- Таким образом, в деле эффективного размещения капиталов ваша задача состоит лишь в прекращении явно дурацких, псевдонаучных или идеологически-зависимых исследований. С их распознаванием справится практически любой профильный аспирант. Создадите фонд, который будет финансировать всех подряд, отказывая явным шарлатанам от науки - пусть ими занимается государство, если захочет. В то же время ваш фонд будет рекламировать те проекты, что сулят выгоду уже в ближайшее время, привлекать для них сторонних соинвесторов, поднимать престиж русских ученых, инженеров, врачей. Отправлять их на учебу, стажировку в те мировые центры науки, где они смогут повысить свою квалификацию и понять дальнейшее направление своей работы. Привлекать в наши центры зарубежных специалистов. Но работать потом и те и другие должны здесь. Слово "русский" должно стать синонимом слов "образованный", "успешный". Так же и с нашими НИИ - фирме Intel должно стать интереснее заказать исследование русским институтам, чем самим тратить невообразимые деньги на неочевидные проекты. Конечно, следует понимать, что нынешняя наука без соответствующей технологической базы - просто оксюморон. Невозможно исследовать сверхпроводимость, если не умеешь сжижать гелий. Каждый институт, каждое конструкторское бюро должно обладать своей производственной базой. Здесь она будет или в Сингапуре - нужно смотреть. Не вижу ничего плохого, если, скажем, сплавы для нового самолета Антонова или Ильюшина будут производиться в Малайзии, планер собираться на Филлипинах, лопатки для турбин - на Украине, моторы и авионика в России, а салон - во Вьетнаме. В результате править бал будет тот, у кого будет весь объем знаний - бюро Антонова или Ильюшина. Не какой-нибудь Вьет Нгыок из Ханоя. У наших авиаторов заводы и сейчас разбросаны по всей стране. Лететь из Москвы, где стоит чертежная доска, в Комсомольск-на-Амуре или в Хошимин, где собирают фюзеляж - одинаково затратно. Поэтому разницы нет. Но если в Хошимине сборка обойдется вполовину дешевле, то прибыль будет вдвое выше. Ну и как премия за успешную работу - нагружать самых достойных из отличившихся задачами, что "вспомнятся" Сергею, тех, кто сможет их быстро и качественно реализовать...
- Это нереально, - Захар успел вставить в его речь два слова.
- Это нереально для тех, кто не хочет делать. - Жестко ответил Изотов. - Этого не сделать за пять лет. Даже за двадцать не сделать. Может быть, за пятьдесят управитесь. Но если начать движение в нужном направлении - это уже будет большое дело. Впереди у вас, хлопцы, по крайней мере, еще двадцать пять лет безбедного существования. Ставьте перед собой большую задачу. И когда вы ее выполните - тогда и фундамент под обществом будет тверже и эффект продлится дольше. Размещайте заводы там, где они стоят дешево, но все управление должно вестись отсюда. И начинайте уже сейчас. Многие институты, оставшись без государственного финансирования, нынче пытаются что-то заработать, но не у всех есть возможность донести до возможных инвесторов свои идеи. Идите навстречу людям. Сделайте совместное предприятие - Горбачев будет счастлив, если увидит перед носом хотя бы один миллиард. Не стесняйтесь, они сейчас любому американцу с деньгами будут рады до самозабвения.
Вот с Изотовым всегда так: наговорит, наговорит, а мы потом разгребай. Но, как обычно, в его размышлениях было рациональное зерно, которого мы с Захаром прежде не видели. И только ради него следовало совершить эту поездку.
- И вот еще что я вам скажу,- продолжал Валентин Аркадьевич, - Очень важный аспект высокотехнологичного производства - безопасность. Чтобы никто не мог повторить того, что вы сделали. Есть такое понятие - монопсония. Слышали?
Захар кивнул - он не зря посещал два года курсы МВА, а я пожал плечами.
- Это противоположность монополии. Когда покупатель на рынке всего один. Станьте таким покупателем для высокотехнологичных производств, производящих для вас комплектующие,, размещенных за пределами страны, и можете быть спокойны за безопасность своих разработок. Если турбина состоит из сотни деталей, то нет беды, когда восемьдесят процентов производства ее элементов размещается в десяти разных странах - никто из них не сможет собрать вашу турбину. И никому кроме вас их продукция неинтересна. Они будут привязаны к вам сильнее, чем вы можете себе вообразить.
