Интересно, сколько осталось до Великого Устюга? На моей карте он помечен не был - слишком далеко на север от Нижнего и не в сфере моих интересов. Вернее - был не в сфере, теперь придется наверстывать упущенное. Не был я никогда в этих краях, не знал - велик ли город, сколько в нем жителей, сколько воинов город может выставить на защиту.
Остановился я неподалеку от татарского стана - приблизительно в версте, в глухом лесу. Обычно татарские дозоры далеко в лес не углубляются, не любят дети степей русский лес.
Я подхарчился купленной провизией и улегся спать. Силы мне сейчас нужны: энергии трачу много, а харчи скудные. Одно радует - лето, тепло, под каждым кустом - ночлег. Не то что осенью - холодно, дожди, грязища.
Утром, подобравшись поближе к бивуаку, я татарского лагеря не обнаружил - уже снялись и ушли. И чего вам неймется? Я направился за ними, благо - след проглядеть было невозможно.
Вдали показалось село. Основной отряд татар обошел его стороной, а малая часть - около полусотни - принялась штурмовать село. С единственной церкви раздавались частые удары колокола, поднимая жителей на защиту.
Село не очень большое - дворов шестьдесят, дома сплошь деревянные; село окружено бревенчатым тыном, слабеньким, надо сказать. Больше для очистки совести и от диких зверей, чтобы кабаны огороды не вытоптали да волки зимой живность домашнюю не подрали. Для татар это - не препятствие.
Защитники уже маячили за стенами, пуская редкие стрелы. Татары окружили редкой цепью село и стали пускать на дома стрелы с зажженной паклей. В разных местах занялись пожары.
Бабы и дети бросились их тушить. Защитники тоже отвлеклись - ведь их дома горят.
Зажегши село, татары собрались вместе - видимо, начальник их отдал команду, потому что кони образовали круг, - пустили коней и стали метать копья в деревянные стены. Копья глубоко входили в старые бревна, и когда последний всадник бросил свое оружие, на внешней стороне тына образовалось нечто вроде лестницы. Татары на ходу, с лошадей, прыгали на копья и по ним лезли вверх, как по шведской стенке. Сейчас бы их кипяточком сверху полить или смолой, да не успели защитники подготовиться, слишком уж внезапным было нападение. Хорошо еще, что ворота успели закрыть вовремя.
Татары уже перевалили через тын, сбив защитников, и теперь сеча кипела у ворот. Прорвавшиеся через ограду татары пробивались к воротам, чтобы открыть их и впустить конных.
Татары одолевали, ряды защитников таяли на глазах. Конечно, татары только и умели, что воевать, а среди защитников были одни крестьяне да ремесленники.
Я зашел сбоку, где меня не было видно, прошел сквозь бревна тына и помчался к воротам. С ходу врубившись в бой, я уколом в живот убил одного татарина, срубил руку по плечо другому. Татары сразу сориентировались, и на меня набросились трое. Они умело закрылись щитами и начали окружать меня со всех сторон.
Я выхватил и второй клинок, испанский. Щита у меня не было, и я вынужден был действовать и левой рукой. Дзинь! Мой клинок перерубил татарскую саблю. Не дав татарину опомниться, я ногой поддел край щита, его верхний край ударил татарина в лицо, а я правой рукой взрезал его живот поперек, выпустив кишки. Краем глаза уловил движение справа, пригнулся и широко, на вытянутую руку, сделал саблей полукруг, перерубив нападавшему ноги. Дико заорав, он упал. Я прыгнул ему на грудь, услышав, как захрустели ребра, оттолкнулся от тела и подпрыгнул, использовав упавшего, как трамплин или подкидную доску. Третий татарин не успел прикрыться щитом, и я вогнал саблю ему сверху в основание шеи. Ударил фонтан крови. Выдернув саблю, я повернулся к воротам. Там двое татар насели на мужика с топором. И жить бы мужику недолго, если бы не я. Подскочив сзади, я снес нападавшему татарину голову, второго удачно ударил по руке, отрубив кисть с саблей. Перед воротами лежала куча убитых - наших и татар. Больше здесь чужих не было, но и из защитников ворот в живых остался один мужик с топором, свирепо вращавший глазами и заросший волосом по эти самые глаза.
