"Только нам, - продолжал ворчать про себя Раттенхубер, выключая в домике свет и закрывая дверь на ключ. - Не слишком ли много о себе воображают эти дамочки?"
Как начальник личной охраны фюрера, он не мог не видеть, как секретариат Гитлера медленно, но верно набирает собственный вес - к неудовольствию Бормана, привыкшего быть незаменимым. Сами по себе секретарши, по мнению Раттенхубера, были всего лишь марионетками - но за их спинами маячило таинственное ведомство доктора Зиверса, зловещее "Аненербе". До поры до времени эта ситуация не мешала Раттенхуберу исполнять свои обязанности, но кто знает, как все обернется в будущем?
Резиденция фюрера, отличавшаяся от других домиков только наличием камина, находилась в двух минутах ходьбы от жилища Раттенхубера. У крыльца обычно дежурили двое эсэсовцев, подчинявшихся полковнику либо его заместителю, майору Шмитту, но сейчас их не было видно.
- Где охрана, фройляйн? - ледяным голосом спросил Раттенхубер.
- Фюрер приказал майору Шмитту снять пост, - беззаботно ответила Юнге.
"Черт возьми, - подумал полковник. - Даже фюрер не имеет права отдавать такие приказы! А Шмитт не имел права такой приказ выполнять! Ну, завтра я устрою ему головомойку!"
Он перешагнул порог дома фюрера, преисполненный самых мрачных предчувствий. И предчувствия эти его не обманули.
Гитлер сидел в глубоком, обитом кожей кресле, которое доставили в "Вервольф" специальным рейсом из Италии. Это был подарок Муссолини - если верить дуче, то кресло принадлежало какому-то князю из рода Борджиа. Раттенхубер, недолюбливавший итальянцев, подозревал, что кресло было попросту экспроприировано из какой-нибудь антикварной лавки.
Начищенные до блеска сапоги фюрера лежали на деревянном столике, расписанном диковатыми славянскими узорами. Столик преподнесли Гитлеру благодарные жители Винницы, которых он избавил от ига жидов и москалей.
Фюрер занимался странным делом: рассматривал через увеличительное стекло маленькую фигурку из серебристого металла, изображавшую раскинувшего крылья орла.
А вокруг Гитлера замерли три белокурые валькирии - Грета Вольф, Эльза Герман и затянутая в черную форму СС Мария фон Белов.
- А вот и старина Иоганн, - рассеянно произнес фюрер, не отрывая взгляда от фигурки. - Присаживайтесь, присаживайтесь. У нас будет долгая беседа.
Раттенхубер, однако, остался стоять.
- Мой фюрер, прежде всего, я должен высказать свое глубокое неудовольствие вашим решением снять охрану у домика. Я не смогу в должной мере обеспечивать вашу безопасность, если вы будете отдавать подобного рода приказы.
Гитлер досадливо махнул рукой.
- Мой добрый Иоганн, - сказал он тоном, каким обычно говорят с маленькими детьми, - я позвал вас, чтобы поговорить о вещах, более важных, нежели моя охрана.
- Для меня, - каменным голосом проговорил полковник, - нет и не может быть более важных вещей.
Гитлер отложил в сторону увеличительное стекло и с любопытством взглянул на Раттенхубера.
- Это только потому, что вы недостаточно информированы, Иоганн. Сейчас мы поговорим вот об этом.
И он поднял над головой серебряную фигурку орла.
