IV
- Однако сон это был или не сон, - продолжил рассказчик, снова опустив взгляд, - но я обнаружил себя в потрясающем по красоте месте.
В глаза ударило золото. Яркий золотистый свет в первый миг ослепил меня. В течение минуты я не видел ничего кроме блеска и хаотичного переливания ярко-желтых красок. Постепенно в этом хаосе начали вырисовываться смутные очертания, и наконец моему взору предстала рваная холмистая местность. Именно рваная. Поднимающиеся повсюду желто-золотистые гигантские возвышенности не имели привычной сглаженной формы. Не напоминали они и неровные угловатые каменные горы. Они были похожи на громадные куски растрепанной золотистой ваты, которая теснилась повсюду беспорядочным нагромождением. Горизонта не было видно: его закрывали высокие холмы. Их взлохмаченные вершины желтовато-оранжевого цвета устремлялись наверх, к ярко-красному небосводу.
Я опустил взгляд под ноги. Они по колено утопали в полупрозрачном золотистом тумане. Волнуясь и изредка вздыбливаясь, он медленно перемещался.
Вдруг я заметил, что окружающие меня холмы меняются в своих размерах и форме. Все медленно плыло. Что-то опускалось и исчезало, что-то росло и поднималось. Все причудливо меняло очертания. Иногда по какому-либо из холмов вдруг пробегали трещины. Поверхность холма медленно разрывалась, и наружу вертикально вверх вырывались бесформенные куски огня. Как в замедленной съемке, они плавно поднимались в высоту, рассыпаясь и исчезая далеко в вышине.
Спустя некоторое время подо мной вырос большой холм, и перед моим взором распахнулась обширная растрепанная золотистая поверхность. Вдали я увидел гигантские всполохи. Они были настолько велики, что закрывали практически половину небосвода. Их громадные рваные языки извивались в причудливом огненном танце. Я вспомнил солнечные протуберанцы, которые не раз видел на фотографиях.
- Солнце! - вдруг мелькнуло у меня в голове. - Это Солнце!
И эта непонятно откуда возникшая мысль меня поразила. Я прислушался к себе. Тут же в моей памяти возникли образы протуберанцев - совсем не такие, какие я видел на фотоснимках или в фильмах, а совершенно натуральные. Будто я вспоминал картины, которые наблюдал когда-то собственными глазами.
И тут произошло нечто, что повергло меня в шок.
- Я стою на Солнце! - прозвучала в моей голове какая-то будто не моя, посторонняя мысль.
Я внутренне напрягся.
Нет, это не было каким-то посторонним внутренним голосом. Это был не голос, это была именно посторонняя мысль. Во мне произошло раздвоение, причем, очень странное раздвоение. Я не мог сказать, что во мне находился кто-то чужой - это был я, но какой-то другой я. Это мои мысли прозвучали в голове.
Странные образы вдруг всплыли в моем сознании. Мне представилась (будто вспомнилась) комната с закругленными стенами и потолком, представился экран во всю стену, перед экраном серый пульт с мигающими лампочками, а на экране - приближающийся огненный диск.
Я оглянулся на золотистый туман, который волновался у моих ног и вспомнил (я вспомнил!), что это - солнечная плазма.
Она облизывала мои ноги, поднималась вдоль тела вверх, доставала своими огненными желтыми языками до груди, плеч, подбородка, но я был абсолютно спокоен. Мною владела твердая уверенность, что никакого вреда она причинить мне не может. Я знал, что я защищен…
Да, я был уверен, что защищен мощным искусственным полем. Это поле пронизывало все мое тело, наполняло каждую мою клеточку, оберегая меня от шквального солнечного излучения.
В следующую минуту мое сознание вновь вернулось в реальность - я вспомнил, как засыпал перед окном в ожидании восхода солнца, и как это окно в первый миг моего сновидения представилось мне тем самым экраном, который мне здесь (как бы на Солнце) как будто бы вспомнился. "Это сон… конечно же, это сон, - начал проговаривать про себя я, - но тогда ничего в этом нет странного… мне просто приснилось, что я на Солнце".
