Ну, посланцы Аристидиса нашего, воодушевились, и поклялись, что в лепешку разобьются, но янки за пояс заткнут. Грек, Спиридоном его звали, обещал достать бочонок крепкого узо - местной самогонки, а русский - Федор, сказал, что супротив нашей водочки виски американское - это моча верблюжья.
А я занялся списком тех, кто приехал к нам вместе с генералом Грантом. И сразу же наткнулся на одну знакомую фамилию. Рафаэль Семмс, контр-адмирал Конфедеративных Штатов Америки, легендарный командир крейсера конфедератов "Алабама". Вот с ним-то я с удовольствием пообщался. И не только я. Думаю, что и Виктор Сергеевич с ним бы рад был познакомиться. Я поставил в списке перед фамилией Семмс большой восклицательный знак.
Ну, а после беседы с Желябовым я отправился на встречу с генералом Уллисом Грантом. Внешний вид бывшего президента, мягко говоря, не впечатлял. Низкого роста, с помятым лицом "алканавта и бормотолога", заросшим рыже-седой щетиной, он меньше всего был похож на государственного мужа, прибывшего с важной дипломатической миссией. К тому же от генерала явственно попахивало "свежачком". Видимо, он уже успел с утра "причаститься". Похоже, президент Буш-младший имел достойный пример для подражания.
Мы обменялись с ним дежурными фразами о взаимном уважении, о важности дружественных отношений между нашими странами, и прочей словесной мишурой. Я выразил восхищение полководческим талантом генерала, который он проявил во время Гражданской войны. Грант надулся как петух от гордости, а Семмс, который был приглашен в числе прочих на этот прием, поморщился, и отвернулся в сторону.
В свою очередь я представил Гранту "наших героев штурма Стамбула", Федора и Спиридона, наряженных в мундиры, более похожие на униформу ресторанных швейцаров. "Герои" скромно помалкивали, и шаркали ножками. Я предложил Гранту "по старому русскому обычаю" выпить "за приезд". Генерал оживился, а в толпе сопровождающих его лиц кто-то шумно вздохнул.
В зал, где происходил прием, вошло несколько греков в национальной одежде, которые несли на гигантском серебряном подносе большой графин с узо, стаканы и закуску - острый овечий сыр, ломти хлеба и соленые оливки. Генералу было заявлено, что по тому же обычаю надо выпить стакан до дна, дабы не обидеть хозяев. Грант сказал, что обычай очень интересный, и ему он нравится. После чего наши "герои" и генерал выпили по стаканчику. Ну, а потом, торжественная встреча плавно перешла в банкет, после чего глава американской делегации быстро "дошел до кондиции", и вскоре запел какую-то солдатскую песню.
Воспользовавшись всеобщей неразберихой, я подошел к Рафаэлю Семмсу, который с брезгливым выражением лица наблюдал за генеральской попойкой.
- Адмирал, - тихо сказал я, - разрешите выразить мне свое восхищение вашим знаменитым рейдом, во время которого было уничтожено и захвачено шестьдесят четыре корабля противника. Я знаю, что после поражения Конфедерации вы подвергались репрессиям, сидели в тюрьме, по обвинению в государственной измене. Скажите, как вы попали в компанию своих бывших врагов? Что вас привело к нам в такой странной компании?
- Мистер Тамбовцефф, - сказал Сэммс, - я очень рад тому, что здесь, за тысячи миль от нашей страны, знают и помнят мои скромные заслуги перед КША. Ну, а согласился я поехать вместе с генералом Грантом в Константинополь исключительно из-за профессионального любопытства. До нас дошли сведения об успехах вашей эскадры, которая сумела прорваться через береговые укрепления Дарданелл и уничтожить Средиземноморскую эскадру британцев. Причем, о ваших кораблях рассказывали совершенно невероятные вещи. Вполне естественно, что все это не могло меня заинтересовать меня, как профессионального моряка.
А тут пришло приглашение из Белого Дома присоединиться в качестве эксперта по военно-морским делам к делегации генерала Гранта, направлявшейся в Константинополь. Я сразу же согласился. Ведь благодаря этому приглашению, у меня появилась возможность своими глазами увидеть чудо-корабли, которые так легко расправились с британскими броненосцами.
