Подписал Сидецкий.
16 июля 1999 года при проведении ОРМ в кв. 24 дома 7 по ул. М. Горького у гр. Садырина Павла Владимировича, 1971 года рождения, проживающего по данному адресу, изъяты - патроны калибра 9 мм к пистолету "Макаров" - 77 шт., - патроны калибра 7,62 к автомату АК - 128 шт., - две гранаты Ф-1 со взрывателями к ним, - пистолет "Макаров" серийный номер спилен.
Возбуждено уголовное дело № 028349, изъятое оружие и боеприпасы направлены в МЭКО ГУВД для проведения соответствующих экспертиз. Са-дырин задержан в порядке ст. 122 УПК РФ.
Подписал Сидецкий.
Глава вторая
- Сука! Сука! Сука! - С каждым ударом голова Левы Сиплого моталась все больше, из разбитого носа текла кровь, пачкая куртку, но Лева не смел прикрыться. Только смотрел на Захара преданно и виновато. Так смотрит собака, когда хозяин наказывает ее за плохое выполнение команды. Скулит и не смеет защититься. Потому что за щититься можно, только тяпнув хозяина. А его попробуй тяпни, без зубов в лучшем случае останешься, а то и живым закопают!
- Сука! - с бессильным гневом сказал Захар. - Кем я теперь Лахудренка заменю? Тобой, тварь?
Сиплый виновато молчал. А чего было говорить? За дело Захар спрашивает ведь. Мало ли, что отпустили. Надо было посидеть, подождать, когда к нему шалашовка приедет. Убедиться, что все нормально, а уж потом дергать свой футбол смотреть! Скажи сейчас Захару, что торопился по телику посмотреть, как спартачи с киевлянами рубятся, тут не только зубов не сбережешь, очко надвое порвут и разными поездами в Ереван отправят! Лучше было молчать, и Сиплый молчал, даже не отворачиваясь от сухих остреньких кулачков смотрящего по городу.
Захару было шестьдесят два, и всем своим возрастом он опровергал утверждение, что воры в законе долго на белом свете не живут.
Крепкий был Захар, почти как Вася Бриллиант, только тот из своих шестидесяти лет сорок в зоне оттрубил, а Захар всего раз по делу сидел, а еще два раза садился для того, чтобы людей посмотреть и себя утвердить. Один раз его загнали на красную зону в Волгоград, там все зоны порченые. Так Захар со штрафняка не вылезал, а добился, чтобы его в правильную зону направили.
Захар посмотрел в расквашенную виноватую морду Сиплого и плюнул.
- Иди, морда ишачья, - сказал он, - глаза бы на тебя не смотрели!
Сиплый долго себя ждать не заставил, но с битой харей на улицу не пошел, а независимо прошествовал в ванную и там долго смывал кровавые сопли, приводя себя в порядок. Захар хотел поправить его, но, рассудив по совести, оставил в покое. Не идти же Сиплому в самом деле с битой мордой по городу. Обязательно мусорки привяжутся и загребут. И так уж достойному человеку по городу спокойно пройти нельзя, как замечают наколки, кидаются, коршунье, и тут можешь и под демократизатор попасть, и под липовый протокол, по которому ты только что в отношении Папы Римского ничего грубого не сказал, да и то лишь потому, что менты его имени не знают.
М-да, беспредел творится полный. В блатном мире куча отморозков появилась, ни с чем не считающихся, а тут и менты себя ведут беспредельно. Скоро достойным лишь в зоне спокойно будет.
Он посидел, барабаня пальцами по обеденному столу. Некстати Лахудренка завалили, ох некстати! Кого теперь в Байконур посылать? Лахудренок там, как летчик-космонавт, все знал, как рыба в воде был. А вот на тебе - лоб зеленкой намазали безо всякого приговора.