Эти мысли меня успокоили, и поэтому я нисколько не удивился, когда тут же один за другим в моем сознании начали всплывать совершенно незнакомые мне образы. Мне стали открываться (как бы вспоминаться) лица людей, картины домов и улиц, которые как будто бы остались далеко на Земле. На миг я вновь изумился этим нелепым воспоминаниям и попытался было уцепиться за них, однако следом возникали все новые и новые видения, причем, настолько быстро, что я уже не успевал анализировать. Спустя некоторое время вся эта круговерть плотно заполонила мой ум, одни образы стали увязываться с другими и так естественно дополняться ими, что все незнакомое постепенно стало как бы узнаваться. Незнакомые предметы и лица стали становиться как бы знакомыми, и все это выстроилось в ту самую стройную, внутренне непротиворечивую картину, какая поглощает вас в любом сне - в ту самую неразрывную картину, которую вы принимаете целиком и полностью, живя во сне иной, неведомой вам жизнью. Тот самый неведомый я вышел на первый план и стал мною окончательно. А вместе с ним исчезла мысль о сне. Даже нет, я неправильно выразился - не исчезла, а сменилась на другую, совершенно противоположную. "Наконец-то я просыпаюсь…" - прозвучало в моей голове.
"Еще немного, - думалось мне, - и анабиоз пройдет. Пройдут и его побочные эффекты - все эти раздвоения, видения и судороги, которые всегда возникают, - как бы вспомнилось мне, - при включении защитного поля".
Итак, я был твердо уверен, что я действительно стою на Солнце, что я только что доставлен сюда транспортным космическим кораблем, что этот корабль зарядил меня мощным защитным полем (тем самым "грависилом" - вспомнилось мне его название), что сам Транспортник, исчерпав свои ресурсы и лишившись блокировки, был только что уничтожен солнечным излучением.
Мне вспомнилось, как это произошло - мне вспомнилось, как еще несколько минут назад его тороидальный корпус покоился на наклонной поверхности маленького холмика, обволакиваемый плазменным туманом. Я вспомнил, как за несколько секунд до его исчезновения по нему пробежала нарастающая дрожь, как после этого его вдруг сильно тряхнуло, и он исчез. Бесследно испарился, лишний раз напомнив о неимоверной силе солнечного излучения. Оно разбило на отдельные частицы его атомы и в мгновение ока унесло их ввысь, в бездонное космическое пространство.
Подумав об этом, я воздал хвалу человеческому разуму, сумевшему совладать с солнечной стихией и сотворить генератор равного ей по мощи и оберегающего теперь меня грависила.
Я еще раз оглянулся. Место, в котором я находился, было, наверное, самым спокойным на Солнце. Где-то в тысячах километрах отсюда извергались протуберанцы, клокотала, рвалась и дыбилась поверхность, а здесь было лишь слабое колыхание относительно "холодного" плазменного грунта…
Я пробежался взглядом по растрепанной солнечной поверхности, словно в поисках чего-то.
"Меня здесь ждут, - подумалось мне. - Где-то здесь в солнечных недрах работают люди". Я отчетливо представил себе (опять вспомнил!) искусственно созданную в солнечной толще пещеру-лайкуну, домики исследователей, лаборатории. Они держали связь со мной с самого начала моего полета, и скоро где-то рядом на поверхности должна появиться встречающая меня капсула.
Я снова бросил взор наверх. Здесь не было привычного для планет черного небосвода с сияющими звездами. Надо мной гигантским шатром смыкались беснующиеся сполохи. Где-то за их огненной дымкой осталась межпланетная станция, от которой я отчалил на Транспортнике. Сейчас эта станция быстро удалялась, выходя из опасной зоны. Я оставлен здесь, один на громаднейшей бурлящей поверхности раскаленной звезды, словно крохотная, невидимая песчинка, поглощенная бушующим океаном огня…
Мне невольно подумалось о первых людях, высадившихся сюда, о том, как они так же, наверное, смотрели наверх - вслед удаляющемуся кораблю, и, наверное, ощущали в своих душах комочек инстинктивного жутковатого страха: за их спинами рвалась ниточка, связывавшая их с остальным, безопасным миром, оставляя их во власти огненного исполина…
- Постойте! - воскликнул я, пристально посмотрев на собеседника. - Вы мне что рассказываете?!
