– Похоже, что писал человек, имеющий отношение к военной разведке, – сказал Плужников. – Таких подробностей посторонний просто знать не может. Насчет Огородника у нас давно подозрения, не первый год его ведем. А вот по двум остальным перечисленным информации еще не было. Сейчас, конечно, возьмем их под наблюдение.
– Больше всего огорошило упоминание фамилии Полякова. Не могу поверить, что человек, всю жизнь посвятивший разведке, дослужившийся до звания генерал-майора, мог стать предателем. Я ведь его своим другом, можно сказать, считаю… считал. А он уже с шестьдесят первого, получается, сливает ФБР секретную информацию. Кстати, Поляков сейчас в Индии?
– Так точно, возглавляет там советскую резидентуру.
– Если мы его срочно отзовем в Москву – может почувствовать неладное?
– Может, Петр Иванович, лучше не рисковать. Поэтому предлагаю установить наблюдение на месте, у меня там есть надежный человек, не из последних чинов.
– Хорошо, дашь тогда команду этому своему человеку… Насчет Беленко что-нибудь выяснили?
– Старший лейтенант Виктор Иванович Беленко, 1947 года рождения. На данный момент служит на Дальнем Востоке в истребительном авиаполку 11-й отдельной армии ПВО, куда был переведен по его же просьбе в этом году. По месту службы характеризуется со всех сторон положительно. Член КПСС, избирался членом комсомольского и партийного бюро. В разговорах о жизни на Западе замечен не был.
– Может это письмо быть провокацией?
Плужников чуть заметно пожал плечами:
– Этот вариант тоже обдумываем. В нашей работе, Петр Иванович, лучше иной раз перестраховаться, сами меня учили.
– Да уж, лучше, как говорил мой армейский командир, перебздеть, чем недобздеть… Все же возьмите этого Беленко под наблюдение. А что по письму? Отпечатки пальцев есть?
Сидевший неподвижно Трифонов едва заметно шевельнулся, доставая из папки отчет криминалистов.
– Посторонних отпечатков пальцев не обнаружено, только нашего сотрудника, вскрывавшего письмо. И на конверте только его отпечатки. Есть небольшие потожировые выделения, в лаборатории сейчас работают наши сотрудники. Вообще человек, писавший письмо, оказался на редкость предусмотрительным. С трудом удалось обнаружить частицы перхоти и ни одного волоска. Текст написан при помощи обычной шариковой ручки печатными буквами, графологи утверждают, что писавший – скорее всего мужчина средних лет, правша. Больше ничего установить, к сожалению, не удалось.
– Негусто, – крякнул Ивашутин, делая большой глоток. – С другой стороны, и отрицательный результат – тоже результат. Во всяком случае, неизвестный вроде бы пытается нам помочь. Но кто он – все же надо обязательно выяснить. Не люблю я странностей. А то сегодня он за нас, а завтра, глядишь, секретная информация уйдет в ФБР или ЦРУ. Кстати, а что там с подписью? Что за НДП?
– Пока сами голову ломаем над этой аббревиатурой, – сказал Плужников. – Основная версия – это первые буквы имени, отчества и фамилии. Ну или наоборот. К примеру, Новиков Дмитрий Петрович. Но не факт, на самом деле эти три буквы могу означать все что угодно. Мне вот в голову почему-то сразу пришло: Народно-демократическая партия.
– А что, у нас разве есть такая?
– В нашей стране нет, в других имеются. Но эта версия шита белыми нитками, хотя мы, повторюсь, проверяем все варианты.
Ивашутин задумчиво постучал тупой стороной ручки по столу, глядя на лежавшее перед ним письмо. И без того в последнее время спится плохо, а тут еще это… Головная боль на ближайшее время обеспечена. Сразу столько неожиданной информации, и все нужно тщательнейшим образом проверить. Проверим. Проверим и найдем, иначе грош нам цена.
А вот Юрия Владимировича пока информировать не будем. В своей епархии как-нибудь сами разберемся.
– Петр Иванович, а что насчет динамовского плаката? Будем вешать? – поинтересовался Плужников.
– Плакат? Ах да, надо бы повесить, дело плевое, а терять такой источник не хочется. Нужно его вычислить во чтобы то ни стало. Возьмите под наблюдение всех подозрительных людей, которые будут проходить рядом или вообще задержатся на этом месте. Хотя что-то мне подсказывает, что не станет он светиться, недаром ведь место выбрал, где можно будет плакат издалека срисовать.
