Потом восстановилось зрение: тусклый свет соснового факела, Генка Федонин, напряжённо сидящий на войлочной кошме. Под глазом у Федонина красовался нехилый фиолетовый синяк, левая рука была помещена в холщовую перевязь, переброшенную через шею. Генка что-то активно и возбуждённо говорил. Вернее, его рот безостановочно открывался и закрывался, но Егор абсолютно ничего не слышал: будто в его уши плотно натолкали аптечной ваты, или даже – хвойной северной целлюлозы…
Он решил, что надо срочно помассировать уши. Учили когда-то в профильной школе, как надо правильно восстанавливать слух после неожиданного артиллерийского обстрела – снарядами самого крупного калибра…. Потянулся к ушам, но ничего не получилось: руки, как выяснилось, были заведены за спину и крепко связанны, более того, и ноги кто-то – однозначно умелый – надёжно и старательно спутал-спеленал.
– Что это ещё за дурацкая хрень? – изумился Егор. – Почему меня связали? А? Отвечай, Генка, собака бешенная! Мать твою, неудачницу…
Федонин и отвечал, старательно и медленно шевеля толстыми мордовскими губами.
– Ничего не слышу! – честно сообщил Егор. – Абсолютно ничего…. Эй, братишка, развяжи мне руки! Ну, пожалуйста! Честное слово, я не буду хулиганить! Развяжи! А?
Только минут через восемь-десять, видимо поверив в искренность слов своего командира, Генка подошёл к Егору вплотную и острым ножом перерезал верёвки на его руках. Тут же резко шарахнулся в сторону – чисто на всякий случай, типа – учёный…
Егор слегка потёр уши, указательными пальцами сильно надавил на нужные точки, снова потёр, вновь – надавил…
– Ну-ка, теперь скажи что-нибудь! – попросил он Федонина. – Стихотворение прочитай какое-нибудь, желательно на зимнюю тему.
Генка откашлялся и выдал:
Новогодние снежинки, Смелые глаза. Как давно всё это было, Много лет назад. Много лет назад – всё было? Не смешите – зря. Это всё со мной осталось Раз – и навсегда. Дома ждут меня, я знаю, Смелые глаза. Новогодние снежинки – Над Невой кружат. С рифмой – снова неполадки. Впрочем, наплевать… Новый Год к нам снова мчится, В сотый раз – опять. Ну, не в сотый, чуть привралось, Выпил, всё же, я…
Новогодние снежинки – Над Невой кружат…
– Хорошее стихотворение, душевное! Не, действительно, без всякой балды, очень хорошее, – похвалил Егор. – Сам сочинил? Вдвойне – молодец! Кстати, что у тебя с рукой? И кто тебе подбил глаз? С Сенькой Брауном опять подрался?
Генка смешно округлил глаза:
– Ты что, командир, ничего не помнишь?
– Да, как-то не очень, – неуверенно ответил Егор, осторожно трогая большую круглую шишку на затылке.
– Ты и подбил, и руку мне вывихнул, – неохотно сообщил Федонин. – А ещё ты Сене Брауну выбил два передних нижних зуба, а Петру ляжку прокусил…. Это когда мы тебя вытаскивали из сугроба…
– Стоп! – Егор заскрипел зубами.
Он всё вспомнил: "Санька пропала! Её снегом занесло в метель. Санька, Саша, Шура, Сашенция, Сашенька, Сашенька, Сашенька…".
– Дай мне нож! – ледяным голосом велел Егор. – Да ты не бойся, дурачок, я просто ноги освобожу от ваших хитрых пут. Кстати, кто это у нас умеет так грамотно связывать руки-ноги? Вера Попова? Не врёшь? Никогда бы не подумал на неё…
Ловко разрезав толстые верёвки, он отбросил нож в сторону, твёрдо встал на ноги, размял и помассировал затёкшие конечности и поясницу, огляделся по сторонам:
– А где мой кожух, шапка, рукавицы?
– Висят на печи, сушатся, – робко ответил Генка. – А зачем они тебе, Егор Петрович?
– Пойду дальше искать Александру. И лучше мне не мешайте, если, конечно, жить хотите…
Федонин тяжело вздохнул:
– Нереально это. Совсем, даже, невозможно…
– Почему это? На этом свете – всё возможно! Было бы желание и упрямство. А у меня с этими факторами никаких проблем нет. Да и не было никогда.