Рассказчик запнулся.
- Это же не сон! - сказал я. - Такое присниться не может!
- Д-действительно, не может, - сказал он упавшим голосом. - Однако же, - он неотрывно посмотрел мне прямо в глаза, - приснилось!!!
Слово "приснилось" было сказано таким внушительным шепотом, что у меня перехватило дыхание.
Чтобы сбить волнение, я взял прут и начал ворошить вяло горящие угли. Они застрекотали, и над ними вскинулись новые язычки огня.
- Приснилось же вам хождение по облакам! - произнес мой собеседник.
- Но это… совсем не то, - сбивчиво проговорил я.
Мой собеседник опять откуда-то из-за спины достал сухие ветки и подбросил их в костер. Они вспыхнули. Разыгравшееся пламя вернуло меня в относительно нормальное состояние. Я немного успокоился и стал гадать, кто же передо мной сидит.
- Да, - сказал незнакомец, - это не то. Но и в вашем сне много странностей. Ощущение холодка на спине, например.
Я ничего не ответил, и он, не дождавшись моей реакции, тихо спросил:
- Ну, мне продолжать?
Я смешался, во мне боролись два чувства: с одной стороны - сильное недоумение, а с другой - разыгравшееся любопытство. После недолгого молчания я выдавил:
- Да, продолжайте. Только скажите, как вас зовут.
- Там, на Солнце, меня называли Даром, зовите меня так же.
И мой ночной собеседник продолжил свое невероятнейшее повествование.
- Неожиданно я заметил, как недалеко от меня из тумана всплыл небольшой золотистый шар размером с баскетбольный мяч. Покачиваясь, он поплыл в сторону, оставляя за собой след, вихрящийся на тумане. Вдруг он вздрогнул, подпрыгнул в половину своей высоты и упал, скрывшись в желтой плазме. Спустя мгновение он снова выпрыгнул, теперь уже раза в три повыше. Раздался громкий хлопок. Шар исчез. Он просто лопнул. Поверхность тумана разом встряхнулась, и по ней заметались маленькие волны. В тот же миг прямо у моих ног всплыл еще один шар, величиной с ладонь. Переливаясь бегающими по его поверхности золотистыми струйками, он поплыл в сторону только что лопнувшего его собрата. Я протянул к нему руку. От соприкосновения шар вздрогнул и сжался в размере. Я попытался ухватить его, но он выскользнул из моих рук, точь-в-точь как в воде выскальзывает из-под пальцев мыло. Через миг он исчез в поглотившем его плазменном тумане и больше не появлялся.
Мне вспомнилось, что эти шары и шарики представляют собой малоисследованные устойчивые плазменные образования, что-то вроде нашей земной шаровой молнии. Называют их здесь квуолями. Они по-своему реагируют на поле грависила, отталкиваясь от него, как однополюсный магнит.
Вдали показалась искрящаяся точка. Это была вышедшая мне навстречу капсула. Вынырнув из клубящегося тумана и сделав разворот вокруг своей оси, она двинулась в мою сторону. Искрящаяся точка - так на Солнце издалека должен выглядеть любой объект, защищенный грависилом…
Спустя некоторое время сквозь искрение начал просматриваться контур капсулы.
Она была вроде груши, лежащей на боку и двигающейся тупым концом вперед. Сквозь ее прозрачные стенки был виден силуэт человека. Здесь меня вновь посетило мимолетное смятение. Я опять подумал, что все происходящее - какой-то потрясающий сон. И даже не фигура человека меня поразила, а ощущение, что когда-то такую картину - сидящего в капсуле человека - я уже видел. "Искрение, - в моей голове словно всплыли фразы из какого-то учебника, - неизбежный спутник работающего защитного поля - чисто оптическое явление, наблюдаемое только на расстоянии. Чем ближе предмет, тем оно слабее. В двух шагах его практически уже не видно, лишь едва просматриваемые струйки можно наблюдать на поверхности находящегося рядом предмета. А издалека цибель напоминает непричесанный сноп".
