Из года 2009 в 1909-й.
Признаемся честно, уважаемый читатель, эта книга писалась по трём причинам: от тоски, грусти и безнадёги. Однако смеем надеяться, ничего из вышеперечисленного в ней не будет. Мы верим, что в конце туннеля обязательно мелькнёт лучик света, а надежда будет вести к нему сквозь самую кромешную тьму. Мы обязательно прорвёмся!
Содержание:
Глава 1. Точка бифуркации 1
Глава 2. Большой совет 5
Глава 3. Год спустя 8
Дашко Дмитрий, Перунов Антон. Исправленному - верить
Глава 1. Точка бифуркации
Маленький русский городок, год 1909-й.
Грузовичок, фыркая и чихая, как простуженный, подъехал к высоким деревянным воротам. Шофёр в кожаной куртке, крагах и фуражке с защитными очками, несколько раз надавил на клаксон. Сидевший сбоку молоденький пехотный поручик с холёным аристократическим лицом, украшенным тонкими усиками, достал из серебряного портсигара дорогую папиросу и закурил, с наслаждением выпуская колечки дыма. Шофёр втянул ноздрями тонкий аромат, покосился на попутчика, но ничего не сказал.
Ворота распахнулись, дворник-татарин подал знак, и грузовичок въехал в широкий двор, примыкающий к одноэтажному флигелю.
Поручик спрыгнул первым, молодцевато подошёл к встречавшему господину в чёрном строгом костюме, опиравшемуся двумя руками на тросточку.
Господин этот внешностью весьма походил на университетского профессора, собственно которым и являлся на самом деле. Звали его Аристарх Петрович Дементьев. Происходил он из старинной семьи, немало послужившей отечеству как в армии, так и во флоте. Дементьевы в рядах ополчения выбивали поляков и литовцев из захваченной Москвы, храбро сражались со шведами при Полтаве, вместе с Ушаковым брали на абордаж турецкие корабли, водили в атаку гусар в Бородинском сражении. Однако, в отличие от подавляющего большинства предков, Аристарх Петрович выбрал не военное поприще. Наука, только наука манила его пытливый ум. И как часто бывает с людьми такого склада, он всецело отдался одной слепой страсти.
В жизни Аристарха Петровича не нашлось места для верных друзей, любимых женщин, услады на старости - детей или внуков. Достигнув пятидесятилетнего возраста, учёный даже не помышлял о создании семьи, не задумывался о наследнике. Много ездил по заграницам, с удовольствием внимал чужому опыту и с охотой делился своим, слушал лекции в иностранных университетах и сам читал, благо владел дюжиной языков, среди которых насчитывались не только мёртвая латынь или древнегреческий.
Ставил многочисленные опыты, публиковал книги, напичканные формулами и остроумными рассуждениями. Его труды не то чтобы шли нарасхват, однако в Европе имя Дементьева весьма котировалось среди учёных мужей. Аристарха Петровича зазывали к себе Германия и Франция, англичане заманивали к себе лакомыми кусочками, североамериканцы забрасывали завлекательными предложениями, но профессор оставался верен двум вещам - науке и родине, и, если с первой у него всё было в порядке, то вторая иной раз относилась к Дементьеву словно к нерадивому пасынку.
Хвала всевышнему, Аристарх Петрович относился к этой невзаимности довольно спокойно. Он просто работал, трудился во благо России и науки, остальное его не волновало.
Последним проектом профессора заинтересовалось военное ведомство. Дементьеву выделили приличную сумму на эксперименты, передали под лабораторию бывший купеческий особняк в маленьком российском городке и терпеливо переносили первые неудачные результаты.
- Аристарх Петрович, - поручик козырнул, - принимайте груз. Привезли всё согласно описи.
- Благодарю вас, Андрей Евгеньевич, - улыбнулся профессор, - если б вы знали, батенька, как я заждался. Ночей не спал!
- Будете удовлетворять любопытство?
- Всенепременно буду. Только бы ничего не разбилось!
