской власти, при немцах, здесь располагалось ГеСтаПо. Это потом советские власти мудро обошлись с уникальной постройкой: тюремную его часть отдали под тюрьму, а административно-следственную отвели под вуз, застроив все проходы между ними. Натовцам же и в голову не приходило, что, используя это удобное для их целей здание по его прежнему, гитлеровскому назначению, они только чётко и недвусмысленно лишний раз подтвердили в глазах всего русского населения свою тождественность фашистскому режиму.

Соседнее, красного кирпича здание, в котором при немцах располагался полицай-президиум, а потом КГБ – ФСБ, своей функции не изменило, вот только прежних людей там теперь сменили американцы. Правда, сами они постоянно подчёркивали свою якобы международную принадлежность, но на деле это были почти исключительно американцы. Высшее американское, натовское руководство было несколько умнее своих низовых представителей и знало, что Германия имеет здесь, на Калининградской земле свои соб­ственные интересы и далеко идущие планы (пусть скрыва­емые и отрицаемые на официальном уровне). Поэтому с самого начала, то есть ещё в конце прошлого XX века, когда планировалась оккупация расчленённого СССР – России (во исполнение государственного закона США 1959 года), было решено не допустить здесь немецкого присутствия. Решено было также не допускать сюда и славян-поляков. Амери­канцы им не доверяли. Еще в марте 1999 года, перед самым нападением на Югославию, в Польше был многократно усилен полицейский режим: по всей стране, на всех дорогах, во всех населённых пунктах были выставлены посты и полицейские кордоны – американское руководство НАТО очень опасалось, что население его нового "члена" может начать массовые акции протеста против агрессивной поли­тики США и нападения на славянскую страну.

Профессору Фёдорову довелось побывать в Польше и в день начала агрессии против суверенной Югославии, и несколько дней спустя: подвернулся заработок – пришлось отвезти домой в Германию заболевшего шестидесяти­пятилетнего немца Франца Зеегера на его серебристом "Мерседесе". Назад он ехал на автомобиле, купленном по просьбе полковника налоговой полиции Осленко. Так что, Алексей Витальевич и на полицейский режим насмотрелся, и с поляками наговорился об их настроениях в отношении американцев и НАТО. Выяснил, что в стране ведут чёрные списки, введённые в "свободной, независимой, демократи­ческой" Польше для людей, имеющих антиамериканские настроения. Пожалуй, никогда ещё ранее, за всю десяти­летнюю историю своих транзитов через Польшу и поездок по этой стране, Фёдоров не встречал к себе, русскому, такого доброжелательного, такого открытого и солидарного отноше­ния, как в эти первые дни войны НАТО против Югославии.

В общем, американцы решили в Калининграде обой­тись и без поляков, и без чехов, хотя и испытывали острей­шую нужду в переводчиках. А кто бы мог стать лучшими переводчиками, чем представители народов стран – новых членов НАТО? Нет никакого секрета в том, что все эти маленькие новые члены принимались вовсе не для увеличе­ния боеспособности натовской армии, но лишь для большей подконтрольности этих стран США, для лучшей их управляе­мости в критических ситуациях. Оккупация же России – пусть законодательно подготовленная проамериканским путинским режимом, пусть всячески поддерживаемая и оправдываемая отнюдь не русской верхушкой этого режи­ма – как раз и была главным критическим моментом. В Брюсселе, в штаб-квартире НАТО хранились копии опера­тивных планов развёртывания карательных действий против народов новых членов НАТО – бывших социалистических стран; оригиналы же этих и всех иных планов НАТО, естественно, находились в так называемом Пентагоне.