…Капсула (цибель! - мелькнуло в моей голове ее название) остановилась неподалеку от меня. Из раздвинувшихся створок вышел человек невысокого роста в мешковатом блестящем комбинезоне, усеянном маленькими темно-красными ромбиками.
Я узнал его! Мне вспомнился этот человек! Его звали Бэрб. "Неплохой малый, - закрутилось в моей голове, - но чересчур замкнутый тип…" Мне вспомнилось, откуда я его знаю. Мы с ним долгое время работали в стационаре практически на задворках солнечной системы…
Стоп!
Мне вспомнились эти задворки, вспомнилась космическая станция и темная холодная планета. Мне вспомнился Плутон!
Я напрягся, собирая в кулак разбегающиеся мысли. Во мне вновь шевельнулись сомнения. В сознании опять пронеслись видения, посетившие меня в момент погружения в анабиоз. Стол, бумаги, окно, восходящее солнце, однако ум тут же стал выдавать иные зрительные образы: твердый и холодный мертвый грунт, стартовая площадка, куполообразные павильоны, темно-серые дневные сумерки, небо, на котором днем видны звезды, и среди этих звезд одна такая же маленькая, но непривычно ослепительно яркая - далекое Солнце.
Стационар Плутона!.. Сознание стало стремительно заполняться новыми видениями, которые выстраивались в новую систему. И через несколько секунд я уже удивлялся своим сомнениям. Мне вспомнились и Бэрб, и стационар далекого Плутона, и моя предыдущая поездка сюда, на Солнце. Да, однажды я уже здесь бывал…
Стараясь улыбаться как можно шире, я протянул Бэрбу для пожатия руку. Бэрб ответил мне на приветствие, и скованная улыбка скользнула по его лицу.
"А он ничуть не изменился со времени нашей совместной работы на Плутоне", - подумалось мне. Там суровость его натуры вполне соответствовала условиям вечных сумерек, царящих на краю Солнечной системы. Рядом с ним даже самые ворчливые субъекты ощущали себя жизнерадостнейшими оптимистами. Сухой педант, он был совершенно невыносим в нерабочей обстановке. Кто-то в шутку предложил отправить его в командировку на Солнце, чтобы растопить его натуру, однако на это шутливое предложение совершенно серьезно отреагировали психологи. И вот он здесь.
Продолжая одной рукой удерживать его руку, я другой хлопнул его по плечу. Бэрб еще раз улыбнулся (на этот раз помягче) и молча кивнул в сторону цибеля.
V
- Жарковато у вас, - сказал я своему спутнику, когда наш цибель погрузился в золотистую пучину и мы понеслись, рассекая солнечные недра, в огненные глубины.
Бэрб пожал плечами, скосив взгляд на закрепленный у меня на груди биодетектор.
- Это синдром солнечного пекла, - буркнул он, - всем, прибывающим сюда, кажется, что здесь жарко.
Я рассмеялся. Да, это действительно так. Я не первый раз на Солнце, и этот синдром мне хорошо знаком.
