- Нет, я этого не знал. Признаюсь, все мои мысли заняты Жюмель. Поэтому и не спросил вас о Джулии.
- Не надо извиняться. Может, ее уже и освободили. Мне обещал помощь отец иезуит.
- Это неплохая гарантия. Иезуиты набирают силу.
Ноги плохо слушались Мишеля, и ему хотелось поскорее лечь.
- Идите спать и верьте в хорошее. Завтра мне все расскажете.
Симеони схватил его за руку.
- Если кто-то пойдет на предательство, чтобы спасти любимую женщину, вы его простите?
- Да. Любовь - главное из чувств. Но вы меня вовсе не предали, Габриэле. Ступайте в свою комнату и спите спокойно. Как только найду Жюмель, помогу вам отыскать Джулию.
Мишель провел беспокойную ночь в пыльной и грязной комнатушке, которая ему досталась. Рядом с ним не было гордой красавицы Жюмель, и он испытывал пронзительную муку. К тому же ему не давали покоя последние строчки катрена, посвященного гробнице с литерами D. M. которые ему нашептал Парпалус:
Loy, Roy ct Prince Uipian esprouvee
Pavilion Royne et Duc sous la couverte.Закон, Король и Принц Ульпиан будут испытаны.
Королева и Герцог в павильоне скроются.
Что бы это могло значить? Он не знал. Однако всякий раз, когда он задавал себе этот вопрос, он видел простодушный и хитрый профиль Ульриха из Майнца, и к нему возвращалось воспоминание о крещении огнем.
В эту ночь ему несколько раз приснился старый учитель. В конце концов, чтобы избавиться от кошмара, он решил вовсе не спать. Тем более что на следующий день кошмар стал явью.
АБРАЗАКС. ПАУТИНА
Казалось, морщинистое лицо Парпалуса, затерянное в глубине космоса, притягивает звезды. Они лучами выстраивались вокруг него и заполняли тьму тонкими ниточками света. Эти ниточки тянулись друг к другу, соприкасались, соединялись, и очень быстро на небе стала вырисовываться гигантская паутина совершенной восьмиугольной формы, с нечеловечески точно выдержанными пропорциями. В мозгу Нострадамуса все еще цокали шестнадцать копыт, но этот звук не соединялся ни с какими образами. Четыре темных пятна, четыре клубка страха не спешили появиться в его сознании и завладеть им.
Ульрих, выросший до гигантских размеров, указал на небо.
- Вот это зрелище, а? Ну можно ли создать антураж, более достойный возвращения Четырех Всадников?
Молодой священник вдруг заговорил сурово, демонстрируя неожиданную уверенность:
- Не твое дело определять время Апокалипсиса. Ты возомнил себя Богом и хочешь присвоить Его полномочия. Это тебя и погубит.
Ульрих взглянул на него с насмешливым сочувствием.
- Мой бедный друг, ты и сам толком не знаешь, почему оказался здесь, а пытаешься меня судить. Ты стоишь не больше тех насекомых, что снуют у тебя под ногами.
Юноша опустил глаза и вскрикнул. Песок вздыбился от мириад мелких темных капель, словно пошел дождь. У каждой капельки на глазах отрастали клешни и лапки, и все они силились выкарабкаться из песка. Эти усилия сопровождалисъ взмахами крылышек с коричневато-стальным оттенком. И вся равнина, насколько хватало глаз, была заполнена насекомыми. Их непрерывное кишение сгибало ветви растений и разрушало песчаные дюны. То здесь, то там из-под них высовывались личики детей с вытаращенными глазами, но тут же тонули в гуще царапающих лапками капель.
Нострадамус вышел из оцепенения.
- Ульрих, ты можешь обмануть кого угодно, но не меня. Этого мира на самом деле нет, он лишь плод колдовства. Мы образуем цепь любви, и все твои галлюцинации вмиг исчезнут.
Женщина, которая до этой минуты казалась окаменевшей, вдруг подошла к провидцу, и под ее ногами заскрипели крылышки и лапки.