- Заодно и платить им можно будет столько, сколько хочется, а не сколько просят?
- Ну да, примерно так. Есть, правда, одна существенная деталь во всей этой конструкции. Экономика в нашем мире достаточно стабильна. Что это значит для нас? А это значит, что любое массовое производство нужно будет втиснуть в рыночные условия. Понятно?
- Не очень, - здесь стушевался даже мой ученый Захар.
- Ну вот смотрите: в мире есть два десятка автопроизводителей, работающие на весь мир -американцы, японцы, немцы, остальные европейцы, все представляют на свободном рынке по три-четыре компании, остальное - мелочевка, вроде нашего ВАЗа. Эти двадцать компаний полностью охватывают все сегменты рынка. Они им просто владеют. И рынок не потерпит появления еще даже одного подобного производителя - ему просто негде будет пристроить свою продукцию. Если, конечно, рынок не развивается. Но когда он растет - географически, экономически, то и у новичка появляется шанс. Поэтому для завоевания рынка, нам, наверное, прежде всего, нужно озаботиться его развитием. Когда я работал в Вене, часто приходилось слышать: "в Китае и Индии такой огромный рынок, так много покупателей, они вытащат нашу экономику из той дыры, где мы оказались!" Действительно, вместе Индия и Китай составят, наверное, треть, а то и больше от населения Земли. Добавьте сюда Африку и получите больше половины. Казалось бы - огромный рынок! Но он нищий - у маленькой Европы денег в сотни раз больше! Если его не развивать, давая людям возможность заработать, то и не нужно ждать от него чудес - их не будет. Но поставьте там заводы, на которых будут работать индусы и китайцы, где они смогут получить свои сто долларов в месяц и увидите, как ваш прежде нищий рынок начнет искать способы прикупить продукцию ваших заводов.
Мы говорили еще долго и Валентину Аркадьевичу приходилось объяснять нам такие очевидные вещи, что было трудно понять - как мы сами до такого не додумались?
Постепенно разговор свернул на жизнь внутри Советского Союза:
- Теперь каждый новый день я просыпаюсь в предчувствии чего-то нехорошего. Как год назад в Алма-Ате запахло национализмом, мне стало понятно, что обратной дороги нет, - поделился Изотов. - У меня приятель хороший там уже лет двадцать обитает. Прилетал летом. Если то, что рассказал мне Владимир Павлович - правда, то Союзу и в самом деле недолго осталось жить. Слишком велики внутренние напряжения. Конструкция их не выдержит. И, думаю, у Горбачева на самом деле нет времени. Даже если он не такая скотина, какую ты мне описал, то ничего реформировать он уже не успеет. А старая максима большевиков гласит: не можешь контролировать процесс - возглавь его! Никто же не объяснит ему, что на пожаре нужно спасать самое ценное, а от остального избавляться с радостью. Он будет либо спасать все, либо пусть все сгорит! А потом спляшет гопака на пепелище своей избы: смотрите, как здорово я придумал сжечь этот грязный, вонючий хлев! Герой.
- Вы все еще верите, что этот человек работает на благо Родины? - удивился я.
- Не мог же он быть сорок лет коммунистом, влезть на самый верх иерархической лестницы и в одночасье переродиться?
- История знает немало подобных примеров.
- Да уж, Иуд она наплодила, - согласился Изотов. - У вас деньги-то наличные есть, голодранцы?
Захар достал из портмоне пятьсот долларов. Я порылся в своих карманах и добыл столько же.
- Я про рубли спрашиваю, - уточнил Изотов. - Это не деньги, это валюта.
- А, - первым сообразил Захар и вынул из того же портмоне десяток фиолетовых четвертаков, что обменяли мы в Шереметьево. У меня было три сотенных, полученных там же.
- Пятьсот рублей на две недели? - Валентин Аркадьевич тяжело вздохнул. - Все-таки бестолковые вы оба. Отдохнула на вас мать-природа.
