Было бессмысленно оставаться здесь. Зачем? Они все погибнут. Просто будут стрелять, пока не убьют друг друга. Что это даст? Вспышки и грохот танковых орудий преследовали его, иногда прерываясь ударами металла о металл, когда снаряды попадали в цели. Сапоги Филова увязли в грязи. Он начал в панике бить себя по ногам, как будто это могло заставить их слушаться и нести его вперед по земле. Он бежал без оглядки.
* * *
Плинников высунулся из люка, держа наготове дымовую гранату.
Он услышал вертолет раньше, чем увидел его. Дождь и туман давали странный эффект, смешивая рокот лопастей с гулом артиллерийского обстрела, так что было невозможно точно определить, с какой стороны он летел. Вдруг, совсем рядом с тем местом, куда смотрел Плинников, смазанный силуэт маленького вертолета вылетел из тумана, стремительно приближаясь и приобретая четкие очертания. Плинников бросил гранату так, чтобы ветер разнес цветной дым от его машины. Он сразу понял, что пилот вертолета был "афганцем", настоящим ветераном, потому что летел очень низко и быстро, несмотря на дождь и плохую видимость.
Пилот не стал глушить двигатель. Штурман выбрался из вертолета и побежал к машине с непокрытой головой. Плинников выпрыгнул из машины, держа свернутые карты и документы. Карты и некоторые другие бумаги были в крови и ошметках плоти, и Плинникову хотелось побыстрее от них избавиться. Он протянул их летчику, словно букет.
- Что-нибудь еще? - Спросил штурман. Рокот лопастей наполовину заглушал его голос.
Плинников отрицательно покачал головой.
Дым развеялся по зеленому лугу цветным ковром. Противник тоже мог заметить его, так что не следовало терять время.
Штурман побежал обратно к вертолету. Он поспешно бросил захваченные документы за свое сидение. Пилот начал поднимать машину прежде, чем он успел занять свое место. Вертолет поднялся над деревьями и стремительно помчался в том направлении, откуда прилетел.
Плинников забрался на крышу машины, едва не поскользнувшись на мокром металле и упал в башню.
- Поехали. Назад в зеленку.
Машина со скрипом покатилась вперед, трясясь на неровностях земли. Наконец, она въехала обратно на лесную дорогу.
Плинников опять начал изучать карту, пытаясь найти хорошую дорогу глубже в тыл противника. Карта не предлагала очевидных путей, а попытка разобраться показалась ему бесконечно сложной. С раздражением он приказал механику вернуться обратно на дорогу, которая ранее показалась наиболее привлекательной, надеясь, что по фактическим деталям ландшафта ориентироваться будет проще, чем по карте.
На перекрестке лесных дорог он опять сверился с картой. Она была очень качественной, на ней было обозначено множество деталей, имеющих военное значение. Но казалось, что эти тропки в немецких лесах возникали из ниоткуда, как будто лес был живым и сам создавал их, как хотел.
Плинников выбрал колею, которая, как ему показалось, вела на запад. Сначала это была обычная грязная лесная дорога. Но потом деревья стали сжиматься. Плинников принялся отталкивать от машины мокрые ветви. Форма насквозь промокла, в ней стало крайне неуютно. Его дух мгновенно улетучился, как будто кто-то вытащил удерживавшую его пробку.
- Наводчик, опусти ствол, он цепляет ветки. Механик, медленно.
Затем, казалось бы, им повезло. Деревья начали редеть, а ландшафт сменился, став более холмистым. Справа от машины появился небольшой ручей, текший параллельно дороге. Плинников снова сверился с картой, надеясь, что эта деталь - дорога и ручей совсем рядом друг от друга - позволят ему сориентироваться. Но все равно не смог определить свое местоположение, все, что он видел на карте не имело смысла, не помогало даже примерное знание расстояния, которое они прошли. Требовался однозначный ориентир, или хотя бы открытая местность.
