То же время. Версаль
- Сир, - с довольным выражением произнес министр иностранных дел, - у нас хорошие новости.
- Что же вас так обрадовало?
- Мне удалось купить у датчан карту минных постановок.
- И что она нам даст? - Скептически поинтересовался король.
- Уже дала, сир. Дело в том, что русские ставят очень мало мин. Вероятно у них сложности с их изготовлением. На сей день проливы едва перекрыты. Я посоветовался с моряками и те считают, что мы можем применить брандеры. По крайней мере их тактику. Для чего потребуется десятка два крупных барж, груженных камнем дабы осадить поглубже. Пустим их вперед по удобному фарватеру и они, подорвавшись, проложат нам дорогу.
- Вы уверены, что к началу войны русские там не поставят в несколько раз больше мин?
- Полностью, сир. Они не ожидают такой хитрости от нас, поэтому изготавливают свои адские машинки никуда не спеша.
- Очень хорошо, - кивнул Людовик XIV с довольной улыбкой. - Прекрасно!
- И это не единственная хорошая новость.
- В самом деле?
- Дания готова закрыть глаза на наше вторжение. Ведь она не связана узами союза с Россией.
- Вот как? А мне казалось, что им выгодно сотрудничество с Москвой.
- Они хотят вернуть Скорне и выйти из Таможенного союза. Ибо он им, конечно, выгоден. Но весьма мало. Ведь их вклад в его деятельность ничтожен. При таком раскладе основной жар загребает Москва. А вот если они снова смогут оседлать проливы и взымать таможенную пошлину со всех товаров - тогда да.
- И как они видят свое будущее после завершения войны?
- Только в союзе с вами сир. Ради такого дела, король Дании даже готов принять католичество. Он понимает, что в одиночку ему не под силу тягаться с русским медведем, который не простит им предательства.
- Понимают значит? - Усмехнулся Людовик. - Предателей никто не любит. Хорошо, что они это ясно видят.
- Деньги, сир. Им бы и мысли подобные в голову не лезли, если бы их экономика не трещала по швам. Король и руководство Дании уже отчетливо понимают, что Петр шаг за шагом подчиняет их державу с помощью денег. Связывая по рукам и ногам их самостоятельность. Пройдет еще лет пятнадцать - двадцать, и их король окажется лишним на этом празднике жизни, а купцы и банкиры, вслед за Швецией пригласят на престол Петра, продвигающего их интересы. Им будет хотеться чего‑то большего, чем просто беспошлинной торговли в рамках Таможенного союза.
- Понятно… - кивнул, резко погрустневший Людовик. - Этот лис слишком опасен, чтобы его недооценивать.
- Датчане боятся, жутко боятся потерять независимость. Они видят какие процессы идут в Соединенных Провинциях, где партия сторонников Петра как верховного штатгальтера набирает силу с каждым днем. Уже сейчас у него нет достойных конкурентов.
- Так что же его сдерживает?
- Не знаю, сир. - Пожал плечами Кольбер. - Полагаю, что он знает о нашей подготовке к войне и надеется после ее завершения разрешить эту проблему. Ведь приняв сейчас этот титул ему придется подставить Соединенные Провинции под удар в предстоящей войне. А популярности это не добавит.
- Ну да, ну да… все как обычно. - Произнес, горько усмехнувшись король. - Но если так, то обстановку с Данией он тоже должен понимать. Может это ловушка?
- Понимать‑то понимает, но вряд ли осознает - насколько они боятся его. По сведениям нашей разведке основные военные приготовления идут на юге. Балтику охраняет только два тяжелых корабля, обшитых листами стали. И несколько шхун, количество которых постоянно меняется из‑за военных действий в Тихом океане.
- Не понимаю я его, - покачал головой Людовик. - Если он понимает, что мы готовимся его раздавить, то зачем оттягивает войска в такую даль? Сколько он туда уже вывел?
