- Ничего, - спокойно сказал Златогорский, откровенно разглядывая ее грудь. - Если вы будете послушной девочкой, то ничего… А если нет, - его глаза зловеще сверкнули из-под пенсне и потухли. - Тоже ничего… Пока ничего… - он снова криво усмехнулся, взял ее ладошку, вложил в нее листок и неторопливо удалился.
Снежка смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться…
Очнувшись, она скомкала листок с адресом и отшвырнула подальше. А потом уронила сумку и подбежала к ближайшей луже, чтобы отмыть в чистой дождевой воде гадкое ощущение от прикосновения щупальцев этого чудовища…
Снежку всю трясло, колени подгибались. Она подошла и прислонилась к стройному зеленому тополю.
Вдруг налетел легкий порыв ветра, и весенняя листва прошелестела ей какую-то веселую мелодию. Теплый солнечный луч, проскользнув сквозь тополиную крону, согрел ее своим поцелуем. Прямо перед ней по асфальту запрыгал воробышек. Он подскакал к ней, наклонив свою головку сначала в одну сторону, а потом в другую. Чив-чив! Привет, прочирикал он, и Снежка улыбнулась.
И тьма, распростершая было над ней крылья, испуганно ускользнула…
Никуда она не пойдет! А, если этот тип в плаще, еще хоть раз к ней приблизится, она все расскажет папе, решила Снежка! А еще лучше, скажет Володьке, и он набьет ему морду!
Разобравшись с проблемой и приняв решение, она повеселела. Бегать босиком ей пока расхотелось, но и опаздывать на лекцию не стоило. Ленка Терехина, староста их группы, и так на нее уже косится.
Снежка выкинула из головы все свои неприятности, подхватила сумку и припустила в припрыжку по утреннему проспекту навстречу солнцу…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФИКТИВНЫЙ БРАК
лето 1938 г.
Глава первая
…Светло-серые густые лохмотья облаков раскинулись над Ленинградом и тихо, почти незаметно, плыли по небу. Июньское полуденное солнце, то выскальзывало, то снова пряталось в тучи. И каждый раз, вырываясь на свободу, горячие солнечные лучи словно вспыхивали, отражаясь в червонном золоте волос невысокой, стройной девушки. Но она этого не замечала. Ее глубокие льдисто-серые глаза застыли от невообразимого, невозможного холода…
Снежана Добрич стояла на Аничкином мосту, вглядываясь в свинцово-серые речные волны.
Идти Снежане было некуда…
Нева текла и текла прямо у нее под ногами, она завораживала ее и манила…
А, может, перелезть через перила и дело с концом?! Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем?
Ей было очень плохо!
И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду…
Сегодня Снежану исключили из комсомола и отчислили из института…
И никто! Никто не заступился за нее! Даже Маринка, ее бывшая лучшая подружка… Подружка до первого дождя…
Снежана стояла посредине кабинета секретаря факультетского комитета комсомола, а члены бюро глумились над ней, задавая вопросы о связях с врагами народа.
Она молчала. Впрочем, ее ответы никому и не были нужны…
Разбирательство было недолгим. Потому что вопрос был совершенно ясен…
- Кто за исключение комсомолки Добрич из членов Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи? - спросил Илья Шавкин, секретарь комитета.
Снежана посмотрела на него в упор, и он отвел глаза.
Когда-то, в прошлой жизни, когда она была еще дочкой героя Гражданской войны, Шавкин даже пытался за ней ухаживать… Безуспешно, естественно… Потому что она ничьи ухаживания никогда не принимала всерьез. Потому что для нее всегда существовал только один человек.
Бюро единогласно проголосовало "За!". Даже Маринка… Снежана положила комсомольский билет на стол и, так ничего им не сказав, молча вышла.
А потом ее вызвали в ректорат и дали расписаться на приказе об исключении из института. Она сдала студенческий и зачетку, также молча, как и комсомольский билет. Из документов, которые были у нее на руках, остался только паспорт.