Глава пятая. Хозяин
Ставка Верховного Главнокомандования. Июнь 1942 года
1
В кабинете царил полумрак - окна плотно занавешены тяжелыми портьерами, уютный свет лампы под зеленым абажуром рассеивался в двух шагах от массивного стола - и в этой полутьме кралась вдоль стен с книжными шкафами чуть сгорбленная тигриная тень. Хозяин расхаживал по кабинету своей обычной, чуть шаркающей походкой, держа левую - сухую - руку за спиной. Невысокий, сутуловатый, пожилой и очень уставший человек. Но тень его, скользящая по портьерам, была тенью тигра. Тень отражала истинную сущность Хозяина куда лучше его зримого облика. Сталин был в бешенстве. За долгие годы работы с Хозяином Берия досконально изучил его привычки, реакции, мельчайшие детали, указывавшие на перемены в настроении. "Дрожание моей левой икры есть великий признак!" - говорил Наполеон, и был в чем-то прав. У великих людей даже банальный тик приобретает особое значение. У Сталина подергивалось левое веко и неприятно кривился скрытый пышными усами уголок рта - тоже левый. Верное свидетельство того, что вождь едва сдерживает прорывающийся наружу гнев.
- Ничего нельзя было сделать, Иосиф Виссарионович, - горько сказал Берия, указывая карандашом в центр разложенной на дубовом столе карты. - Мы бросили туда все наши резервы. Те, кто выжил, говорят, что это была настоящая мясорубка. Конечно, с этого маймуно виришвили Тимошенко никто не снимает вины. Но даже если бы на его месте был Жуков…
Он специально обращался к Сталину с едва различимым намеком на фамильярность, которую мог себе позволить на правах младшего товарища. Употреблял грузинские ругательства, словно подчеркивая: "мы же с тобой одной крови, ты помнишь?". Но сейчас эта тактика, похоже, успеха не принесла.
- Лаврентий, - негромко проговорил Сталин, и Берия немедленно замолчал. Сталин, однако, не стал продолжать. Он кружил возле стола, бросая на карту острые взгляды. Было в нем что-то от заядлого бильярдиста, выбирающего, по какому шару ударить.
Молчание затягивалось. И в этом молчании Берия почувствовал, как по спине стекает липкая струйка пота.
- У меня нет других полководцев, Лаврентий, - веско произнес, наконец, Сталин. Берия облегченно выдохнул. Когда Хозяин бывал в таком настроении, всесильный шеф госбезопасности выходил от него, шатаясь, как после морской качки.
- Я понял, товарищ Сталин, - это был подходящий момент, чтобы перейти от легчайшей фамильярности, к официальному тону. - Мы не будем трогать маршала.
- Других надо трогать! - голос вождя был тихим и зловещим. - Тех, кто поверил, что после зимних побед мы можем делать с Гитлером, что захотим! А у него по-прежнему лучшая в мире армия, и лучшие в мире фельдмаршалы! Вот и бьют нас и в хвост, и в гриву!
Хозяин любил русские идиомы. Берия каждый раз мысленно кривился - он не понимал этой русофилии. Русские - полезный народ, и при умелом руководстве из них может получиться толк. Но зачем к месту и не к месту цитировать сомнительные максимы, придуманные сиволапыми мужиками лет двести назад? Впрочем, вслух он, разумеется, ничего такого не говорил.
- Кого именно? - спросил Берия. - Мехлиса?
- Нет! - рявкнул Сталин таким ужасным голосом, что у шефа госбезопасности мгновенно взмок лоб. - ГлавПУР тут не при чем! Они всего лишь выполняли наши указания. А Мехлиса если за что и надо судить, то за бездарное руководство в Крыму! За Харьков нас с вами надо трогать, товарищ Берия! Мы виноваты в том, что полководцы нашей армии заболели головокружением от успехов! И мы несем за это всю полноту ответственности!
"Тебе-то хорошо говорить, - подумал Берия. - Ты себя поругаешь-поругаешь, да и простишь. Хотя кто, как не ты, требовал стоять на Изюмском выступе до последнего? Кто орал на Василевского, обзывая его трусом и паникером? Я? Нет, это был ты, Сосо. А что делать мне? Судить себя Особым совещанием?"