Я оглянулся по сторонам. За прозрачными стенками цибеля проносились солнечные недра. Хорошо было видно, как неоднородна внутренность Солнца…
Нам, привыкшим считать Солнце сплошной огненной массой, это трудно себе представить. Там, действительно, невозможно существование не только каких-либо молекул, но и даже атомов. Плазма разбивает и рассеивает любые атомы. Но, тем не менее, специфические неоднородности есть даже в раскаленном газе. Оглянитесь на нашу земную атмосферу. Казалось бы, это почти невесомый прозрачный воздух. Однако в нем есть потоки, утолщения, пласты, завихрения. Если бы можно было взглянуть на них через какие-нибудь специальные очки, которые выделяли бы и окрашивали эти неоднородности, то нам бы открылись невообразимо красивые фантастические зрелища. То же самое на Солнце. И потому, двигаясь по солнечным недрам, мы наблюдали, как наш цибель пересекал пласты, пустоты, утолщения и другие совершенно необычные и трудноописуемые плазменные образования. Иногда он проваливался в "адские домены" - области с ослепительно мощнейшим грависветовым излучением. В эти секунды ощущалось, как напрягался гравициловый генератор. У меня невольно захватывало дыхание. "Адские домены" очень опасны для грависила. Находиться внутри них можно лишь очень недолго. И хотя нашей скорости было достаточно, чтобы пересекать "домены" за секунды, этих мгновений хватало, чтобы пощекотать нам нервы…
…Дар рассказывал, совершенно не глядя мне в глаза. Его взор был устремлен выше моей головы и терялся в ночном звездном небе. Я же пребывал в шоковом состоянии. Время от времени я поднимался с места, чтобы дотянуться до какой-нибудь ветки и подбросить ее в костер. Я боялся, что огонь погаснет и темнота схлопнется над нами.
- Грависил - это что? - сам не понимая зачем, перебил я Дара.
Дар резко замолк, словно наткнувшись на какое-то препятствие, и посмотрел на меня таким взглядом, будто только что меня заметил.
- Грависил? - переспросил он. - Ах, да! Грависил! Это источник искусственного защитного поля. Ну, того самого…
- Ох! О чем это я? - спросил он себя тут же, и через секунду, посмотрев в мою сторону уже совершенно нормальным взглядом, сказал: - Извините, я совсем забылся, сыплю терминами, которые вам не знакомы… Я прекрасно понимаю всю нелепость своего рассказа, но я буду вам рассказывать все так, как воспринимал тогда. Все было реально, натурально, живо. С той минуты, как я оказался в цибеле, все мои сомнения исчезли. Я уже был другим человеком, жил иной жизнью. Я знал Бэрба, я помнил нашу совместную с ним работу. Мы говорили с ним об общих знакомых. Моя нынешняя, то есть земная жизнь, вдруг выветрилась из мозгов, как выветриваются по утрам неустойчивые сновидения… Я был человеком, обладающим неведомым мне багажом знаний. Я знал, что такое цибель, знал, как он устроен и как работает, знал, что такое грависил, знал принцип его действия, знал, что такое квуоли, и меня тянуло поскорее в солнечную пучину, потому что там, в городке исследователей, находился, - взгляд Дара снова застыл на одной точке, - самый дорогой мне человек…
Я молчал, боясь его прервать.
- …Наконец, мы добрались до городка. Миновав границу его защитного поля, мы въехали в огромную искусственную лайкуну. Цибель остановился и мягко лег в небольшое ложе. Мы вышли наружу.
Я огляделся. Здесь ничего не изменилось. Да и не могло существенно измениться. И хотя я не был здесь почти десять лет, но я прожил эти годы на Земле, а здесь же пролетели только десятки месяцев. В поле высокого тяготения время замедляет свой бег - таков один из фундаментальных законов пространства и времени, открытый еще в доисторические времена. Грависил, пучкующий изолинии, еще более усиливает этот эффект…
Лайкуна представляла собой огромную полость, созданную в солнечных недрах. Стены и куполообразный потолок лайкуны, раздвинутые на несколько километров, были лишены четких очертаний. Здания, в которых жили и работали люди, были рассыпаны по лайкуне и имели самые разнообразные затейливые формы. Между собой здания соединялись ровными дорожками, в которых, впрочем, не было никакого смысла. Люди перемещались внутри лайкуны "по воздуху", и дорожки имели чисто символическое значение - как дань нашему человеческому обыкновению. Вдали виднелось несколько парящих над домами квоцибелей (или как их здесь проще называли, квоцей) - дисковидных летательных аппаратов, предназначенных только для перемещения внутри лайкуны.