- О, не извольте сомневаться. Хоть наши российские дороги пребывают в первобытно-диком состоянии, ваш груз мы доставили можно сказать на руках. Головой ручаюсь, Аристарх Петрович, ни одна скляночка не кокнулась, - поручик рассмеялся, хотя большой уверенности в сказанном у него не было.
Дороги действительно оставляли желать лучшего. Груз, как правильно он отметил, приходилось переносить на руках, когда выяснялось, что иного способа доставки по назначению не существует.
Солдаты, прибывшие с поручиком, опустили борта, приподняли тент.
- Взгляните хозяйским взором, Аристарх Петрович, - предложил офицер.
Профессор подошёл к машине, тщательно осмотрел груз и остался доволён. Поручик привёз всё из весьма обширного списка. Многое пришлось заказать за рубежом, по возможности не привлекая внимания. Дементьев не хотел, чтобы проектом заинтересовалась иностранная разведка.
Солдаты бережно вносили вещи, складывая под строгим присмотром ассистента Аристарха Петровича - молодого годами, но подающего большие надежды Аркадия Телятникова. Профессор души не чаял в Аркаше и доверял ему во всём, что было не совсем благоразумным.
Юноша увлекался марксизмом, посещал тщательно законспирированный кружок, и подумывал о том, как обратить эксперименты Дементьева в случае их удачи, для справедливого дела борьбы мирового пролетариата. Однако назвать его подонком и нечистоплотным человеком было нельзя, Аркадий считал, что с моральной стороны поступает правильно и искренне верил, что только революция очистит общество и сделает его по-настоящему гуманным.
Закончив разгружать машину, солдаты удалились, а Дементьев вместе с помощником приступил к монтажу установки, на которую оба возлагали массу надежд. Прошло не менее трех часов, прежде чем они завершили кропотливую работу.
На противоположных концах большущей залы встали два огромных дубовых шкафа, опутанных проводами. В центре появился пульт с массивными рубильниками и переключателями, подключённый толстым кабелем к динамо-машине. Кроме того, комната была буквально напичкана непонятным оборудованием - какие-то колбы с бурлящей жидкостью, дымящиеся реторты, аппарат, похожий на телеграфный, и много других предметов, о назначении которых знали только двое - профессор и его ассистент.
- Когда испробуем, Аристарх Петрович? - спросил Аркадий, заканчивая возиться с непослушным пучком проводов.
Профессор вынул из кармашка жилетки часы, откинул крышку и, полюбовавшись на циферблат, изрёк:
- А вот сегодня вечерком и испробуем, Аркаша. Как только энергии в накопителе набёрется достаточно...
Дементьев улыбнулся блаженной улыбкой усталого, но вполне довольного человека.
Маленький русский городок, год 2009-й.
Я держал в руках судебное постановление и грустно смотрел на ровные строчки жалящих прямо в сердце фраз. Банкрот! Есть что-то противное в этом слове, особенно для сорокалетнего мужика, привыкшего полагаться только на себя и удачу. Будто расписался в полной несостоятельности и никчемности.
А как всё хорошо начиналось! Я открыл маленькую строительную фирмочку, практически с нуля, с активом в виде полученного с прошлой работы расчёта и моих мозгов. Как человек современный начал с того, что купил подходящий домен, лично сделал простенький, но информативный сайт, нашёл толковых работяг, которые мало пили и много вкалывали. Первый заказ был на скромную сумму, но мы выполнили качественно и в срок, подрядчику это понравилось, он стал потихоньку подкидывать другие работы. Потом методом случайного тыка, благодаря сайту, на нас вышли более крупные заказчики. С тех пор дела завертелись. Нет, не скажу, что всё было благополучно, фирму кидали и не раз, однако мы развивались и мало-помалу богатели. С одинаковым усердием я строил торговые центры и ангары цехов. Казалось вот оно, счастье, но... Наступил високосный 2008 год, начался он вполне нормально, темпы росли, договоры заключались, правда, ещё летом почувствовалось некоторая нервозность, зато потом наступил настоящий швах.
