Федор подъехал, соскочил с лошади.
– Здрав буди, боярин. Наказ твой выполнил. Что прикажешь?
– Молодец, Федор! И весь десяток – молодцы! Только вот что вышло здесь.
Я понизил голос и слез с коня. Хлопцы деликатно держались в сторонке.
– Перехватил я обоз в Ярославле, попытался предупредить старшего в охране о засаде, да не поверил он мне. Самолюбив больно, видно, жареный петух еще не клевал его в одно место. Послал меня в Разбойный приказ, представляешь? Что делать будем?
– Да плюнь ты на них, боярин! Ты помощь свою предложил? Предложил! Отказался он? Так с тебя взятки гладки.
– Так-то оно так. Только золото – не стрельца того, а государево. Что со старшим тем станется – меня не волнует. Не повезет – разбойники живота лишат, повезет и уцелеет – государь за обоз спросит. И еще неизвестно, что лучше.
Федька рассмеялся.
– Боярин, ты хоть ел сегодня?
– Утром перекусил слегка.
– Мы сальца да хлебушка захватили. Поешь немного, а то уже глаза впали. На сытый желудок и думается лучше.
Я согласился. Демьян, как бывалый охотник, развел маленький, почти бездымный костерок – так только охотники и умеют. Федор нанизал на прутики сало и хлеб, промерзшие на морозе до плотности камня, и начал поджаривать все это над костром. Запах поплыл над поляной умопомрачительный. Хлопцы последовали его примеру.
Федор протянул мне ломоть поджаренного хлеба в две ладони величиной, а сверху наложил кусок сала – розоватого, с прослойкой мяса. Я вонзился зубами в немудрящую еду. Вкуснотища!
После того как мы все немного подкрепились, решение пришло само. Укрою-ка я хлопцев в лесу, на подъеме. Проедет обоз спокойно – мы уйдем, будет нападение – мы поможем отбиться. Решено!
– На коней!
Мы направились на обратный склон холма.
Один из холопов по распоряжению Федора влез на высокую сосну – наблюдателем. Демьян снова развел костерок – хоть руки погреть да немудрящую еду приготовить. Кто знает, сколько еще ждать придется.
До вечера ничего не произошло. Изредка проезжали крестьяне на санях, еще реже – проносились верховые.
Лошади, укрытые попонами, сбились в кучу. Холопы бросили на снег овечьи шкуры, а кто порачительнее был – волчьи али медвежьи, и улеглись вокруг костра. А тут погода, будь она неладна, портиться начала: ветерок задул, закачал верхушки деревьев, завыл, стал снегом бросаться.
К утру и мороз покрепчал. Неуютно в лесу зимой. Это на прогулку в парк выйти – хорошо, бодрит. А когда сутки на природе проведешь – уже и тепла захочется.
Встали затемно, разминали затекшие и замерзшие руки и ноги.
– Глянь, Терентий, у тебя щеки побелели! Разотри рукавицей, а то поморозишь!
Развели костер, дров не жалели. Если даже и будет дым, кто в такой снежной круговерти со стороны дороги увидит?
Покормили лошадей овсом из торб, сварили кулеш. Все жадно поели горяченького. Переметные сумы быстро опустели – овес съели лошади, небольшой запас продуктов – ратники. Ни я, ни Федор не рассчитывали, что ожидание обоза растянется надолго. Если и сегодня его не будет, вечером есть уже будет нечего. Хлопцы-то ладно, перебьются – не впервой. А голодная лошадь устанет быстро.
Рассвело. Наблюдатель влез на сосну.
– Федор, ты меняй ратника на сосне каждый час – ветер сильный, да и не согреешься там ничем.
– Помню, боярин.
К полудню наблюдатель закричал:
– Вижу обоз!
– Ну так слазь.
Я оставил с Федором пяток бойцов, строго наказав ему ничем себя не обнаруживать, сидеть тихо. Выступать только по моему сигналу – выстрелу или крику.
– Все исполню, как велишь, боярин. Поскорее бы уже, замерзли все.
– Мушкеты и пистоли у кого есть – под полушубками греть, дабы не подвели.
– Знают уже хлопцы.