- Тысяч двадцать, может больше. - Пожал плечами министр. - По слухам - у него там одна сплошная война - от Каспийского моря до Тихого океана. Просто удивительно как он умудряется сдерживать целые орды столь малыми силами. Тем более война с Империей Цин. Дураку понятно, что ее быстро не завершить. Он там уже увяз на десятилетия. Но увяз. Сам. Намеренно. Бред. Не понимаю.
- Сир, Ваше Величество, - осторожно произнес Кольбер, - мы не всегда понимаем то, к чему стремится Петр. Сейчас, по сведениям, которые мы получили от наших османских друзей, он пытается занять азиатские степи. Зачем? Не ясно. Они считают, что таким образом Петр пробует защитить свои владения от постоянных набегов кочевых народов. Логика в этом есть, но он мог бы и подождать. Хотя…
- Что? - Насторожился король.
- При дворе Персидского шаха считают, что русские смертельно опасны. Они уверенно держатся на всем пространстве азиатских степей. Против них никто не в силах устоять. Поэтому, если, зная о предстоящей войне с нами, Петр увел часть войск на восток, дабы разгромить Империю Цин, значит оставшихся, по их мнению, должно хватить.
- Хватить? Хватить?! Они шутят? Сколько у него там осталось? Тридцать? Сорок тысяч?
- Где‑то так, сир. Плюс гарнизоны, укомплектованные и вооруженные больше по старинке.
- И этой горстки людей, по их мнению, должно хватить, чтобы победить армию в триста - четыреста тысяч? Это безумие! Безумие!
- Да, сир. Но Петр побеждает. Всегда побеждает. Возможно этот успех вскружил ему голову.
- Хорошо бы.
- Сир? - Удивленно переспросил Кольбер.
- Хорошо бы это было так. Но пока я склонен считать, что этот чертов византиец готовит какую‑то каверзу. Пакость. И мне это не нравится.
Глава 9
2 июля 1708 года. Пекин
Несмотря на усилия русской армии, спешившей к Пекину форсированным маршем и беспорядки, устроенные повстанцами, Император Канси все же успел в последний момент вырваться из захлопывавшейся ловушки и присоединиться к своей армии в Шэньян.
- Это очень плохо, - с грустью констатировал Владимир. - Теперь его годами по степи ловить придется.
- Ваша милость, - вежливо поклонившись, отметил один из китайских руководителей восстания. - Этого не стоит опасаться.
- Отчего же?
- В Шэньян стоит около двухсот пятидесяти тысяч войск, собранных со всей Маньчжурии и Междуречья. Больше у маньчжур нет верных войск. И уйти из города они не могут.
- Почему? - Удивился герцог.
- А как прокормить такую армию на марше? - Развел тот руками. - Тем более, что всю Маньчжурию прошли русские войска. Продуктовые склады опустошены. И наполнить их будет не просто и не быстро. Ведь там не земледельцы, а кочевники. Кроме того, много молодых и здоровых мужчин Император забрал в армию, а оставшиеся дети и старики слишком слабы, чтобы заменить их в полной мере. Из Шэньян отступать в степь ему нет никакого смысла. Наоборот, маньчжуры постараются прорваться в густонаселенные районы Империи. Для них степь - это голод и безусловное поражение. Такую крупную армию она прокормить не сможет.
- Если только они не разделятся на небольшие отряды.
- Да. Такой ход возможен. Но в этом случае вы их легко перебьете. Даже сотня конных или пеших стрелков с вашим оружием способна без особых усилий справиться в степи с тысячей. Как и то, что управлять такой армией совершенно невозможно. Вряд ли Император этого не понимает.
- Как и то, что хань подняли голову и не желают больше подчиняться маньчжурам, - возразил Владимир. - На юге восстание набирает обороты. А это значит, что уходить в густонаселенные районы для Императора очень опасно. Он может достаточно быстро сточить свою армию в постоянных стычках, а то и в серьезных битвах, если из Нанкина и Шанхая выступят те силы, что там уже оформились.
