Надо всем весомо, грубо и зримо объяснить, что советская власть - это надолго, и она не потерпит никакого сепаратизма и местечкового национализма.
Но отбываем мы не в полном составе. Один батальон бригады Сталин решил оставить в Петрограде для охраны советского правительства. Опасение понятное - врагов у нас пока еще хватает, а надежных и заслуживающих доверия воинских частей поблизости немного. Зато теперь в нашу бригаду временно входят текинцы и казаки, поучаствовавшие с нами в боях под Ригой. После окончания войны их было решено демобилизовать, чему они, конечно, очень были рады. Обнять жен, увидеть детей, поправить покосившийся амбар - все думки у станичников теперь только об этом. Они будут сопровождать нас - кто до Дона, кто до Кубани. Торопиться им сейчас особо не с руки. Озимые сеять уже поздно, а яровые еще рано. Но сам факт дембеля греет казачкам душу. Ведь почему бы не отправиться им до дому до хаты в хорошей компании, по пути еще раз послужив советской власти. Во время разборок с киевской Радой и молдово-румынско-эсеровским Румчеродом нам совсем не помешает тысяча острых казачьих сабель.
Текинцы, кстати, принесли клятву верности Михаил-хану. Но Сталин сказал, чтобы мы отнеслись к этому спокойно. Измены со стороны младшего брата бывшего царя и формально последнего императора он не ожидает. Ведь в наших руках остаются его жена, сын и падчерица. Да и генерал-лейтенант Михаил Романов не мыслит себя без России и совсем не рвется на трон.
А на Кавказе Михаил-хана еще ждут грузинские меньшевики, армянские дашнаки, азербайджанские мусаватисты - словом, каждой твари по паре.
Насчет Румынского фронта у меня особое поручение от Александра Васильевича Тамбовцева. Необходимо найти и пригласить в Петроград одного восемнадцатилетнего техника гидротехнического отряда Лаврентия Берию.
Надо так надо, человек он старательный и ответственный. Примерно в тех же краях пребывает еще один замечательный человек, на этот раз проходящий по нашей части. Я имею в виду командира батальона 409-го Новохоперского полка штабс-капитана Василевского.
Александра Михайловича. Было бы крайне полезно убедить этого талантливого командира не увольняться из армии, а перевестись к нам в Красную гвардию. Там же в запасном кавалерийском полку Юго-западного фронта сейчас служит еще один будущий маршал Победы - унтер-офицер Георгий Константинович Жуков. Все на том же Юго-западном фронте, в тяжелом артиллерийском полку проходит службу двадцатилетний младший унтер-офицер Иван Степанович Конев. И еще надо одного человека нужного и полезного там найти. Прапорщика 136-го Таганрогского пехотного полка Григория Ивановича Котовского. Вот готовый спецназовец: храбр, умен, прекрасно физически подготовлен. А эсеровско-анархическую дурь из его башки мы выбьем. Тогда сумели, сумеем и сейчас.
Один такой будущий советский полководец в составе нашей бригады уже есть. Первого ноября сего года в Рижском сражении, во время контрудара под Иксюлем, механизированное ядро третьего батальона выручило из немецкого окружения группу отчаянно сражавшихся с врагом русских драгун. Против десятка БМП-3 и разогретой драйвом мотопехоты с автоматическим оружием шансов у колбасников не было вовсе. Это был как раз тот случай, когда хищник разом превращается в беззащитную жертву. Побоище, одним словом.
Когда все кончилось, подъезжает к группе героев командирская БМП-3, забрызганная грязью по самую башню, и командир батальона, капитан Борисов, командует из люка:
- Старший, ко мне, доложить обстановку.