- Адмирал, - сказал я официальным тоном, - пока глава вашей делегации празднует приезд - я полагаю, что это будет продолжаться, как минимум, несколько дней, - я предлагаю вам посетить один из таких кораблей, и встретиться с командующим нашей эскадрой адмиралом Ларионовым.
Семмс, не раздумывая ни секунды, принял мое приглашение. Он был готов сию же минуту отправиться на встречу с нашим адмиралом, и горел желанием своими глазами увидеть корабли, о которых везде рассказывали легенды. Я еле уговорил его подождать до завтрашнего утра. Все равно, завтра утром генерал будет в состоянии глубокого похмелья, и наши "герои" будут старым народным способом выводить его из "нирваны". Лишь бы Грант не помер от излишнего усердия, или не допился до "белочки".
28 (16) июня 1877 года. Утро. Константинополь. Дворец Долмабахче.
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
"Как отвратительно в России по утрам"... Эту песню, наверное, исполняет сейчас наш самый главный заокеанский гость. А я встречаюсь с адмиралом Семмсом, который ни свет ни заря примчался во дворец, и как мне доложили, ждет встречи с югороссийскими чудесами. Не буду заставлять ждать такого уважаемого человека, надо выйти его поприветствовать. Ночью я связался с адмиралом Ларионовым. Виктору Сергеевичу хорошо было известно имя Семмса, и он согласился встретиться с легендарным командиром крейсера "Атланта". На набережную дворца Долмабахче за нами был прислан вертолет, обычный разъездной "козлик" Ка-27ПС. Это для нас он обычный, а тут на подобных штуках летал только Робур-Завоеватель, весьма неприятный сумасшедший гений, порожденный буйной фантазией месье Жуль Верна.
Поэтому с моей стороны требовалось подготовить Семмса к путешествию по воздуху, и тому футуршоку, который он мог испытать, при встрече с разными штуками из будущего... Не следует забывать и о возрасте адмирала. Все таки ему было уже 68 лет - по этим временам более чем почтенный возраст. В той истории адмирал должен был умереть в сентябре 1877 года от пищевого отравления. Даст Бог, теперь он проживет, как минимум, еще лет десять - пятнадцать.
Мы встретились с Семмсом в дворцовом саду. Он с готовностью согласился на два предварительных условия, которые я поставил ему: во-первых, на встречу с адмиралом Ларионовым он должен отправиться один, без сопровождающих и, во-вторых, о том, что он увидит и услышит во время этого визита, он не расскажет никому и никогда. Зная Семмса, по воспоминаниям его современников, как человека чести, я был уверен, что он сдержит свое слово.
Вертолет, который приземлился на специально выделенной площадке неподалеку от дворца, ожидаемо произвел на Семмса ошеломляющее впечатление. При виде винтокрылой машины с глухим рокотом летящей в нашу сторону, он изумленно схватил меня за рукав и воскликнул, - Мой Бог, что это, мистер Тамбовцефф?
Я постарался объяснить Семмсу, что это всего-навсего наше транспортное средство, на котором мы путешествуем на дальние расстояния. Не знаю, то ли мои объяснения, то ли самообладание самого адмирала, помогли ему справиться с волнением, но Семмс храбро шагнул в дверь вертолета, и во время взлета и полета старался сохранять спокойствие. Лишь бледное лицо и напряженная поза свидетельствовали, что Семмс чувствует себя не в своей тарелке.
Когда вертолет завис над "Адмиралом Кузнецовым", я жестом предложил Семмсу посмотреть в иллюминатор. Он взглянул, и изумился еще больше, чем при виде вертолета. Действительно, на людей XIX века наш авианосец производил неизгладимое впечатление.
Вот, наконец, мы и приземлились. Открылась дверь, я встал с места и торжественно сказал Семмсу, - Адмирал, добро пожаловать на борт тяжелого авианесущего крейсера "Адмирал Кузнецов"!