- Благодарствую! - выдохнул он.
- Некогда, на стену!
Мы полезли по лестнице на тын. Татары, не дождавшись, когда отворятся ворота, всей сворой кинулись вправо. Там тын был пониже, и редкие защитники на стене не могли оказать сопротивления.
Татары снова стали поджигать стрелами село. Дома вспыхивали, как спички. Пожар уже было не потушить. Видно, озлобились: не смогли взять пленных и трофеев, положили у села десяток своих воинов - так решили отомстить. Или жители сами, спасаясь от огня, выйдут из-за тына, или сгорят в огне. Ситуация была критическая.
Перед воротами гарцевали лишь двое татар, поставленных, как заслон. Зато с другой стороны села доносился шум боя. Мужик оглянулся, сказал: "Зять у меня там!" - и побежал к сече. Я остался один. Татарин, завидев мою голову, прокричал:
- Эй, урус, выходи, рабом будешь! Коли не сдашься… - Он красноречиво провел рукой поперек горла.
Ах ты, собака недорезанная! Я обозлился, приподнялся над бревнами и пустил в татарина огонь с руки. Он вспыхнул, как факел. Тут же я поджарил второго, который от ужаса перед увиденным даже не попытался ускакать. Теперь оба валялись на траве, пытаясь сбить пламя. Нет, не получалось, горело сильно, и вскоре оба затихли. Чего же я здесь торчу? Я спустился по лестнице и побежал на другой конец села. Здесь татары действовали по-другому. Они набросили аркан на бревна тына и, привязав другой конец к седлу, пытались повалить бревна. За тыном давно никто не следил, бревна подгнили и не выдержали. Сразу два бревна рухнули, и в узкий пролом хлынули татары.
Даже если татар осталось три десятка, в горящем селе не удержаться, тем более что защитники практически погибли все. Я с горечью оглядел село и прошел сквозь бревна тына. Один я не смогу противостоять татарам. Надо уходить.
По ту сторону тына гарцевали несколько всадников. Один сразу помчался ко мне, решив, что я спрыгнул со стены. Он наклонил копье, сабли в руках не было. Я опустил обе руки вниз с зажатыми в них клинками. Сейчас я был зол, расстроен, и лучше бы татарину и дальше гарцевать поодаль. Но он сам выбрал свою участь.
Когда до лошади оставалось всего ничего и копье должно было коснуться моей груди, я изо всех сил подпрыгнул и завращал обоими клинками.
Звук был, как у пропеллера, - низкий, шипящий. Татарин просто распался на кровавые куски. Увидев бесславную смерть своего нукера, двое из оставшихся пустили копей вскачь. Копий у них не было, видимо - еще торчали в стене у ворот, - оба размахивали саблями. Колчаны болтались сзади, крышки откинуты, а стрел нет. Поизрасходовали, зажигая село.
Не домчав до меня метров двадцать, они разделились, обходя с двух сторон. Если успею увернуться от одного, второй сзади нанесет смертельный удар. "А хрена вам!" - во мне и так все клокотало, как в перегретом котле. Я выбросил вперед руку, метнув огонь. Всадник вспыхнул и заорал. Второй заметил мой трюк и попытался остановить коня, но инерция не позволила этого, и конь все-таки встал в двух шагах от меня.
Испанским клинком я ударил коня снизу по шее - до татарина просто не смог дотянуться и, когда конь стал заваливаться набок, а татарин попытался с него соскочить, уколол его в бок. Удар пошел вскользь, и татарин смог вскочить на ноги, но обернуться ко мне не успел - я перерезал ему шею. А не фиг было на меня кидаться. Я вам не мальчик для битья.