И тут появляется он. Шинель грязная, обгорелая, сам чумазый, как черт, но красавец-мужчина, и рапортует:
- Младший унтер-офицер Каргопольского драгунского полка Константин Рокоссовский, господин штабс-капитан…
И все, привет, капитан Борисов поплыл - узнать в этом молодом и лихом кавалеристе будущего маршала Победы было невозможно. Короче, после разгрома немцев у иксюльских переправ и рейда кавалерии на левый берег в составе нашей бригады появился кавалерийский разведывательный эскадрон, командует которым прапорщик военного времени Константин Рокоссовский. Это первое офицерское звание было присвоено ему авансом за храбрость, дерзость и талант при условии, что прочие наши товарищи офицеры помогут ему подтянуть теорию. Предложение это, выдвинутое мной, прошло без замечаний, поскольку учить Рокоссовского для каждого офицера огромная честь, примерно как для ювелира гранить бриллиант в тысячу карат.
Примерно то же самое после перевода в нашу бригаду ожидает и Жукова с Коневым. Учиться, учиться, учиться! Ну, а товарищу Василевскому найдем работу в штабе бригады. У него своя стезя, и хороших штабистов в нашей армии всегда не хватало.
Короче, в поход выступают четыре батальона, механизированное ядро которых сформировано на базе рот морской пехоты, вооруженных БМП-3Ф, две батареи самоходных орудий Нона-С, для которых Путиловский завод сейчас ускоренно клепает мины к 120-мм минометам, разведывательный эскадрон прапорщика Рокоссовского, сводная кавгруппа генерал-лейтенанта Михаила Романова. Еще нас будет сопровождать бронепоезд "Красный балтиец" с командой, взятой с ремонтирующихся и устаревших кораблей Балтфлота. Бронепоезд бронирован 75-мм путиловской броней и вооружен морскими пушками: двумя калибром 130-мм, четырьмя калибром 102-мм, а также восемью пулеметами "максим", установленными на счетверенные зенитные турели вроде тех, что были в Великую Отечественную.
Причем можно стрелять как по самолетам, так и по пехоте. Лепота, одним словом. Только вот очень бы не хотелось применять весь этот богатый арсенал по русским людям. Наша задача - предотвратить Гражданскую войну, а не разжигать ее. Вот если в прицел попадутся гайдамаки, или еще какая националистическая сволочь, а еще лучше англичане, тогда да - газ до отказа и дави их всех. Как скажет в 1941 году товарищ Молотов, "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами"…
17 (4) ноября 1917 года. Полдень.
Петроград. Исаакиевская пл., д. 2. Здание бывшего Военного министерства Российской империи.
Полковник ГРУ Вячеслав Николаевич Бережной.
Прошлым вечером мне по телефону позвонил Фрунзе и попросил срочно прибыть к нему в наркомат по одному очень важному и неотложному делу. Подробности сообщать не стал, упомянул лишь, что речь пойдет о нашей будущей экспедиции в Киев. Очень любопытно…
Приехав в знаменитый "Дом со львами", что на Адмиралтейском проспекте, в котором располагалось бывшее Военное министерство, я, к своему удивлению, встретил в приемной наркомвоенмора Деникина и Маркова. И сдается мне, что они оказались там совсем не случайно.
После окончания военных действий на Западном фронте генералы оказались временно не у дел. Ребята из ведомства Дзержинского присматривали за ними, но вроде ничего подозрительного не усмотрели. Поругивали бывшие "ваши превосходительства" новую власть, но если сказать честно, то порой за дело. Много еще было у нас бардака, расхлябанности, красивых слов, за которыми не было конкретных дел.
Я поздоровался с Деникиным и Марковым, но толком поговорить с ними не успел. В приемную вошел личный порученец Фрунзе и пригласил нас пройти в кабинет наркома.
Вот тут-то я и узнал о причине сегодняшнего вызова. Оказывается, генералы, узнав о том, что мы готовим бригаду к экспедиции на Украину, решили тоже поучаствовать в этом деле. Антон Иванович ссылался на то, что, дескать, в молодости он окончил Киевское юнкерское училище, а перед Первой мировой войной служил в Киевском военном округе, где командовал 17-м пехотным Архангелогородским полком, расквартированном в Житомире.