Идя через все эти испытания, Плинников старался не думать о мертвых солдатах противника, держать этот вкрадчивый, мучительно реальный образ на расстоянии. Он пытался отвлечься, вспоминая военное училище и бесконечную череду проблем, свалившихся на него, когда он впервые прибыл в часть.
Но все эти натужные картины меркли по сравнению с яркими образами, звуками и запахами недавнего боя. Он не мог избавиться от них, снова и снова проматывая в голове свои неудачи. Мертвые умирали снова и снова. Образы уже начали незначительно меняться, словно деформируясь в его перегретой памяти.
Неожиданно, лес кончился. Машина полностью вышла из-под прикрытия деревьев и Плинников приказал остановиться. Он отринул нахлынувшие образы. За небольшой рощей поднималась отчетливо видимая на фоне низкого серого неба верхушка церкви. Он протер пальцами нос и потянулся за картой.
Он так и не увидел и не услышал снаряда, убившего его. Что-то ударило в машину под башню и, взорвавшись, оторвало ему ноги и изранило руки. Быстро последовавший вторичный взрыв швырнул его тело через командирский люк, сломав шею о стенку башни. Огромное давление скомкало его тело и выбросило в небо через круглое отверстие люка, словно груду тряпья.
ПЯТЬ
Капитан Кришинин никогда не сталкивался со столь подавляющей проблемой. Его задачей, как командира передового охранения было быстро перемещаться, находить и уничтожать врага либо сковывать его своими действиями до подхода основных сил, одновременно ища способ обойти вражеские позиции. Задачи из учебника. Тем не менее, противник уже отошел. А его подразделение было блокировано огромной воронкой на дороге и неизвестным количеством мин в окружающих лугах.
Он понятия не имел, куда делся разведывательный дозор, и что с ними сейчас. Ведь они должны были предупредить его об этом. А теперь Кришинин застрял. Инженерный взвод отбился от основных сил в неразберихе первых столкновений с противником. Возможности провести разминирование без них не было.
Он рассудил, что его подразделение, представляющее собой авангард наступающих сил, оторвалось от своих не больше, чем на двадцать пять минут, если, конечно, они не увязли в боях. Передовые полки их дивизии, возглавлявшей наступление второй гвардейской танковой армии ударили по слабеньким позициям противника с такой силой, что он сомневался, что придется долго ждать подхода своих. Кришинин не потерял ни одной машины в ходе боев. Он потерял только связь с инженерным взводом. Передовая боевая машина пехоты попыталась объехать воронку на дороге и подорвалась на мине. Экипаж погиб.
Подразделение Кришинина стояло. Тринадцать боевых машин пехоты, три танка, батарея 122-миллиметровых самоходных орудий, а также более десятка машин с радарными установками, системами управления артиллерийским огнем, противотанковыми и легкими зенитными ракетными комплексами были блокированы на единственной в этом районе дороге. Это было мобильное и мощное подразделение, идеально подходящее для выполнения поставленных задач и местного ландшафта. Но теперь, без инженерной техники, оно было беспомощно.
Кришинин спешился и быстро пошел к головной части остановленной колонны. Но прежде, чем он достиг ее, он заметил, как один из лейтенантов приказал солдатам покинуть машину. Затем лейтенант сел на место механика-водителя и рывком тронувшись с места, осторожно двинулся в сторону подорвавшейся ранее машины.
Лейтенант направил свою машину носом в остов, и начал толкать его вперед. Кришинин в удивлении остановился. Потом рявкнул на мотострелков, столпившихся вокруг и глазевших так, как будто это было заранее подготовленным номером. Он вернулся в реальность, как будто проснулся, и вдохновился примером лейтенанта. Он скомандовал приготовиться к движению. Вдруг ему стало стыдно. Он позволил подразделению стоять на дороге, представляя собой отличную цель и ждать, пока его посетит идея.
