- Какая разница? - Мишель, раздосадованный наблюдательностью монаха, пожал плечами. - Не знаю, как в Венеции, но во Франции врач, чтобы вылечить больного, обязан знать расположение звезд на небе по отношению к его телу. Это предписание содержится в книге Галена о состоянии здоровья в разное время суток.
- Я уже однажды слышал эту фразу от вашего соотечественника Гийома Постеля. Вероятно, вы с ним знакомы.
- Нет, никогда не слышал, - Но едва Мишель произнес эти слова, как в глубине сознания зашевелилось смутное воспоминание. - Хотя… Что я говорю? Конечно, слышал. Правда, очень давно… Кто-то мне о нем говорил как о мошеннике, но сам я с ним не знаком.
- Да и откуда вам его знать? Он является днем, в компании мегеры, которую неизвестно где подцепил и с которой обращается как с каким-то божеством. Я всегда себя спрашиваю, кто из этой парочки больше не в себе.
Мишель безразлично махнул рукой.
- Не помню, кто такой Постель, да мне это и неинтересно. Скажите-ка лучше, где канал Сан-Поло?
- Недалеко: надо пройти вдоль вот этого канала напротив до площади Сан-Поло, неподалеку от церкви Деи Фрари. Если у вас назначено свидание, то персона, которая будет вас ожидать, - ранняя пташка.
- Вас это не касается.
Мишель заспешил прочь, раздраженный надоедливым монахом, но вскоре замедлил шаг. В последнее время ему так редко удавалось побыть одному, и редко на душе было так хорошо и спокойно. Он уже избавился от кошмара десятидневной давности, когда случайная встреча с человеком в красном вызвала в памяти полузабытые строки, нашептанные Парпалусом: "Под новыми одеждами скрываются коварство, козни и интриги. Кто примерит эти одежды, умрет первым. Цвета Венеции таят в себе западню". О каких бы кознях ни шла речь, к нему это не может иметь отношения.
Он шел довольно долго и в конце концов обнаружил, что площадь Сан-Поло вовсе не так уж близко. Канал привел его к развалинам какого-то здания, перегородившим дорогу, и тогда он понял, что заблудился.
Мишель огляделся в поисках какого-нибудь прохожего и увидел, что прямо к нему из переулка вышли двое. Они были одеты в длинные балахоны из грубой ткани, небрежно выкрашенные в черный цвет. Оба они тоже озирались по сторонам, словно ища и не находя указанный дом. Мишель решил спросить у них дорогу.
- Добрый день, синьоры, - начал он на своем итальянском с провансальским выговором, - Я ищу площадь Сан-Поло, не поможете ли мне?
Фигуры в черном удивленно переглянулись, словно не ожидали, что к ним обратятся. Тот, что был постарше, плотный человек с редеющими седыми волосами, нахмурил брови.
- Мессер, а вы знаете, с кем вы заговорили?
Его напарник, парень с худым лицом, пробормотал:
- Откуда ему знать? Ты что, не видишь, что он иностранец?
- В чем дело? Кто вы? - спросил Мишель.
- Мы могильщики, по-тоскански беккини. Обычно с нами никто не заговаривает, а если увидят, шепчут заговор от сглаза.
Мишель улыбнулся.
- Значит, мы занимаемся одинаковым ремеслом. Я врач, служу в магистратуре здравоохранения. Думаю, вы подчиняетесь тому же магистрату.
Лица могильщиков прояснились. Они собирались что-то сказать, но тут раздался грохот ставней. Кто-то с силой растворил окно на втором этаже небольшого двухэтажного дома, и ставни ударились о розовую от потеков соли стену. Из окна высунулась девушка; на ее осунувшемся лице читалось отчаяние.
- Чего вы ждете, почему не входите? - закричала она на могильщиков, - Я уже больше часа, как за вами послала. Брат из-за вас может умереть!
- Как, он жив? - удивился молодой, - Но мы занимаемся только трупами.
Девушка застыла с разинутым ртом.