* * *
В тот же день, практически в то же время аналогичное совещание проходило в кабинете Щелокова. Николай Анисимович барабанил пальцами по столу, переводя взгляд с одного подчиненного на другого. В отличие от Ивашутина, он не ограничился приглашением двух ближайших помощников, а собрал всех своих замов. Мало того, срочно вызвал начальников УВД Московской области и Ставропольского краевого УВД, а также министра внутренних дел Белорусской СССР. Каждому из этой троицы предстояло держать ответ по Евсееву, Сливко и Михасевичу соответственно.
– Ну что, все готовы? – поинтересовался министр. – Тогда слушайте.
Он взял в руки письмо и принялся читать. Чем дальше Щелоков читал, тем более изумленными становились лица присутствующих, кроме тех, кто уже был в курсе происходящего. Они знали, что письмо, прежде чем попасть на стол к министру, прошло соответствующую перлюстрацию и проверку в криминалистической лаборатории, в том числе на наличие ядов. Результаты уже были доложены министру. С текстом они тоже были ознакомлены, но до поры до времени держали эти знания при себе. Если начальству будет угодно озвучить содержимое письма – Бога ради. А их дело маленькое.
Щелокову было угодно. Закончив читать, но опустив при этом постскриптум, о котором всем знать было необязательно, он обвел собравшихся тяжелым взглядом.
– Что скажете? Алексей Алексеевич, вы там вообще у себя хоть что-то имели на Михасевича?
Министр внутренних дел Белорусской ССР Климовской сделал попытку встать, однако Щелоков жестом показал – можешь говорить сидя.
– К сожалению, никакими данными по Михасевичу мы не располагаем, товарищ генерал. Перечисленные вами преступления или до сих остаются в числе нераскрытых, или по ним были осуждены другие люди.
Затем последовали похожие вопросы начальнику УВД Московской области Василию Константиновичу Цепкову и его коллеге со Ставрополья Александру Тимофеевичу Коновалову. Результаты опроса министра внутренних дел СССР казалось, не удивили. Обсуждение продлилось еще почти около часа, после чего Щелоков всех распустил, попросив задержаться только своего зама Бориса Шумилина.
– Борис Тихонович, помнишь, там в письме в послесловии про плакат с "Динамо" упоминалось? Ты там распорядись, чтобы все сделали как положено. И посматривайте, может, кто заинтересуется плакатом. Хотелось бы с этим загадочным НДП лично пообщаться.
Выпроводив заместителя, генерал поднял трубку телефона и набрал номер, которым старался лишний раз не пользоваться. Но сейчас ситуация вынуждала, иначе последствия могли быть для него не самыми радужными.
– Юрий Владимирович, день добрый, Щелоков…
* * *
В Москву на этот раз я отправился специально, чтобы удостовериться, что мои требования выполнены. Для Вали придумал отмазку, что просили подъехать в издательство, что-то там нужно подписать. Она особо и не интересовалась подробностями, так что мне не пришлось тонуть пучине лжи.
Честно говоря, в глубине душим слабо верил в успех предприятия. Даже если письма и дошли до Щелокова с Ивашутиным, не факт, что они согласятся работать с каким-то анонимом. Но в этот день у меня появилось два повода для радости. Первый – когда я проходил по другой стороне улицы от здания Министерства внутренних дел СССР, а второй – минуя таким же макаром здание ГРУ. В обоих случаях плакаты, посвященные футбольному клубу "Динамо" присутствовали на своих местах. Значит, контакт установлен, можно работать дальше, приносить пользу обществу не только ворованными книжками и песнями, но и таким вот образом.
Чтобы не возвращаться с пустыми руками, снова закатился в ГУМ, на этот раз уже разорился на импортные духи, настоящие, французские. Влетели в копеечку, но я уже ощущал себя этаким начинающим нуворишем, и решил, что на любимой женщине можно не экономить.
А вскоре я наконец разделался с "Крепостью на Суре", угробив на это дело несколько общих тетрадей и с десяток стержней для шариковой авторучки. Поставив точку, потянулся до хруста в костях и блаженно улыбнулся.
Дело оставалась за малым – показать произведение знающим людям вроде Тюстина, после чего можно отправляться к Зинаиде, продолжать арендовать пишущую машинку. А затем – кланяться в ножки Николаю Афанасьевичу и Федору Велимировичу, просить издать книгу. На самый крайний случай пришлось бы искать подступы к Мясникову.