С другими пятью ратниками мы перебежали дорогу и укрылись там за кустами.
Обоз был уже виден на подступах к холму. Поднимался он очень медленно. Что же они так тянутся? Пора бы уж им здесь быть. Ноги в сапогах задубели. Я растирал перчаткой лицо, чтобы не поморозиться.
Внизу, между нами и подножием холма – не менее чем в полуверсте, хлопнул выстрел. А может, это дерево от мороза треснуло? Очень ведь похоже – такой же сухой треск. Или все-таки стреляли? Раздалось еще несколько выстрелов. Сомнения отпали. Похоже, на обоз напали, но не здесь, на мой взгляд, в самом удобном месте, а немного ниже.
Я выскочил на дорогу. Ожидая сигнала, мои хлопцы дисциплинированно сидели на своих местах.
Дорога просматривалась метров на двести вниз, потом делала поворот. На ней было пустынно. Придется оставлять удобные позиции и самим двигаться вниз, в сторону обоза.
– На коней!
Через пару минут небольшая рать уже была готова к выступлению.
– Вперед!
Замерзшие кони рванули с места в галоп.
Двести метров пролетели мгновенно. На повороте я поднял руку. Не хватало еще, чтобы стрельцы нас за разбойников приняли да стрелять начали. Не хотелось подвергать бойцов неоправданному риску.
– Федор, стоять здесь! Ежели появится кто с любой стороны – всех задерживать. Я посмотрю, что там.
– Боярин, может, я вместо тебя?
– Меня их старший сразу признает – видел в лицо, а тебя нет.
Я рысью направил коня по дороге.
За поворотом открылась картина боя. До остановившегося обоза было метров сто пятьдесят. Разбойники напали на него с левой стороны дороги. Стрельцы спешились и укрылись за санями, изредка постреливая из пищалей в нападавших – видно, заряды берегли. На дороге лежало несколько убитых стрельцов. Но что хуже всего – вдалеке я увидел приближающихся всадников – с десяток, но это были люди Ивана, я просто печенкой их чуял. Сейчас поднимутся сюда – не более получаса им для этого надо, возьмут оставшихся в живых стрельцов в клещи, и тогда им долго не продержаться.
Что же делать? Подобраться к стрельцам по дороге рискованно – не стрельцы, так разбойники подстрелят. Вот что – углублюсь в лес по правой стороне и подберусь к стрельцам с тыла. Надо с ними попытаться связаться, предупредить о второй банде – она уже на подходе, и договориться о совместных действиях.
Я свернул коня с дороги и направил его в глубь леса. Тяжело шел конь, снегу намело – по самое брюхо. И очень неприятно, если конь ногой попадет в нору или наткнется на поваленное и скрытое под снегом дерево. Он сломает ногу, и тогда я в решающий момент окажусь безлошадным.
С трудом проехав половину пути, я остановился и привязал повод к дереву. Дальше надо было пробираться пешком. Конь – цель крупная, да и шуму от него много.
Остаток пути я добирался почти ползком, проваливаясь в снег по пояс. Редкие выстрелы и крики на дороге позволяли ориентироваться. Я пополз к обозу.
Вот и стрельцы. Большая часть – человек пятнадцать – живы, но что еще не понравилось – за тылом не смотрел никто. Все внимание было сосредоточено на нападавших.
Когда я тронул за ногу лежавшего за санями стрельца, тот от неожиданности заорал.
– Чего орешь?
– Почто за ногу лапаешь? Ты кто?
– Старший ваш где?
– Вон, на дороге убитый лежит.
Так, час от часу не легче. Потому стрельцы и отстреливаются вразнобой – руководить некому.
– Ну, кто-нибудь – десятник есть?
– Вон лежит, за теми санями.
Где ползком, где перекатом я добрался до десятника.
– Ты старший?
– Над стрельцами теперь выходит – я. Да и над обозом, получается, тоже – казначей-то убит. А ты кто?
– Боярин вологодский, Михайлов. Снизу десяток верховых поднимается – банде на помощь.
– Тьфу ты, как чуял!