- Скажите, что надо делать, Мишель. Я готова вам повиноваться.
- Взять за руки меня и вашего соседа.
Женщина попыталась прикоснуться к руке человека в черном плаще. Он, вздрогнув, отстранился.
- Я вас узнал, Катерина. Я любил вас и готов любить и дальше. Но прошу вас, не прикасайтесь к этому колдуну. Он в не меньшей мере посланец Дьявола, чем учитель, от которого он отрекся. Здесь Бога нет, а где нет Его, нет и любви.
- Твой Бог тоже не был сотворен из любви, Молинас! - с иронией вмешался юный священник. - Но ты прав. Мы даже не на военном небе, как нас хотят уверить. Здесь мы в аду. Я не стану образовывать никакой цепи, потому что таким образом мы прикуем себя к демону. Нострадамус, ваш трюк впечатляет. Вы с Ульрихом изначально были в сговоре. Вам нужно наше прощение, чтобы завладеть этим потусторонним пространством, потому что тогда мы окажемся прокляты.
- Мы и так прокляты! - крикнула женщина, подойдя к Нострадамусу и протянув ему руку. - Если у нас и есть хоть какая-то надежда, она связана с этим человеком. Подойдите, Молинас, во имя любви ко мне! Подойдите и вы, Михаэлис! Вы мните себя святым, а сами продали веру, выбрав оружие обмана, преступления и безумия! Теперь вы сможете отыграться и очистить свою веру от крови, которой вы ее запятнали!
Оба отрицательно покачали головой и отступили на несколько шагов. Ковер из насекомых заколыхался под ними.
Ульрих звонко рассмеялся.
- А знаешь, Мишель, ведь ты предал меня не тем, что ослушался. Твое настоящее предательство в том, что ты стал магом лишь наполовину. Чтобы стать Магом, мало видеть сквозь время. Надо еще обладать настоящей мощью и привыкнуть к тому, как она воздействует. Ты этого не достиг.
- Это не так, и я сейчас это докажу, - ответил Нострадамус. Он прижал к себе Катерину и повернулся к остальным: - Сейчас вы увидите, какому риску подвергнется реальный мир, если вы откажетесь противопоставить магию любви магии ненависти. Я покажу вам второго из Четырех Всадников, того, что откроет в тысяча девятьсот девяносто девятом году дорогу Владыке Ужаса. И сделаю это без помощи Парпалуса.
Ульрих удивился.
- Без Парпалуса? На это ты не способен.
- Еще как способен! Потому что я - Маг.
Нострадамус закрыл глаза и, продолжая обвивать правой рукой стан Катерины, поднял левую вверх. Слова, которые он произнес, не разжимая губ, пронеслись под небесным сводом, как ураган, - BOR PHOR PHORBA BES CHARIN BAUBO ТЕ PHOR BORPHORBA…
Результат был потрясающий. Пухлое, морщинистое лицо Парпалуса съежилось, и от него протянулись восемь огромных волосатых лап, покрыв всю паутину. Они казались трещинами на небесном своде, да, может, ими и были, потому что теперь обнажилась скрытая структура неба, состоящая из прозрачных пересекающихся пузырей, в каждом из которых содержалось гротескное изображение архонта. Эти изображения были выполнены в виде едва очерченных обнаженных женских фигур, погруженных в кровь. Потоки крови текли от одного пузыря к другому, капая на песок, покрывавший землю ужаса. Из-под песка и насекомых начали выбираться чудища и дети-уродцы.
Ульрих, казалось, впервые встревожился. Он поднял руки и прокричал слова, которые, видимо, означали альтернативное заклятие:
- GOD FATHR О DIO HER DOYODOD О YO DAUGHTR OISTH DOZH О THOU GOD DO ISSTHER DOIASER DOIER LOSER DOYIN AS HER DOES ASTHER!