На часах было половина шестого вечера воскресенья, 24 августа. В животе уже понемногу начинало урчать, а с кухни доносился одуряющий запах. Что она там готовит на ужин, интересно? В любом случае что-то обалденное.
Дать Валентине, что ли, рукопись почитать? Хотя она намучается разбирать мои каракули, лучше предложу уже машинописный текст. А может, ей история вообще неинтересна? Вот если бы я написал любовный роман…
Хм, даже окажись в моем "ридере" подобные книжонки – все равно не сел бы за машинку. Вот еще, размениваться на такую пошлятину. Чай, не на помойке себя нашел. Да-да, вот так: грудь колесом, щеки надуть, глаза выпучить… Вылитый персонаж Салтыкова-Щедрина.
Следую в ванную, по пути врезался коленом в холодильник. У-у-у, больно-то как! Надо вообще-то уже задумываться о нормальной жилплощади.
– Валя, а что там с твоей очередью на квартиру?
Она оторвалась от казана, в котором тушилась картошка с грибами, переспросила:
– Что?
– Я говорю, квартиру тебе на работе не обещают? А то уже тесновато становится, а как малого родим – так вообще не повернешься.
– На прошлой неделе узнавала – мы двадцать шестые в очереди. Но могу тебя обрадовать. Для работников торговли в Терновке дом строится, пятиэтажка кирпичная, в следующем году должны сдать. Вроде нас туда обещают переселить.
– Эге, вот ближний свет, – немного огорчился я. – Хотя нам что из Арбеково, что из Терновки сюда мотаться – особой разницы нет. Зато общественный транспорт почти по прямой ходит, без пересадок добраться можно будет.
– Ну это тебя волновать должно, мне-то что, я в декретном отпуске, если все нормально будет – тьфу, тьфу – дома сидеть буду, – улыбнулась жена и невольно погладила обозначившийся животик. – Как хорошо, что токсикоз только первые месяцы доставал. У меня с Ленкой та же история была… Сереж, сбегай пожалуйста за хлебом. И молоко посмотри, хотя сейчас, наверное, уже закончилось. Если что – завтра с утра сбегаешь?
– Ради тебя с Даниилом – хоть на край света!
– А с чего ты решил, что сын будет? – притворно возмутилась Валя. – Может, я дочку рожу! И почему Даниил?
– Не знаю, предчувствие, наверное, – улыбнулся я. – А что, имя Даниил тебе не нравится? У тебя есть другие варианты?
– Честно говоря, пока как-то над этим не думала.
– Ну тогда давай договоримся, что если сын у нас будет – то Даниил. А если дочка – сама выбирай любое имя. Хоть Пелагеей назови, – добавил я, вспомнив неожиданно пришедшую на память певицу из будущего.
– Ага, счас, еще мою дочку потом не дразнили. Мы уж что-нибудь попроще сообразим… И вообще, ты мне зубы не заговаривай, а дуй в булочную, иначе картошку будешь со вчерашней горбушкой есть. Деньги-то возьми, горе луковое. Ох, и за что я тебя полюбила, растяпу такого… Не иначе, приворожил.
Глава 26
Глупая улыбка все никак не хотела сползать с моего лица. Рот, растянувшийся от уха до уха, когда я в типографии взял в руки свежеотпечатанный экземпляр "Крепости на Суре", в таком же положении и оставался вот уже несколько минут. Пусть не твердый перелет, и иллюстрации черно-белые, но ведь это ПЕРВАЯ книга, написанная мною, а не передранная с "ридера". Не считая того сигнального экземпляра, что я видел у редактора издания.
Других книг, правда, еще и не было, меня до сих пор пока печатали журналы. Сначала "Юность", в которой следом за "Печальным детективом" недавно вышла повесть "Знак беды", а на днях в журнале "Вокруг света" опубликовали первую часть романа "Марсианин". Просили сократить хотя бы на три-четыре авторских листа, чтобы все произведение втиснуть в два номера, но тут уж я уперся. В итоге роман выйдет в трех номерах подряд. При этом еще и мелким шрифтом, за счет чего сэкономили немало места. Но меня не покидала уверенность, что и в виде книги "Марсианин" появится рано или поздно.