- Я не снимаю с себя ответственности, товарищ Сталин, - сказал он холодно. - Но мне казалось очень важным поднять моральный дух в войсках, воодушевленных разгромом немцев под Москвой. Возможно, я перестарался…
- Перестарался! - передразнил его Хозяин. - Ты поверил в то, что немецко-фашистской гадине перерубили хребет, как на картинках Кукрыниксов! А ей только дали хорошего пинка, отбросили на несколько шагов, а она тут как тут - снова кусается! И скоро вновь окажется у ворот Москвы!
Сталин замолчал, и тяжелым взглядом посмотрел на Берию. Наступило время оправдываться.
- Не думаю, что немцы рискнут повторить прошлогоднее наступление, - покачал головой шеф госбезопасности. Разговор следовало осторожно переводить на вопросы стратегии, в которых Хозяин считал себя непревзойденным специалистом. - Они слишком выдохлись под Харьковом. К тому же их сильно сковывает продолжающаяся блокада Ленинграда…
- Лаврентий, - произнес Сталин уже совсем другим, насмешливым тоном, и Берия понял, что на этот раз гроза миновала. - Ты у нас теперь стратег, да? Александр Македонский? Ты думаешь, если они хотят взять Ленинград, Москва им уже не нужна?
- Так считают многие наши маршалы, Иосиф Виссарионович, - Берия пожал округлыми плечами. - Я только привожу их точку зрения…
- А надо своей головой думать! Ты представляешь, что у Гитлера за полководцы? Это же прусская военная аристократия, гордецы и упрямцы! Мы дали им отлуп под Москвой, заставили их бежать, как собак с поджатым хвостом! Ты думаешь, они об этом забыли?
- Вряд ли, Иосиф Виссарионович, - осторожно сказал Берия. - Но наши источники в Берлине сообщают, что Гитлер не собирается в ближайшее время возобновлять наступление на Москву.
- Какие это у тебя источники в Берлине? - прищурился Сталин. - Ты завербовал кого-то из ближнего окружения Адольфа?
- К сожалению, нет, - покачал головой Берия. - Но наш резидент в Берлине нашел подход к любовнице астролога Гитлера.
- И что, она знает, что собирается предпринять Адольф? Не заставляй меня думать плохо о нашей разведке, Лаврентий!
Берия позволил себе легкую улыбку.
- Она ничего не знает, Иосиф Виссарионович. Но она сумела выкрасть из кабинета своего любовника гороскопы, которые он составлял для Гитлера. Гороскопы и эти, как их… космограммы.
Сталин подозрительно посмотрел на шефа госбезопасности.
- Это же антинаучная чушь!
- Разумеется, товарищ Сталин. Но безумный Адольф свято верит колдунам и астрологам. У нас нет оснований сомневаться в том, что он поступит так, как велят ему звезды. А звезды велят ему не предпринимать наступление на Москву до следующего года. Напротив, гороскопы рекомендуют ему усилить натиск на южном направлении, то есть на Кавказ…
- Ты так хорошо разбираешься в астрологии, Лаврентий? - Сталин все еще недоверчиво смотрел на Берию, но тон его заметно смягчился. - Или твой резидент подрабатывает гаданием на кофейной гуще?
"А хорошо бы сейчас выпить кофе, - подумал нарком. - Крепкого, такого, как варят в Сухуми, очень сладкого… глядишь, и голова бы заработала лучше…"
- Нет, конечно. Но у нас есть эксперт, доктор Гронский. Два года назад я докладывал вам о нем. Вот он - профессиональный астролог, учился, а потом преподавал в Берлине, в институте, занимавшемся всякой магией… Теперь он у нас, очень полезный сотрудник. Он и расшифровал гороскопы Гитлера…
- Гронский, - повторил Сталин, будто пробуя эту фамилию на вкус. - Да, припоминаю. Из дворян?
- К сожалению, - не стал возражать Берия, - классово чуждый элемент, но очень хороший специалист. К тому же лично знает Зиверса, а он, как докладывает наша разведка, в последнее время приобрел значительное влияние на Гитлера.
Сталин хмыкнул, помотал головой. Вернулся к карте и ткнул своей трубкой в самый ее центр, в переплетение синих и красных стрелок.