Так что, лучше всего было брать в переводчики представителей тех народов, у которых не было славянских корней, зато имелся многовековой опыт жизни в составе России – всех этих литовцев и латышей. Полковник Думбрайт, занимавший главный кабинет в бывшем здании штаба ДКБФ, просто диву давался, сколько ненависти накопили к русским многие из представителей этих мелких народов, не совсем полноценных, по его убеждению. Перед самой команди­ровкой в Калининград его ознакомили с секретными докумен­тами, которые должны были подготовить его к разного рода неожиданностям и научить разбираться в том, на какой почве могут возникнуть осложнения с представителями этих "малых народов НАТО". И вот, знакомясь с этими секрет­ными бумагами, он открыл совершенно новые, полностью неожиданные для себя вещи. Об этом он не слышал ни у себя дома в США, ни за два года работы в Брюсселе в штабе НАТО: оказывается и Латвия, и Литва, и Эстония были исконными составными частями России, ещё до боль­шевиков ! И если в Эстонии и Латвии до переворота 1917 го­да была хотя бы какая-то промышленность, то, оказывается, в Литве – вообще не было ничего, кроме допотопного сельского хозяйства! Оказалось, что все эти заводы и фабри­ки, атомная станция – всё было построено при советах, за счёт русских! Откуда же тогда вместо благодарности эта вражда? Как вспоминал теперь Думбрайт, в одном из тех документов приводилось суждение одного из литовских не то царей, не то князей (полковник не очень-то в этом разби­рался): Литва всей своей историей доказала, что не может жить самостоятельно, одна, но лишь вместе с могучим сосе­дом. В документе эти слова приводились в оправдание союза Литвы с НАТО, но полковник крамольно отнёс их к России: ведь вот он этот могучий большой сосед! В чём же дело? Только ли в успехе политики США во время холодной войны в соответствии с планами братьев Даллесов, только ли в чёрной неблагодарности латышей и литовцев?! Думая обо всём этом, Думбрайт дал своему переводчику-литовцу зада­ние перевести и подготовить к сдаче в типографию очеред­ного предписания "миротворческого антитеррористического корпуса НАТО" для русских туземцев. Это произошло как раз в тот момент, когда Фёдоров приблизился к улице Грекова.

Взглянув налево, Фёдоров довольно ухмыльнулся: вывешенная на углу здания штаба лишь позавчера новая табличка с названием улицы по-русски и в американской транскрипции – латиницей была покрыта жирным мазком чёрной краски, так что видимым остался лишь русский текст. Патруль же даже не смотрел в его сторону: он был занят работой – соскабливанием крупной, кривовато сделанной той же краской надписи "NATO = NAZI".

Краска была хорошей, стойкой, и работа над удалением неприятной надписи не очень ладилась. Зато Алексей Витальевич без помех, без контроля документов и содержи­мого портфеля, смог миновать опасный перекрёсток и приблизиться к зданию "Калининградской областной универсальной научной библиотеки". Фёдоров взглянул на часы – было ещё слишком рано, лишь половина десятого. До момента открытия оставалось около получаса. Фёдоров огляделся: пятница 22 августа нынешнего 2008 года выдалась безоблачной и не жаркой, но тёплой, а на улицах не было почти никого. Впрочем, что в этом удивительного – топливо строжайшим образом рационировалось, цены на него оккупационной администрацией были взвинчены до небес, с тем чтобы купить его могло лишь "экономически успешное" население, то есть все эти криминальные или полукрими­нальные дельцы. Так, собственно, и было первые два дня лимитирования продажи топлива – те стали практически единственными ездоками. Даже деляги средней руки, спекулянты не имели средств, чтобы тратиться на бензин. Оккупантов не беспокоило, что они не просто вмешиваются в деятельность "свободных предпринимателей" и нарушают функционирование "цивилизованного свободного рынка", но просто парализуют экономику, и без того уже почти до осно­вания разрушенную семнадцатью годами "реформирования" по заокеанским рецептам.

На данном этапе оккупантам было необходимо перестроить здесь всё существование таким образом, чтобы оно полностью зависело от них, приучить этот, по Аллену Даллесу, "самый непокорный народ в мире" к повиновению, а затем уже приступать к исполнению других пунктов своих планов. Ясное дело, что всю эту демагогию о "демократии", "свободном рынке" можно было отбросить за ненужностью (да и где они сохранились в "свободном мире", свобода и демократия? – повсюду жёсткое планирование, полный или почти полный государственный контроль!).

Сохранялась лишь одна обманка – "права человека", ради которых якобы и велась пресловутая борьба с "между­народным терроризмом". Как известно, никакого терроризма как такового в современном мире давно уже не существует. И Беслан, и Чечня, и взрывы в Москве – лишь акции в сетевой войне, ведущейся Тайным Мировым Правительством ради достижения своей цели – мирового господства. Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что четвёртая мировая, нового типа война началась с нападения в марте 1999 года на Югославию или летом 1997-го, когда американцы с помощью МВФ и своего известного соотечественника, венгерского еврея Сороса укрепили ничем не обеспеченную бумажку с масонскими знаками, ограбив Юго-Восточную Азию, а затем – в августе 1998 года – и Россию с помощью Кириенко (почему-то стеснявшегося яркой фамилии отца – Израитель). Нет! Не верно! Как неверно и полагать, будто к активным действиям в этой сетевой войне новые кочевники перешли с сентября 2001 года, после организованного спецслужбами публичного "террористического акта" с уничтожением американских небоскрёбов и 19-метровым проломом в стене Пентагона (якобы от "Боинга" с размахом крыла в 38 метров и при отсутствии каких-либо самолётных обломков на прилегающей территории).