Выйдя с вертолета, Семмс замер на месте. В нос нам ударил запах аэродрома. Этот непередаваемый аромат который, издают реактивные самолеты. Для меня этот запах был привычен, а вот для нашего гостя... Кроме всего прочего, он был ошеломлен размерами нашего корабля, самолетом, стоящим на палубе, и буксировщиком, неторопливо проехавшим мимо нас. Я огляделся, вокруг кипела повседневная жизнь большого военного корабля.
Подошедший к нам вахтенный офицер предложил нам следовать за ним. По дороге Семмс, так и не пришедший в себя от изумления, озирался по сторонам. Я понял, что ему очень хочется задать мне много вопросов, но он сдерживается изо всех сил и молча взирает на наши чудеса.
В адмиральском салоне нас встретил Виктор Сергеевич Ларионов. Он пожал руку адмиралу Семмсу, и сказал, что очень рад познакомиться с таким известным и талантливым человеком, два года державшим в страхе весь военно-морской и торговый флот северян. Семмс, в свою очередь, поблагодарил адмирала Ларионова за приглашение, и выразил свое восхищение победами его эскадры над турками и англичанами.
Когда протокольная часть встречи закончилась, Виктор Сергеевич предложил Семмсу присесть, угостил его рюмочкой русской водки, и разрешил курить.
- Мистер Семмс, - сказал адмирал Ларионов, - сейчас корабли нашей эскадры и Черноморского флота Российской империи занимаются тем же, чем занимались вы во время войны с северянами. Они действуют на торговых путях в Средиземноморье, перехватывая британские корабли. Вы ведь знаете, что Англия совершила акт агрессии против наших кораблей в греческом порту Пирее, а после разгрома их флота, стала захватывать российские торговые суда в водах, прилегающих к британским островам. Мы вынуждены ответить на это откровенное пиратство.
- Мистер Ларионофф, ответил Семмс, - вы напомнили мне о лучших годах моей жизни, когда моя "Алабама" в водах двух океанов воевала за свободу и независимость Конфедеративных Штатов Америки. Печально, что все наши усилия не привели к победе.
- Да, мистер Семмс, - ответил Виктор Сергеевич, - я понимаю ваши чувства. Весь Юг героически сражался против захватчиков, но противник оказался значительно сильнее. Не всегда правое дело побеждает. К сожалению...
- Мистер Ларионофф, - воскликнул изумленный Семмс, - так вы сочувствуете нам, а не...
- Именно так, - вступил я в беседу, - мы считаем, что помощь, которую оказала России правительству президента Линкольна, была серьезной ошибкой российской дипломатии.
- Мистер Тамбовцефф, - но ведь это была официальная позиция вашего канцлера! И ваши две эскадры, прибывшие в порты северян, сыграли немалую роль в их победе.
- Мистер Семмс, - сказал адмирал Ларионов, - с уходом из политики канцлера Горчакова, изменился и вектор этой политики. Я согласен с Александром Васильевичем, поддержка Россией северян - серьезная ошибка. С нашей точки зрения, КША были бы предпочтительнее для России, чем нынешние САСШ. Не буду пока развивать эту тему, но поверьте нам, мистер Семмс, это действительно так.
- Как поздно, как все поздно... - с горечью в голосе сказал Семмс. - почему в России пришли к подобной мысли только сейчас? Если бы вы появились каких-нибудь тринадцать-четырнадцать лет назад...
- Да, упущенное время не вернешь, - сказал я, - но побежденный может считаться побежденным лишь тогда, когда он потеряет последнюю надежду на победу.
- Надежду... - сказал Семмс, - но ведь этого слишком мало. Хотя, надежда умрет лишь тогда, когда будет похоронен последний солдат Конфедерации. А пока мы живы, мы никогда ничего не забудем, и ничего никогда не простим...
- Мистер Семмс, - сказал адмирал Ларионов, - поверьте нам, если Конфедерация снова попытается с оружием в руках начать борьбу за свою свободу, то в этом случае наши симпатии будут на вашей стороне.
- Только симпатии? - встрепенулся Семмс. - Или кое-что более весомое?