– Не плюйся. У меня свой десяток ратников – чуть выше по дороге стоят. Давай так. Я со своими по лесу вас обойду и – на дорогу, встречу незваных гостей. Ты пока держись. Только нас не перестреляйте.
Десятник повеселел. Приятно сознавать, что на дороге ты не один, пришла нежданно-негаданно помощь.
– Давай, боярин. Уж теперь-то мы точно продержимся! Уцелей только!
– Как звать-то тебя, десятник?
– Прохором.
– Удачи, Прохор!
Я под прикрытием саней отполз назад, в лес, а уж там – где ползком, где на ногах, добрался до коня и выехал на дорогу.
Хлопцы мои уж беспокоиться стали, что отсутствовал долго.
– Парни, ситуация такая, можно сказать – хреновая. На дороге стрельцы оборону держат, от разбойников отстреливаются. А на помощь злодеям подмога спешит – десяток конный. Наша задача – по лесу обойти место боя, выйти на дорогу, спуститься вниз и разбить злодеев. Все понятно?
– Все, боярин.
– В лесу ноги лошадей беречь!
– Знамо дело!
Углубившись в лес, мы спешились и повели коней в поводу. Каждые двадцать-тридцать метров я менял идущих первыми лошадь и воина. Им тяжелее всех – дорогу в снегу пробивают. И прошли-то немного – метров двести с небольшим, а взмокли. От людей и лошадей пар валил.
Наконец выбрались на дорогу.
– Все целы?
– Все!
– Да я о лошадях!
– И мы о них.
– Проверьте мушкеты – вдруг снег на полки попал, да свежего пороха подсыпьте. Как сблизимся с татями, дам остановку. Тогда каждый выцеливает себе врага и стреляет. Чем больше мы их перестреляем, тем меньше сами потерь понесем, когда до сабель дело дойдет.
– Ясно.
– Тогда с богом – вперед!
Дорога была узкой – в одни сани, но снег утоптан. Мы скакали в два ряда, стремя в стремя. Я с Федором впереди, десяток – за нами.
Вскоре из-за поворота показались всадники. Они заметили нас и замешкались – явно не ожидали встретить конных с оружием.
– Десяток, стой!
Холопы рассыпались с дороги, образовав неровный ряд, вскинули мушкеты. Прозвучал нестройный залп, нас окутало кислым пороховым дымом.
– Мушкеты за спину, сабли наголо, в атаку!
Тем же порядком мы начали разгонять коней.
Да не больно-то и получалось по снегу. Одно выручало – под уклон это делать легче.
Среди противника – полное смятение и паника. Половину воинство разбойничье после нашего залпа потеряло; раненые лошади бились, не давая оставшимся в живых организовать оборону. Да и не могли разбойники грамотно организовать отпор: привыкли нападать из-за угла, из засады, нанося удар неожиданно и подло – в спину. А лицом к лицу, да против опытных бойцов, что были не в одной сече, рубились с татарами, литвинами и ляхами, кишка тонка!
Двоих срубили сразу, остальные побросали оружие и подняли руки.
– Сдаемся, не убивайте!
Хлопцы окружили оставшихся в живых.
– Кто из вас Иван?
– Вон лежит, со свинцом в башке, – угрюмо сказал зверского вида заросший бородой до глаз мужик в заячьем треухе.
– Парни, пленных связать, оружие собрать!
Хлопцы сноровисто связали руки разбойникам, свалили в кучу собранное оружие.
– Ты и ты – останетесь здесь, охранять. Остальные – за мной!
Теперь по той же дороге мы пустились вверх, к обозу.
– Стой! Зарядить мушкеты!
Отработанными движениями холопы шомполами прочистили стволы, из рожков засыпали порох, утрамбовав пыжом, всыпали картечи, прибив новым пыжом. Из пороховницы подсыпали пороху на полки.
– Готово, боярин.
У меня созрела дерзкая мысль: не таясь, открыто подскакать к обозу и дать залп с дороги по разбойникам, наседавшим из леса. Конечно, поразим не всех – деревья помешают, но кого-нибудь да зацепим. А потом на конях к лесу и – в сабли их. Думаю, скажется эффект неожиданности. Они же подмогу ждут на конях. Лишь бы десятник сообразил, что это мы, да стрельцы бы нас за татей не приняли. Ну да бог любит смелых!