– Завалило нас, командир, снегом. Полностью завалило, дверь не открывается. Печка, того и гляди, совсем потухнет. Похоже, труба уже полностью занесена, только печной жар пока ещё пробивает коридор в глубоком снегу. Ребята там топят по полной программе…. Да только тяга слабеет – прямо на глазах.…Чувствуешь, как дымом пахнет?
Егор принюхался: дым ощущался очень даже явственно, да и глаза пощипывало крайне неприятно.
Около тёплой печи собрались-сгрудились остальные участники этого беспримерного реалити-шоу. Вернее, все они беспомощно лежали на полу, спасаясь от едкого желтоватого дыма, который беспрерывно поступал внутрь пещеры из жерла печи.
"Совсем плохи наши дела, командир!", – обеспокоено доложил внутренний голос. – "Сейчас вентиляция в пещере полностью отсутствует, ещё немного, и печную трубу полностью завалит свежим снегом. Здесь начнёт скапливаться угарный газ, час-другой, и полные кранты наступят – нашей славянской деревушке…".
– Немедленно отставить – подбрасывать дрова! – приказал Егор. – Дружно занимаемся полным тушением огня и ликвидацией углей! Наполнить на одну треть водой всю плоскую посуду! Горящие дрова и тлеющие угли тщательно тушить! Морды и лица тщательно обмотать мокрыми тряпками! Федонин, за мной! Прихвати два топора! Только самых тяжёлых…, – зажег новый факел, изготовленный из смолистых сосновых корневищ, и уверенно зашагал вглубь пещеры…
Отсутствие полноценной вентиляции – верная и безысходная смерть. Егор помнил, как они первый раз осматривали пещеру, как нашли солончак, прошли до самого конца и упёрлись в тупик. Сеня Браун тогда – просто так, по собственной инициативе – обстучал стенки тупика, и одна из них (Егор это чётко запомнил), отзывалась на удары обухом тяжёлого бронзового топора как-то по-другому: немного звонче остальных, что ли.… На тот момент данное обстоятельство было совершенно ни к чему: какая разница, что находится за этой дурацкой стеной? Главное, что нашли соль…. Теперь же всё кардинально изменилось, речь шла о жизни и смерти.… Ещё можно было, конечно, разнести в щепки входную дверь и устроить масштабное откапывание, прорываясь к свежему воздуху. Но это был уже совсем неприятный вариант: остаться со снежной и лютой зимой один на один, без надёжной двери, дело неверное…. О пропавшей Саньке он старался совсем не думать, надо было спасать всех остальных. Егор точно знал, что потом придёт боль: злая, тупая, беспощадная.… Но пусть это будет потом, не сейчас…. Ради Бога – потом!
Егор непонимающе оглянулся на Федонина:
– Ну, и какая из этих трёх стен в тот раз стучала звонче?
– Кажется, вот эта, – не очень уверенно показал Генка направо, один топор бросил на землю, топорище другого обхватил обеими руками: – Я сейчас, командир! Постукаю немного обухом по ним по всем, сразу точно поймём…
– Не будем терять времени! – Егор без промедления подхватил второй топор, примерился. – Работаем с правой стеной. Бьём по очереди. Ты – на счёт "раз", я – на счёт "два". Готов, бродяга? Тогда поехали: Раз! Два! Раз! Два! Раз! Два…
Через десять минут Егор, смахнув со лба обильный пот, объявил перерыв:
– Отдыхаем! Хотя бы минут пять-шесть…
Он внимательно осмотрел получившуюся нишу: из стены было вынуто порядка одного кубометра подземного грунта – мелкая галька вперемешку с известняковой крошкой и жёлтым мелкозернистым песком. Егор зачерпнул странную смесь ладонью, тщательно растёр между пальцами, понюхал и громко озвучил напрашивающийся вывод:
– Знаешь, друг мой Генка, а ведь это – совсем недавняя искусственная кладка. Очень и очень свежая!
– Да ты что? – восторженно удивился Федонин. – Может, там спрятан самый настоящий клад? А? Золото там, крупные алмазы, самоцветы, жемчуга? Вот было бы здорово, командир! Правда, ведь?