- Я вызывала врача с помощником, а не могильщиков! Мой муж дышит, с трудом, но дышит. Уходите, прошу вас. Видно, наш слуга решил, что он все равно умрет. Ну, он получит палок по заслугам.
Старший из могильщиков скорчил гримасу, вздохнул и слегка поклонился.
- Извините за беспокойство, мы сейчас уйдем, - сказал он и указал на Мишеля. - Этот человек - врач, может быть, он вам поможет.
- Тогда пусть он войдет, а вы оба уходите, откуда пришли.
Мишель прикинул, что еще очень рано, и вошел в дом. Ему пришлось подняться по шаткой узкой лестнице между стен, покрытых черной плесенью. Девушка в бесформенном балахоне из грубой льняной ткани ожидала его на площадке лестницы перед освещенной дверью.
- Беккини! Этого только не хватало! - в сердцах проворчала она. - Пойдемте, я провожу вас к отцу.
Мишель ожидал оказаться внутри лачуги, а вошел в удобное, даже элегантное помещение. Бархатные занавеси, фламандские штофные обои, серебряные канделябры, дорогая мебель, повсюду много книг и геометрических рисунков, которыми обычно астрологи изображают дома луны.
Мишель остановился посередине первой комнаты.
- Простите, кто мой пациент?
Девушка нетерпеливо на него взглянула.
- Я же сказала, мой отец. Ему действительно очень плохо. - В ее визгливом голосе прозвучала нотка истинной боли.
- А как его имя?
- Какая вам разница? Он известен под именем Пьерио Валериано, но его настоящее имя Джован Пьетро Больцони.
Мишель вздрогнул. Это имя было ему хорошо известно.
- Где он? - спросил он, стараясь не выдать волнения.
- Сейчас увидите, пойдемте.
Мишель вошел в скромно обставленную комнату. Воздух в комнате был спертый, и аромат свечей не мог пересилить зловония. На большой кровати под балдахином, укрытый множеством одеял, утонув головой в подушке, лежал истощенный старик. Он дышал ровно, но хрипло, и одеяло не шевелилось от дыхания. Желтоватые глаза глядели в пустоту. Осунувшееся лицо было бледнее подушки, и длинная белая борода только подчеркивала его смертельную бледность.
Девушка посторонилась, и Мишель в замешательстве подошел к больному.
- Ваша дочь сказала мне, что вы Пьерио Валериано. Меня зовут Нотрдам, Нотрдам из Сен-Реми, что в Провансе. Я хорошо знаю ваши труды.
Ответа он не получил, но глаза больного повернулись в его сторону.
- Я тоже, как и вы, изучал египетские иероглифы, - продолжал Мишель. - Я много занимался Гораполлоном и его комментаторами, но самые блестящие наблюдения - ваши.
Умирающий молчал, но в его мутных зрачках затеплилось понимание. Немного поколебавшись, Мишель решил затронуть самую щекотливую тему.
- Мне известно также, что это вы изобрели "Око", шифр, которым написан труд "Arbor Mirabilis".
Ни он, ни девушка не ожидали, что эти слова произведут такое впечатление. Старик рывком поднялся и попытался сесть. Он выпростал из-под одеяла высохшие руки и протянул их перед собой, словно царапая что-то крючковатыми пальцами.
- Пентадиус! - просипел он слабым, но полным ненависти голосом. - Пентадиус! Это он… Он… убил меня!
При звуке этого имени у Мишеля вырвался крик ужаса. Он обернулся к девушке.
- Человек, который называет себя Пентадиусом, был недавно здесь?
Девушка была потрясена, и, когда ей удалось ответить, голос с трудом прошел сквозь сдавленное горло.
- Да, несколько дней назад он приходил к отцу. Очень странный человек. Он… Я бы сказала, страшный…
Мишель обнял старика за костлявые плечи и силой заставил снова лечь. Потом натянул ему одеяло до самого горла.
- Послушайте, мессер Пьерио. Пентадиус - врач и специалист по травам. Он вам не прописывал какого-нибудь средства собственного изготовления?
