Трудно поверить, что всего пять лет назад Фриц воспринял назначение сюда, как ссылку. Древние знания, заплесневелые руины - его отправили сюда копаться в обломках древней, давно сгинувшей расы Ариев. Так считал он раньше. В унынии он пребывал не долго - ему открыли секрет. Новая Швабия, база 211 - не просто военный объект. Она предназначена для того, что бы спасти Германию, если она проиграет в войне. Уныние уступило место печали и упрямому стремлению с честью выполнить свою миссию. Пусть миссию пустую, по его мнению - разве могла Германия проиграть? Но печаль исчезла, когда в одном из раскопов был обнаружен второй дисколёт. Он хорошо помнил свой страх, недоумение и растерянность, когда серебристый остов древней машины был очищен от земли и предстал пред его взором. Лежащий на ребре, будто сбитый и врезавшийся в землю - что подтверждала рваная пробоина в корпусе серебристого диска, он казался необъяснимо загадочным и величественным. Будто титан поверженный мёртвый, но, тем не менее, самый настоящий титан. Впервые Фриц видел нечто подобное. Он сообщил обо всём своим офицерам, командирам базы. А спустя несколько месяцев, многих людей с базы отозвали на фронт - его же, пятого по старшинству офицера базы 211, назначили её непосредственным командиром. В тот же день когда он получил эти известия, подводный флот, доставивший очередную партию оборудования и материалов, исторг из своих трюмов три мрачные фигуры, носившие на шинелях знаки Аненербе. Все они были ниже его по званию, все были ему незнакомы, но он принял их как высшие чины Вермахта - это даже не СС и даже не Гестапо, это были офицеры Аненербе обладавшие властью большей, чем руководство Вермахта. Они и донесли до него информацию, о том, что найденный его людьми дисколёт, второй. И в отличие оттого, что был найден в 1935, в горных массивах Тибета, этот остался практически не повреждённым. Работы по созданию Хоннебу2 были закончены в кратчайшие сроки. Дисколёт Ариев открыл им то, чего не смогли сделать они сами. Но не только. Более детальное изучение древнего оружия позволило начать работы по созданию более совершенной модели - тяжёлый дисколёт, способный передвигаться в верхних слоях атмосферы Хоннебу3. Мощнейшее оружие за всю историю современной цивилизации! И оно только что сыграло свой дебют!
- Мои поздравления герр Варлемонт. - Поминутно искажаясь, вытягиваясь и сжимаясь, говорило изображение фюрера. Мужественное лицо, едва заметно улыбалось. Выпуклый экран не вполне передавал то необъяснимо сильное ощущение превосходства этого человека над всем и вся, но, тем не менее, оно ощущалось даже сейчас. Технология пришедшая из того же места, где был обнаружен первый дисколёт Ариев. Её так и не сумели усовершенствовать, не потому что не смогли, а потому что не хватало ресурсов. Война со всем миром отнимала практически всё, что могла дать Германия. - Ваш новый истребитель-бомбардировщик отлично справился с задачей. Падение Советского Союза, теперь вопрос двух-трёх недель.
- Хайль! - Вскинул руку Фриц. Но экран уже померк. Фюрер пропал.
Фриц достал из шкафа бутылку шнапса и налил в стакан, на треть пальца. Немного подумав, он выпил и убрал бутылку и стакан обратно в шкаф. Будущему генералу, нет, - будущему маршалу Великой Германии не пристало злоупотреблять выпивкой!
Батареи побережья пока молчали. Вражеский флот уже был виден на горизонте, но пока не было ясно, чьи это силы и не было, в общем-то, смысла, стрелять. Вот когда они подойдут ближе - вот тогда им придётся не сладко…, и им тоже. Всё-таки укрепили это место впопыхах. Чёртовы штабисты допустили идиотский промах, а разведчики отличились несвойственной им тупостью. О высадке десанта стало известно только неделю назад, хотя офицеры Вермахта операцию спланировали уже два месяца назад. Но хотя бы сумели за неделю до начала…, только сведения разведчиков отличались странной путаницей. Было известно, где пройдёт высадка, но непонятно чьими силами. Кто это будет - Вермахт или Японский Императорский флот? Только вчера Эйзенхауэр лично выложил всё это офицерам оборонительной линии, но Эрни успел уже позабыть почти все речи, сказанные там офицерами Главного штаба, кроме слов Эйзенхауэра. Крепкий мужик этот командир. Вот таких бы ещё с десяток! И таких как Патон - вот настоящий генерал, крепкий как скала и сумасшедший как дикий пёс!