Он подошел к книжной полке, достал какую-то книжку и раскрыв ее, высыпал на стол ворох купюр. Среди денег там появлялись какие-то непохожие на рубли бумажки.
- Что это такое?
- Чеки Внешторгбанка, - ответил Изотов, собирая их в кучку. - Когда получил их для покупок в "Березке", подумал - зачем сейчас приобретать что-то, если лет через пять товар будет поновее, да поинтереснее? Вот, отложил.
- В следующем году "Березки" по всей стране закроют. Купите лучше новый телевизор сейчас. - Посоветовал я. - Или холодильник - что там в этих магазинах есть? Скоро ничего не будет. Тратьте все. А то выйдет, что вы зря работали, зарабатывая эти фантики.
- Спасибо, - поблагодарил Изотов. - Вот вам тысяча рублей, потом отдадите при случае.
Мы поговорили еще полчаса и стали собираться - поезд не стал бы нас ждать. Валентин Аркадьевич пригласил заходить на обратном пути. Но и без приглашения мы собирались это сделать.
Закупившись "монгольскими" подарками, мы поехали на площадь трех вокзалов.
Дорога через заснеженную страну на поезде - то еще удовольствие: тыдык-тыдык, тыдык-тыдык, за окном белая пелена, в щели иногда ощутимо дует с улицы, проводник - золотозубый узбек, напихивающий в купе по шесть человек. Впрочем, этого и стоило ожидать от поезда "Москва-Ташкент", на который нас угораздило взять билеты. Мы смогли отстоять свое купе от злобных поползновений хитрозадого хлопкороба - помогли американские документы, но выходить в коридор лишний раз остерегались. Казалось, что весь Узбекистан едет в этом вагоне.
- Интересно, если они все здесь, то кто остался в Ташкенте? - спросил я у покрытой снегом равнины за окном.
Малая родина встретила нас оттепелью - часто капало с крыш, на дорогах машины устроили жуткое месиво из грязи и снега, прямо возле вокзала кто-то поставил двухметрового снеговика, сейчас перекошенного и лишившегося одной из "рук".
- Ты к маме? - спросил Захар.
Мы не обсудили детальную программу поездки.
- Нет, Захарыч, я пойду навещу свою первую воспитательницу в детском саду! Ну что за вопрос?! Ты же тоже не в кружок авиамоделизма сюда приехал?
- Гы-гы, - ответил Захар и побежал к подходящему автобусу N22. - До вечера, Серый!
А мне от вокзала было и пешком недалеко идти. Только двадцать восьмого декабря 1987 года на тротуарах было очень грязно и скользко. Но я радовался даже этой возможности испачкать ноги.
Конечно, мамы не было дома - зачем ей быть дома в понедельник? Но запасной ключ всегда хранился у бабы Вали - соседки.
После недолгого допроса перед закрытой дверью: "А кто там? А к кому? А Сережи нет уже давно! Ты - Сережа? Не морочь мне голову, иди отсюда!", она все же решилась выглянуть из квартиры, и я едва успел ее подхватить - впечатлительная бабуся лишилась чувств-с, упала в обморок, сомлела - и все это она сделала сразу. Я всегда говорил матери, что не стоит сильно полагаться на соседку: она из тех людей, для которых даже укус комара - событие вселенского масштаба. А закипевший чайник бабка была готова обсуждать неделю. Со всякими подробностями, которые нормальный человек и не заметит: "вот и когда огонь-то газовый зажегся, я услышала как мусорная машина приехала. Думаю - не Степка ли это? Ан нет, Степка-то на автобусе ездит! Али может, перевели на мусорку? Вот и думаю - Степка или не Степка? Даже Марьванне позвонила - в окно-то выглянуть боязно. Мы со Степкой прошлый раз так полаялись! Что ты! Прибить меня, старую, обещал. И здесь вдруг... как мой чайник закипит!!!!!!!!" Вот этот баб Валино "чайник закипел" я и приклеил к подобным людям - излишне эмоционально переживающим мелочи.
- Ой, и правда - Сережа! - закудахтала баба Валя, когда пришла в себя.