- Да, да! - Умирающий раскрывал беззубый рот, но слова выходили с усилием, словно все мышцы лица отказали. Язык ворочался с трудом, - Пилозеллу… и белену. Но это лекарство не лечит, оно убивает!
- Господи боже! - воскликнул Мишель и быстро спросил у девушки: - Осталось у вас еще хоть немного этого отвара?
Она кивнула и взяла с конторки маленький пузырек, обернутый в пергамент. Мишелю было достаточно повертеть его в пальцах.
- Содержание белены сильно завышено. Это чистый яд, - передернувшись, прошептал он, - Пентадиус стремится избавиться от создателя "Ока". Но почему он не использовал что-нибудь попроще?
Он вернул флакон девушке и наклонился над стариком.
- Мессер Пьерио, вам, случайно, не снились странные сны, не было ли кошмаров или видений?
Рот старика наполнился слюной, которая рекой сбегала на подушку. Он закрыл глаза.
- Он вернулся, - пробормотал старик, и внутри у него что-то заклокотало.
- Кто вернулся?
- Ульрих… Ульрих из Майнца.
У Мишеля перехватило дыхание. Волна ужаса захлестнула его, по телу пошли мурашки.
- Откуда вы знаете? - спросил он, стараясь унять дрожь в прыгающих губах.
Старик, казалось, его не слышал и ответил невпопад:
- Берегитесь… котов, ходящих на задних лапах. Они предвещают… последнюю встречу… с Ульрихом.
- Но это не голос моего отца! - с тревогой вскричала девушка.
- И берегитесь, - продолжал Валериано, - лавки сапожника. Коварство, козни и интриги. Вам хотят причинить зло, чтобы добраться до Ульриха.
С Мишеля катился пот. К беспокойству примешался нарастающий страх.
- Лавка сапожника? Не понимаю вас!
- Спросите сахара, венецианского сахара. Дробленного в масляном прессе.
Бессвязные слова старика были прерваны таким приступом кашля, что по бороде у него побежала струйка крови. Девушка вскочила, чтобы поддержать ему голову, и враждебно взглянула на Мишеля.
- Вы сказали, что вы врач? Так сделайте что-нибудь или убирайтесь отсюда!
Мишель был в таком состоянии, что не сразу смог выдавить из себя хоть слово. Наконец сипло пробормотал:
- Не знаю, существует ли противоядие. Попробую белладонну. Есть поблизости аптекарь?
Девушка его не услышала. Она прижимала к груди голову отца, который продолжал харкать кровью. Мишель немного помедлил, потом, овладев собой, быстро выбежал из комнаты. Он бегом скатился по лестнице, рискуя споткнуться, и выскочил на улицу.
Улицы были еще пусты, хотя солнце уже поднялось высоко. Он побежал наугад в поисках аптеки, совсем забыв, что нынче воскресенье и многие лавки закрыты. Наконец он оказался на довольно просторной площади, с изящным фонтаном посередине. Навстречу ему стали попадаться прохожие, спешащие к мессе, и магазины начали открывать ставни. Он увидел вывеску с бронзовой змеей, обвившейся вокруг креста, и устремился туда.
Душевная дрожь унялась, но он по-прежнему был сильно взволнован. Ульрих вернулся! Наверное, он привиделся Пьерио Валериано в бреду, который вызвали пилозелла и белена, смешанные в смертельной пропорции. Похоже, методы Пентадиуса и его наставника мало изменились за годы, прошедшие с проклятой ночи в Бордо. Рано или поздно, а эти двое начнут его искать.
Аптека и смежная с ней лавка сапожника были открыты. Мишель в нерешительности остановился возле подъезда какого-то богатого дома. Валериано говорил о сапожнике: не на эту ли лавочку он намекал?
У входа в лавку топтались двое. По манерам, нестриженым бородам и лихой военной одежде можно было догадаться, что это наемники. Они разговаривали на чистейшем тосканском диалекте, видимо, полагая, что венецианцы их не поймут. Порыв ветра донес до Мишеля обрывки диалога:
- Капитан, вон там Алессандро Содерини, и с ним наш клиент. А третий кто?