- Михаил Васильевич, - уговаривал Деникин Фрунзе, - уж мне ли не знать те места, куда отправитесь вы с полковником Бережным. Я там на знаменитых киевских маневрах все излазил вдоль и поперек. Да и знакомых там осталось немало.
Генерал Марков подобными тесными связями с Украиной похвастаться не мог, но ему тоже очень хотелось вместе со старым другом и бывшим командиром попасть в Киев, чтобы разобраться "с новоявленными Мазепами".
- Михаил Васильевич, - сказал он, - я готов отправиться с вами хоть рядовым в бригаде уважаемого Вячеслава Николаевича, лишь бы собственноручно разогнать всю эту самостийную шваль, нагло горлопанящую, что "Украина це не Россия!". Похоже, что эти любители галушек и борща совсем рехнулись.
А мне вдруг почему-то вспомнились вещие слова Виссариона Белинского о Тарасе Шевченко: "Ох эти мне хохлы! Ведь бараны - а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом!"
- Господа генералы, я понимаю и разделяю ваши патриотические чувства, - с улыбкой сказал Фрунзе, разведя руками, - но хочу спросить, как вы видите себя в структуре бригады товарища Бережного? Насколько мне известно, в штате бригады нет вакансий, которые соответствовали бы вашим нынешним званиям и ранее занимаемым должностям.
Генералы Деникин и Марков переглянулись, потом Антон Иванович, как более старший и авторитетный, сказал:
- Товарищ наркомвоенмор, как только что заметил Сергей Леонидович, и он, и я готовы занять любую вакантную должность в бригаде полковника Бережного.
Слова эти, похоже, были произнесены с большим трудом, но тем ценнее они были. А потом, видя колебания на лице Фрунзе, не выдержал и уже не столь официально произнес:
- Михаил Васильевич, голубчик, вы должны нас понять. Ну, разбили мы врага внешнего, сильного и коварного. Заключили с ним мир, пусть не победоносный, но вполне почетный. Но ведь остался еще враг внутренний, и по нашему твердому убеждению, даже более опасный, чем германец или австрияк. Ведь, как три столетия назад, на Русь-матушку надвигается новая Смута. При Временном правительстве, как тараканы, расплодились кучки маленьких и больших царьков, князьков, ханов и баев, которые рвут на части нашу страну. Я понимаю, что навести в России порядок - это задача прежде всего новой власти. Но не можем же и мы сидеть сложа руки. Ведь мы же знаем и умеем пусть не все, но многое. Если нам будет уготована в этой трагедии участь лишь сторонних зрителей, то мы никогда себе этого не простим. Так что, уважаемый Михаил Васильевич, не может быть никаких разговоров о высоких чинах для нас и почестях. Мы с Сергеем Леонидовичем готовы хоть ротными, хоть взводными пойти в бригаду Вячеслава Николаевича. И не только мы. Вот, - тут генерал Деникин достал из кармана вчетверо сложенный лист бумаги, - это, товарищ нарком, список офицеров и генералов, которые думают так же, как мы, и готовы под красными знаменами выступить в поход на Киев.
И Деникин протянул листок с длинным столбцом фамилий и званий Михаилу Васильевичу Фрунзе. Тот внимательно прочитал бумагу, хмыкнул и, покачав головой, протянул список мне.
Я быстро, по диагонали, пробежался по переданной мне бумаге. Да, многие фамилии в ней были известны по истории той, нашей Гражданской войны. Например, командир Московского лейб-гвардии полка полковник Яков Александрович Слащев, изнывающий сейчас от безделья в полковых казармах на Большой Сампсониевской улице.