Сперва полетели конторы, занимавшиеся металлом, потом пришёл и наш черёд. Стройка умерла. Я из кожи вон лез, чтобы остаться на плаву, хватался за любую соломинку, но в итоге всё больше и больше залезал в долги. И теперь, сидя на кухни квартиры, оставленной под залог банку, который и сам-то дышал на ладан, долго курил, глядя мутным взором на открытую бутылку дорогого португальского вина. Хмель не шёл, отказывался приходить, а с ним не приходило и такое нужное забытьё.
Бросить всё и уехать в деревню? Засадить поле картошкой, огород - морковкой и луком, гнать самогонку и глушить её долгими вечерами... Заманчиво, но и там найдут.
Зазвонил мобильник, я специально покупал дешёвенькие, без наворотов, зная, что чем дороже телефон и чем больше в него понапихано, тем сложнее ожидать главного - нормальной связи. На экране высветился незнакомый номер - пустые абстрактные цифры, скрывающие в себе всё что угодно, но только не добрые вести. Я налил в бокал вина и отпил, не чувствуя букет. Старая 'симка' давно выброшена за ненадобностью, надоели звонки из банков и от кредиторов, новый номер сообщил узкому, очень узкому кругу друзей и вот - звонок от таинственного кого-то. Значит, нашли, вычислили, гады. Или заложил кто-то из своих, не выдержал, сдался, продал... Я допил вино, вытер мокрые губы и побрёл в ванную, сопровождаемый долгими настойчивыми трелями.
Пошли все! Не буду брать! Ни за что не буду!
Вино закончилось, а я оставался трезв как стёклышко. В пустом портмоне только визитки тех, чьи услуги мне никогда уже не понадобятся, в кармане мелочь. Я высыпал на ладонь несколько пятаков и юбилейную десятку. Полученной суммы хватит на три поездки в автобусе или бутылку дрянного пива. Что мне сейчас важней? Пожалуй, пиво.
Я направился к выходу, но в дверь зазвонили. Понятно, увидели свет в окне и явились. Шакалы! И ведь знают, что взять с меня нечего, разве что не первой свежести джинсы, трусы, пропахшие носки и турецкую футболку с незашитой дыркой, может, что-то ещё. И большой старинный шкаф, купленный лет пять назад. С детства люблю антикварные вещи, правда, денег на стоящие покупки никогда не хватало. А тут заскочил как-то в лавчонку, сбывающую недорогую мебель, увидел творение чьих-то рук и просто влюбился. Даже не знаю, что на меня нашло, но я с лёгкостью простился с запрошенными деньгами. Жена, конечно, ругалась, ей шкаф не нравился, не вписывался в светлую и воздушную обстановку семейного гнёздышка.
Жена... всё, что от неё осталось - запах духов в некогда общей спальне. И понимание, что не мне её винить. Я изображал мужа, вечно занятого работой, она с показным радушием выполняла обязанности хранительницы очага. Походы по гостям и ресторанам в редкие выходные, поездка в обязательные Египет и Турцию и всё... Нормальных человеческих отношений так и не сложилось. Мы были чужими под одной крышей, ненужными друг другу. Даже детьми обзавестись не успели. Впрочем, оно и к лучшему.
Как только финансовое положение дало течь, она ушла к маме. Я краем уха слышал, что вроде нашла себе кого-то. Ладно, надеюсь, ей повезло больше, чем мне.
В дверь заколотили, дубасили руками и ногами. Ещё немного и она полетит с петель. Я так и не удосужился поставить попрочней, понадеялся на сидящего внизу консьержа, выполнявшего заодно и роль присмотрщика за квартирами. В этом доме не воровали.
Кто-то стал выкрикивать угрозы и проклятия в мой адрес. Понятно, я даже знаю кто это. Увы, им от меня нужно немногое из того, что осталось.
На Руси испокон веков принято встречать смерть в чистой рубахе. Кажется, в шкафу одна завалялась. Я берёг её будто специально для такого случая. Она одиноко висела на вешалке, ждала звёздного часа. Ну вот, он наступил.