Ему не удалось даже закончить. Тучи насекомых взвились вверх, остальные продолжали ползать по песку. Те, что взлетели, обрели вид маленьких металлических летательных аппаратов, которые пикировали, поражали цель и снова взлетали. Те, что ползали по земле, обрели вид металлических колесниц, которые бороздили песок, испуская короткие вспышки огня. И те и другие были залиты падавшей сверху кровью.
Так продолжалось всего несколько мгновений, потом насекомые снова стали насекомыми, и новый кошмар уступил место привычному. Нострадамус выглядел очень усталым, пот катился с него ручьями.
- Ну вот вы и взглянули в лицо Второму Всаднику - войне. Так начнется год тысяча девятьсот девяносто девятый, и так он закончится, если вы откажетесь образовать цепь.
- Это и был Владыка Ужаса? - еле слышно спросила Катерина.
- Нет, то, что вы увидели, только его окружение.
Нострадамус обернулся к двоим, что держались в стороне.
- Идите сюда, друзья, - позвал он.
- Нет, - ответили оба, и голоса их переплелись. - Дай нам умереть.
Все это время Ульрих словно бы уменьшался в размерах, но сейчас снова воспрянул духом и обрел уверенность.
- Видишь, Мишель, твои жалкие усилия ни к чему не привели. Ты проиграл.
- Ничего подобного, - ответил пророк. - Теперь я понял, кто такой Владыка Ужаса и зачем тебе надо нарушить ход времени.
Ульрих усмехнулся.
- Даже если и понял, это тебе не поможет. Повторяю, ты проиграл.
- Это ты проиграл. Я призываю иную Троицу, истинную.
Абразакс взорвался от оглушительного крика. Парпалус подобрал лапы и скорчился, световая паутина разорвалась в клочья. Но кричал не он. Кричал Ульрих, объятый неодолимый ужасом.
ДУШАМ УМЕРШИХ ПРЕДКОВ…
Падре Михаэлиса очень раздражали кустарники, которые здесь, в долине Сузы, в сердце леса Боргоне, непрестанно цеплялись за рясу. Хорошо еще, что он был в сапогах, а не в сандалиях, иначе его ноги давно превратились бы в сплошную рану.
- До камня еще далеко? - спросил он. - Я должен сегодня же вечером уехать, чтобы присоединиться к кардиналу де Лорена. Он все еще в Като, а это, насколько я знаю, дней пять пути отсюда верхом.
- Мы почти пришли, - заверил его Симеони. - Примите во внимание, что я был здесь всего раза два, а с последнего раза прошло шесть месяцев.
Он огляделся, как поступал время от времени, чтобы вспомнить место, и направился к цветущей куртине дикого лука и рододендронов около сосновой рощи.
- Что мне не нравится в декрете, который вы только что подписали, так это то, что он жертвует солдатами, такими как я. Вы уже сдали Филиппу Второму не только Ломбардию, но и всю Италию.
Падре Михаэлису о политике говорить не хотелось, но он ответил:
- Уверяю вас, что в Като-Камбрезис кардинал де Лорена действует не по своему разумению, а выполняет указания Генриха Второго.
- Это еще хуже. Капитуляцию подписывают после поражения, а не после целой серии побед. Взятие Вольпиано оказалось бесполезным. Теперь итальянцы, служившие Франции, вынуждены эмигрировать, чтобы не подпасть под репрессии испанцев. А о жестокости имперских войск ходят легенды.
Падре Михаэлис собрался было ответить: "Это ваши проблемы", - однако удержался и ограничился тем, что сказал:
- Во Франции идет гражданская война, и нельзя держать семь тысяч солдат на чужой территории. Кроме того, Франция одержала всего одну настоящую победу: в прошлом году при Кале. В Италии герцог де Гиз застрял в болотах Чивителлы. Так что король Генрих поступил разумно.
Симеони, наверное, тоже что-нибудь ответил бы, но тут они достигли маленькой котловины. На скале, среди кустарников, окружавших дуб, покрытый омелой, с трудом можно было разглядеть часовенку в нише, выдолбленную, вероятно, с большим трудом. Она изображала человека, раскинув руки стоявшего на алтаре.