Он нахмурился. Деньги были край как нужны. И даже не в том дело, что зоны греть надо, босота перебьется, а нужным что-то через контролеров подкинуть можно или вольняшек зоновских. В первую очередь деньги нужны были в Питер, где наклевывалась богатая партия хорошего товара. Переговоры прошли удачно, но народ в Питере сидел серьезный, все шло через "тамбовских", а Кумарин ждать не любит и ошибок никому не прощает. У него правило - деньги против товара. И не дай Бог его подвести, у него же свои расчеты с бабаями. Откажет - гони тогда курьеров за чуйкой, а то и просто балду гоняй. Если с тебя откупного не потребуют.
В самый разгар пахановских раздумий в комнату опять сунулся Сиплый.
- Не хватило? - поднял голову авторитет.
- Я… это… Слышь, Захар, я там вчерась уходил уже когда, "жигуленок" прикатил. Белый такой. Задок мятый. Я водилу запомнил, он невысокий такой, лет тридцати пяти, может быть. Щуплый такой, лысый и очки на ем толстые такие… роговые. - Сиплый торопился реабилитироваться и потому частил, проглатывая окончания слов. - Была бы у нас, как у ментов, машинка такая - рр-раз и патретик готов, я бы враз его срисовал. Он Лахудренка мочканул, гадом буду, некому больше, не успел бы другой, его бы лялька, которая к Лахудренку мочалиться приехала, застукала бы.
Захар задумчиво почесал висок. В словах Сиплого резон был, проверить этот след стоило. Не то чтобы за Лахудренка отомстить, это для пацанов все игры в гусаров. А вот посмотреть, кто за мокрухой стоит и нет ли за этим опасности всему обществу, было просто необходимо.
- Машинка, говоришь? - усмехнулся он. - Будет тебе машинка. И менты будут за технарей!
Через полчаса пацаны уже отвезли Сиплого в ментовку как возможного свидетеля, горящего помочь органам в раскрытии тяжкого преступления, а еще через пару часов Захар внимательно рассматривал портрет предполагаемого преступника. Если Сиплый не облажался, то портрет действительно мог привести к убийце. Не ментов, тем еще топтать и топтать, связи Лахудренка отрабатывая. А Захар точно знал, что саратовские связи Лахудренка здесь ни при чем, и потому время на их проверку не тратил, а просто сказал Кальмаю с "Комбайна", и тот поставил под ружье двести огольцов, которым раздали отксеренные фотороботы и выставили на всех перекрестках пасти проходящие машины, особенно мятые "жигули" белого цвета. И приз им выставили такой, что можно не сомневаться - поссать лишний раз не побегут, на дорогу будут зырить.
И все правильно было сделано. Уже к вечеру "жигуленок" с лысым прояснили, и братва этого лысого водилу прихватила в проулочке без лишнего шума и понта. А обшмонав, обнаружила у него "макара" с двумя обоймами, заликовала и вышла на Захара. Тот даже прослезился: лучше ментов пацаны работали, куда там легавке, только зубами завистливо щелкать! "Порадовали, бля буду, стари-ка, порадовали! А пацану тому, кто машину засек, без обману новенькую "Яву" - бери, пацан, помни, что такое воровское счастье да воровское крепкое слово!"
Сам Захар заботы отложил на потом, дождался, когда убийцу привезут в цыганский дом у церкви "Три Спасителя", что под Лысой горой, и сам туда отправился. Не любопытства для, дела воровского ради!
Автолюбителя этого гребаного посадили в подвал, а ромалэ Петрик сразу снял всю семью и поехал в гости к родственникам в Жирновск под Волгоградом. Если что, так хрен укусите, господа менты, не было его дома, откуда уважаемому ромалэ знать, кто в его отсутствие в доме хозяйничает!
Убийца Лахудренка был тусклым и захезанным, как рядовой инженер с резинотехнического завода, только глаза его волчье блестели и левая скула дергалась.
- За что? - взял быка за рога Захар, мельком просмотрев потрепанный паспорт, по которому убийца значился Михасенко Геннадием Петровичем, приехавшим в Саратов из города Бугульмы. Обращать внимание на паспорт не стоило, Захар сам мог нарисовать таких ксив не, один десяток, благо что ширмачей под рукой хватало. - Ничего больше не надо. Ни кто ты. Ни где ты живешь. Ничего не надо. Без мучений, сука, скажи: за что и кто заказал?