У лейтенанта не получалось толкать остов своей машиной. Тогда он просто столкнул его в сторону, громко лязгнув металлом о металл. Остатки подорвавшейся машины освободили дорогу, сдвинувшись влево. Оставшиеся без гусениц катки зарылись в дерн.
Лейтенант медленно ехал вперед в поисках безопасного пути на другую сторону воронки. Он прибыл в подразделение недавно, и Кришинин совсем не знал его. Обычный лейтенант. Но этот мальчишка проявил инициативу, в то время как его командир не знал, что делать.
Кришинин стоял под нудным немецким дождем, болезненно переживая свою неудачу. Он сожалел, что не смог подготовиться и подготовить командный состав, не смог лучше узнать своих подчиненных.
Звук двигателя боевой машины пехоты, двигавшегося вперед на самой низкой передаче, был похож на девичий плач. Кришинин, сжав кулаки, смотрел, как машина продвигается к месту назначения.
Вдруг левый борт машины взлетел в воздух на столбе огня. Кришинин инстинктивно бросился к ближайшей БМП. Подняв глаза он увидел, что машину лейтенанта охватило пламя.
Даже не глядя вокруг, Кришинин мог ощутить сильнейшее разочарование солдат. Они были едины в своих надеждах на успех лейтенанта. Теперь надежда рухнула в пустоту.
Пока Кришинин сокрушенно оглядывался, один из сержантов выгнал солдат из еще одной машины и медленно поехал вперед по колее, оставленной подорвавшейся бронемашиной лейтенанта, пока не уперся носом в ее горящие задние двери. Затем он добавил газу
Пока сержант сдвигал с пути горящую машину, один из танков покинул строй и двинулся вдоль колонны в готовности, если потребуется, пойти следующим.
Но Кришинин знал, что теперь все будет в порядке. Они смогут пройти. Он начал выкрикивать слова поддержки. Его поддержали и солдаты.
Горящий остов, наконец, был убран с пути, и сержант выехал на дорогу с другой сторону воронки.
Кришинину показалось, что он был способен выиграть всю войну с горсткой таких солдат, как эти. Ему вдруг захотелось продолжить движение, чтобы найти врага.
* * *
- Может ли это быть дезинформацией? - Сказал Трименко, обращаясь больше к себе, чем к собравшимся. Он запустил руку в кожаный кисет, в котором обычно хранил запас фисташек. Их щелканье было привычкой, приобретенной за годы службы в Закавказском военном округе. В Германии приходилось прилагать немалые усилия, чтобы пополнять их запасы. Часто он думал, что ему не так уж и нравиться их вкус, однако щелканье скорлупок успокаивало, подобно тому, как мусульмане успокаивали нервы, перебирая четки.
- Документы выглядят подлинными - сказал начальник оперативного отдела. - Они были найдены на уничтоженном командном пункте противника.
- Вы видели эти документы? Вообще кто-нибудь их видел?
- Сейчас их пересылают из штаба дивизии. Мы знаем только то, что сообщил их начальник разведки. Но это имеет большое значение, - сказал заместитель начальник оперативного отдела, указывая на карту. - Это означает, что брешь между их силами находится здесь, впрочем, недалеко от того места, где мы предполагали.
- Вообще-то достаточно далеко, - сказал Трименко. - Это очень важно. Мы должны изменить план наступления, сдвинув полосу наступления дивизии Малышева к центру, где наступает дивизия Хренова. Их удары нужно свести в один. - Он сжевал очищенную фисташку.
- Товарищ генерал-полковник, это может замедлить захват Люнебурга.
При упоминании о Люнебурге внутри Трименко опять закипело. Но его лицо не выражало никаких изменений. Ему по-прежнему не давала покоя эта задача. Он не имел права раскрывать подчиненным истинный смысл операции; насколько он понимал, они считали, что это имеет какое-то значение с чисто военной точки зрения. Но Трименко раздражало, что никто даже не попытался спросить, зачем это было нужно. Он считал это глупой растратой сил и средств. Но подчиненные безропотно приняли план операции. Он посмотрел на начальника оперативного отдела. Человеческий ум работал слишком медленно, ему всегда нужно было разжевывать очевидное. Трименко испытывал отвращение оттого, что мог думать как минимум вдвое быстрее, и в несколько раз более ясно, чем любой из его подчиненных. Он потянулся за еще одной фисташкой.