- Все будет зависеть от обстоятельств, - ответил Виктор Сергеевич. - Но, я полагаю, что вы, мистер Семмс, не правомочны решать подобные вопросы.
- Позвольте узнать, мистер Семмс, - спросил я, - как самочувствие мистера Джефферсона Дэвиса? Я слышал, что он так и не смирился с поражением и живет в бедности, пишет воспоминания о своей жизни и о своем президентстве в году войны.
- Я не виделся с ним много лет, - сказал Семмс. - Но у нас есть общие знакомые... Мистер Тамбовцефф, вы полагаете, что...
- Да, мистер Семмс, мы были бы рады встретиться - разумеется, неофициально, - с Джефферсоном Дэвисом. Мы будем не против, если вы сообщите ему о нашем сегодняшнем разговоре. И не только о нем. Я полагаю, что как контр-адмирал и бригадный генерал вы оцените морскую и сухопутную мощь Югороссии.
После этих слов я включил видеозапись, на которой наши телевизионщики из "Звезды" запечатлели эпизоды высадки десанта на острове Лемнос, прорыва нашей эскадры через Проливы, захват султанского дворца и морское сражение у Пирея.
На плазменной панели появилось изображение кораблей эскадры, ведущих огонь по турецким укреплениям, боевые машины пехоты, на ходу ведущие огонь из пушек, штурмующие береговые батареи, спецназовцев в боевой раскраске, палящих из автоматов по турецким аскерам.
Адмирал Семмс был потрясен увиденным. Он, словно зачарованный не отводил взгляда от экрана. Горячие и тонущие британские броненосцы, мокрый и дрожащий сын королевы Виктории, выловленный из воды, взлетающие с палубы "Кузнецова" самолеты, все это было для него чем-то вроде волшебной сказки.
- Мистер Ларионофф, мистер Тамбовцефф, - что это?! - воскликнул потрясенный Семмс.
- Это, мистер Семмс, наши флот и армия. Как видите, наших сил достаточно для того, чтобы справиться с любым противником. И об этом вы тоже сообщите мистеру Джефферсону Дэвису. Надеюсь, у вас есть доверенный человек, которого вы могли бы отправить к мистеру президенту КША с весьма конфиденциальным посланием? Для успеха предприятия необходимо, чтобы все осталось в глубочайшей тайне от властей в Вашингтоне. В противном случае, жизнь мистера Дэвиса будет находиться в опасности.
Лицо Семмса стало серьезным, - Такой человек у меня есть. Когда ему отправляться?
29 (17) июня 1877 года. 20 миль к западу от Кронштадта. Борт царской яхты "Держава".
Великая княгиня Мария Александровна.
В Копенгагене мы перебрались на борт царской яхты "Держава". Здесь были большие и удобные каюты, и путешествовать на этом нарядном корабле было удобней, чем на броненосце. Впрочем, "Петр Великий" будет сопровождать нас до самого Кронштадта.
Броненосец стоял в Копенгагене недолго, ровно столько, сколько понадобилось его команде для того, чтобы загрузиться углем. Жена моего брата едва успела нанести прощальный визит своим родителям, как мы уже вышли в море, взяв курс на Петербург. С причала нам прощально помахал рукой добрейший господин Герберт Шульц. Он возвращался к своим делам, о которых посторонним знать не следует.
Я с детьми все это время находилась в своих каютах. Вместе с нами в Петербург отправилась и моя верная служанка Энн Дуглас, которая помогала мне управиться с моими малютками. Правда, похоже, что мне скоро предстоит с ней расстаться. Дело в том, что вместе с нами в Петербург отправилась и семья ее брата, Роберта Мак Нейла, ожидавшая прибытия броненосца в Копенгагене. Из столицы они все вместе поездом отправятся в Одессу. Серж Лейхтенбергский сказал, что семейство Мак Нейлов уже ждут в Константинополе, где больной женой Роберта займутся чудо-врачи с плавучего госпиталя "Енисей". Так вот, Энн хочет отправиться вместе с ними. Она сказала мне, смущаясь и краснея, что рассчитывает встретить там поручика Бесоева. При расставании он шепнул ей на ушко, что будет с нетерпением ждать ее в Константинополе. А моя верная Энн, оказывается, просто без ума от храброго и красивого "русского рыцаря". Что ж, пусть будет так. Энн заслужила себе счастье и любовь.