– В нашей паршивой ситуации было бы гораздо лучше, если бы за этой стенкой оказался крутой склон холма, не занесённый снегом.
– И так запросто может быть! – Генка всегда отличался устойчивым и однозначным оптимизмом. – Мы же, если подумать, сейчас по пещере продвигались на северо-восток? Вот, там как раз он и есть – крутой склон! Я уже отдохнул, командир, дыхание полностью восстановилось. Может, продолжим?
Ещё через двенадцать-пятнадцать минут в стене удалось пробить небольшую овальную дыру. Егор нетерпеливо поднёс к ней ладонь правой руки и радостно объявил:
– Есть – циркуляция воздуха! Ура, Генка! Давай, расширим это отверстие, чтобы оно было хотя бы сантиметров двадцать пять в диаметре, и уже тогда пойдём к нашим.
Дыру они успешно расширили, засунули туда горящий факел, но понять, что же там – за странной искусственной стеной – так и не удалось…
– Ничего, потом разберёмся! – уверенно пообещал никогда неунывающий Федонин. – Вот появится у меня немного свободного времени, обязательно пробью в этой стенке самую натуральную дверь. Всё там обшарю и тщательно обыщу! Смотри, командир, а дым-то понемногу выносит в дырку. Работает твоя вентиляция!
Было нестерпимо холодно. Прошло трое суток (примерное, на глаз, по ощущениям), с тех пор, как полностью погасла печь. Живительное тепло ушло не сразу, понемногу, буквально по чуть-чуть.…
По мере его ухода славяне надевали на себя одну одёжку за другой, постепенно превращаясь в натуральные капустные кочаны из известной детской загадки. Но это помогало очень слабо: убийственно-колючий холод пронизывал до самых костей, заставляя мускулистые тела колотиться мелкой и противной дрожью, а зубы – выстукивать звонкую барабанную дробь…
Один раз в четыре-пять часов, у самого пролома в дальней стене, где наблюдалась незначительная – но вытяжка, разжигали небольшой костёр, грелись, кипятили воду. Впрочем, очень скоро вентиляционное отверстие переставало справляться со своими обязанностями, и дым начинал непреклонно и угрожающе заполнять собой всю пещеру, заставляя всех её обитателей глухо и надсадно кашлять….
Костёр приходилось тушить, а потом продолжительное время ждать, когда противный дым окончательно рассосётся и исчезнет. Огонь и тлеющие угли костра они забрасывали снегом, который старательно доставали лопатой из топки печи, заваленной плотно, как говорится, до самого основания.
Дело усугублялось тем обстоятельством, что большую часть питьевой воды (её и запасено-то было совсем немного, литров шестьдесят-семьдесят), девчонки легкомысленно израсходовали при тушении огня и синих, смертельно опасных углей в печи, а та вода, что осталась, регулярно покрывалась ледяной корочкой, которую приходилось разбивать через каждые двадцать-тридцать минут.
Поскольку костёр – каждый раз – горел недолго, то пещерные узники успевали вскипятить совсем немного воды. О приготовлении же горячей пищи и речи быть не могло, поэтому они питались сугубо овощами и копчёным мясом: бобрятиной, гусятиной и лосятиной. А мясо было немного пересоленным – сознательно так сделали, чтобы оно лучше хранилось. Поэтому после каждого приёма пищи всех славян начинала мучить нестерпимая жажда, но Егор разрешал пить только тёплый кипяток, чтобы дополнительно не остужать организмы.