- Если мы прорвем оборону их корпуса, - голос Трименко явно выражал нежелание вести дальнейшие дискуссии. - То мы охватим Люнебург с юга. - Ему казалось, что он читал лекцию курсантам заштатной академии. - Я собираюсь разрубить их, как дыню топором.
Трименко повернулся к начальнику штаба.
- Бабрышкин, передайте Малышеву и Хренову приказ нанести сходящийся удар. Границу зон наступления определите соответственно…
Внезапно он встал, не желая доверять штабистам план, требующий точности и быстроты исполнения, необходимой в данной ситуации.
- Укажите участок наступления здесь. Вдоль шоссе 71. Малышеву начать выдвигаться немедленно. Если он ответит, что не готов, отстраню от командования. Что Хренов доложил о ходе форсировании канала?
- Товарищ командующий армией, в настоящее время его дивизия ведет форсирование…
Трименко понял, что начальник оперативного отдела не знал обстановку в деталях. Он испытал жгучее желание дать ему по морде, но сумел сдержаться. Пальцы ломали очередную скорлупку.
- Хорошо. Всем приступить к исполнению. Бабрышкин, соедините меня с командующим фронтом. Если его нет, то с генерал-лейтенантом Чибисовым. И подготовьте мой вертолет. Я лечу на фронт. Убедитесь, что пилот сможет найти командный пункт Хренова. Если его там не будет, я сам приму командование его дивизией.
Трименко испытывал знакомый прилив ярости. Он не мог заставить их работать в таком темпе, который считал необходимым. Но в то же время он понимал, что если будет сильнее давить на них, то это создаст только суетливую небрежность в работе. Он держал руку на пульсе штаба, стремясь максимально эффективно управлять подчиненными, заставлять их прилагать все силы, работать с максимальным профессионализмом и эффективностью. Успокоившись, он подумал, что его подчиненные были неплохими специалистами. Но человек по своей природе был слишком нерасторопен. Нужно было дрессировать их, умело причиняя боль, так, чтобы не нанести травм, а заставить работать быстрее. Иногда "животное" было слишком слабым, чтобы справиться с работой и подлежало уничтожению. Другие научились игнорировать дрессировку. Но потребность в ней никуда не исчезала. Требовалось лишь сменить ее форму.
Трименко был полог решимости провести наступление так, что Малинскому придется пересмотреть план наступления фронта, сократив роль армии Старухина. Он считал важным иметь в союзниках Чибисова, этого маленького умного еврея, приближенного к Малинскому, и прилагал для этого все силы. Трименко считал Старухина пережитком другой, более разгильдяйской эпохи. Он считал, что современная война - не для "казаков". По крайней мере, не на оперативном уровне. Теперь это работа компьютеров. А пока компьютеры не могли делать все сами - для людей, чей разум напоминал компьютер - точный, лишенный чувств, и очень, очень быстрый.
* * *
Капитан Кришинин наконец получил известие от пропавшего передового дозора. Они столкнулись с сопротивлением противника и отклонились на юг от города Бад Бевензен. Судя по карте, они вышли за пределы установленного района поиска. Но хорошая новость состояла в том, что они захватили переправу через Эльбский обводной канал.
Подразделение Кришинина возобновило движение. Минное поле и пожертвовавший собой лейтенант остались в нескольких километрах позади. Кришинин считал, что должен отличиться сейчас, чтобы искупить оплошность с минным полем. Он задавался вопросом, что другие офицеры думали о нем.