Все, село погибло, никого я уже не спасу. Надо догонять основной татарский отряд. Я поймал татарского коня, седло его было все в крови, но меня это не остановило. Запрыгнул в седло и, пнув каблуками бока коня, направился на полночь.
Я немного опоздал - когда я приблизился, татары уже кружили вокруг города. С одной стороны деревянные стены посада защищала река Сухеша, с трех других - город был защищен слабее. Вокруг высоких стен даже не было рва. Немного поодаль от Устюга виднелись небольшие деревеньки, куда помчались маленькие отряды татар. Горожане вовремя закрыли ворота и теперь взобрались на стены, с опаской наблюдая за татарами. Сколько татар? Все здесь, у города, или это только передовая часть войска?
Я улучил момент и, обойдя город стороной, спешился и прошел сквозь стену. Центр почти вымер, все были на стенах. Одни готовились защищать город, другие просто глазели. Татары редко хаживали сюда, в северные земли. Конечно, ратники устюжанские встречались в боях с татарами, но к городу враг подобрался впервые. А город был весь деревянный. Как бы не повторился сценарий осады села, которое сгорело…
Несколько татар - судя по богатой одежде, начальников - подъехали к воротам поближе, стали кричать о сдаче города, поносили устюжан. Кто-то на стене не утерпел, пустил стрелу. В ответ татары засыпали защитников стрелами. Многих ранило, а нескольких, неосторожно высунувшихся из-за стены, убило. Любопытных сразу как ветром сдуло - бросились к своим домам. А мне что делать? К посаднику идти, доложить о тактике татарской, о сгоревшем селе? Тогда как я объясню свое появление здесь? Пустить все на самотек и помочь городу своей саблей? Наверное, так и сделаю.
Я взобрался на стену - довольно высокую, из прочных бревен. Чувствовалось, что за состоянием стены по-хозяйски следили. Наверху, на помосте стены оставались только ратники. Они посмотрели на меня удивленными взглядами, но ничего не сказали. Всех смущал мой маскировочный халат. За время выхода из Нижнего он уже потерся, выпачкался, и теперь я больше походил на нищего оборванца, чем на воина. Вероятно, удивлял и контраст между бомжеватого вида одеждой и двумя саблями на поясе. Сабля стоит дорого, не всякому горожанину по карману, и приобретают ее только те, кто действительно умеет С ней обращаться. А уж две сабли? Представляю, что могли подумать городские ратники - никак приняли за обоерукого. А одежда - что ж, у каждого свои тараканы в голове. Ну блажь у человека - кого это касается!
На улицах вдоль стены уже вовсю дымили костры с греющейся водой и смолой. Мои худшие опасения сбылись. Татары применили тот же прием, что и в селе! Образовав конную карусель, они стали метать копья в стену.
Я нашел десятника городской стражи и, указав на копья, предупредил, что сейчас по ним, как по лестнице, полезут татары, и туда надо срочно прислать людей в помощь. Десятник скептически меня оглядел - ему явно не понравился мой внешний вид - и процедил сквозь зубы: "Вот и иди, помогай". Эх, ребята, видно, давно город никто не осаждал!
Я занял место на стене - там, куда татары метали копья, и предупредил рядом стоящего дружинника:
- Здесь главный удар будет, сейчас татары полезут.
- Ты почем знаешь?
Я даже ответить не успел. Прямо с коней, встав ногами на седло, татары стали прыгать на копья и по ним ловко, как обезьяны, полезли вверх. Первого показавшегося срубил дружинник, второго - я. А они все лезли и лезли.
К нашему участку стены подтянулись другие дружинники. Ратной работы хватало всем - мы рубили их саблями и мечами, кололи копьями - натиск продолжался около получаса. Внизу, под стеной уже громоздилась куча убитых врагов. Видя бесплодность атаки в лоб, татары отошли от стены на дальность полета стрелы. Спешились, что-то горячо обсуждая и размахивая руками. Слава Богу, не стали метать зажженные стрелы - видимо, опасались, что вместе с горящим городом лишатся добычи.