Я снял футболку, бросил её на кровать, подошёл к шкафу и распахнул дверцу.
Маленький русский городок, год 1909-й.
- Запускайте, Аркаша, - профессор тряхнул головой и прядь длинных, без единой седины, волос упала ему на глаза.
- Поехали, Аристарх Петрович, - помощник потянул за рукоятку рубильника.
Она с щелчком встала в верхнее положение.
Послышался монотонный гул, пол заходил ходуном, оба чёрных шкафа завибрировали в такт утробной 'музыки'.
- Я всё же не могу понять, Аристарх Петрович, что в итоге будет? - с любопытством и некоторой опаской спросил поручик, допущенный в святая святых.
Он сидел на стуле, широко расставив ноги в начищенных до блеска сапогах, упираясь грудью в прямую, обитую бархатом, спинку.
- Если всё пойдёт правильно, то положенный в закрытый шкап, который мы для простоты назовём 'первым', предмет, а именно бутылка 'мадам Клико' урожая 1893-го года, переместится в шкап номер два, причём без всякой посторонней помощи, - охотно пояснил профессор.
- Это что же - сама по себе прыгнет? - удивился поручик.
- Ну не сама по себе, это точно, - засмеялся Дементьев. - Мы создадим энергетическое поле, которое сначала разберёт предмет на мельчайшие корпускулы, а потом посредством того же энергетического поля частицы прибудут в приёмник, в качестве которого служит второй шкап. Тут действует поле иной, как бы сказать, - профессор помялся, - полярности. Под воздействием этой противоположной силы корпускулы примут первозданный облик. Во всяком случае, я так надеюсь.
- Значит, если эксперимент пройдёт как по маслу, мы сможем перебрасывать всё что угодно на любые расстояния? Скажем, войска, пушки, корабли?
- Пока нет, - добродушно улыбнулся профессор. - Хотя, кто его знает? Возможно, нам удастся сделать принципиально иные приёмники и увеличить дистанцию переброса, но, скорее всего, это будет задачей науки недалёкого будущего. Я же буду считать свой долг выполненным, если увижу бутылку шампанского во втором шкапу. Аркаша, как думаете - пора?
- Пожалуй, можно проверить, - помощник кивнул. - По моим расчётам времени было предостаточно, чтобы объект переместился в приёмник.
- Отключайте установку. Жаль, не хватает барабанной дроби. Она была бы весьма уместной! У меня даже замерло сердце, - признался Дементьев.
Гудение прекратилось.
Профессор медленно подошёл к шкафу, суетливо перекрестился и распахнул дверцу. В лицо дыхнуло дымом, впрочем, не едким и неопасным. Раньше такого не происходило, но не это удивило профессора, приготовившегося к любым неожиданностям, благо сюрпризов установка подкидывала немало. Определённо, что-то в эксперименте пошло не так, и профессор понял это, когда к его ногам выпал наполовину раздетый мужчина, которого Дементьев видел впервые. Более того, Аристарх Петрович мог поклясться чем угодно, что раньше его тут точно не было, да и быть не могло. Учёный сам проверял приёмник, перед тем, как Аркадий запустил установку.
К счастью, профессор отличался хладнокровностью. Он не отпрыгнул, не завопил, даже не испугался появлению незапланированного незнакомца. До него вдруг дошло, что экспериментальная установка оказалась большим, чем ожидалось. Намного большим! Профессор осознал перспективы, и тогда ему по-настоящему стало страшно!
- Господа, а где шампанское? Где 'мадам Клико'? - с энтузиазмом вопросил поручик, который так ничего и не понял.
Понадобилось немало времени, чтобы я осознал простую как три рубля истину - благодаря стараниям чудаковатого профессора с бородкой клинышком и пенсне меня занесло в прошлое, ровно на сто лет назад. Открытие не стало шоком. Удивить человека двадцать первого века непросто, почти нереально. Если бы Березовский приехал в Россию и передал все активы государству, а Ходорковский сказал, что хочет до конца жизни шить рукавички, чтобы искупить все грехи свои тяжкие, тогда бы я удивился. А тут - нет. Принял к сведению, записал в кору головного мозга и всё. Ну, попал и попал, бывают истории куда хуже.