Только этот самый Михасенко гордым, паскуда, оказался. Плюнул Захару в морду - к счастью, не попал. В другой раз Захар тут же приказал бы забить ему хавало с з двух сторон гвоздями, а здесь лишь утереться пришлось и кивнуть пацанам:
- Работайте, хлопцы!
Боже ж ты мой, что этому самому Михасенко стерпеть пришлось!
Доктора нанятого два раза к нему приглашали, а убийца только от этого доктора отмахивался окровавленными культями и мычал что-то ненавистное и злое. А потом и вовсе сознание потерял. Но крепок, сука, был - почти двое суток в сознании продержался! И ни слова!
Тут уж и Захар не один раз пожалел, что своим костоломам доверился. Надо было по-хитрому все, по-умному подработать. Сдать, допустим, этого Михасенко ментам, да потом узнать, что он там по камере им ворковать будет. Глядишь, менты его чайком и расслабили бы. А теперь что? Ничего не узнали, и уже не удастся узнать, мяса кусок, только шипящий еще от боли и безумия, - что от такого узнаешь?
Захар посидел в зале цыганского дома, допил водку, полюбовался немного коврами и принял решение:
- Кончайте! Время только зря переводить.
- Прикопать его? - спросил льстиво Сиплый.
- Не надо. Вы его где-нибудь ночью выбросьте. Так, чтоб сразу в глаза бросился. Пусть менты им позанимаются, глядишь, у нас не получилось, а у них выйдет чего.
Он посмотрел на окровавленную трепещущую груду, еще испускающую изредка стоны, и распорядился:
- И паспорт не забудьте рядом бросить. Чтобы он, не дай Бог, в неопознанных у ментов не завис!
Из суточной сводки по Саратовской области
18 июля 1999 года в 21.10 в кустарнике близ перекрестка близ автовокзала обнаружен труп мужчины, имеющий многочисленные при жизненные повреждения, отсутствуют кисти рук. Осмотром трупа установлено, что смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову. Приметы трупа: рост 170 см, среднего телосложения, волос русый, редкий, с большими залысинами, глаза серые, под левой лопаткой родинка величиной с двухкопеечную монету. Возраст ориентировочно до 40 лет. В нижней челюсти два зуба из желтого металла. На груди давний шрам шириной 2 см, возможно от ножевого ранения. Одет в серые брюки, клетчатую рубаху, плавки синего цвета, носки серого цвета, туфли летние желтого цвета. Рядом с трупом обнаружен паспорт Y-TJI N 555172, выданный 14 апреля 1995 года Екатерининским РОВД Саратовской области, на имя Михасенко Геннадия Петровича, 1956, урож. г. Бугульма республики Татарстан, проживающего по месту рождения по ул. Партизанская, 18, ориентировочно принадлежащий убитому. На место происшествия выезжали оперативная группа РОВД, ГУВД, прокурор района Мугаль-беков, следователь прокуратуры Сальченко, начальник межрайонного отдела по раскрытию умышленных убийств ГУВД Харламов.
Подписал Сидецкий.
Глава третья
Вечер был длинным и тягучим, как рекламируемая по телевизору жвачка "Орбит". Захар сидел в зале квартиры и смотрел телевизор.
По московским каналам шла какая-то политическая мутатень, глаза б ее не смотрели. Саратовское телевидение от столичного тоже не отставало, показывали заседание долбаной областной Думы. Именно поэтому Захар смотрел видик. На вечер он выбрал старую добрую комедию "Как украсть миллион", где играла обворожительная Одри Хепберн. Где их только, таких цыпочек, находят в этом самом Голливуде!
Старому вору больше нравился ее жуликоватый папа, подделывавший мастерски картины известных художников. При деле был фраерок, классно умел барыг плешить. Да и девочка ничего. Грешно признаваться, но в молодости Захар в нее, пожалуй, даже немного влюблен был. Особенно часто она ему вспоминалась в зоне, где женщин не было, а мочалить гребней Захару всегда было западло.