Получить ключ мне стоило больших усилий, и, обуваясь захлопывая за собой входную дверь ее квартиры, я услышал:
- Аллё, Марьвана? Здравствуйте, Марьванна! А у нас-то представляете какое случилось только что? Сережка приехал! Да нет, не Степкин, Степкин сам еще не ездит! Соседки моей Фроловой Таньки Сережка, который в Монголии был четыре года...
Дальше я не дослушал, захлопнул дверь, но был стопроцентно уверен, что о моем приезде очень скоро будет знать весь наш миллионный город.
В доме ничего не изменилось; тот же телевизор, та же кухня, те же диваны. Книги в одном шкафу и обязательный хрусталь - сокровище любой советской хозяйки - в соседнем; все было то же самое. Авиамодельки на моем шифоньере аккуратно протерты от пыли - только в паре мест отклеились и оборвались наклейки. Даже пиджак все еще висел на спинке стула - наверное, так мама хранила память...
Я как будто провалился в прошлое. За плечами было почти четыре года, а здесь время застыло в далеком восемьдесят четвертом - беззаботном, веселом, молодом.
Ностальгия мучила меня около получаса, потом отпустило.
Я позавтракал, немного разорив мамин холодильник. Захар обещал заглянуть вечером и до того времени делать было совершенно нечего. Разве только прогуляться по местам былой "боевой славы"?
Ноги занесли меня сначала в кинотеатр имени Маяковского, где шли три фильма: отечественная "Танцплощадка" с Дворжецким и Яковлевой, судя по названию - редкая муть на псевдосоциальную тему, французские "Папаши" с кудрявым Ришаром и какая-то индийская веселая бодяга вроде "Зиты и Гиты". Рядом висела афишка с репертуаром видеосалона, расположившимся в подвале кинотеатра. Здесь, напротив, выбор был велик: очередной гонконговский "Железный кулак, убивающий насмерть всех", вернее даже три "железных кулака", но с разными названиями. Хмурый Чарльз Бронсон крушил челюсти уличному отрепью в третьей "Жажде смерти", знойная итальянка наставляла мужу рога в "Скандальной Джильде". Майкл Дудикофф наказывал негодяев в "Американском ниндзе-2", Луи Сефер морочил голову харизматичному Рурку в "Сердце ангела". И на десерт предлагалось насладиться "Садом камней" - самым свежим фильмом от Копполы.
У входа в видеосалон торчали несколько подростков, время от времени изображавших что-то из арсенала китайских боксеров - всех этих Джеки Ченов, Брюсов Ли. Вернее, им казалось, что они это изображают. По-моему, выглядело все коряво и смешно.
Я брел по знакомым с детства тротуарам - мимо того самого Завода технического углерода, мимо магазина, в котором продавали вкусное пиво "Бархатное"... Город был узнаваемым, родным и при этом совершенно чужим. Я остановился под светофором, и, пока горел красный, принялся разглядывать улицу, украсившуюся несколькими новыми вывесками и киосками.
- Сергей? - женский голос с нотками сомнения окликнул меня на перекрестке. - Фролов?
Я оглянулся - на середине пешеходного перехода стояла Нюрка Стрельцова. Похожая на ту, что я помнил и не похожая одновременно. Ее стрижка стала короче и кончики светлого каре выглядывали из-под кокетливой шапочки из меха неведомого зверя, на лице появилась косметика, а на плечах устроилось импортное пальто в крупную зеленую клетку - отечественный Легпром удавился бы, но такой "попугайской" расцветки в продажу не допустил бы никогда. Да и сама прежняя Нюрка предпочла бы что-нибудь попроще.
- Привет, Ань. А я вот... приехал.
Она быстрым шагом вернулась на мою сторону дороги:
- Ты откуда?
Она действительно сильно изменилась - в ней ничего не осталось от той комсомолки-активистки, какую я знал прежде. Только лишь тот же тонкий нос, навечно удивленные чем-то глаза, да круглые щеки.
- Из Монголии. Помогал братскому народу строить горно-обогатительный комбинат. Вернулся вот.
- А я смотрю: ты это или не ты? Пока красный горел - все присматривалась, а ты головой по сторонам вертишь, никак не понять. Только когда близко подошла - поняла, что это ты, Фролов.