Я объяснил холопам задачу. Отдавать приказы у обоза будет уже поздно – разбойники поймут, что мы чужаки, и организуют отпор.
Мы поскакали по дороге. Кони уже изрядно устали и вверх по склону холма двигались не так быстро, как хотелось бы.
При нашем появлении из-за поворота редкие выстрелы с обеих сторон стихли. Стрельцы и нападавшие выжидали, пытаясь понять – кто приближается.
Как только мы поравнялись с обозом, я выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил по мелькавшим среди деревьев фигурам. Мои ратники тоже начали пальбу.
– Вперед, в атаку!
Кони, сойдя с дороги, увязли в снегу. Холопы спешились, схватились за сабли.
Сзади послышался шум, возбужденные голоса. Я обернулся. Это десятник стрелецкий Прохор, видя нашу атаку, поднял своих стрельцов нам на помощь.
Рубились мы яростно. Разбойники быстро поняли, что помощи ждать неоткуда и пощады не будет, а потому бились за свою жизнь отчаянно. Но теперь нас – вместе со стрельцами – было в два раза больше.
Наши люди обозлились: в плен никого не брали – рубили насмерть. Полчаса – и бой стих. Полегли разбойники – все до одного.
Мои холопы собрали у убитых оружие и свалили его у дороги.
– Федор, все целы?
– Андрей убит, еще двое ранены, но в седлах усидят.
– Тело Андрея к седлу привяжите, дома похороним по-человечески. Оружие – на сани.
– Так не наши сани-то.
Я посмотрел вопросительно на Прохора. Он кивнул.
– Все равно в Вологду ехать, по пути.
Я подошел к Прохору.
– Ты как?
– Я-то цел, а из стрельцов только пятеро в живых и осталось.
– К награде готовься!
– Это почему же? – удивился простовато Прохор.
– Обоз и золото сохранил, а что людей твоих полегло много – так сеча жестокой была, считай – две шайки в обхват нападение затеяли.
– Верно говоришь, боярин. Так ведь и не без твоей помощи!
– Так-то оно так. Вот только людей сколько сгибло! Я еще в Ярославле к старшему вашему подъезжал, предупреждал о засаде, да не послушал он. А вот ты поостерегся, нас подождал – малой кровью все и обошлось.
– Видел я тебя со старшим, да вослед только, уже ускакал ты. И о чем говорили вы – не ведаю. Старший ни словечком о засаде не обмолвился.
– За что сам жизнью и поплатился.
– Боярин, ты же вологодский?
– Так, я ведь говорил уже.
– Нам тоже в Вологду, в государеву казну. Поможешь с охраной? Сам видишь – людей у меня не осталось почти.
– Один сундук с золотом нам отдаешь – и доведем в лучшем виде, – пошутил я.
– Сундук? – задохнулся от возмущения Прохор. Шутки он не понял.
– Да успокойся, шучу, – я широко улыбнулся. – Что со своими погибшими делать будешь?
– Похоронить по-христиански не могу – земля мерзлая, к тому же золото доставить надо. Присыплю снегом; обратно через несколько дней поеду – заберу тела.
– Ну, как знаешь, люди твои, тебе теперь до конца и ответ нести: и за ратных людей, и казначея убитого, а еще и за ценности, что на подводах.
– Боярин, ты мне вот что скажи, а то никак в толк взять не могу, – ты-то откуда про сундуки с золотом узнал? Дело ведь тайное!
– Оттуда же, откуда и про засаду. Теперь и сам знаешь – сюда тати разбойные на подмогу спешили. Так мы там, ниже по дороге, их побили. А среди них – писарь Иван из Казенного приказа. Смекаешь?
– Вот где Иуда приживался, – заскрежетал зубами десятник. – Ну дык не зря говорят: на чужое польстился – все потерял. А тут – на казенное добро государев человек позарился! За мерзость такую и живота теперь лишился.
– Готовься к движению, не до темноты же здесь стоять. Федор, пошли ратника за пленными и нашими парнями.
– Боярин, так ты что – и пленных взял?