- Если у вас такие хорошие эксперты, почему же они не могут сфабриковать какой-нибудь нужный нам гороскоп, а потом подсунуть его Адольфу через его личного астролога? Заплатите этому астрологу, в конце концов! Пусть Гитлер сделает какую-нибудь глупость! Причем глупость, о которой мы будем осведомлены заранее!
- Это замечательная идея, Иосиф Виссарионович, - Берия наклонил голову. - Я дам распоряжение немедленно заняться подготовкой этой операции…
О том, что ни один уважающий себя астролог, скорее всего, не станет подсовывать заказчику откровенную дезинформацию, он предпочел не говорить. В конце концов, может быть, на этого парня можно надавить и другим способом. Деньги решают многое, но не все. Люди охотнее идут на сотрудничество, если знают, что им самим или их родным угрожает серьезная опасность.
- И все же это бред! Гитлер, конечно, может верить всяким шарлатанам, но его фельдмаршалы - люди неглупые. - Сталин презрительно встопорщил рыжие усы. - Говорю тебе, Лаврентий - весь Генеральный штаб Адольфа только и мечтает о взятии Москвы!
- Гитлер пойдет на Кавказ, - упрямо возразил Берия. - Он не считается со своими фельдмаршалами со времен победы над французами. Москва пока что в безопасности, товарищ Сталин.
Сталин, задумавшись, ходил по кабинету, привычно заложив сухую руку за спину.
- Хорошо бы, - проговорил он, прищелкивая пальцами правой. - Рано или поздно Адольф сделает ошибку, и тогда мы его уничтожим.
- Если раньше его не уберут свои же, - сказал Берия. - Я не исключаю возможности военного переворота во главе с кем-нибудь из наиболее авторитетных фельдмаршалов.
- Почему ты так думаешь? - мгновенно насторожился Хозяин. Он, как всегда, примерял ситуацию на себя. И мысль о том, что генералы могут восстать против главы государства и лидера партии - пусть даже врага и людоеда, каким был Гитлер - явно ему не нравилась.
- Так считают мои умники, - "умниками" Берия называл несколько десятков ученых, живших в комфортабельном заключении на дачах в Серебряном Бору и ежедневно анализировавших данные, полученные разведкой. Хлопот с ними было много, но и польза порой тоже бывала ощутимая. - Они прогнозируют высокую вероятность выступления военных против Гитлера до весны следующего года. Правда, в зависимости от положения на фронтах…
- Твои умники? А где они были год назад? - опять завелся Сталин. - Почему не предупредили о том, что Гитлер начнет эту проклятую войну?
- Они предупреждали, Иосиф Виссарионович. Просто тогда вероятность нападения на Англию была выше.
- Какого ж черта ты их кормишь! - лицо Сталина побагровело, собралось злыми складками, и Берия понял, что то, чего он так боялся, все же произошло - гнев Хозяина, ничем более не сдерживаемый, вырвался наружу. - Расстрелять их всех надо за такие предсказания! Кассандры хреновы!
"Я знаю, почему ты так разозлился, - подумал Берия с чувством легкого превосходства. - Потому что это ты не поверил тогда предупреждениям о приближающемся вторжении, и предпочел отмахнуться от них. А вот почему ты это сделал - вопрос другой…"
Со стороны это действительно выглядело необъяснимым. Каждый день Берия клал на стол Хозяину записки и донесения агентов советской военной разведки, дипломатов и нелегалов НКВД, в которых назывались даты нападения Германии на Советский Союз. Даты различались между собой, причем весьма значительно - правда, среди них пряталась и настоящая, 22 июня 1941 года. Но расхождения в датах не могли скрыть главного - в том, что Гитлер нападет на Советский Союз, не сомневался практически никто.
Кроме Сталина.
