Александр, наконец, обратил внимание, что неведомый убийца не ограничился отсечением головы: на ленте лежали принятые им сперва за перчатки отсеченные кисти рук. Где по запястье, где – по самый локоть. И рук этих было даже не восемь, а больше двадцати.
"Что это за ерунда? – осторожно кончиком охотничьего ножа Петров перевернул одну "перчатку", тоже начавшую разлагаться: срез был таким же идеально ровным. – Даже если у всех нас руки отрубить, включая бестелесного ротмистра, – не хватит…"
– Здесь вообще какая-то ерунда! – крикнул кандидат от другого транспортера. – Металлолом какой-то!
На соседнем конвейере лежали клинки ножей, половинка автомата – в срезы можно было смотреться.
– А тут – хворост какой-то…
– Вот вы где! – раздалось от входа в транспортерную. – Ищу вас, ищу… Нашли чего-то?
В полукруглом проеме стоял живой и на вид совершенно здоровый Хрипатый.
– Во! Видали, какой фарт сегодня! – он продемонстрировал целую связку дичи. – Пируху закатим!..
* * *
– Это какая-то множительная машина! – возбужденно объяснял Олег Алексеевич шефу, размахивая руками. – Вроде ксерокса. Видели?
Первый транспортер пустовал: сосуд с красноватой жидкостью отказался принимать подстреленного Хрипатым рябчика, не принял его и второй – голубой, – зато третий, жемчужно-зеленый, сотворил точную копию птичьей тушки. Обе их и вертели сейчас перед глазами экспериментаторы, не в силах найти не то что двенадцать – одного отличия оригинала от копии.
– Понимаете, что это означает? – ликовал кандидат. – Мы выяснили экспериментально, что первый множитель производит копии живых объектов или их частей, второй – неорганики, а третий – мертвой органики. Это открытие!
– А остальные? – кивнул Саша на сосуды, которых было восемнадцать штук – по одному на каждый транспортер в зале с туманными стенами. – Эти не принимают ничего.
– Ну… – замялся бродяга. – Может быть, у нас просто нет тех объектов, которые они могут копировать. Допустим, живые организмы с метаболизмом, построенным не на углероде, как у нас, а на кремнии. Гипотеза, конечно… Но и трех множителей больше чем достаточно. Эх, жаль, что у нас нет живых объектов для испытания…
Это было верно: Хрипатый, которому продемонстрировали результат его удали, едва не упал в обморок, а потом забился куда-то, почему-то держась за щеку, и не показывался на глаза. Стоит ли говорить, что других желающих повторить его опыт почему-то не нашлось.
– Черт побери! За обычную лабораторную крысу я дал бы сейчас… – кандидат замолчал, вспомнив, что отдать ему за мохнатого добровольца, в сущности, нечего. – Да что там крысу – мышку…
За неимением живого оригинала экспериментировали с неживыми. Множители исправно выдавали и коробки с патронами, и фляжки со спиртом, и тушенку. Правда, последняя копировалась без банок.
Саша не поверил своим глазам, когда помещенная им в зеленый множитель консервная банка раздвоилась: в жидкости повис правильный цилиндр из мяса и жира, а банка, не принятая таинственным аппаратом, с грохотом откатилась в сторону. Она не имела никаких повреждений, но, когда ее вскрыли, оказалась абсолютно пуста. Даже следов жира на сверкающих стенках не было. Точно так же, неопрятной кляксой, шлепнулась на пол тушенка, вложенная в голубой аппарат, а на ленте транспортера появилась пустая невскрытая банка. Объяснить, как такое может быть, Олег Алексеевич затруднялся…
"Ксерокс" исправно штамповал карабины без прикладов, пряжки без ремней, кирзачи без гвоздей в подошвах. Но и это было немало: Саша хотел было наштамповать денег, но вовремя вспомнил, что даже идеальные копии купюр с одинаковыми номерами все равно будут считаться подделками.