- Все так, - кивнул китаец. - Однако там у него есть шанс. Ведь у восставших нет единого руководства. Каждый сам за себя. А с вашей объединенной армией в поле встречаться после Цицикара он не решится. Слишком уж велика сила русского оружия. Говорят, там была настоящая бойня.
- Сорок две тысячи положили, - кивнул Меньшиков. - Если бы лето было жарким, то вряд ли успели бы похоронить.
- И это, за один день боев! - Воскликнул китаец. - Таких страшных потерь маньчжуры еще никогда не знали. А мы… мы для них достаточно слабы. Прорвавшись далеко на юг, они вполне могут закрепиться и продолжить войну, подчиняя одну провинцию за другой. Вы ведь туда не пойдете.
- Верно. Это не входит в планы моего отца, - кивнул Владимир. - Значит их нужно разбить в Шэньян.
- Запасов продовольствия там практически на полгода, - тяжело вздохнув, отметил китаец.
- И что с того?
- Я полагаю, что после Цицикара они воздержатся от атак на вас. И будут сидеть в обороне.
- Все эти месяцы?
- Да. А после просто уйдут из города и обойдя ваши позиции направятся в сторону Пекина. У вас очень мало войск, чтобы надежно обкладывать крупные города.
- А Император разве не боится наших пушек?
- Боится. Но, также он понимает, что запас выстрелов к ним ограничен. Крупный город ими не разрушишь. Если же вы решитесь начать штурмовать Шэньян, то преимущество вашего оружия будет сведено на нет и вас получится задавить численностью.
- А если расстреляем все мины по городу, то наш огонь ослабнет, и они смогут попытать счастье в полевом сражении… - тихо продолжил мысль Владимир.
- Именно так, ваша милость, - кивнул китаец….
Исходя из сложившихся обстоятельств, объединенная русская армия заняла оборонительные позиции в двух километрах юго - западнее Шэньян, перекрыв реку и направление на Пекин. Но никаких иных активных действий не предпринимала, ограничившись возведением укрепленного лагеря.
Лишь на двадцатый день начался обстрел города.
Владимир, понимал, что мины к минометам расходовать совсем не резон, а потому решил пойти на хитрость и демонтировать два десятка корабельных орудий со шхун. То есть, совершить шаг, который не ожидал Император Канси.
Артиллеристы, разбившись на пять батарей по четыре орудия, разделили между собой сутки на ровные доли. Из‑за чего в Шэньян каждые пять минут прилетал снаряд и днем, и ночью. Мерно. Методично. Без какой‑либо спешки и суеты. А по реке подходили баржи с боеприпасами, которые сгружали с кораблей. На двадцать седьмой день прибыла аэростатная команда, наконец добравшаяся с острова Южный, и развернула корректировку огня в четыре смены. Что в свою очередь резко подняло эффективность
артиллерийского обстрела. Но и это еще не все. Быстро набросав карту города, разбив оную на квадраты, а также рассчитав координаты и углы возвышения, штаб объединенного армии спустил ее на батареи. Что позволило с аэростата передавать лишь номер квадрата, куда теперь нужно стрелять. Что, в свою очередь, очень серьезно повысило точность и оперативность корректировок.
На тридцать второй день в воздух поднялся второй аэростат, обеспечив круглосуточное наблюдение за полем боя. И отойти войскам тайно больше не представлялось возможным.
А потом наступил тридцать пятый день осады. Знаменательный прежде всего тем, что Владимир приказал увеличить интервал выстрелов с пяти до десяти минут. Еще через три дня - до пятнадцати. А на сороковой - так и вообще до получаса. Дескать, снарядов стало совсем мало….