– Если увижу, что кто-то пьёт холодную воду или ест снег, то буду бить! – предупредил он по-честному…
Так и подмывало – разобрать входную дверь, откопаться, выбраться наружу, освободить печную трубу из снежного плена, натопить до красна печь.… Но, судя по звукам, долетавшим из "вентиляционного отверстия", на улице по-прежнему властвовала коварная вьюга. А может, и всесильная пурга, или – бесконечная и непобедимая метель…. Попробуй, разберись…
Прошло ещё какое-то время. Может, сутки, а, может, и все пять…. От холода и постоянной острой жажды все впали в какое-то нездоровое оцепенение: было не уснуть (в обычном понимании), неуклюже навалилась странная и дурманящая дрёма, натуральный полусон, смешивающий явь с коротким цветным забытьём и тоскливыми, чёрно-белыми фантазиями…
Егор понимал, что начинается коварное раздвоение личности, он как будто наблюдал за собой со стороны. Вот высокий и широкоплечий человек – с бесконечно грустными глазами – разводит дымный костёр, ставит на него походный котелок (новгородское наследство), плотно набитый белым снегом, рядом осторожно пристраивает, чтобы разогреть, толстый бронзовый прут с нанизанными на него крупными кусками копчёного лосиного мяса.… А вот сознание чуть смещается, и перед "внутренним взором" проплывают незабываемые картинки из совсем недалёкого прошлого: Сашенька – в очень открытом купальнике – выходит из зеленоватой морской воды на белоснежный песок заброшенного пляжа, дочка Иришка, отчаянно визжа и громко смеясь, несётся ей навстречу…
Остальные славяне чувствовали себя не лучше: Юлька Федонина откровенно бредила и ловила по тёмным закоулкам пещеры каких-то "серых человечков", Симон Браун устроил жаркую перепалку с собственной женой, в результате чего Сенина правая щека – абсолютно предсказуемо – украсилась свежими глубокими царапинами, а Генка и Петро поглядывали друг на друга с плохо скрытой ненавистью, многозначительно поглаживая рукоятки охотничьих ножей…
"Всё, пока ещё не поздно, надо выбираться наружу!" – решил Егор, лопатой выгребая из жерла печи очередную порцию снега. – "Иначе, скоро все окончательно сойдут с ума и поубивают друг друга…".
– Командир! – ворвался в сознание далёкий голос Федонина. – Ты же велел слушать эту дыру в искусственной стене…. Так вот, там всё стихло! Окончательно! Не воет больше!
Он выпрямился во весь рост, с хрустом потянулся, расправил плечи и громко скомандовал:
– Мужская часть отряда – немедленно ко мне! Привести себя в порядок, умыться снегом, вооружится соответствующим инструментом! Будем прорываться на волю…
С дверью, которая открывалась наружу, они возились достаточно долго.
– Не ломать, а разбирать! – настаивал Егор. – Где мы потом возьмём новую дверь? Так разбираем, чтобы и собрать было можно!
Через полтора часа все составные дверные части, включая бронзовые гвозди, костыли и кожаные петли, были сложены отдельной аккуратной кучкой в мужской спальне. Настала очередь снега.
– Куда его будем складировать? – нетерпеливо спросил Сеня Браун.
– Всюду и будем! – решил Егор. – Складываем на вотолы и разносим по всем боковым нишам, начиная с ближайших. Почему – с ближайших? Потом, когда разгребёмся снаружи, нам придётся выносить его обратно. Не со снегом же всю оставшуюся зиму коротать…
Конца и края этому снегу не было видно: часов шесть кряду участники реалити-шоу "Живём – как в старину" неустанно носили его и усердно складировали в пещерные ниши…
– Что за чёрт! – начал паниковать Нестеренко. – Сколько же там его? А может, многие десятки метров? Если не сотни…. Тогда нам точно конец, крышка, мать его!
– Отставить – грязно выражаться! – недовольно прикрикнул Егор и показал Петьке кулак. – Носить снег! Кому я сказал? Трамбовать его тщательно! Засыпать – чтоб до самого потолка…
– Стоп! Тихо! – Сеня Браун поднял руку вверх. – Слышите? Вот ещё, ещё…
– Может, это кто-то к нам пробивается снаружи? – неуверенно предположил Нестеренко.
– Хорошо, если бы так! – пессимистично усмехнулся Егор. – Только вот, кто это может быть? Вдруг, какой-нибудь кровожадный, голодный и полностью отвязанный монстр? Почему бы и нет? В этих вологодских краях, судя по всему, возможны любые сюрпризы…. Ладно, отставить пустые разговоры! За работу, славяне!
Снег уже был мягким и рыхлым, что, безусловно, говорило о том, что долгожданное освобождение не за горами. Звуки сверху становились всё явственнее и громче…
– Эй, кто там? – грозно прокричал Генка, задрав голову вверх. – Отзовись, так тебя растак! Иначе будем стрелять на поражение!
– Не, ну надо же! – притворно удивился знакомый голос. – Их откапываешь, стараешься, спасаешь…. А они – стрелять собрались! Хамы пещерные! Неблагодарная деревенщина! Емельян это…. Фамилия же моя – Пугачёв!