Картина увлекла старого вора, и два часа пролетели без особых раздумий. Посмеявшись проделкам старого барыги, Захар попил чаю на кухне и немного посмотрел последние известия. В Москве снова взорвали какого-то банкира, в Ставрополье расстреляли в упор наряд милиции, но все это было Захару по барабану. Гораздо больше его волновало происходящее у них в городе. Выключив телевизор и смирно лежа в постели, Захар снова задумался о последних событиях.
Не нравились они ему. Сильно не нравились! Лахуд-ренка заменить некем, а посылать кого-то за ацетонкой все равно придется. Но кого? Ни один из подручных по опыту и авторитетности Лахудренку в подметки не годится. Вот в том-то вся и беда. "Быков" много, а разумные люди всегда в недостатке. Пошли дурака, потом сам на хозяина зоны молиться будешь. Если время для молитв останется. Народ вокруг серьезный, палец им в рот не клади, всю руку отхватят по самое не хочу. Нет смены хорошей, вот места достойных кавказские мандаринщи-ки и откупают! До чего уже дошло - воровское звание купить можно! А тут еще мочиловка непонятная пошла. Смерть Лахудренка выглядела очень подозрительно. Красиво его хлопнули, не иначе разговоры слушали. А этот ишак самовлюбленный наверняка телку по телефону заказывал, вот и подставился.
Вроде при мозгах и в возрасте, полтинник почти разменял, а влетел, как влюбленный мальчишка. Но кому его смерть нужна была, кто с ворами потягаться рискнул? Темно, темно… И просвета не видно. Графа бы дождаться, так нет его, застрял где-то, хотя по всем срокам уже откинуться должен был и на волю выйти.
И этот самый Михасенко. Мозгляк ведь с виду, на зоне с такого спроси - все отдаст и ноги целовать будет. А этот себя сильно вел, как идейный. Молчал до последнего, партизан хренов. Так не за деньги молчат, деньги - сор, да и покойнику они без нужды. Не мог Михасенко этот не понимать, что ему теперь все едино - молчи ли, говори, все одно хлопнут. Но мог ведь уйти без маеты, без мук ненужных. Достаточно было на вопросы ответить. Ответь и получи милосердную пульку в голову. Сам Захар так бы и поступил. Он же не товарищ Сухов из "Белого солнца пустыни". Это тот все мучения предпочитал. И этот вот наемник, Сухов долбаный, молчал.
Ладно, как говорится, сдох Серко, и хрен с ним. Плохо, что теперь и Петрик претензии выставлять начнет, ведь в доме ромалы этого самого Михасенко пришибли. Впрочем, с претензиями ромалэ разобраться несложно, куда сложнее понять, откуда ветер дует. Ох темно! Как в тундре полярной ночью. Ничего не понять!
За размышлениями Захар и не заметил, как сердце прихватило. У вора сердце болеть не должно: ты только слабость свою покажи, эти волки, что вокруг суетятся, враз тебя вместе с мослами схавают.
Поэтому недуги свои Захар от команды тщательно скрывал, ради того и водочки в компании не гнушался принять, но только он один знал, как тоскливо сжимает сердце жесткая рука костлявой.
Пришлось вставать, принимать кардофен и прочую пакость, выписанную знакомыми лепилами. Подумал немного, достал из холодильника коньяк, в сомнении посмотрел его на свет - но пить раздумал.
Вернувшись в комнату, Захар сразу почувствовал недоброе.
Сквознячком потянуло по полу, холодя босые ноги. А откуда ему, спрашивается, взяться, сквознячку, если форточки он всегда тщательно прикрывал, а балконная дверь и вовсе никогда не открывалась?
- Кто здесь? - хрипло спросил Захар, останавливаясь в дверях.
- Свои, - послышался странно знакомый голос.
- Свои ночью дома сидят, - проворчал Захар, осторожно шаря взглядом по комнате и одновременно нащупывая нож в кармане халата. По старой воровской привычке он с ножом никогда не расставался, даже на улицу брал с собой, хотя бы и перочинный; игрушка вроде, а в умелых руках - смертельное оружие. Если, конечно, владеть им умеешь. Нож был на месте, и Захар, сжав ручку, осторожно сунулся в комнату.