Это было ужасно. В одно мгновение ее практически вычеркнули из жизни и растерли в пыль…
И никто не мог ей помочь!.. Нет! Никто не хотел ей помочь!.. Или боялся?
А, вот, папа ей обязательно помог бы!
Потому что никогда никого не боялся! Он не стал бы ничего спрашивать, а просто обнял бы, потрепал за челку и поцеловал в щеку… Он защитил бы ее! Он показал бы им всем!.. Он… Он…
И тут слезы, наконец-то, покатились по ее щекам…
Папа!..
А, ведь, еще вчера все было так хорошо…
Засидевшись в институтской библиотеке, она прибежала домой поздно вечером, голодная как волк, и заскочила на кухню, что бы что-нибудь перехватить. Большой и вкусный кусок копченой колбасы, уложенный на толстый ломоть свежего хлеба, как всегда ей здорово помог. Жуя на ходу, она заглянула в большую комнату.
Из-под двери отцовского кабинета пробивалась полоска света…
Снежана давно уже привыкла, что он допоздна работает и, ступая на цыпочках, чтобы его не побеспокоить, тихонько прокралась в свою комнату.
Ее кровать громко скрипнула, когда она со вздохом облегчения упала на нее. Раздеваться было лень. Она вытянула ноги и заложила руки за голову.
Послезавтра - последний экзамен. А после этого - целое лето свободы! Папа обещал достать путевку и отправить ее в Грузию, в горы… А, может быть, ему дадут отпуск и они поедут вместе?.. Как это было бы здорово!
Она размечталась…
А, может, и Володьке Иволгину тоже дадут отпуск, и он поедет в Грузию с ними?..
Нет, сказала себе Снежана. Пусть Володьке дадут отпуск, пусть он запросится вместе с ними! А она скажет папе, что бы он ему не разрешил! Потому что в последнее время Володька, весь такой занятой, целый майор, командир авиабригады и Герой Советского Союза, слишком редко стал у них бывать!
А, может, у него кто-то появился?
Похолодев от этой ужасной мысли, Снежана резко села на кровати.
Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!.. Пусть только посмеет!.. Пусть только они посмеют!.. Тогда она его!.. Тогда она их!.. Тогда она!..
Но как?! Как он может?! Как он может с ней так?!.. У нее на глазах выступили слезы. Снежана уткнулась в подушку и немножко поплакала.
Так, самую чуточку!
Но слезы быстро высохли, потому что долго плакать она не умела.
Пускай делает все, что хочет! Пусть гуляет, с кем хочет! Ей абсолютно все равно! Потому что она его вовсе даже не любит!
Снежана прикусила нижнюю губу… Как же! Не любишь! Себе самой-то хотя бы не ври!.. Это он тебя не любит совсем! Он!.. А ты!.. Слезы тут льешь, дура!..
Внезапно Снежана очень разозлилась! Дура! Дура набитая! Неужели непонятно, что не нужна ты ему вовсе! Не нужна!..
Она опять заплакала. Плакала, плакала, и незаметно уснула…
Комдив тихо вошел в комнату дочери, подошел к кровати и вздохнул. Сорванец… Опять уснула одетой… Набегалась за день, и уснула в одежде, как в далеком детстве.
Волосы комдива давно посеребрила седина, но он все еще был очень крепким мужчиной. Высоким и широкоплечим. Холодный стальной взгляд его светло-серых глаз выдерживал не каждый. Горбинка на носу и резкие складки возле рта только подчеркивали силу и несгибаемость характера…
Комдиву было сорок восемь лет. Почти двадцать из них он прослужил в Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Его призвали осенью восемнадцатого. Когда разрозненные мятежи, не без помощи Антанты, переросли в полноценную Гражданскую войну.
Честно говоря, снова браться за оружие Георгий не собирался, так как к этому времени уже навоевался досыта. Тем более, что, судя по всему, стрелять предстояло не в немцев и прочих турок, а в своих же соотечественников.