- Юпитер Болящий, единый и триединый, - объяснил флорентинец. - Мы пришли к гробнице.
- А где она? Не видно ни одного подхода.
- Подождите.
Симеони ловко пробрался между валунами. Над одним из них выдавался большой сук. Симеони, как рычагом, откатил суком валун, и под ним открылась пустота. Оттуда вылетели несколько насекомых и в спешке выскользнул белый уж, испуганный ярким светом.
- Здесь лестница, - сказал Симеони, видя, что его спутник колеблется. - Спуститься нетрудно.
- Да, но как спуститься без света?
- Не бойтесь, тут есть свет.
И действительно, от лаза вниз вела лестница с выщербленными, но довольно широкими ступенями. Спустившись на несколько ступенек, падре Михаэлис сделал два удивительных открытия. Во-первых, вход постепенно расширялся и заканчивался самой настоящей пещерой. Во-вторых, стены, покрытые крошечными кристаллами, казалось, светились изнутри.
- Откуда идет этот свет? - спросил он с бешено бьющимся сердцем. - Там, в пещере, кто-нибудь есть?
Симеони, продолжая ловко спускаться, отрицательно покачал головой.
- В гробнице, столетия запечатанной, находится много останков. Она наполнена газами, исходящими от медленно истлевающих в стенных нишах тел. Если вы когда-нибудь имели дело с трупами, вы должны знать, какие миазмы исходят от разлагающихся внутренностей.
Из пещеры, в подтверждение слов Симеони, тянуло зловонием, но падре Михаэлис энергично замотал головой:
- Не может быть.
Он указал на фронтон, где были высечены буквы "D. М., Dis Manibus".
- Это римская гробница. Трупные миазмы должны были давным-давно рассеяться, ведь прошли века.
- О, тут полно и более современных мертвецов, включая того, которого вы ищете.
Они спускались потихоньку, пока не достигли края темного колодца.
- Вот, здесь покоится Ульрих. Его положили на могильную плиту древнеримского полководца. Прошло уже семь месяцев с его смерти, и труп почти наполовину сожрали насекомые.
Михаэлис склонился над провалом колодца.
- Внизу нет блуждающих огней. Полная тьма.
- Да, спускаясь туда, надо зажигать факел. Но спуститься нетрудно: там много выступающих камней и углублений в скале.
Иезуит покачал головой.
- Я не собираюсь спускаться. Но хочу, чтобы вы мне рассказали о встрече Нострадамуса и Ульриха.
- Но я уже рассказывал! - запротестовал Симеони.
- Да, но на этот раз мне нужны детали. Пойдемте отсюда.
Когда они выбрались наружу, Михаэлис полной грудью вдохнул свежий лесной воздух, благоухающий всеми арматами весны. Он оглядел валун, закрывавший вход, и сук, служивший вагой.
- Я бы навсегда запечатал эту могилу, - заявил он. - Помогите-ка мне обрушить стены у входа, прежде чем подвинуть валун на место. Я заметил, что там белая глина, и это будет нетрудно.
На самом же деле им пришлось немало потрудиться, помогая себе сучьями. Они изрядно вспотели, пока отломали кусок стены, и тот обрушился на ступени. Пол просел в нескольких местах, и Симеони в испуге попятился, опасаясь, как бы под его ногами не разверзлась пропасть. Но потом, в переплетении кустарников, лаз сровнялся с землей.
- Вот и хорошо. А теперь камень, - сказал Михаэлис.
Они вдвоем приподняли валун с помощью ваги и задвинули его на место. Симеони вытер пот со лба.
- Все, - прошептал он упавшим голосом. - Это было действительно необходимо?
- Да. Я хочу, чтобы от иллюминатов не осталось даже воспоминания. Навсегда спрятать могилу их основателя - только первый шаг. Здесь скоро все зарастет и следов не останется.
Он указал на котловину.