- Эрни, юнкерсов не видать. - Проговорил Барни, с улыбкой. Подмигнул, потирая руки.
- Косоглазые значит. - Широко улыбнулся Эрни, едва не проглотив жвачку. И зычно рявкнул. - Готовься парни! Сейчас наваляем желтозадым, по самое не балуйся!
Вся батарея, находящаяся под его командованием взорвалась воинственным рёвом. Даже китайцы и японцы, родившиеся и выросшие на этой земле. Они не были желтозадыми - они были Американцами.
В небе появились чёрные кресты самолётов. Эрни поднял бинокль и, не отрываясь от окуляров, рассмеялся. Солнце Имперской Японии было нарисовано на фюзеляжах истребителей Зеро. Грозный самолёт, почти всегда выходивший победителем из воздушных боёв - в дни гибели порта Пёрл-Харбор. С тех пор авиация США сильно изменилась. К сожалению, для них самих, косоглазые запоздали в своём развитии.
- Огонь! - Скомандовал Эрни, как раз когда первый Зеро огненным факелом полетел к земле, сражённый в скоротечном бою против аэрокобры. Морская армада Японии уже подошла достаточно близко. Почему-то не начав предварительного артобстрела береговых укреплений, с орудий тяжёлых кораблей, до которых береговые батареи просто не смогли бы дотянуться. Эрни знал, почему они не начали этого обстрела - не до него им сейчас было. Сейчас тяжёлые корабли Японии отчаянно отбивались от авианосцев флота США.
Весь берег вспыхнул огнём выстрелов. Часть укреплений, подчинённая Эрни расцвела огненным факелом, а вслед за ней вспыхнули все остальные орудия берега. Залп достиг своей цели. Десятки кораблей вторжения пошли ко дну. Десятки…, а были их сотни. Пушки гремели до полудня. Воздух пылал и выл - битва самолётов продолжалась, как и самоубийственные попытки японцев высадить десант. Эрни чувствовал, что начинает сходить с ума. Уже сотни японских солдат отправились на дно залива, белая пена прибоя уже стала алой, но вместо того, что отступить, признав поражение и попытаться спасти как можно больше техники, войск, для более удачной атаки в другое время и в другом месте, японцы продолжали попытки пробить лбом стену, которая заведомо была много крепче.
- Они не успокоятся, пока все не передохнут… - Проговорил Эрни, когда орудийная канонада на миг стихла. Выпрямившись, он смотрел в бинокль на поле боя, а точнее на разыгравшуюся сейчас бойню и с трудом верил, что видит всё это наяву. Он вдруг перестал чувствовать себя солдатом. Нет, он был мясником сейчас, мясником который бездумно режет глотку овце. Потом берёт другую и режет глотку ей. И так пока не кончатся овцы. Такой войны он не ожидал…, пусть захватчики, враги, но почему же тогда ему так противно сейчас?
Снаряд взорвался всего в десятке метров от позиции, занимаемой командиром батареи. Мощнейший взрыв сорвал с лафета многотонное орудие установленное в полусотне метров впереди и раскидал солдат, словно ветер сухие листья. Только листья не брызгали кровью, когда осколки разрывали их на части, и у листьев не было внутренностей, которые сейчас разлетелись по земле. После взрыва стало очень тихо. Мир вокруг как-то странно плыл.