- Некто Мартелли, еще один из покровителей Лоренцино. По счастью, они уже с ним прощаются: троих было бы слишком много.
- Только бы не вышел Спаньолетто, а то он сразу нас узнает.
- Нет, Бебо. Это Спаньолетто сказал мне, что утром в воскресенье Лоренцино пойдет к мессе без охраны. Хотя я не знаю, где француз.
- Какая разница, капитан? Мы не можем упустить эту возможность. Платит нам герцог Козимо, а интриги герцогини нас не интересуют.
У Мишеля снова закружилась голова. Он почему-то был абсолютно уверен, что француз, о котором шла речь, это он сам. У него в кармане действительно лежал документ, который приводил именно сюда: вызов для медицинской консультации, подписанный Алессандро Содерини. Это всеми уважаемое имя и заставило его прийти, хотя письмо было написано явно женским почерком.
Венеция вдруг показалась ему городом кошмаров, где козни и интриги таились в каждом подъезде. По счастью, два подозрительных типа отвернулись, явно не заметив его. Он потихоньку отступил ко входу в аптеку. В висках бешено стучало.
- Что-нибудь желаете, синьор?
С ним заговорил аптекарь, молодой парень, который расставлял по полкам какие-то склянки. Растерявшись, Мишель выпалил первое, что пришло в голову:
- У вас есть венецианский сахар?
Губы парня сложились в улыбку.
- Что вы имеете в виду под венецианским сахаром?
- Сахар, размельченный в дробилке.
Губы аптекаря расплылись еще шире.
- А! Догадался, что вам нужно! Я так понимаю, что мы коллеги и вы, видимо, врач. Конечно, есть, сейчас приготовлю.
Мишель рассеянно следил, как аптекарь полез за стойку, и в это время с площади донеслись крики. Одним прыжком он оказался у порога. Возле мостика через канал тот, кого называли Бебо, обхватил сзади левой рукой шею какого-то аристократа, а длинным кинжалом, зажатым в правой, старался раскроить ему череп и вонзить клинок в мозг. Бедняга нечеловечески кричал.
В это время капитан Чеккино отбивался от старика, который безуспешно пытался вытащить шпагу из складок голубого плаща. Эта пантомима длилась недолго, потому что капитан вонзил стилет старику прямо в сердце, и тот бесшумно осел на мостовую.
Жертва Бебо изо всех сил пыталась сопротивляться. Громкие крики о помощи, однако, все слабели. Лицо аристократа было все в крови, она стекала по бороде и капала на землю яркими каплями. С последним жестоким ударом на его воротник, и так уже весь красный, хлынуло мозговое вещество.
- Готово! - торжествующе крикнул Бебо.
Жертва, как кукла, рухнула на брусчатку, а убийца бегом бросился к мостику. Второй убийца ринулся в противоположном направлении. На пороге аптеки он увидел оторопевшего Мишеля и, похоже, узнал его.
- Возьми, куманек!
Он с ухмылкой швырнул стилет, которым только что заколол старика, к ногам Нотрдама и, подобрав полы плаща, исчез в ближайшем переулке.
Крики, должно быть, услышали в домах, потому что на площадь стали выбегать горожане, некоторые выскакивали в одних рубашках. Из углового палаццо выбежали трое вооруженных шпагами людей: мавр и двое белых. Они были очень возбуждены. Мавр и один из белых бросились к трупам и подняли их на руки. Третий быстро оглядел площадь и, увидев Мишеля, вне себя подлетел к нему и приставил к горлу обнаженную шпагу.
- Ты был в банде, которая убила моего хозяина! - побагровев от ярости, заорал он и указал на лежащий на земле стилет. - Отрицать бесполезно, вот доказательство. Я убью тебя своими руками, слово Спаньолетто Николини, но сначала хочу знать имена твоих сообщников. Дождемся стражи.
Мишель настолько оторопел, что не смог ничего ответить. Рядом с ним на пороге появился аптекарь и предостерегающе ткнул в беснующегося парня пальцем.