– Не без того.
– Вздернуть их надо, чего с собой тащить? – передернул плечами Прохор.
– Оно можно и вздернуть, только тебе они в первую очередь нужны.
– Мне-то зачем? – не понял десятник.
– За людей своих, что вот тут, на дороге сгинули, отвечать придется. Разбираться начнут, а у тебя и виновные есть, они же и видаки.
– А и правда, – схватился за мысль Прохор.
– Я бы на твоем месте оставил их на ближайшем постоялом дворе, да с охраной из стрельцов.
– Помилуй бог, боярин, у меня и стрельцов-то почти не осталось.
– Оставь всех. Уж до Вологды, до самого хранилища, мы тебя доведем, а на обратном пути заберешь.
Прохор задумался, потом махнул рукой:
– Семь бед – один ответ, будь по-твоему.
Вернулся посыльный, а с ним и мои хлопцы.
Пленных гнали перед собой. Ратники вели за собой на поводу разбойничьих коней, навьюченных собранным оружием.
– О, боярин, – удивился Прохор, – так у тебя и трофеи есть.
– Зря, что ли, в лесу мерзли, обоз ваш дожидаючись! По коням!
Мы оседлали лошадей и тронулись в путь. Скорость была невелика – тормозили движение пешие пленные да обоз. Золото – металл тяжелый, и лошадям, впряженным в сани, приходилось нелегко. Однако же дорога вскоре пошла с холма под уклон, а верст через пять и постоялый двор при дороге показался.
До темноты еще оставалось время, но, учитывая, что люди устали, замерзли и проголодались, мы решили остановиться на постой.
Лошадьми заполнили всю конюшню, пленных поместили в подвал.
Мы заполнили трапезную до отказа и съели все, что было приготовлено на кухне. Хозяин был рад наплыву постояльцев, как же – зимой народу всегда меньше останавливается, чем летом.
Я расплатился за еду и ночлег. Разместились в трех небольших комнатушках. Помогли стрельцам занести в комнату тяжеленные сундуки. Я со своим десятком занял две комнаты. Мне и Федору уступили постели, остальные спали на полу – люди рады были и такому: все не на морозе в лесу. Усталость и тепло от топившихся печей сделали свое дело – не успев толком раздеться, ратники повалились на пол и заснули.
Проснулись утром поздно, уж солнце вставало. Первым делом – умыться и за стол.
Хозяин, видимо, всю ночь не сомкнул глаз вместе с поварами, соображая, чем накормить такую ораву, и заодно предвкушая неплохой заработок. И не зря старался – от жареных поросят и гусей остались только начисто обглоданные кости. Когда-то еще доведется так плотно поесть? Вот и набивали мужики желудки впрок.
Лошади тоже были накормлены и отдохнули за ночь. Четверых стрельцов оставил Прохор на постоялом дворе, чему те и рады были: в тепле сидеть – это не по морозу с обозом тащиться.
Через два дня мы подъезжали к Вологде. Хотелось подстегнуть коня, промчаться вихрем оставшиеся версты, лихо взлететь на порог, обнять жену и сына. Но! Приходилось тащиться с обозом до конца.
Мы подъехали к городским воротам. Вышедший навстречу остановившемуся обозу старший стражи пытался прояснить вопрос с мытом, но, увидев погибшего ратника, сваленное оружие, сундуки с печатями и услышав мои объяснения, все понял и отступил в сторону.
Въехав в город, мы сразу направились к хранилищу – одному из двух главных государевых запасов. Второе находилось в Белозере, расположенном на берегу живописного озера Белое, у истоков Шексны. Суровые природные условия были естественным препятствием при набегах степных кочевников. В самой Москве государь больших ценностей не держал. Москва многократно горела, осаждалась врагами, начиная с татар и заканчивая наполеоновскими войсками в далеком будущем.
Обоз остановился у знакомого мне здания, перед окованными железом воротами.
На стук Прохора в маленькое оконце в двери выглянул усатый страж. Борода у него тоже имелась, но усы! Они меня поразили – таких роскошных, больших и ухоженных усов мне раньше встречать не доводилось.
– По какому делу?