Путешествие морем до Кронштадта прошло без приключений. Правда, на подходе к Ревелю нас догнал небольшой шторм, и корабли немного покачало на волнах. Но волнение вскоре утихло, и до самого Кронштадта нас ничто больше не беспокоило. Когда мы вошли в воды Финского залива, у меня окончательно отлегло от сердца. Сказать по-честному, весь путь от Эдинбурга до Копенгагена, и от Копенгагена до Кронштадта, у меня было на душе неспокойно. Бог знает, что могла еще придумать гадкого моя свекровь. И хотя я понимала, что мои родные и наши могущественные друзья не дадут меня в обиду, но лишь тогда, когда я увидела в бинокль форты Кронштадта, и идущий нам навстречу прекрасный корабль под андреевским флагом, я поняла, что все страхи наши позади, и мы уже дома.
Кстати, встречал нас на подходе к Кронштадту броненосный фрегат "Герцог Эдинбургский". Прочитав на борту его название, я вздохнула - где сейчас мой непутевый Фредди? Я конечно понимала, что вряд ли увижу его на палубе фрегата, носящего его имя, но мне все же очень захотелось, чтобы именно так оно и было.
Сопровождаемые "Герцогом Эдинбургским", яхта "Держава" и броненосец "Петр Великий" подошли к фортам Кронштадтской крепости. Прогремели залпы приветственного салюта. Броненосец и фрегат присоединились к орудиям крепости, и мои малютки, до этого с любопытством наблюдавшие за большими кораблями, завизжав, бросились ко мне, как испуганные цыплятки к курице.
Ну, а дальше была торжественная встреча. Играл духовой оркестр, на пристани, украшенной российскими и андреевскими флагами, пришедшие нас встречать люди кричали ура, и махали нам руками. Нас встречал сам Управляющий Морским министерством вице-адмирал Степан Степанович Лесовский - Сам "Дядька Степан" пришел, - почтительно шепнул у меня за спиной один из офицеров яхты. Рядом с Лесовским на пристани был Главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта вице-адмирал Петр Васильевич Казакевич. Оба адмирала были одеты в парадную форму при всех орденах, которых у них было немало.
Они почтительно поцеловали руку мне, цесаревне Марии Федоровне, и дружески поприветствовали герцога Лейхтенбергского. Бедная Энн Дуглас и семья Мак Нейла, испуганные шумом, музыкой, блеском орденов и эполет, смущенно жались друг к дружке, стараясь не попадать никому на глаза. Но я попросила их быть поближе ко мне, считая, что они тоже заслужили свою долю славы и почестей. Ведь без их помощи я до сих пор была бы узницей дворца-тюрьмы "Холируд", подчиняясь капризам этой старой ведьмы миссис Вильсон.
После торжественной встречи на пристани, нас на нескольких экипажах привезли в Морское офицерское собрание, где в нашу честь был устроен банкет. Было много тостов, здравиц в нашу честь. Морские офицеры подливали шампанское и Роберту Мак Нейлу, очевидно, стараясь его напоить. Но они плохо знают шотландцев. Как оказалось, сделать это было не так уж просто.
А потом, уставших и оглушенных таким бурным выражением чувств, нас на парадном паровом катере адмирала Казакевича переправили в Ораниенбаум, где мы сели в поезд Дворцового ведомства, доставивший нас прямиком на Балтийский вокзал Санкт-Петербурга.
И вот я, наконец, в своем родном городе! Утомленные всей этой парадной шумихой, мы ехали по улицам столицы Российской империи, желая только одного - побыстрее добраться до постели, и как следует отдохнуть. Цесаревна Мария Федоровна предложила мне остановиться у нее, в Аничковом дворце. Да и моим малышам будет веселее - они могут поиграть с детьми брата.