- Да, Антон Иванович, - сказал я, возвращая список Фрунзе, - тут много достойных людей и опытных воинов. Можно из них сформировать роту, а то и батальон. Только вот в чем вопрос - смогут ли они беспрекословно выполнять приказы человека, который младше их по званию? Да и, как вы успели убедиться, взаимоотношения в моей бригаде во многом не похожи на те, которые существовали в старой русской армии. Вы с Сергеем Леонидовичем уже успели к ним немного привыкнуть. А вот как это все воспримут те, кого вы нам рекомендуете?
Деникин задумался. Похоже, что полностью ручаться за этих волонтеров он не мог. А с другой стороны, как человек честный, Антон Иванович не хотел лгать мне и Фрунзе. Поэтому, не желая его окончательно конфузить, я решил помочь генералу.
- Антон Иванович, - спросил я, - а что, если сделать все так, как сделано в частях Красной гвардии, которые входят в состав моей бригады? - Увидев недоуменный взгляд Деникина и Маркова, я пояснил: - В частях Красной гвардии есть политические руководители, в обязанности которых входит разъяснение личному составу сути происходящего. И в случае каких-либо политических разногласий и недоразумений они должны выходить на вышестоящее начальство, в данном случае на меня или товарища Фрунзе, и разрешать ситуацию к всеобщему удовлетворению…
- Вы имеете в виду комиссаров? - брезгливо поморщившись, спросил меня Деникин. - Были у нас в армии уже такие. Вроде бомбиста Савинкова, который почему-то так пришелся по душе Лавру Георгиевичу. Штафирки, которые будут учить нас, генералов и офицеров-фронтовиков, как надо воевать…
- Ну почему именно штафирки, - улыбнувшись, спросил Фрунзе, - да, кстати, ведь и я тоже из их числа. К тому же принцип единоначалия никто отменять не собирается. Комиссар отвечает лишь за моральное состояние личного состава, не более того. Вмешательство в ход боя есть для него непростительный проступок, за которым немедленно должно следовать служебное расследование. Но если говорить о вашем, сплошь офицерском подразделении, то для него можно найти и боевого офицера в достаточно высоком звании, который в то же время разделял бы взгляды большевиков на общественное переустройство России…
- А такие офицеры разве есть? - саркастически усмехнувшись, спросил Деникин. - Я что-то о подобном и не слыхивал.
- Есть, Антон Иванович, как не быть. У большевиков много чего есть в запасе, - усмехнувшись, ответил Фрунзе, переложив на своем столе несколько бумаг. - Вот, к примеру, господа генералы, войсковой старшина Миронов Филипп Кузьмич, помощник командира 32-го Донского казачьего полка. Воевать начал еще в Японскую, получил там две Анны и Владимира с мечами. На Германской войне получил Георгия 4-й степени и Георгиевское золотое оружие.
- Вполне достойный офицер, - задумчиво сказал Деникин, - и что, вы хотите сказать, что он тоже большевик?
- Ну, если он и не стопроцентный большевик, - сказал Фрунзе, - то вполне сочувствующий нашим идеям. Так что, господа генералы, возьмете такого комиссара в ваш батальон?
- Придется взять, - развел руками Деникин, - 32-й Донской полк - это, если я не ошибаюсь, 3-я Донская казачья дивизия? Помню ее, помню… Она была рядом с нами во время Великого отступления. Казачки тогда показали себя героями.
- Ну, вот и отлично, - подвел итог этой затянувшейся беседы поглядывающий на часы Михаил Васильевич, - а о более конкретных вещах вы позже переговорите с товарищем Бережным. До свидания, товарищи.
Мы вышли в приемную, и генералы вопросительно посмотрели на меня, видимо, желая заняться этой самой конкретикой.
- Идемте, господа, - вздохнул я, - мое авто внизу, сейчас отправимся в штаб и будем там с вами думу думати.
17 (4) ноября 1917 года. Вечер.
Таврический дворец. Зал заседания Совнаркома.
Полковник ГРУ Вячеслав Николаевич Бережной.