Он пытался связаться по радио со штабом дивизии, но это ему не удалось. Тогда он попытался связаться с передовыми силами, которые должны были следовать прямо за ними. Нужно было согласовать с кем-то из командования план дальнейшего наступления и определить границы продвижения. Но сейчас колонна проходила по низине, и он слышал в динамиках только статический шум, похожий на играющую вдали музыку. Он не был уверен, была ли рация повреждена, или попросту не было связи. Скорее всего, второе, потому что раньше они перехватили несколько радиосообщений на иностранных языках.
Кришинину отчаянно хотелось доложить о захвате переправы. Он полагал, что в таком случае ему бы приказали срочно выдвигаться туда для поддержки крошечного передового дозора, несмотря на то, что переправа лежала за пределами установленного района наступления.
Командир дозора сообщил, что они достигли туннеля, по которому проселочная дорога проходила под каналом, и туннель был достаточно широк для прохода танков. Он охранялся несколькими голландскими солдатами с легким вооружением, и дозор сумел застать их врасплох. Теперь лейтенант отчаянно запрашивал помощи.
Кришинин снова попробовал выйти на связь.
Ничего.
Он приказал колонне остановиться, затем вызвал к себе командующего артиллерийской батареей и авиационного корректировщика, приданного его подразделению ВВС. Его легкая разведывательная машина, модифицированный БТР, располагалась сразу за командной машиной Кришинина, а артиллерист находился в хвосте колонны со своими орудиями, но так, чтобы быть готовым присоединиться к командиру, как только орудия были бы развернуты. Кришинин стоял под слабым дождем, махая рукой бегущему к нему командиру батареи.
- Кто-нибудь из вас может связаться с вышестоящим командованием?
Командир батареи пожал плечами.
- Аппаратура в порядке. Но я не пытался с кем-либо связаться.
- У меня есть связь с командованием дивизии и штабом армии. - Заявил капитан Былов, авиационный корректировщик, с такой интонацией, как будто это было самой очевидной в мире вещью.
- В таком случае, - сказал Кришинин. - Я хочу, чтобы вы оба попытались связаться с любой нашей станцией. Передайте мой позывной и скажите, что моя рация неисправна. Теперь слушайте внимательно. - Кришинин развернул карту, пытаясь прикрыть ее от мелкого дождя, который никак не хотел прекращаться. - Мы меняем план наступления, и продвигаемся дальше на юг. Прямо туда. Передовой дозор занял переправу, но если их попытаются оттуда выбить, они и пяти минут не продержатся.
Командир батареи капитан Ликидзе посмотрел на Кришинина так, будто тот сошел с ума.
- Это за пределами нашего участка наступления. Я не смогу запросить дополнительную огневую поддержку.
- Для этого у нас есть ваша батарея. Послушайте, наша задача состоит в том, чтобы найти дорогу на запад. Мы значительно продвинулись вперед, и, похоже, план обороны противника провалился. Но сложность состоит в форсировании этого чертового канала. А у нас есть переправа. И я не собираюсь терять такое преимущество только потому, что она на несколько километров дальше, чем нам приказано продвинуться. Но от вас требуется сообщить наверх о наших действиях.
- Вы понимаете, что вы делаете? - Сказал Ликидзе. - У нас нет разрешения выходить за установленную границу наступления. Место, о котором вы говорите, может входить в список целей для артиллерии других подразделений.
Кришинину сильно захотелось хорошенько встряхнуть его.
Но он испытывал те же страхи и сомнения. Он понимал, что вся ответственность ляжет на него. Но потом он опять вспомнил, как не знал, что делать с минным полем и лейтенанта, который оказался храбрее и находчивее командира. Теперь другой лейтенант, которому удалось найти путь через канал, остро нуждался в его помощи. Кришинин с отвращением посмотрел на артиллериста, видя в нем отражение себя и сотен других офицеров, которых он знал.
- Понимаю, - сказал Кришинин. - Я делаю то, что нужно. Теперь вперед.