С удивлением Эрни обнаружил, что жив. Он оглох, вероятно, из-за контузии, но остался жив. Он не сумел удивиться своему везению, почему-то ему было всё равно. Он забыл, что нужно сейчас делать - помнил, что что-то делать нужно, но вот что? Эрни просто сидел на земле, посреди мешанины из распоротых мешков, песка, кусков бетона и разорванных тел недавно ещё живых людей. Снаряд тяжёлого корабельного орудия. Но откуда? Эрни не смог ответить на этот вопрос, потому что он уже успел вылететь из головы. Он просто смотрел прямо перед собой стеклянными глазами, слушая всё нарастающий тревожный гул в своей голове…
- Эрни! Вставай сукин ты сын! - Зарычали ему в ухо, после сильного толчка в плечо, и Эрни повернул голову. Улыбнулся, попытался что-то сказать и поперхнулся. Сглотнув жвачку, Эрни снова попытался сказать, но у него почему-то не получалось. Барри гневно ощерился. - Фрицы. Они подвели свои корабли. Валим Эрни, пока и нас не накрыло!
С трудом Барри поднял ставшего каким-то тряпичным друга на ноги и вместе они поспешили прочь. В меру своих сил конечно - Эрни не мог идти быстро, и всё время норовил упасть. Они покидали поле проигранной битвы. Японцы высадятся на берег Америки. Теперь, когда их поддерживает флот фрицев - это решённый вопрос. Раз корабельная артиллерия начала утюжить берег, значит, флот Америки погиб, либо отступает…
- А вот и вы сучьи дети… - Пробормотал Барри когда высоко в небе медленно величаво даже проплыл громадный бомбардировщик со свастикой на крыльях. Где-то за спиной прогремел оглушительный взрыв. Ударная волна бросила друзей наземь…, подняться они не успели - след из гремящих взрывов, что оставался за бомбардировщиком люфтваффе, добрался до них раньше…
Шёл 1946 год, самое начало июня - скоро День Независимости…, но американский народ, вместо подготовки к торжествам, ждал прихода захватчиков, ждал с оружием в руках.
Пуля врезалась в стену, выбив целый фонтан серой крошки. Ямамото прыгнул назад и немедленно его заслонил собой один из смелых солдат Корпуса. Вторая пуля попала этому солдату в голову. Генерал перешагнул через труп смелого воина Империи и одним прыжком ворвался в комнату, из которой прилетели пули. Трое американских солдат открыли огонь, но слишком поздно! Меч генерала рассёк воздух только три раза.
Когда, спустя секунду, в комнату вбежали солдаты Корпуса, всё было кончено.
- Продолжайте. - Проговорил генерал, прямой как стрела, стоя посреди трупов с окровавленным мечом в руке. - Здание должно быть зачищено как можно быстрее.
- Генерал… - Солдат вооружённый трофейным автоматом, склонился перед ним, опустив глаза. Он не продолжил, но все кто видел его сейчас, понял, что имел в виду солдат.
- Продолжайте. Победа близка. - Генерал покинул комнату, и солдаты Корпуса двинулись за ним в полном молчании. Солдаты Нарунской армии, под руководством своих офицеров продолжили бой.
Генерал покинул здание, сильно пострадавшее от бомбардировки и в последних боях за город. Он вышел на улицу, двигаясь широким шагом, прямой, гордый и бесстрашный. Солдаты корпуса заняли улицу, заполненную воронками, завалами из камня и бетона, и сейчас все её участки держались под прицелом Японского оружия. Кое-где дымились остовы машин, как военных, так и гражданских. Генерал замер у стены, его стальной взгляд скользил по пейзажу города объятого пламенем войны. Где-то в северной части грянул взрыв, а вслед за ним стрекот автоматов. На втором этаже здания, которое он только что покинул, засвистели пули, кто-то закричал…
Генерал едва заметно улыбнулся, поймав взглядом красивое белое здание, возвышавшееся над руинами города всего в километре от этого места. Там пламя войны пока не полыхало. Там, именно там, будет дан последний важный бой на этой земле. Разбитые части врага и гражданское население не пожелавшее принять власти Императора, стекалось туда. Генерал запретил преследовать тех, кто отступал к Белому дому - они погибнут позже, погибнут с честью, храбро сражаясь за свой дом, как подобает настоящим воинам…, если бы союзники были сейчас с ними, они бы не позволили американцам копить свои силы прямо у себя под носом. Нет, немцы повели бы себя как трусливые китайцы, уничтожая всех и вся.