А пока я с наслаждением вдыхал в себя запах типографской краски, перелистывал страницы, проверяя надежность склейки корешков. Жаль, что не прошитая, ну так не все сразу. Может, доживу и до переиздания, а там, глядишь, напечатают и в твердом переплете, и с прошивкой, и в полноцвете…
– Ну как, нравится? Вижу, что нравится.
Федор Велимирович Глазунов, державший в руках точно такую же книгу, тоже не мог сдержать улыбки. Именно он с подачи Николая Афанасьевича пробил издание моей повести за счет облпотребсоюза тиражом в 3 тысячи экземпляров. У Глазунова были еще какие-то свои подходы к директору типографии "Пензенская правда", но о подробностях он предпочитал не распространяться. Я только знал, что типография специализируется отнюдь не на книгах, хотя технологический процесс уже давно апробирован, линия имеется, но раньше все как-то обходились максимум брошюрками.
– Две тысячи пустим в реализацию через киоски "Союзпечати", остальное пойдет в библиотеки, в том числе школьные и институтские, ну и кому надо тоже вручим по книжке, – тем временем рассуждал Федор Велимирович. – Ермину можно парочку подарить, Щербакову опять же…
– И Мясникову, – вставил я свои пять копеек.
– Ну и Георгу Васильичу, пожалуй, тоже, – согласился собеседник. – Естественно, про тебя тоже не забудем, Сергей Андреич, авторские штук десять получишь. Или тебе больше надо?
– Да нет, что вы, мне и десяти достаточно будет.
– Так-то ты не расстроился, что гонорар не получил? А то мы и без того вложились в издание…
– Ничего страшного, это, так сказать, подарок землякам, чтобы знали историю родного края. Да и не бедствуем, если уж на то пошло.
– Слышал я, слышал, что у тебя книжки в центральных журналах печатают, да и с песен, небось, что-то капает, так ведь? – подмигнул Глазунов, довольно оскалившись.
Тут он был прав, особенно насчет песен. Не знаю, как так получилось, но уже меньше чем через месяц после того, как "Веселые ребята" спели на нашем корпоративе "Миллион алых роз", на адрес Валентины стали приходить авторские отчисления за текст от ВААП. Ее уже пела вся страна, и даже на Всесоюзном радио то и дело крутили в программе "Рабочий полдень". Набирала обороты и песня "Потому что нельзя", а со дня на день должна пробить себе дорогу и "Позови меня с собой". Учитывая, что в этих двух песнях обошлось практически без всяких там Паулсов – разве что в "ПМС" подсуетился Слободкин как соавтор музыки – навара мы имели еще больше. Что-то мне подсказывало – скоро мы будем кататься, словно сыр в масле. Низкий поклон вам, поэты и композиторы будущего!
К слову, у Рината и его супруги дела с пакетами тоже шли неплохо. Решив, что он вполне может обойтись и без Костика, Ринат принялся реализовывать пакеты самостоятельно, через знакомых на рынке и в "Мясном пассаже". Скинул цену на треть, и пакеты улетали только так. Даже со скидкой на руки получал больше, нежели от реализации Костика. Несчастный фарцовщик, поняв, что его кинули, пытался найти справедливость, в том числе и ко мне обращался, чтобы я воззвал к совести соседа. Ну а что я мог поделать? Татары народ такой, если упрутся – фига с два их сдвинешь.
Больше Костика я не видел. Наверное, отправился искать другого поставщика. Либо решил сосредоточиться на фарце, не отвлекаясь на пакеты.
Спустя неделю после выхода "Крепости на Суре" в овощной магазин вошли необычные посетители. Все как один в строгих костюмах с галстуками, с папками и портфелями, и в первый момент, наблюдая за ними в щелку из-за неплотно прикрытой двери, я подумал, уж не ревизия ли какая к нам пожаловала. Смотрю, и Чистяков здесь же, крутится промеж "людей в черном", выпроваживая подзадержавшуюся пожилую покупательницу и закрывая за ней дверь. Обычно, как рассказывала Валя, о проверках ее предупреждают заранее благодаря связям начальства в определенных кругах. Но мало ли, вдруг это такая проверка, что и связи руководства "Плодовощторга" оказались бессильны! Взяли нашего несчастного Ивана Степановича под белы руки и приволокли сюда, а он и не успел ничего предпринять, а теперь места себе не находит.
– Так, и где наши герои?