Сегодня Сталин созвал на совещание всех наркомов для того, чтобы принять окончательное решение - что делать с "незалэжной" Украиной. Нам было необходимо получить общее добро Совнаркома на проведение показательной экзекуции, чтобы и другим "незалэжным" в будущем неповадно было задирать хвост трубой и воображать, что они что-то значат в мировой политике. Мания величия для стран, которые никогда ранее не были самостоятельными и не имеют абсолютно никакого опыта государственного строительства - это опасное заболевание. И лечить его чаще всего приходится хирургически.
Уже в самом начале заседания, что называется, с ходу Сталин сделал краткий доклад о положении на Украине, добавив в качестве прогноза информацию, почерпнутую из нашей истории. Прямо скажу, что сведения эти наркомов вдохновили по полной. Во всяком случае, особых возражений по поводу необходимости как можно быстрее покончить с местечковым сепаратизмом ни у кого не было. Лишь наша "мать Тереза" - добрейший Анатолий Васильевич Луначарский - растекся мыслию по древу и начал петь свои "песни нанайские" по поводу "невинных жертв" и "прав наций на самоопределение".
Но Сталин довольно быстро осадил его, заявив, что если мы сейчас быстро и решительно не покончим со всеми этими "самостийниками", то "невинных жертв" будет в несколько сотен, а то и тысяч раз больше. Да и "нациями" не стоит считать одуревших от шизофренического бреда об "особой истории украинского народа" интеллигентов, взращенных в университетах Львова под заботливым присмотром австро-венгерской разведки.
Анатолий Васильевич лишь развел руками, и больше доброхотов порадеть о "бедных и несчастных" украинских "романтиках-патриотах" не нашлось.
Выступивший после председателя Совнаркома Михаил Васильевич Фрунзе кратко рассказал о планах действий частей, посылаемых на Украину для подавления мятежа. Правда, для того чтобы не дразнить гусей, он ничего не сообщил о формируемом под моей эгидой Деникиным особого добровольческого офицерского батальона. Ведь этот батальон еще не сформирован, а посему и говорить о нем еще рановато. Ну, а во-вторых, кое-кто из присутствующих здесь наркомов может опять начать препираться с наркомвоенмором о "буржуях и дворянах в золотых погонах, которые поедут в Киев бороться с нашими братьями по классу". Ведь не докажешь им, что Деникин, отец которого был по происхождению крепостным крестьянином, в образ "буржуя и дворянина" как-то не вписывается. А вот тот же Анатолий Васильевич Луначарский, отец которого был действительным статским советником - то есть штатским генералом, вот он-то как раз и есть буржуй и дворянин.
Правда, я зря так плохо поначалу подумал о Луначарском. Видимо, до него наконец дошло, чем грозит советской власти такое явление, как национализм, густо замешанный на русофобии, и он, после выступления Фрунзе, попросил слова и, выйдя на трибуну, предложил Сталину включить в состав Особой бригады агитотряд, который занялся бы разъяснением "обманутым товарищам из Малороссии", что произошло совсем недавно в Петрограде и что несет простому народу советская власть.
- Я считаю, товарищи, - горячился на трибуне Луначарский, - что все происходящее сейчас в Киеве - это результат неверия местных граждан во Временное правительство, которое много обещало, но так ничего и не сделало из обещанного. И этим воспользовались некоторые демагоги, которые стали говорить рабочим и крестьянам, что счастливая и богатая жизнь на Украине может наступить лишь после того, как они отделятся от России. Дескать, такие работящие и умные люди, как украинцы, могут жить припеваючи, имея жирные черноземы, залежи угля, металлов, Черное море с его портами. А Россия только веками выкачивала с Украины зерно, мясо и уголь. Вот товарищи и поддались на уговоры этих "сирен". И надо их разагитировать, доказав, что только в союзе с Россией они могут обрести счастье и достаток.