- Давайте вернемся к лошадям, а по дороге вы расскажете мне о встрече Нострадамуса с Ульрихом.
И они начали продираться сквозь густой подлесок. Отдышавшись, Симеони сказал:
- Практически вы все уже знаете. Шесть месяцев назад я, Нострадамус и некто Триполи, гугенот по вере, пришли сюда. У входа в гробницу лежал обезображенный до неузнаваемости труп. Лицо и глаза его были выжжены, словно молнией.
- Может быть, он пытался войти в склеп с зажженным факелом, - заметил Михаэлис, - и спровоцировал взрыв скопившихся там газов.
Симеони кивнул.
- Мы так и подумали. Нострадамусу показалось, что он опознал в погибшем своего друга, священника-августинца из Сен-Реми Марка Ришара. На умершем была ряса.
Михаэлис нахмурил лоб.
- Марка Ришара, из-за его симпатий к кальвинистам, не раз допрашивала инквизиция Тулузы.
- По мнению Нострадамуса, он искал клад, чтобы предоставить его в распоряжение французских кальвинистов. И в гроте на самом деле было сокровище.
- Не перепрыгивайте, - приказал Михаэлис. - Вы спустились в пещеру. Что было дальше?
- Дальше мы подошли к колодцу, который вы видели. Там не было темно, как сегодня, напротив, из глубины лился яркий свет. Поэтому мы и решили спуститься. У Нострадамуса очень болели ноги, и мне пришлось ему помогать. Порой казалось, что он вот-вот упадет, но желание увидеть жену и Пентадиуса было так сильно, что…
Михаэлис его резко остановил. От удивления он прислонился спиной к сосне и уставил на Симеони указательный палец.
- А вот об этом вы промолчали! - сердито сказал он. - думал, Нострадамус отправился в Италию, чтобы встретиться с Ульрихом. При чем здесь его жена?
- О, я полагал, что это неважно, - пробормотал смущенный Симеони. - Нострадамус, несмотря на подагру, тайно приехал в Пьемонт, потому что из дома исчезла его жена. Он решил, что ее похитил Пентадиус, ассистент Ульриха.
Лоб Михаэлиса немного разгладился.
- А его там не оказалось.
- Нет, Пентадиус был, но, услышав обвинение в похищении, он от удивления как с неба упал. Он, конечно, личность скользкая и коварная, но на этот раз, похоже, он не врал.
- А вы не знаете, нашел Нострадамус жену или нет?
- Ничего не знаю. После разговора с Ульрихом он вместе с Триполи спешно отправился обратно в Прованс. Больше я не имел о нем никаких известий.
Михаэлис вздохнул, отстранился от дерева, о которое опирался, и они двинулись дальше. Михаэлис шел, поднимая рясу до колен.
- Расскажите о разговоре Нострадамуса с Ульрихом.
- Да рассказывать почти нечего, разговор был очень короткий. Главное я уже вам пересказал. Ульрих подождал, пока Нострадамус и Пентадиус перестанут препираться. Он лежал, распростертый на мраморной плите, и с трудом приподнялся на локтях. Видно было, что он умирает, и это движение стоило ему нечеловеческого усилия. Он посмотрел на нас с Мишелем с доброй улыбкой и назвал нас "дети мои", словно мы все еще принадлежали к его церкви.
- Он объяснил вам, почему пришел умирать сюда?
- Поначалу нет, но потом объяснил.
- Тогда и вы мне скажете потом. Перескажите разговор в главных чертах.
- Хорошо.
Сосняк сменился орешником, и Симеони различил еле слышное ржание. Он перешел ручей, ставя сапоги на выступающие в воде камни, и подождал, пока на другой берег переберется Михаэлис. И только тогда сказал:
- Ульрих объяснил, что умирает от опасной заразы, которую принесла война. Его церковь на неопределенное время останется без руководителя. Он с грустью спросил Мишеля, окончательно ли тот отказался наследовать ему и возглавить невидимую церковь.
- И Нострадамус ответил "да".