Много японцев погибло во время этой компании, много ещё погибнет - но никто не посмеет сказать, что хоть один японский солдат опозорил себя!
Генерал посмотрел на лезвие своего меча. Как жаль, что теперь место мечу есть лишь в коротких и редких рукопашных схватках. Наверное, сейчас предки так же печалятся, как и он - ведь этим мечом, один из Величайших самураев Японии, Наруто Тагава, сражался в сотнях битв, убил тысячи сильных воинов…, те времена давно канули в вечность. И даже сами японцы почти не помнят того, кем они когда-то были. Время пули, время трусливых войн…
Ямамото Тагава, чей род всегда приносил славу и был эталоном чести, на время оставил наступление, остановил пламя битвы, что бы зажечь его позже, в месте последнего оплота Американского народа. Он вернулся в штаб, двигаясь шагом и держа свою спину прямо, игнорируя возможность попасть под пулю снайпера, и занялся планированием предстоящей битвы. Нужно было отдавать приказы, изучать карты…, но душа требовала вернуться туда, где лилась кровь, что бы схватиться с врагом лицом к лицу.
Ветер. Слабый, но всё же ветер. Он несётся над этой землёй, взбивая чёрные вихри. Поднимает в небо много пыли, много сажи…
Что-то вновь не получилось. Вокруг многие километры выжженной дотла земли. Руины…, радиоактивные руины…
Посреди разрушенного полного сажи и пепла, укрытого тоннами пыли и припорошенного чистым белым снегом города, стоял полуметаллический человек - Толеран, дитя иного будущего, того будущего, что уже потеряно безвозвратно. Бесстрастная фигура, неподвижная и, на первый взгляд, столь же мертвая, как и всё вокруг. Радиация здесь сгубила все, что сумело пережить взрывы и огненные стены вырвавшейся на волю силы атома. Ничего не осталось, только пепел и руины, только прах…
- Пустыня Евтар. - Бесстрастно произнёс Толеран. Лицо наполовину из металла повернулось в одну сторону, потом в другую. Автоматические системы засекли движение.
Толеран сдвинулся с места. Медленно шагая, он шёл к месту, где было зафиксировано движение. Расчёт возможных траекторий ухода неизвестной цели из точки обнаружения был проведён, направления просканированы. Цель не была обнаружена. Толеран продолжил движение к точке обнаружения.
Некогда большое здание, сейчас сохранившее только часть стен, почти полностью засыпанное чёрным пеплом, строительным мусором - останками самого здания и белым снегом, с синеватым отливом. Радиационный фон здесь был поразительно высок. Толерану он, конечно, не мог повредить никоим образом - его тело считало нормальной средой обитания, ту среду, где подобный фон и фоном не считался. Но как нечто, пока не известное, сумело тут быть? Насколько знал Толеран, ни один организм этой эпохи не сумел бы пережить такого уровня радиационных излучений.
Он замер у стены и стал ждать. Почти три часа объективного времени ничего не происходило. Толеран стоял и считывал информацию, которую фиксировали различные системы восприятия - слух, зрение, нюх. Простые слова, за каждым из которых крылось не менее десятка различных модулей. Слух - модули позволяли считывать звуки всех диапазонов. Ни одно полностью органическое существо не могло слышать так. И ни одно органическое существо не смогло бы обработать такой поток данных.
Неизвестный проявил себя - он не обладал выдержкой толерана, выдержкой машины, умеющей ждать столетиями, если это было необходимо.