"Эх, золото бы сюда, – мечтал он, вертя в руках два идентичных мобильных телефона – работоспособных и исправно ищущих несуществующую сеть. – Хотя бы колечко. Или бриллиантик…"
Вот когда он пожалел, что терпеть не может всяких "цацек", а золотой крестик с цепочкой (вполне себе скромной, далеко не в палец толщиной) ротмистр перед экспедицией куда-то задевал. Чистоплюй!
"Вижу, вы тут времени зря не теряете, – прошелестел в мозгу бестелесный голос. – И с чистоплюйством вы не правы. Я оставил ваш крест в надежном месте лишь потому, что не хотел давать повода "лихим" перерезать вам горло, позарившись на эту безделушку. В ваше время и за меньшее убивают".
"Вы вернулись! – обрадовался Саша. – Я уж было подумал, что вы канули в будущем навеки".
"А! Шутки пространства-времени, – отмахнулся незримый граф. – Я пробыл в теле нашей общей знакомой менее суток".
"Что-нибудь раскопали?"
"Не так чтобы много… Вы тут, смотрю, набрели на гораздо более ценную жилу".
"Ну да, интересно, – приуныл Петров. – Было бы только что копировать. Можно, конечно, завалить рынок бывшими в употреблении "самсунгами"…"
"Вы об этой штучке? Переносной телефон, если не ошибаюсь?"
"Ну да, мобильник".
"Ох уж мне эти американизмы… Но сама по себе находка отличная. Что нам помешает вернуться сюда во всеоружии?"
"Вы что-то там раскопали", – напомнил Александр.
"Ах да! Представьте себе…"
– Александр Игоревич! – на выросшем на пороге Михалыче, как говорится, не было лица. – Блатные слиняли!
– Как слиняли? – не понял бизнесмен, но тут до него дошло. – Куда?
– А хрен его знает! – у вертолетчика тряслись от возмущения руки. – Решил сегодня погонять "лошадку" на холостом ходу, чую – бензином воняет. Канистры, гады, с собой унесли, а что не смогли – на землю вылили! Горючки осталось – только в баке. Километров на полсотни, не больше! Пропали мы, старшой! Как есть пропали!..
* * *
– Все, больше не могу! – повалился под куст кандидат.
Только что преследователи преодолели затяжной подъем, заросший похожим на колючую проволоку кедровым стлаником, делавшим и без того сложный маршрут почти непроходимым. Даже относительно молодой и тренированный Александр чувствовал себя выжатым лимоном – что же взять с давно пропивших здоровье бродяг? Бывший прапорщик выглядел немногим лучше Олега Алексеевича, а фантаст, звавшийся старомодно и труднопроизносимо Агафангелом Феодосьевичем (хотя откликался почему-то на Геннадия), держась за печень, безнадежно отстал еще на половине склона.
– Привал, – прохрипел Саша, тоже валясь на усыпанную опавшей хвоей землю. – Тридцать минут отдыха.
Но на долгое молчание его не хватило.
– Что там у вас случилось? – расспросить толком перед началом марш-броска не было времени, а по пути старались, по совету бывалого Михалыча, беречь дыхалку.
– Побоялись, что вы нас того… – простонал кандидат, и лежа, извиваясь, как червяк, выпутался из лямок рюкзака.
– Как это "того"? Рюкзаки не снимать – скоро выступаем.
– Ну, как-как… Мол, дело такое, секретность, то да се… Лишний язык никому не нужен. Пулю в затылок, а сами на вертолет и – поминай как звали, – бывший научник старался не смотреть на шефа: видимо подобные мысли не раз приходили и в эту голову. – Нас с Михалычем сторонились. Вас, мол, не тронут, говорили…
Бизнесмен и сам не раз задумывался, что делать с "балластом", когда придет пора возвращаться обратно. А она пришла бы непременно – не век же вековать рядом со звездолетом пришельцев? Да и зима была не за горами и, хотя в корабле постоянно держалась комфортная для человека температура, зимовать запертыми в металлическую коробку не хотелось. Но такое радикальное решение ему даже в голову не приходило: самое большее, до чего он доходил в своих мыслях, – оставить бродяг на зимовку в корабле, а самому с Михалычем улететь на материк. Но бичи рассудили по-своему.