- Этот синьор не имеет к преступлению никакого отношения. Когда произошло убийство, он находился в аптеке. Я готовил для него порцию венецианского сахара.
Спаньолетто не опустил шпаги, но было видно, что он растерялся.
- А этот стилет? - спросил он, указывая на страшное оружие, валяющееся на мостовой.
- Стилет бросил к его ногам один из тех, кто удирал. Наверное, хотел его скомпрометировать. Однако убийца не пойдет в аптеку и не спросит редкое и ценное вещество. И уж тем более не останется там дожидаться, пока его схватят. Ну подумайте сами, синьор.
Чуть поколебавшись, Спаньолетто опустил шпагу.
- Что мне, в сущности, за разница? - пробормотал он. - Лоренцино Медичи мертв, и убийцу зовут Козимо. Все остальные - просто орудия в его руках.
Он нахлобучил на голову шляпу с пером и пошел к товарищам. Площадь наполнилась возбужденной толпой.
Мишель стоял, не двигаясь, не зная, что сказать и как выразить свои мысли. К зрелищу, которое только что развернулось перед его глазами, примешивались образы чужого мира с чудовищными растениями.
Аптекарь тронул его за руку.
- Пойдемте, синьор, я приготовил сахар.
СТРАННЫЕ РАСТЕНИЯ
Панорама, расстилавшаяся за окном кареты, была однообразна и, несмотря на солнце, подернута туманом. Катерине она быстро наскучила. Еще больше ей надоела болтовня дона Диего де Мендосы, но отвлечься было невозможно. Пьетро Джелидо молчал, Джулия, как всегда, дремала.
Посол только и делал, что улыбался.
- Мне бы хотелось вас развеселить, герцогиня. Долги вот-вот будут оплачены, и ваши злоключения кончатся.
Катерина пожала плечами.
- Мне уже столько раз это повторяли, - холодно заметила она, - что я перестала верить.
- Препятствие к вашей реабилитации зовут Павел Третий, и могу заверить вас, что его смерть - вопрос недолгого времени. Как раз вчера я получил самые точные сведения о состоянии его здоровья.
- Это мне тоже повторяют уже в течение месяцев, если не лет. Несмотря на возраст, этот гнусный Папа пустил корни в свой престол, как сорная трава.
- Успокойтесь. Сейчас лето, и бесполезно требовать, чтобы наступила зима.
Дон Диего Мендоса чуть распустил широкий воротник черного шелкового костюма, словно только что заметил, как жарко на улице.
- И потом, ваше имя на устах всех сколько-нибудь значимых людей. Мой почти однофамилец Диего Уртадо де Мендоса, представитель императора в Риме, только о вас и говорит…
Катерина усмехнулась.
- Говорит, поневоле. При малейшей возможности он ныряет в альков к моей свояченице Риччарде. Он заменил моего брата, кардинала Иннокентия. Таким образом, как церковь, так и империя должны быть признательны семейству Чибо, и Риччарде персонально.
При этих явно далеких от морали словах, да еще сказанных самым что ни на есть циничным тоном, густые брови Пьетро Джелидо поползли вверх. Дон Диего де Мендоса, наоборот, звонко расхохотался.
- Вполне вероятно. Во всех случаях признательность императора адресуется вам, герцогиня. Его величеству Карлу Пятому известно ваше имя, и, едва прибыв в Милан, вы сможете оценить блага, которые сулит его симпатия.
Катерина кивнула, но без особой убежденности. Энтузиазм дона Диего имел позорную подоплеку. После убийства Лоренцино Медичи она больше года пряталась в испанском посольстве в Венеции. Ее не только подозревали в прямом участии в этом преступлении. Многие, от монсиньора делла Каза до шпионов великого герцога Козимо и наемных убийц Чеккино да Биббона и Бебо да Вольтерра, знали, что это она выдала новое обиталище Лоренцино неподалеку от дома его возлюбленной Елены Чентани. И знали также, что развалившийся от крошечной неточности план обвинить в убийстве неизвестного французского врача принадлежал ей. Известие это с минуты на минуту могло дойти до Совета десяти с его жестким правосудием.