Чёрная пыль взметнулась вверх плотным столбом и с чудовищным рыком, нечто прыгнуло на неподвижную фигуру не полностью органической человеческой единицы. Огромная волосатая туша упала на свою жертву и…, и застыла на месте, недоумённо озираясь. Мускулистые лапы напряжённо подрагивали. Когти глубоко зарылись в остатки асфальта, когда-то укрывавшего собой всю улицу. Огромная морда, оскалив устрашающего вида кривые клыки, медленно поворачивалась, шумно вдыхая отравленный радиацией воздух. Длинный костистый хвост, лишённый шерсти нервно хлестал почву. Существо потеряло врага, и его янтарные глаза напряжённо искали. Есть он не хотел - он не ел органическую пищу, слишком мало её тут было, что бы существо могло выжить, питаясь органикой. Он ел металлы, но металл непонятного зверя, только что стоявшего тут, не был съедобен. Какие-то сплавы…, существо принюхалось ещё и ощутило едва уловимый запах титана. Несъедобного. Титан был испорчен смесями…, сплавами. Существо заворчало, хмуря выпуклый лоб, защищённый дополнительными внешними костями. Что-то такое он помнил…, что-то насчёт сплавов…
Монстр шумно вздохнул и покачнулся. Стоять было тяжело. Он прилёг, поджав лапы под себя. Прикрыл глаза - почему-то сильно хотелось спать. Уже начав видеть образы одного из тех странных, непонятных снов, где он был другим, странным, слабым и занимался всякими непонятными делами, вместо того, что бы искать пищу, монстр заметил странное серебристое свечение справа от себя. Какая-то туманная дымка, едва видимая дымка…
Толеран запустил все молекулярные манипуляторы какие имелись в наличии и теперь осторожно соединял их с наименее пострадавшими участками мозга существа. Когда оно прыгнуло, он просто отскочил в сторону, ускорив метаболизм организма, тем сжав объективное время в соотношении десять к одной единице субъективного. Когда существо опустилось на лапы, манипуляторы уже проникли сквозь его череп. А когда оно сделало первый вдох, они уже соединились с основными участками мозга, и существо было погружено в сон. Толеран поступил так по причине того, что существо могло быть мутантом не животного происхождение. И как оказалось, он был прав - существо было мутацией человеческой, а не животной единицы.
Он закончил работу по соединению с мозгом существа. Аналитические системы занялись сбором информации. Системы зрения зафиксировали движение в 15,7 метра от него. Металлическая рука поднялась, вывернулась под невозможным, для органического существа, углом и выплюнула сгусток горячий плазмы. После алой вспышки и грохота рушащихся руин, движение прекратилось. Толеран продолжил сканировать местность, не мешая работе автоматических систем…
Генрих кричал - хайль! Преданно взирая на величественную фигуру своего фюрера, принимавшего этот парад с трибуны, что высилась над всем вокруг. Для создания этой трибуны специально переделали крышу и один этаж высотного здания на Бюргер-штрассе. Тысячи немцев стояли тут сейчас: фронтовики, бойцы тыловых частей, солдаты не арийских подразделений, солдаты боевых частей СС и даже простые граждане города. Тут были все, все кто искренне радовался наконец-то одержанной победе! Победе, что объединила весь мир под флагом Третьего Рейха! Военная мощь Германии подчинила тех, кто не желал подчиниться, а её не обыкновенная мощь и абсолютно верная идеология, подчинила других, даже без войны! Японский император сам попросил фюрера принять из его рук, власть над народом Японии…, Генрих быстро выбросил из головы эту мысль, что бы не портить себе настроение. Желтозадые макаки теперь считались гражданами новорожденной империи, а это было просто отвратительно! Гордые арии должны считать этот человеческий шлак, равными себе…, мерзость. Как истинный ариец, он это понимал. Но, видимо, Великий Фюрер, знал что-то чего не знали такие как он и потому приходилось мириться с этой ситуацией…, хотя, и было очень унизительно даже просто говорить со всеми этими славянами, французами, жёлтыми, другими обезьянами и выродками…
Слёзы текли непрерывно. Генрих ничего не мог с собой поделать, да и не пытался - эти слёзы нельзя было остановить. Он шёл, как ветеран, как полный кавалер Железного Креста, почти во главе траурной процессии. В парадном кителе, со всеми своими медалями, с трудом удерживая рыдания, не сумев сдержать лишь выражение бесконечной скорби на лице и потоки горючих слёз, он шёл, провожая своего фюрера. Отсюда он не видел его воскового лица, столь же волевого, как и тогда на трибуне в день Парада, но отчётливо видел белоснежный гроб, который на своих плечах несли генералы Вермахта. Сотни лиц и на всех лицах слёзы…