– Давно уже они собирались, – буркнул вертолетчик, сворачивая трясущимися руками "козью ножку". – Запасались всяким добром, карабины себе растиражировали, патроны, сухой паек…
– Чего ж вы мне-то не сказали? – взорвался Саша.
– Чего-чего… Стукачом отродясь не был, – насупился мужик.
– Стукачом… Они же погибнут в тайге!
Словно в подтверждение его слов, где-то далеко, один за другим, раздалось несколько винтовочных выстрелов…
12
На лагерь беглецов вышли к утру.
– Никого вроде нет, – напряженно прошептал прапорщик, вглядываясь через просвет между кедровыми лапами в маленькую поляну, посреди которой чуть дымилось остывшее кострище. Тонкая струйка голубоватого дыма поднималась вертикально вверх и терялась в кронах обступивших лагерь деревьев.
– Пойдем?
– А вдруг там засада? – схватил Александра за рукав Олег Алексеевич. – Подождем!
– Чего? – вырвал рукав бизнесмен: после бессонной ночи, проведенной на ногах, он был сердит и раздражителен. – Они что – шпионы?
– Шпионы не шпионы, – пожал плечами Михалыч, – а пойду я один. Я все-таки погоны носил… Да и жизнь повидал…
"Погоны… – проворчал ротмистр. – Тоже мне Натти Бумпо… Будь я на месте этих беглецов, сто раз бы ему задницу отстрелил – бабы и то скрытнее ползают!"
Саша не стал спорить. Он и сам видел, что если когда-то бывшему прапорщику и приходилось ползать по-пластунски, то было это давным-давно…
– Идите сюда! – наконец высунулся из-за кедра, перекрывающего обзор, вертолетчик. – Живее!
Что никакой засады не было и в помине, выяснилось сразу: возле костра безжизненными мешками валялись два тела, давно остывшие. Стало быть, палили беглецы вовсе не от лихости или избытка чувств.
– Чего они не поделили? – поднялся на ноги кандидат.
– Кто знает… Отдыхаем пятнадцать минут и догоняем двух оставшихся.
– Одного, – покачал головой фантаст. – Вон еще чьи-то ноги из кустов торчат.
Третий бродяга лежал, свернувшись зародышем и прижимая к груди вещмешок, будто самое дорогое на свете.
– Это Хрипатый!
На заросшем щетиной изможденном лице приоткрылись страдающие глаза.
– Пи-и-ить… – прошелестел едва слышный голос. – Пи-и-ить дайте…
Общими усилиями раненого перевернули на спину, выкрутили окровавленный рюкзак из намертво стиснутых рук.
– Ё-ка-лэ-мэ-нэ… – Саша замер с открытой фляжкой в руках.
"Нельзя ему пить, – буркнул ротмистр. – Пуля в животе. Питье его убьет. Самое большее – губы смочить".
"Как же быть? Может, все-таки что-нибудь можно сделать?"
"Вы хирург? Ранение в живот в девяноста процентах случаев означает смерть. Долгую и мучительную. А если ранение не сквозное – в девяносто девяти…"
"В животе, говорите…"
– Так, берем раненого на руки и – к звездолету!
– Не донесем, – покачал головой Михалыч. – И растрясем, и все такое… Его сейчас трогать нельзя. Я таких в Афгане во как навидался! – он ткнул открытой ладонью себе в горло. – Разве что бортом… Вертолетом то есть. Короче, вы его тут поддержите, а я – за вертушкой, напрямки.
– А горючка?
– Да хватит на туда-сюда! А потом что-нибудь придумаем…
Это он говорил уже на бегу.
– Не успеет, – безнадежно махнул рукой кандидат. – Отсюда до тарелки часов восемь хода…
– Попытаемся продержаться, – пожал плечами бизнесмен. – Аптечка где?