Однако, деваться было некуда… Опять же паек…
На призывной комиссии Георгий невзначай упомянул о своем знакомстве с авиационными моторами и был незамедлительно направлен для прохождения службы в Красный Воздушный Флот. С легкой руки неведомого канцеляриста он попал в Первый советский дивизион истребителей. Сначала был механиком, а потом стал пилотом… Сражался с Колчаком и Юденичем, Врангелем и Пилсудским… Труса Георгий не праздновал, летал смело, и был награжден двумя орденами Красного Знамени. За беззаветную преданность делу революции и отчаянную храбрость…
А пока он воевал, любимая терпеливо ждала его и баюкала маленькую Снежку. Она родила ее суровой зимой девятнадцатого года… Холодной и многоснежной… И, наверное, поэтому назвала Снежаной…
Георгий и Наталия обвенчались за два года до Германской. Их любовь была взаимна и до скандальности романтична. Влюбившись с первого взгляда, они не могли прожить друг без друга и одного дня! И лишь война сумела их разлучить…
Но, к счастью, не навеки! Судьба хранила их, а они хранили свою любовь! И встретились снова, несмотря ни на что!.. Спустя три года…
Как им хотелось никогда уже больше не расставаться! Но, видимо, не все устали от войны! И вскоре те, кто никогда не сидел в окопах, раздули ее по новой. И опять стали погибать люди. На фронте - от пуль, штыков и сабель, а в тылу - от голода. Впрочем, во время гражданской междоусобицы фронт от тыла отличить не легко…
Георгий вовремя увез беременную жену из Петрограда в деревню, к родственникам своего боевого товарища. Лишь благодаря этому Наталии и малышке удалось выжить.
Они виделись очень редко. И все же Георгию иногда удавалось ненадолго вырваться в Петроград. Он приезжал к жене и дочке и проводил краткие мгновения в светлом раю нежной и верной любви…
Когда окончилась эта бесконечная братоубийственная война, он подумал, что, наконец-то, они заживут счастливо. Все вместе…
Увы, тяготы и бедствия военного времени подкосили и без того хрупкое здоровье его Наталии. Она долго болела и ушла, тихо и печально, оставив его в безутешной тоске, с семилетней Снежкой на руках.
А жизнь продолжалась… В двадцать седьмом его назначили командиром бригады. Через год вручили третий орден, к которому он был представлен еще в Гражданскую. Многие красавицы вздыхали по нему тайком. Но Георгий никогда больше не посмотрел ни на одну женщину, хотя был молод и знаменит…
Шли годы… А он по-прежнему все свободное время посвящал любимой дочери, которая становилась все более и более похожей на свою мать…
Комдив стиснул зубы.
Наталию он уберечь не смог. А теперь и Снежка оказалась в опасности… Из-за него… На что он надеялся?! Ведь, все было ясно с самого начала!
Когда был раскрыт военно-фашистский заговор маршала Тухачевского и после краткого и невразумительного процесса все фигуранты этого дела были немедленно расстреляны, у него в душе зашевелилось недоброе предчувствие. Которое, как обычно, не обмануло… Как ни разу до этого не обманывало в бою.
Добрич никогда не был особенно близок ни к Уборевичу, ни к Тухачевскому, хотя не один год прослужил под их командованием.
Георгий слишком хорошо знал и того, и другого. И не питал никаких иллюзий насчет военного "дарования" обоих! Впрочем, поручик Тухачевский, наверное, мог бы стать неплохим командиром роты. Если бы подольше ей покомандовал, а не просидел всю войну в плену!.. И подпоручик Убаревич-Губаревич роту, вероятно, потянул бы…
Однако, на волне революционного энтузиазма и по причине катастрофической нехватки военных кадров оба в одночасье вышли в командармы. И наломали немало дров, пока усваивали азы стратегического искусства. Залив рабоче-крестьянской красной кровью и Великия, и Малыя, и Белыя. А потом еще и Польское царство, и Кавказ, и Среднюю Азию в придачу…
Впрочем, судили Тухачевского и иже с ним не за печально знаменитый марш-бросок на Варшаву с открытыми флангами и не за перегибы при подавлении народных волнений, Тамбовского восстания и Кронштадтского мятежа. Их судили за измену Родине, шпионаж, вредительство, диверсии и террор!