Оставив перед городом большую часть войска, в разные стороны поскакали малые отряды - грабить близлежащие деревни, а также устюжанское городище. Вскоре поодаль стали подниматься в небо клубы дыма.
- Деревни жгут, сволочи! - бросил в сердцах один из дружинников. - Похоже - Гудцово горит, родичи у меня там.
- Да нет, вроде - Торгашино. Его перебил другой:
- Налево поворотись, к Криничному ручью, - Леонтьевское сельцо горит!
Со всех сторон послышалось:
- И по правую руку - гляньте, Песья слобода занялась. Что делают, ироды!
Дружинники в бессильной злобе матерились и скрипели зубами.
- Как у себя дома хозяйничают!
Татарские разъезды кружили вокруг города, изредка пуская стрелы в неосторожных защитников, но до вечера штурмов больше не предпринимали.
Оставив на стене дозорных, мы спустились вниз. Усевшись вокруг котла, принесенного горожанами, поели каши с мясом. Оглаживая живот, один из дружинников спросил:
- Ты откель, паря? Что-то я тебя раньше не видел. - Из Нижнего, случайно попал.
- Ну так тебе повезло, что в город попал, а не на дороге застали - там бы и принял смертушку.
- Повезло, - согласился я.
- А одежка что такая, как будто двадцать лет носишь, не снимая?
- Так уже пришлось с татарами столкнуться - с передовым дозором, вот и пообтрепалась, - соврал я.
Вмешался другой дружинник:
- Ну чего пристал к человеку? Он татар не хуже тебя рубил, а что одежа такая - так это его дело. Вон купцы наши - одеты справно, а кого из них ты на стене видел? То-то.
Первый, что расспрашивал меня, смутился:
- Да я ничего, я просто так.
А сам косил глазом на мои две сабли. Очень уж любопытно ему было - почему две сабли, а не один меч, как у всех. Видимо, слышал про обоеруких, да после отповеди своего сотоварища расспрашивать меня не стал, но видно было - хотелось.
Подошел местный воевода, собрал десятников, отвел в сторону. О чем они говорили, слышно не было, но десятники стали собирать воинов. Ратники строились в колонну перед воротами. Первая полусотня была вооружена, кроме мечей, еще и копьями. Они что - решили ночью устроить вылазку и штурмовать вражеский стан? Смело, но глупо. При обороне от превосходящих сил противника лучше и разумнее сидеть за стенами - потери значительно меньше. В крепости один обороняющийся трех-четырех нападающих стоит. Но я не воевода, никто и слушать меня не будет. Кто я в Устюге? Полунищий приблудившийся нижегородец, которого раньше никто и не видел - неизвестно, какого сословия, может - и подлого. Только и заслуг, что на стене бился.
Ворота распахнулись, и ратники молча, бегом бросились к лагерю татар. Лагерь - слишком громко сказано; так, можно сказать - стоянка. Шатров не было - развели костры, варят нехитрую похлебку. Поснимав с лошадей седла, уселись на них, трапезничают.
Татары заметили устюжанских ратников поздно. Видимо, не укладывалось в их головах, что осажденные могут предпринять столь дерзкую вылазку. Дружинники с ходу врубились на позиции врага, и пошла сеча злая - в неверном, колеблющемся свете костров рубились яро. Татары от внезапного нападения дрогнули было. Привыкли они воевать конными да днем, и почти всегда - с численным перевесом. А эти русские все делают не так, одно слово - неверные.
Но опыт и решительность татарских военачальников вскоре изменили баланс сил. Наших стали теснить, ряды дружинников таяли - все-таки тяжело сражаться, когда на одного русича приходилось по трое-четверо татар. Дружинникам удалось соединиться, и они, сдерживая напор татар, стали пробиваться назад, к крепости. Татары, видя отступление русских, усилили давление, и я понял, что они хотят ворваться в крепость через ворота на плечах наших защитников. Для татар момент очень удачный.