- Ты всегда была глазастая, Ань.
- Пошли в кооперативное кафе? "Серебряный рог", а? Здесь недалеко, полквартала. Посидим, кофе выпьем, расскажешь, где был, что видел?
Я внимательно посмотрел на нее, и кажется, ей на самом деле было это интересно. Времени у меня было навалом и можно было часок-другой потратить на воспоминания.
- Веди меня, я все забыл уже. Четыре года прошло. Не узнаю города.
Она подхватила меня под руку и повела в обещанную кофейню. Оказавшуюся отремонтированной столовкой N6, в которой раньше кормили неплохим борщом. А теперь варили отвратный кофе из пережженных зерен - совсем не в Starbuсks закупался хозяин заведения. Но Нюрка была рада и мерзкому пойлу и стограммовой порции фруктового мороженного.
- Как вы тут живете? - успел я спросить, пока она не обрушила на меня свое любопытство.
- У-у-у! У нас такие здесь дела! Помнишь Леньку из комитета комсомола? Он кооператив открыл: джинсы варит, значки всякие с музыкантами или актерами делает! Капиталистом заделался. А этот, болтун Сашка Дынькин, у вас в группе учился - помнишь?
- Конечно, Ань.
- Дынькин теперь в горкоме комсомола сидит. Замуж меня звал, между прочим.
- А ты что? Все меня ждешь? - я улыбнулся.
- Дурак ты, Фролов, - ответила она уже знакомой фразой. - Даже монголы тебя ничему не научили!
- Отчего же? Я на лошади скачу теперь как Чапаев (и это было почти правдой - Сэмюэль Батт предоставил мне тысячу возможностей научиться сидеть в седле). Могу по засохшим какашкам определить численность овец в отаре (а это откровенная ложь). Еще научился тушканчиков жарить и бить уток стрелой в глаз. Правда, нужно чтобы утка его пошире открыла, а то промахнуться могу.
- Точно - дурак, - настаивала на своем диагнозе Стрельцова, но при этом счастливо улыбалась и облизывала ложку с мороженым.
- Сама ты дура, Анька, - я никак не мог остаться в долгу.
- Ну и пусть, - непонятно ответила Нюрка. - А Хорошавин с вашей кафедры умер. Представляешь, сидел на крыльце летом, курил, встал, выбросил сигарету и умер. Инфаркт. Сорок три года. Жена осталась и две дочери. Старшая тоже у нас училась на три года младше.
Хороший был дядька Хорошавин. Лекции читал живо, увлекательно.
- Колька Ипатьев в Чернобыль поехал по разнарядке с завода, на три месяца - сыпала подробностями местной жизни Стрельцова. - У нас на работе шепчутся, что теперь у него детей не будет совсем. Вот скажи - зачем ему эти деньги?
- Лечиться будет. Остатки в детский дом отдаст.
- Ипатьев-то? Нет, не отдаст, - покачала своей красиво стриженой головкой Анька. - Он же жадный как куркуль.
- Да и бог с ним. Ты сама-то как?
Анька задумалась ненадолго, видимо размышляла о степени откровенности своего рассказа. Ложечка, которой она ковырялась в тарелке, противно скрипела.
- Осенью того года, когда вы с Майцевым уехали в свою Монголию, у меня умерла мама. Несчастный случай на производстве, - она шмыгнула носом. - Она же на цепном заводе работала. Там какой-то трос лопнул и ее этим тросом прямо по голове. И каска не помогла. Я осталась одна. Спасибо комитет помог. Закончила институт, по распределению попала в НИИ систем управления. Только приработалась, как объявили хозрасчет. Теперь вот нашу лабораторию сокращать, видимо, будут. Как-то застыло пока все - ничего не понять.
- Соболезную, я не знал, - я накрыл ее ладонь своею.
- Я уже привыкла, - ответила Нюрка. - Потом Дынькин решил взять надо мной шефство. Обещал звездами засыпать, - она улыбнулась. - Только врал все. Как на горизонте появилась дочка второго секретаря горкома - всю его романтику как ветром сдуло.