По поводу барских замашек "красного Бонапарта" Георгий был наслышан. Но в то, что тот являлся немецким шпионом, не верил. Бонапартизм и интриганство - это одно, а шпионаж - совсем другое! Вполне возможно, и Тухачевский, и Уборевич, и Якир с Гамарником, действительно считали Ворошилова дураком и неучем и подсиживали, как могли. Это, само собой, было достаточной причиной для снятия виновных с должностей, понижения их в звании и даже увольнения в отставку…
Но не для судебной расправы, шельмования и расстрела!
Сразу после казни участников заговора начались повальные аресты командного состава и в армии, и во флоте. За год бесследно исчезли многие сослуживцы Георгия. Его боевые товарищи. Его бывшие начальники и подчиненные…
Как и его предшественник в нынешней должности комдив Лопатин.
Добрич понимал, что своей очереди ему тоже долго ждать не придется. Однако время шло, а его не трогали. В феврале за успехи в боевой, политической и технической подготовке он был даже награжден орденом Ленина.
Но уже в конце весны почувствовал, как над ним стали сгущаться тучи. А в последние дни это ощущение стало почти нестерпимым.
И он понял, что вот-вот за ним придут…
Скорее всего, ему предъявят стандартное, высосанное из пальца, обвинение в шпионаже в пользу какой-нибудь европейской державы. Или нескольких держав одновременно.
А вдруг его обвинят в том, что до революции он был…
Комдив нахмурился. Неужели, все-таки, дознались?!.. Нет! Вряд ли… Тогда все было бы иначе. И совершенно безнадежно.
Господи, как же уберечь от всего этого дочь?!..
Надо было бы уже давно отослать ее куда-нибудь… А куда? И как он объяснил бы ей необходимость бросить учебу и срочно уехать неизвестно куда, неизвестно зачем?
Комдив тихонько потрогал ее за плечо:
- Снежка…
- Володя… - нежно прошептала она сквозь сон. И проснулась…
В комнате было темно…
- Снежка, нам надо поговорить, - наклонился к ней отец.
- Да, папа, - заморгала она спросонья глазами.
- Снежка, я хочу, чтобы ты знала… Что бы обо мне ни говорили, это все неправда!
- О чем ты, папа? - она ничего не понимала.
- Обещай мне! Что бы обо мне ни говорили, этому не верить! Обещаешь?..
- Да, конечно! Но почему?.. Что случилось, папа? - Снежана села на кровати, поджав под себя ноги.
Он присел рядом с ней и обнял за плечи. Она посмотрела на него и вдруг заметила, как он сдал за последние дни… Похудел, под глазами мешки…
- Что случилось?
- Сейчас я не могу ничего тебе объяснить. Придет время и ты сама все поймешь… Помнишь наше место?.. В Петергофе?.. В парке?..
- У старого дуба?
- Да! Молодчина!.. Там, в дупле, я оставил кое-что для тебя… Только не ходи туда сразу. Потом, через какое-то время… Хорошо?
- Хорошо… Но скажи, все-таки, что случилось? - она всерьез разволновалась.
- Ничего пока не случилось… - он поцеловал ее в лоб и прошептал. - Милая моя девочка… - и погладил ее по голове. - Но скоро может случиться… - он вздохнул. - Ты у меня самая сильная в мире! Ты справишься!
- Папа! - Снежана по-настоящему испугалась. - Почему ты так со мной разговариваешь?
- Ты его любишь? - вдруг спросил он.
- Кого? - потупилась Снежана.
- Владимира… Ответь мне, для меня это важно.
- Да… - прошептала Снежана, и вдруг всхлипнула. - А он!.. А он!..