Хозяин пребывал в твердой уверенности, что Гитлер не посмеет объявить ему войну. Он полагал, что достаточно напугал Адольфа аккуратно подбрасываемой ведомству Канариса информацией о забитых боевыми самолетами аэродромах и танковых армадах, сосредоточенных на границе с Польшей. О "линии Сталина" в лесах Белоруссии, которую невозможно ни взять в лоб, ни обойти с флангов. О строящихся на Урале новых военных заводах, призванных полностью обеспечить Красную армию боевой техникой даже в случае затяжной войны.
22 июня прошлого года выяснилось, что Гитлер почему-то не испугался.
Берия отлично помнил, каким шоком стало для Сталина известие о начале войны. Разбуженный в половине четвертого утра звонком Жукова, Хозяин приехал в Кремль с Ближней дачи в Кунцево. Сидел на заседании Политбюро бледный, растерянный - таким шеф госбезопасности не видел его никогда. Вертел в руках пустую трубку, время от времени поднося ее ко рту, и тут же опуская руку. Когда Жуков и Тимошенко доложили обстановку - немецкая армия начала наступление на всем протяжении западной границы, сотни наших самолетов уничтожены на аэродромах, люфтваффе бомбит Севастополь, Киев и Минск - Сталин, мучительно выговаривая каждое слово, спросил:
- Вы уверены, что это не провокация немецких генералов?
Сидевшие за столом онемели от неожиданности. Берия отчетливо вспомнил резолюцию Хозяина на донесении одного из лучших агентов советской разведки - офицера люфтваффе, предупреждавшего о том, что война начнется в промежутке с 22 по 25 июня. "Товарищу Меркулову. Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к такой-то матери! Это не источник, а дезинформатор" - написал тогда Сталин и подчеркнул написанное красным карандашом.
Тимошенко, побагровев, поднялся из-за стола.
- Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике! Какая это провокация?
Некоторое время Сталин молчал, разглядывая свою трубку. Потом негромко сказал:
- Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы будут бомбить и свои города. Гитлер наверняка не знает об этом. Нужно срочно позвонить в германское посольство.
"Он сошел с ума", - подумал тогда Берия с ужасом. Воображение у него всегда было хорошим, и он отчетливо представил себе, какой хаос начнется в стране, если Хозяин выпустит из рук рычаги управления.
Почти час ждали Молотова, отправившегося на встречу с немецким послом. Мучительно медленно тянулись минуты, в комнате висело вязкое, тягостное молчание. Потом двери раскрылись, вошел Молотов с синевато-белым лицом. Сталин поник на своем стуле, сгорбился и опустил голову. Трубку он положил на стол - не хотел, чтобы собравшиеся видели, как у него дрожат руки.
Драгоценные минуты, когда еще можно было организовать сопротивление, нанести ответный удар, уходили, как песок сквозь пальцы, а Хозяин не мог решиться даже на то, чтобы отдать внятный приказ Жукову и Тимошенко.
- Гитлер все знал, - проговорил он чуть слышно. - Он все знал с самого начала…
Смысл этих слов Берия понял гораздо позже.
2
Они встретились 17 октября 1939 года во Львове.
Стояла светлая, теплая, прозрачно-голубая галицийская осень. Золотые чеканные листья каштанов и кленов кружились в хрустальном воздухе. Лязг колес литерного состава бесцеремонно врывался в утреннюю тишину замершего в ожидании древнего города.
Сталин никогда прежде здесь не был.
Львов стал советским меньше месяца тому назад. Зажатый между частями вермахта и 6-й армией РККА, польский гарнизон оборонялся отчаянно, но был вынужден капитулировать, сдав город русским. Сейчас Львов был нашпигован военными, как добрая домашняя колбаса - перцем. Красноармейцы, пограничники, энкавэдешники стерегли покой утопавшего в багряных волнах Высокого замка. С другой стороны границы застыли в грозном молчании бронированные танковые корпуса немецкой армии. Договор, подписанный Молотовым и Риббентропом, хранил это зыбкое равновесие, но Сталин прекрасно понимал: настоящие гарантии мира могут быть получены только если договорится он сам - с Гитлером.