Пока Хрипатого перевязывали и укладывали на некое подобие носилок, сооруженных из двух жердей, разорванных вещмешков и кедровых лап, он то впадал в бессознательное состояние, то приходил в лихорадочное возбуждение. Пуля вошла чуть ниже и левее пупка, и, видимо, началось воспаление – живот посинел и вздулся, словно у беременной женщины. Антибиотики в аптечке были, но только в таблетках. А как дать их человеку, которому нельзя пить? Но обезболивающее Петров, стиснув зубы, вколоть раненому сумел, с горем пополам. И тот, пусть на время, перестал стонать, открыл воспаленные глаза.
– Золото проклятое… – прошелестел он. – Все беды от него…
– Какое золото? – не понял Саша. – Откуда золото?
– Там… В рюкзаке…
Небольшой, но увесистый мешочек, завернутый в тряпье, обнаружился на дне вещмешка раненого.
– Килограммов семь будет, – с усилием покачал на ладони находку Агафангел. – Может, больше.
– Десять, – прохрипел умирающий. – Считали…
Александр отобрал гирю у фантаста, развязал стянутую шнурком горловину, и на ладонь хлынул поток каких-то маленьких блестящих кусочков.
– Ну-ка, ну-ка… – взял один из них кандидат. – Не понимаю… Это же…
– Зуб это… – попытался улыбнуться Хрипатый, но лишь скривил губы в мучительной гримасе. – Мой зуб… Мой запас… золотой… на черный день…
– Вы размножили свой зуб?
– Да… я… когда голову сунул… он и вылетел…
* * *
– Подняли!
Окончательно впавшего в кому бродягу удалось доставить на корабль глубокой ночью. Самым трудным участком пути было протаскивание носилок через игольное ушко шурфа, ведущего к люку. Когда раненый оказался у мерцающих разноцветными бликами "ксероксов", он казался мертвым. Лишь поднесенное к губам зеркальце давало понять, что в Хрипатом еще едва-едва теплится жизнь. И жизни этой оставалось всего чуть-чуть.
– А если он прямо тут концы отдаст? – засомневался фантаст в последнюю минуту.
– Если, если… Да он по-любому сейчас кончится! – одернул болтуна Михалыч. – Подняли!
Множитель, как и ожидалось, не принял ни одежды раненого, ни носилок. Обнаженное тело зависло в розовом киселе без всякой опоры, и непонятно было – жив Хрипатый или нет.
– Вот она! – Олег Алексеевич выкопал из вороха окровавленной одежды кусочек металла. – Можно вынимать!
Хорошо сказать, а как сделать? Первым решился вертолетчик.
– Принимайте, – запустил он в "ксерокс" руки, закатав до локтей рукава. – Я один не удержу!
Общими усилиями раненого извлекли из "сигары".
– Кажется, дышит, – неуверенно заметил Саша.
Хрипатый и правда дышал. Редко, медленно, но вколотые антибиотики, видимо, оказали свое действие: восковое лицо чуть порозовело, но в сознание раненый так и не приходил. Но все, что можно было сделать, уже было сделано…
– Может, взглянем, что там получилось? – несмело шепнул кандидат Александру, когда раненого уложили и приставили присматривать за ним Агафангела.
Петрова и самого подмывало сходить в "приемный зал" и поглядеть, что на этот раз выдал множитель. Поэтому он не стал отказываться.
Шлепанье босых ног по полу они услышали, еще не дойдя до транспортерной.
– Вы как знаете, – запаниковал бывший научник, интерес которого мигом испарился при этих звуках, – а я дальше не пойду!
Саша пожал плечами и шагнул вперед. Только рука сама собой легла на кобуру пистолета…
По залу слонялся голый человек. Сутулый, длиннорукий, кривоногий, он ничем не напоминал Хрипатого, и лишь когда повернулся, бизнесмен узнал в нем одного из "лихих".
– Хрипатый, – окликнул Александр голого бродягу. – Ты как?
Тот настороженно глядел на начальника и не произносил ни слова.
"Мне кажется, – подал голос ротмистр. – Что он вас не понимает".
И в самом деле – в глазах новорожденного светилась пустота…