К началу явныгх активных действий в войне нового типа, ведущейся Тайным Мировым Правительством, профессор Фёдоров относил агрессию против богатейшего и независи­мого Ирака в январе 1991 года, выполненную руками главного своего орудия – США. Переход к новой политике завоевания мирового господства посредством пресловутой глобализации новые кочевники начали, внедрив в Кремле в 1985 году, после многих попыток и неудач, своих ставлен­ников. Объявила же тайная мировая власть о своих намере­ниях в 1930 году, назвав (понятно для посвящённых) и своё главное орудие, когда выпустила новую однодолларовую бумажку со множеством масонских символов.

Фёдоров никак не мог отделаться от своих размыш­лений обо всём этом, хотя и понимал, что это ничего не даст, что поздно предпринимать что-либо, ведь новая тоталитар­ная власть тайных (пока ещё) властителей мира, осущест­вляемая руками США и НАТО никогда не допустит никакого внутреннего противостояния себе. Правда, пока жив мусульманский мир, великий социалистический Китай, могу­чая Япония и набирающая силы независимая Индия, полной победы им не видать. И вообще, победы им не добиться – ведь сила правды, сила света непобедимы! Маленький соседний с ними народ Палестины согнуть не могут – где уж там мировое господство! И вообще, долго ли может просуществовать такое мироустройство, когда производят одни (в новых тёплых промышленных странах, в основном, Азии), а потребляют другие ("экономически успешные" представители стран "золотого миллиарда", непрошенно взявшие на себя функции всемирных распорядителей – организаторов)?! Но сейчас, но теперь, но временно, хотя, скорее всего, даже наверное – до конца его жизни. теперь они в силе (как и гитлеровцы под Москвой в 1941-м.).

Увидев натовский патруль, движущийся по направле­нию от драматического театра к памятнику Шиллера, Фёдоров взглянул на часы – 9 часов 37 минут. Рано, но стоять под дверью ещё опаснее. В конце концов, не прогонят! С этой мыслью Фёдоров потянул на себя старую, ещё немецкую застеклённую металлическую дверь библиотеки. "Видимо, библиотеку от закрытия или жёсткой регламен­тации доступа пока что спасает название – универсальная научная,– подумалось Алексею Витальевичу при этом.– Но сколько такое положение продлится, никому не известно. Быть может, библиотека работает свой последний день."

Рисковать Фёдоров не мог. Во что бы то ни стало он обязан завершить свою работу именно сегодня. Ради этого он и остался ночевать в Калининграде, напросился к бывшему своему товарищу по работе в университете, ставшему потом довольно крупным дельцом, владельцем издательского центра – своему полному тёзке Мальцевичу. Отношения с Мальцевичем у него были сложные. Тот изначально поддерживал сначала ельцинский, затем и путинский проамериканский режим, не желал видеть ни последовательного уничтожения русской культуры, ни геноцида, ни даже кричащего развала экономики, невозможности выживания страны в условиях "открытого рынка". Фёдоров же, ненавидя всю эту, как он называл, капээсэсовскую мразь – всех этих яковлевых, собчаков, Старовойтовых, кравчуков и Горбачёвых с Шеварднадзе, всегда был и оставался сторонником социализма, был по своим убеждениям беспартийным коммунистом.

Добротный и опытный учёный, с аналитико– синтетическим умом, ещё в юности занявшийся системным анализом, Фёдоров, всегда шарахавшийся от официозной пропаганды КПСС, критиковал и сами её методы и методы воспитания, но одновременно выработал в себе последова­тельное коммунистическое мировоззрение – не на эмоциях, не на вере, но на основе анализа фактов, изучения экономики, истории, политики, географии и права. Его мировоззрение выкристаллизовалось, когда он, ещё будучи аспирантом Во­ронежского медицинского института, прочитал в библиотеке материалы XIX съезда партии и последующего пленума ЦК.