Взаимопонимание с профессором мы нашли быстро. Невольный изобретатель машины времени не стал впадать в ступор. Разве что помощничек его, юноша бледный со взором горячим, относился ко мне то ли с некоторой ревностью, то ли с подозрением. Третий человек из этого времени - офицер так не похожий на наших вояк, похоже долго не мог въехать в тему: кто я такой и откуда свалился на их голову, и несколько раз спрашивал о каком-то шампанском.
В доме нашлась одежда подходящего размера, и я облачился в некое подобие сюртука, жмущего в плечах, и клетчатые брюки-дудочки. Мои дранные джинсы большого интереса у учёных не вызвали, думаю, американские ковбои уже щеголяли в штанишках куда более лучшего качества. А больше со мной ничего не было. Голым пришёл в свой мир, голым, по сути, из него вышел.
Прислуга накрыла стол в гостиной. Не скажу, чтобы его ломило от яств, но еда пахла по-настоящему, как должна пахнуть натуральная пища, не снабжённая непонятными примесями с таинственными маркировками, от которых в лучшем случае не будет вреда. Меня учили пользоваться ножом и вилкой, хотя в обычной обстановке я напрочь забывал об этикете и ел как было удобней - руками, с книгой или газетой. Однако не хотелось ударить в грязь лицом, поэтому приходилось следить за собой и, заодно, присматриваться, как ведут себя собеседники.
- Говорите, вы из двадцать первого века? - оторвавшись от тарелки, спросил помощник.
Я знал, что его зовут Аркадием. Первым делом мы были представлены друг другу, таковы традиции, и я находил их весьма симпатичными.
- Совершенно верно. Меня выдернуло из две тысячи девятого года.
- Ну и как там, как живёт Россия, кто на престоле? - включился в беседу офицер.
Я вздохнул, отставил прибор, вытерся салфеткой и откинулся на спинку стула. Разговор предстоял нелёгкий, хуже того - тяжёлый. Если кого-то и ждало нынче потрясение, так это их. Мне вдруг сделалось жаль столь милых людей, не представляющих, через какие муки пройдёт родина. Более того, не знающих, как жестоко с ними поступят спустя всего-то восемь лет, когда раздутый всякой сволочью пожар революции сожрёт немало достойных детей России.
- Что я могу сказать? Россия живёт как всегда - думая, что хуже других. А престол, его не будет. Вернее будет, но не такой. Просрали вы вашу Россию, господа, просрали, - с неожиданным гневом прокричал я.
Их было трое - профессор, его ассистент и поручик Одинцов. Они дождались, когда пришелец из будущего уляжется в спальне, и сидели теперь перед горящим камином, глядя на весело прыгающие красные огоньки.
- Может, это всё ложь? - с надеждой спросил поручик.
- Не думаю, - устало произнёс Дементьев. - Зачем ему врать? Более того, я заметил, как ему было больно, когда он рассказывал нам обо всех этих ужасах. О таких вещах не лгут. Вынужден признать, господа, мы накануне грандиозного перелома, и я боюсь, что ничего хорошего нас не ждёт.
- Он мог приукрасить, сместить акценты, - осторожно сказал Аркадий, которому не хотелось верить в то, что его товарищи по партии могут сотворить с Россией. Разве ради такого исхода он собирался бороться с постылой монархией?
- Всё может быть, господа, но если свершится хотя бы десятая часть из того, о чём он поведал, мне страшно за Россию. И не только за неё. Я боюсь за вас, Аркадий, за вас Андрей Евгеньевич...
- А за себя, Аристарх Петрович? - вскинулся помощник.
- За себя - нет, - отрезал профессор. - В конце концов, я достаточно пожил на этом свете. Мне бояться нечего. А вот вам, молодёжь... - он не договорил.
- Предлагаю донести куда следует, на самый верх, поставить всех на уши, - кипя, как паровой котёл, вскочил офицер.