Шагнул - и замер в бессильном и злом изумлении. Да и любой бы над собой всякий контроль потерял - в кресле, по-хозяйски скрестив ноги, сидел, недобро щурясь и сутулясь, Геннадий Михасенко, которого еще позавчера вечером на стрелку с ангелами отправили.
Но не видно было, чтобы смерть ему особенно повредила. Михасенко лениво курил сигарету, поигрывал блестящим пистолетиком и ждал, когда Захар немного придет в себя и разродится необязательным и оттого глупым вопросом.
Но Захар до этого не унизился и оскорбленную добродетель лепить не стал. И здоровкаться с покойником не стал. Кто же с покойниками здоровкается? Покойники в могилках лежать должны, чего они по чужим квартирам, суки, шастают?
- Не добили тебя, выходит, мои пацаны? - спросил он, кончиками пальцев гладя в кармане халата нож и расчетливо прикидывая, как ему этого фраера отвлечь немного. Секунды, а может, и доли какой малой не хватало трезво оценивавшему свои шансы Захару. - Прямо не верится даже. Как это ты ускребся?
- Твои костоломы свое дело хорошо знают, - сказал Михасенко хрипловато. - Пристрелили, как ты и приказывал. Только промашка у тебя маленькая вышла. Ангелы на небе меня пожалели. Взяли и на разборку с тобой отпустили. Говорят, не по-божески ты со мной обошелся. Ну что, давай баланс подводить, Захар?
- Мучить будешь? - независимо поинтересовался Захар, хотя все существо его, все тело трусливо задрожало при мысли о боли. Кто-кто, а тело его, ломанное БУРами да штрафняками, знало, что это такое - боль.
- Зачем? - удивился гость. - Мучают, когда узнать что-то хотят. Как ты, например. А я про тебя все знаю: и с кем ты работаешь, и кто ваш общак держит, и куда нар-коту привозят. Ты вот деньги для питерских жуликов искал, так? Не нужны они тебе, Захар. И тебе самому уже не нужны, и питерцам без дела. Не будет у них наркоты, бригада их, мною шлепнутая, перед Господом нашим за свою торговлю пакостную оправдывается, а наркотики милиция конфисковала и уничтожила. Вот и твоя торговля кончилась, Захар! Увольняю я тебя с твоей воровской должности. И Графа своего гребаного ты не дождешься. Лежит твой Граф на дне речки Белая, вода в ней сейчас темная, как его совесть. Так что если ты последнее слово сказать хочешь, то поторопись, времени у нас с тобой мало.
- Чего ты выеживаешься? - дрогнув голосом, спросил Захар. - Вон он, мой расчет, в твоем указательном пальчике дрожит. Мочи меня, как Лахудренка. Стреляй, фраер, я давно уже на этом свете зажился. Или прежде приговор зачитаешь?
Михасенко ткнул окурком в пепельницу на столике, неторопливо встал, и старое, но еще сильное тело Захара напряглось в ожидании развязки. Четыре шага, не больше, отделяло вора от убийцы.
"Не успею, - с сожалением подумал Захар, волчьим взглядом меряя расстояние до врага. - Не достану гада!"
Михасенко поднял пистолет, напряженно глядя на вора. Словно ожидал, что его о чем-то попросят. Или спросят. Захар молчал. Капельки пота крупно выступили на его лбу, и поперек лба жила синюшно вздулась. Лицо было уже мертвым, только глаза еще жили, напряженно перебегая с лица Михасенко на его правую руку, сжимающую пистолет.
- За Катеньку! - сказал Михасенко. - За мальчиков моих!
Пистолет три раза глухо хлопнул. Негромко, словно по подушке палкой ударили или ковер во дворе выбивали. Захар качнулся к убийце, рванул руку из кармана и бессильно выронил нож.
Нож отлетел к ногам Михасенко, тот носком туфли брезгливо отбросил его в сторону, хладнокровно перешагнул через упавшего вора, словно это была куча навоза, но тут же присел, торопливо заглядывая в гаснущие глаза авторитета.
- Шакал, - негромко сказал он.