Видели неприятный - даже катастрофический - поворот событий и дозорные на стене. На какое-то время они замешкались. Быть беде! Я со стены бросился к воротам. Надо успеть закрыть их до того, как татары ворвутся. Если перебьют немногочисленных стражей у ворот, считай, город пал. За воротами, в городе, татары растекутся ручейками по улицам, бой разобьется на многочисленные мелкие стычки, и участь горожан станет незавидной.
В ворота вбегали ратники, помогая раненым. Вот уже показались и татары, яростно прорубающиеся к воротам. Все! Ворота надо закрывать. Пусть и не все ратники успеют пройти, и, заперев ворота, мы фактически обрекали их на смерть, но лучше пожертвовать малым, спасая город.
Стража у ворот все медлила.
- Затворяй! - заорал я.
- Наши еще не все прошли!
- Затворяй, ворвутся татары - всем хана будет!
Створки медленно стали закрываться. Кто-то из ратников еще успел проскочить в сужающуюся щель. Ворота закрылись, стража резво загнала в пазы смазанную дегтем дубовую поперечину в ворота еще продолжали стучать и взывать о милосердии наши ратники, и слышать их было невыносимо больно.
Перед воротами кипела отчаянная схватка, каждый ратник пытался продать свою жизнь подороже. В храбрости устюжанам не откажешь. Чем бы им помочь? Взгляд мой упал на веревку, висящую на крюке у стены. Решение пришло сразу. Я схватил веревку, привязал один ее конец за деревянную балясину ограждения и сбросил вниз. Воистину утопающий хватается за соломинку. За веревку два раза дернули, и мы потащили тяжелый груз вверх. Это был наш ратник, раненный в руку и ногу. Кто-то из его сотоварищей углядел в темноте веревку и обвязал ею раненого. Мы снова сбросили веревку и опять подняли раненого.
Бой сместился от ворот к веревке - она давала хоть и малую, призрачную, но надежду на спасение.
Так мы и вытаскивали на стену ратников - одного за другим, пока бой внизу не стих. Удалось спасти восемь человек. Пусть и немного, но меня утешала мысль, что и я приложил руку к спасению соплеменников. Но большая часть воинов полегла в схватке, дорого продав свои жизни. Несколько десятков дружинников вернулись в город через ворота, - им повезло больше. Наверняка татары тоже понесли ощутимые потери.
Ночь - вернее, ее остаток, - прошла без потрясений. Утром с высоты стены открылось печальное зрелище. Все пространство перед городской стеной было усеяно телами павших. Издалека было невозможно попять, чьих тел больше - наших или татарских, но количество впечатляло.
Ближе к полудню от татар, с белой тряпкой на копье, к стене подскакал парламентер. Что-то новенькое, я такого еще не видел.
- С главным хочу говорить!
На стену поднялся хмурый воевода, окинул взглядом бывшее поле боя и помрачнел.
- Что хотел, нехристь?
- Хан - да продлит Аллах его годы - предлагает перемирие на сегодняшний день. По нашим законам погибшие должны быть захоронены до захода солнца.
Воевода подумал, махнул рукой.
- Согласен. Верно ли слово хана?
- Мы будем без оружия.
Парламентер ускакал, и вскоре мы увидели, как на поле вышли пешие татары. Щитов, копий, сабель, луков на них и в самом деле не было. Воины стали собирать павших, уносили их к своему стану и укладывали в телеги, не иначе как отобранные у крестьян.
Воевода распорядился собрать наших павших. Стража приоткрыла одну створку ворот, на стене стояли наготове лучники. Безоружные дружинники вышли на поле брани и по примеру татар стали собирать павших, сносили их к собору внутри крепости. Я в этом не участвовал, находился на стене. Да, многовато наших полегло, не рассчитал воевода сил.