Конечно, Император прекрасно понимал, что малые калибры в обстреле совсем не участвовали. Но ждать больше он не мог. Метким огнем оказались уничтожены почти все склады с продовольствием. Полегла значительная часть лошадей. Так что промедление становилось смерти подобно. Кто знает какие силы собрали повстанцы и куда их направили. Ведь ничто не мешало им прийти на помощь русским и тогда… тогда этот город вполне мог стать могилой для него и его людей. Поэтому на рассвете сорок первого дня осады маньчжуры стали выходить на окраину города и строиться для атаки.
- Ваша милость! - Разбудил Владимира Меньшиков. - Сработало! Сработало!
- Что сработало? - Удивленно моргая спросонок, поинтересовался герцог.
- Маньчжуры строятся для атаки….
Спустя уже несколько минут Владимир стоял на бруствере редута и с интересом рассматривал противников в зрительную трубу.
- Как их много…
- Несмотря на постоянные обстрелы, урон в живой силе невелик, - констатировал Евдокимов. - Осколки плохо разлетаются в городе. Дома мешают.
- Эх… сюда бы 'нарциссы…'
- Что?
- Да новые пушки для больших линейных кораблей или, как отец их называет, броненосцев. Калибр сто пятьдесят миллиметров против ста. А снаряд по сорок килограмм против четырнадцати. Эти крошки вряд ли бы смущались теми хлипкими домиками.
Все промолчали… потому что и от 'орхидей' взрывы казались чудовищными….
Но вот маньчжуры двинулись в атаку.
И сразу же была дана отмашка, по которой минометы типа 'кедр' и 'пихта' обрушили на них град стальных мин на пределе скорострельности. А всего спустя какие‑то пару минут к ним присоединились 'орхидеи'. Конечно, можно было начать стрелять и раньше, не давая строиться, но тогда бы и атаки не получилось. Но оно было совсем ни к чему.
Маньчжуры понимали, что 'это есть их последний и решительный бой'. Битва за гегемонию в регионе. И если они ее проиграют, то канут в вечность, уступив русским свою роль и земли. Свое будущее. Император Канси все эти дни руководил напряженной идеологической работой, и накрутил бедолаг до такой степени, что они хотели только одного - убить или погибнуть с честью. Страх, ужас, ненависть: все перемешалось в этих людях, которым день за днем твердили, что русские, идущие за передовыми отрядами уже обратили их родичей в рабов и торгуют ими в далеких западных странах. Жены и дочери поставляются в солдатские бордели. Стариков забивают как скот. А тучные стада коров и овец отгоняют на свои пастбища. Ну и так далее. В общем - хуже русских нет никого. Они для этих бедолаг стали самим олицетворением демонов на бренной земле. Причем не просто на словах подобные вещи освещали. Отнюдь. По войскам возили несколько 'пострадавших' стариков, которые чудом прорвались в Шэньян и с упоением рассказывали о зверствах русских в оставленных маньчжурах кочевьях и селениях.
И бойцы, накрученные этими идеями, шли в атаку, стараясь конвертировать свой страх от близких взрывов в злость и ненависть. Каждый выстрел, каждый взрыв накаляли их ярость все сильнее и сильнее, стремясь довести до экзальтации, абсурда, безумия….
А русские с каждым их шагом увеличивали плотность огня. Привезенные с кораблей картечницы усилили и без того немалое их количество в пехоте. Сводные корабельные команды, вооруженные карабинами, наравне с егерями и пехотинцами на пределе своих возможностей стреляли в наступающего противника. Поэтому в четырехстах метрах от позиций маньчжуры словно напоролись на какую‑то невидимую стену из жужжащих и свистящих пуль. Призрачный барьер, вынимающий души из живых существ, приближающихся к нему. Шутка ли - больше пятидесяти картечниц били во фронт по густым пехотным порядкам. А им в поддержку звучал жуткий треск почти пятнадцати тысяч карабинов.