Отец погладил ее по голове и сказал:
- Владимир - хороший парень! Если ты выбрала его, то я одобряю твой выбор. Он любит тебя и никогда не покинет в беде… Я в нем уверен…
С какой надеждой Снежана посмотрела на отца!
- Владимир никому не позволит тебя обидеть! - повторил он.
И в этот момент в дверь позвонили…
- Помни! Что бы обо мне ни говорили, не верь! - отец крепко-крепко обнял ее и снова поцеловал в лоб. А потом встал и пошел открывать.
Сердце Снежаны болезненно сжалось…
- Комдив Добрич? - услышала она незнакомый холодный голос в коридоре.
- Да! - твердо ответил ее отец.
- Вы арестованы! Сдайте оружие!
Сразу же после этих слов по квартире загрохотали чужие шаги, а в большой комнате включился свет…
- Предъявите ордер на арест, - спокойным голосом сказал отец.
И добавил, после некоторой паузы:
- Мой пистолет в верхнем ящике письменного стола, в кабинете.
Все остальное было непрерывным кошмаром.
Отца вскоре увели. А в квартире вовсю хозяйничали крепкие молодые люди в синих фуражках с малиновыми околышами…
Снежана стояла у стены в большой комнате, а они рылись в шкафах, перелистывая каждую книгу, встряхивая каждую тряпку, швыряя все просмотренное на пол и топча это сапогами. И, похоже, это доставляло им удовольствие.
Иногда они прохаживались по ней плотоядным взглядом, но тронуть не решались. За связь с дочерью врага народа можно было и самому угодить под раздачу…
А, ну ее! На их век и обычных комсомолочек хватит!
Обыск окончился лишь под утро. Снежане разрешили взять только ее документы. А потом в присутствии понятых, дворника дяди Васи и его жены, опечатали квартиру.
И ей пришлось уйти…
Она дождалась открытия институтской библиотеки и взяла с полки недочитанный учебник. Буквы расплывались у нее перед глазами. Она сидела, глядя на одну и ту же страницу, пока за ней не пришли и не пригласили на заседание комитета ВЛКСМ факультета… И исключили из комсомола.
Наверное, кому-то это было очень нужно, потому что не прошло и пол суток с момента ареста ее отца, а в институт уже сообщили.
Не дожидаясь поступления официального уведомления из НКВД, ректорат Ленинградского медицинского института немедленно принял решительные меры по очищению рядов своих студентов.
И вот теперь дочь разоблаченного врага народа Снежана Добрич стояла на Аничкином мосту… Одна… Без копейки денег… Без маломальского пристанища…
Ей было так плохо!
И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду…
Нева текла и текла прямо у нее под ногами, она завораживала ее и манила.
А, может, перелезть через перила и дело с концом? Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем?
- Снежка… Вот, ты где… - вдруг услышала она за своей спиной.
Она обернулась и увидела Владимира. Он подошел к ней и обнял… И тогда, слезы, до сих пор лишь тихо катившиеся по ее щекам, хлынули огромными градинами… И она затряслась от рыданий, уткнувшись в его плечо.
А Владимир обнимал ее и гладил по голове… Беда. Это действительно беда. Ну, что же… Пусть выплачется.
В то, что ее отец, его боевой командир, герой Гражданской войны, был врагом народа, он не верил и не поверит никогда! Но сделать ничего не мог.
Что же это за время такое!
Владимир скрипнул зубами. Помочь комдиву он ничем уже не мог. Но ее… Ее он может и должен защитить!
О том, что Георгий Александрович арестован, ему сообщили рано утром. У него были друзья в штабе округа. Свои, проверенные в боях, ребята. Зная о дружеских отношениях Владимира с комдивом, они предупредили его… На всякий случай…
Он никогда не забудет этого! А, впрочем, в бою иначе не бывает! Спина к спине! Чужих - бьем! Своих не сдаем!.. Иначе всем каюк…
Когда он узнал о происшедшем, то сразу подумал о Снежане. Что с ней? Где она?..
Он бросил все и помчался в Ленинград…