Успели до темноты соединиться.
– Привет, бродяги подземные! – Пугач был бодр и весел. – А мы с Галчонком так и подумали, что вас на фиг занесло. У нас-то в Алёховщине только слегка порошило, даже по колено не намело…. А посмотришь в вашу сторону – сразу делается страшно: чёрная тучища висит на целых полнеба, а под ней непрерывно подрагивает абсолютно белая, очень плотная пелена…. Чудеса натуральные! Пять суток туча тупо провисела на одном месте, а потом – раз-два, и растаяла…. Мы тут же – ноги в руки, вернее, лыжи прицепили на ноги, и к вам. Отходим от родной деревни, а снегу всё больше и больше, всё подъём и подъём – даже там, где раньше был крутой спуск…. Вы хоть знаете, славяне, сколько снегу над вами?
– Сколько? – заинтересованно спросила Юлька Федонина, крепко обнимая Галку Быстрову-Пугачёву.
– Почти два с половиной метра! – похвастался Емельян. – Хотя бы похвалили, медалькой бы наградили – "За спасение из снежного плена"…
– Потом будем награждать и благодарить! – распорядился Егор. – Сейчас торопиться надо, пока совсем не стемнело. Я и Генка идём откапывать печную трубу, остальные трудятся здесь: снег обратно выносите наружу, площадку расчищайте перед входом, дверь собирайте и вешайте, печку очищайте от снега, дровами загружайте…. Только дрова берите самые сухие и бересты напихайте побольше!
Часов через десять-двенадцать в пещере опята стало относительно тепло, сухо и уютно.
– Всё, господа славяне, всем спать! – объявил Егор. – Завтра с утра будем зализывать раны: баню протопим, попаримся – как следует, от души, помоемся, напечём свежего хлеба. Но всё это – завтра.… Ложитесь, братцы, ложитесь, а я подежурю у печи…
Рядом с ним присел Пугач, мягко положив руку на плечо, вздохнул тяжело и понимающе:
– Ты, командир, это…. Не того…. Мне ребята рассказали – про Александру. Жалко, хорошая была девчонка…. Красивая такая, шустрая. А вот, как оно всё получилось, повернулось…. Кысмет, будь он неладен! Ты, главное, без глупостей всяких….
– Спасибо, Емеля, за сочувствие. А что до глупостей…. Нет, руки накладывать на себя я не собираюсь. У меня же там, на Большой Земле, дочка осталась, Иришка…. О ней надо думать. А ещё о том, как выбраться отсюда – в самые кратчайшие сроки…. Так что, брат, спасибо тебе, и иди спать…. Мне одному надо побыть, очень…
Ранним утром его сменил Генка. Егор на ощупь добрался до своей кошмы, торопливо стащил с ног валенки, лёг, укрылся кожухом и забылся мёртвым, бесконечно серым сном…
Сквозь сон Егор уловил короткие обрывки разговора: шептались два человека – мужчина и женщина.
– Надо его разбудить. Обязательно надо, – горячо настаивал мужчина.
Женщина сомневалась:
– Ну, допустим, разбудили…. А что делать дальше? Как ему сказать об этом? Ты будешь говорить?
– Почему – именно я? Сама скажи, немаленькая…
– Нет, я не смогу…. И, вообще, поимей совесть: трудные дела мужчина всегда должен брать на себя. Если, конечно, мужчина настоящий, а не притворяется таковым…
"Они нашли Сашкино тело, а мне боятся сказать про это", – понял Егор, неуклюже сел, нервно сглатывая внезапно подступившие к горлу слёзы, и открыл глаза.
Напротив, обнявшись и глядя на него круглыми испуганными глазами, сидели Генка и Юля Федонины.
– Где она? Ну, говорите!
– Сеня с Верой нашли, когда разгребали площадку перед входом в пещеру, – робко, отводя глаза в сторону, чуть слышно ответила Юлька. – Там костёр горит, вот мы её и положили к костру, – запнулась и заплакала: – Чтобы ей было не так холодно…
Ни на кого не глядя, Егор тщательно намотал на ноги портянки, обулся, встал, набросил на плечи кожух, неуверенно пошёл к выходу, бросив через плечо:
– Не ходите за мной! Пожалуйста…. Я сам…