Представители ханьского командования, находившиеся в ставке русских войск, смотрели на все это с бледными как полотно лицами и какими‑то совершенно выпученными глазами. В те редкие моменты, когда Владимир поглядывал на них, ему даже казалось, что они вот - вот уронят на землю свои зрительные органы. Но главное - тишина. После начала наступления они не проронили ни звука, словно онемели.
Маньчжуры же, несмотря на натуральную мясорубку, продолжали упорно переть вперед.
Вот они преодолели отметку триста метров. Вот - двести. Вот уже совсем приблизились к сотне. Казалось, что еще немного и они ворвутся на позиции русских и отомстят за все. Но в этот момент Владимир кивнул главному инженерному офицеру и тут случилось то, чего никто не ожидал. Оказалось, что фортификационные работы перед лагерем имели своей задачей не только 'нарыть канавок', дабы затруднить продвижение противника. Нет. Это как раз было факультативом. Главной задачей являлось минирование подходов. Достаточно глубоко заложенные фугасы, дабы их взрывы мин не могли достать, ухнули от электродетонаторов так, что даже русские солдаты попадали на землю, укрываясь от летящих в них кусков земли, камней и прочего.
А для маньчжуров это стало последней каплей. Соломинкой, переломившей хребет верблюду. Ну… крепкой такой соломинкой. В два обхвата. Ведь у любого мужества, даже совершенно безумного, если свой предел. И они дрогнули. Те, что оказались между позициями русских и рвом, бросились в эту канаву, стараясь укрыться от губительного стрелкового огня. И гибли там от разрывов минометных мин. А те, что оказались дальше, развернулись и побежали обратно в город. Получая вдогонку 'подарки' от стамиллиметровых минометов и пушек. Награждающих их частыми и чудовищными взрывами.
- Ну что, друзья… - улыбнувшись произнес Владимир, - пожалуй теперь можно и в город входить.
- Ваша милость, - робко заметил Евдокимов. - Но ведь их отступает изрядное количество. Бой в городе неизвестно чем закончится.
- Сейчас они испуганы и деморализованы. И не способны сражаться. Если мы дадим им время на приведение себя в порядок, то снова будет бой. Или того хуже - они малыми отрядами разбредутся по степи и станут нам гадить. Нет, этого допустить нельзя. Вы с нами? - Поинтересовался герцог у представителя хань.
- Конечно, - с почтением кивнул тот.
- Генерал, трубите атаку.
- Есть! - Козырнул тот и передал приказ дальше по этапам….
Император Канси стоял в небольшом неприметном домике на краю города, и с каким‑то стеклянным взглядом смотрел на поражение. Дымы. Трупы. Бегущие солдаты его армии… и вышедшие цепи русских, идущие следом. Жидкий треск выстрелов. Время от времени кто‑то в цепи наносил удар милосердия раненному противнику. Ибо все понимали - оказывать тому медицинскую помощь некому и некогда. А значит умрет. Почти наверняка умрет, только в мучениях от заражения или просто от потери крови.
- Демоны… - Тихо произнес Император. - Они не люди, а какие‑то демоны…
- Отец…
- Мы проиграли.
- Но мы можем отступить и…
- Чтобы бесславно погибнуть в степи, убегая от них? - Горько усмехнулся Император. - Пришло наше время.
- Отец… но…
Ты хочешь продолжить борьбу. Но с кем? За это лето мы потеряли почти всех своих воинов. В кочевьях только дети, старики да женщины. Им нужно вернуть хоть немного мужчин. Хотя бы тех, что пережили эту бойню. Пойми, сын, речь не о том, победим мы или проиграем. Нет. Мы уже проиграли. После этого чудовищного поражения мы еще очень долго оправиться не сможем. Если вообще когда‑нибудь сможем. Речь идет о том, какова станет плата за разгром…. Погибнем только мы с тобой или заберем с собой еще и наш народ. Ты понимаешь, сын?
- Да… отец… - совершенно подавленно ответил сын Иньти - лучший военачальник Императора Канси.